I

По случаю этого печального события я получил еще несколько выражений сочувствия, показывающих, какой широкий отклик оно встретило, и моя обязанность - сообщить об этом.

20 марта г-жа Элеонора Маркс получила от редакции «Daily News» следующую телеграмму на французском языке: «Москва, 18 марта. Редакция «Daily News», Лондон. Благоволите передать господину Энгельсу, автору «Положения рабочего класса в Англии» и близкому другу покойного Карла Маркса, нашу просьбу возложить на гроб незабвенного автора «Капитала» венок со следующей надписью: «Защитнику прав труда в теории и борцу за их осуществление в жизни - от студентов Петровской земледельческой академии в Москве».

Г-на Энгельса просят сообщить свой адрес и стоимость венка; расходы будут ему немедленно возмещены.

Студенты Петровской академии в Москве».

К похоронам, которые состоялись 17 марта, телеграмма, конечно, запоздала.

Далее, друг П. Лавров перевел мне 31 марта из Парижа 124,50 фр. = 4.18.9 ф. ст., присланных студентами Петербургского технологического института и русскими курсистками - также для венка на могилу Карла Маркса.

В-третьих, «Sozialdemokrat» сообщил на прошлой неделе, что одесские студенты тоже изъявили желание возложить от своего имени венок на могилу Маркса.

Так как полученных из Петербурга денег с избытком хватало на все три венка, то я позволил себе купить на них и венки от Москвы и Одессы. Изготовление надписей - дело здесь довольно необычное - вызвало некоторую задержку, но все же в начале будущей недели венки будут возложены, и тогда я буду иметь возможность дать на страницах «Sozialdemokrat» отчет об израсходовании полученных денег.

Из Золингена нами получен через посредство здешнего Коммунистического просветительного рабочего общества красивый большой венок: «На могилу Карла Маркса от рабочих, занятых в производстве ножниц, ножей и шпаг в Золингене». Когда мы 24 марта возложили этот венок, мы увидели, что чьей-то святотатственной рукой отрезаны и похищены длинные шелковые красные ленты с венков от «Sozialdemokrat» и от Коммунистического просветительного рабочего общества. Жалоба, поданная в Совет управления, не помогла делу, но обеспечит, вероятно, охрану на будущее время.

Одно славянское общество в Швейцарии «выражает надежду, что в память Карла Маркса будет учрежден особый международный фонд его имени для оказания помощи жертвам великой освободительной борьбы, а также для поддержки самой этой борьбы», и посылает свой первый взнос, который я пока сохраняю у себя. Судьба этого предложения зависит, разумеется, прежде всего от того, встретит ли оно сочувствие, и поэтому я сообщаю о нем здесь.

Чтобы циркулирующим в газетах ложным слухам противопоставить факты, я сообщаю следующие краткие сведения о ходе болезни и о смерти нашего великого теоретика и вождя.

Почти совершенно излечившись благодаря троекратному курсу лечения в Карлсбаде от застарелой болезни печени, Маркс страдал только хронической болезнью желудка и нервным переутомлением, выражавшимся в головных болях и особенно - в упорной бессоннице. Оба эти недуга в той или иной мере исчезали после посещения летом морских купаний или климатического курорта и возобновлялись в более острой форме только после нового года. Хроническая болезнь горла, кашель, также, способствовавший бессоннице, и хронический бронхит беспокоили в общем меньше. Но именно от них суждено было ему изнемочь.

За четыре или пять недель до смерти своей жены он схватил вдруг жестокое воспаление плевры (плеврит), осложненное бронхитом и начинавшимся воспалением легких (пневмонией). Болезнь была очень опасна, но протекала благоприятно. Затем его отправили сначала на остров Уайт (в начале 1882 г.), а потом в Алжир. Во время путешествия была холодная погода, и он прибыл в Алжир с новым плевритом. При обычных обстоятельствах в этом не было бы ничего особенного. Но зима и весна были в Алжире холодными и дождливыми, как никогда: в апреле тщетно пытались протопить столовую! Таким образом, вместо улучшения общего состояния в итоге получилось ухудшение.

Посланный из Алжира в Монте-Карло (Монако), Маркс, из-за холодной и сырой погоды во время переезда, прибыл туда с третьим, но более легким плевритом. При этом упорно держалась скверная погода, которую он, казалось, привез с собой из Африки. Таким образом, и здесь вместо поправки - борьба с новой болезнью. В начале лета он отправился к своей дочери, г-же Лонге, в Аржантёй, и там лечился от своего хронического бронхита серными ваннами в расположенном по соседству Энгиене. Несмотря на непрерывно дождливое лето, лечение, к удовлетворению врачей, хотя и медленно, но продвигалось вперед. Врачи отправили его затем в Веве, на Женевское озеро; здесь он поправился настолько, что ему разрешили провести зиму, правда, не в Лондоне, но все же на южном побережье Англии. Здесь он собирался, наконец, снова приступить к своим работам. Когда в сентябре он вернулся в Лондон, он выглядел здоровым и, ни на что не жалуясь, часто взбирался со мной на Хэмпстедские холмы (примерно на 300 футов выше его дома). Когда стали надвигаться ноябрьские туманы, его отправили в Вентнор, на юге острова Уайт. И здесь снова дождливая и туманная погода; неизбежный результат - новая простуда, кашель и т. д., словом, расслабляющий здоровье домашний арест вместо укрепляющего движения на свежем воздухе. В это время умерла г-жа Лонге. На следующий день (12 января) Маркс приехал в Лондон уже с настоящим бронхитом. Вскоре к этому присоединилось воспаление гортани, которое почти лишило его возможности глотать. Он, умевший со стоическим равнодушием переносить величайшие страдания, предпочитал выпивать литр молока (к которому всю жизнь питал отвращение), чем принимать соответствующую твердую пищу. В феврале обнаружился нарыв в легком.

Лекарства перестали оказывать действие на этот организм, напичканный за последние 15 месяцев всякого рода медицинскими снадобьями. Они вызывали лишь ослабление аппетита и пищеварения. Он худел на глазах, чуть ли не с каждым днем. Тем не менее болезнь в общем протекала сравнительно благоприятно. Бронхит почти прошел, глотать стало легче. Врачи подавали самые лучшие надежды. Но однажды между двумя и тремя часами - это было самое удобное для него время посещений - я застал внезапно весь дом в слезах: он очень плох, наступает, видимо, конец. И все же в это утро, рассказывали мне, он с аппетитом выпил вино, молоко, поел супа. Старая верная Ленхен Демут, воспитавшая всех его детей с колыбели и живущая в доме сорок лет, поднимается в его комнату и тотчас же возвращается: «Пойдемте, он в полусне». Когда мы вошли, он уже спал, но спал вечным сном. Более легкой смерти, чем та, которую нашел Карл Маркс в своем кресле, нельзя и пожелать.

Теперь, в заключение, хорошее известие: Рукопись второго тома «Капитала» целиком сохранилась. Насколько она в данном виде пригодна для печати, я еще не могу судить, - в ней больше 1000 страниц большого формата. Но «процесс обращения капитала» как и «формы процесса, взятого в целом» - закончены в обработке, относящейся к 1867-1870 годам. Имеется начало более поздней обработки, а также обильный материал в виде критических извлечений, особенно об отношениях земельной собственности в России; из этих извлечений, вероятно, многое удастся использовать.

Согласно устному распоряжению, он назначил свою младшую дочь Элеонору и меня своими литературными душеприказчиками.

Лондон, 28 апреля 1883 г.

II

От эрфуртских социал-демократов в Аржантёйе получен красивый венок с надписью на красных лентах; к счастью, нашлось одно лицо, по случаю доставившее его; когда его возлагали на могилу, оказалось, что красные шелковые ленты золингенского венка опять украдены.

Между тем три венка от Москвы, Петербурга и Одессы были уже готовы. Чтобы воспрепятствовать похищению лент, мы были вынуждены посредством небольших надрезов по краям сделать их непригодными для дальнейшего употребления. Венки возложены были вчера. Ливень сделал эрфуртский бант непригодным для каких-либо других целей, и его благодаря этому не похитили.

Эти три венка стоили каждый по 1.1.8 ф. ст., итого, стало быть, 3.5.0 ф. ст. Таким образом, из присланных мне 4.18.9 ф. ст. осталось 1.13.9 ф. ст., которые я переслал П. Лаврову, чтобы он распорядился ими по воле жертвователей.

Смерть великого человека является прекрасным поводом для маленьких людей сколотить себе политический, литературный, да и наличный капитал. Приведу здесь лишь несколько примеров, которые должны быть преданы гласности; о многих других, относящихся к области частной переписки, не стоит и говорить.

Филипп Ван-Паттен, секретарь Центрального рабочего союза в Нью-Йорке, писал мне (2 апреля сего года) следующее: «В связи с недавней демонстрацией в честь Карла Маркса, в которой объединились все фракции, чтобы выразить свое уважение к покойному мыслителю, Иоганн Мост и его друзья заявили во всеуслышание, что он, Мост, был лично близок с Карлом Марксом, что он сделал популярным в Германии его сочинение «Капитал» и что Маркс одобрял проводившуюся Мостом пропаганду. - Мы очень высокого мнения о талантах и о деятельности Маркса, и мы не можем поверить, чтобы он сочувствовал анархистскому, дезорганизаторскому образу мыслей и действий Моста. Нельзя ли поэтому узнать ваше мнение об отношении Маркса к вопросу: анархия и социал-демократия? Несвоевременная и нелепая болтовня Моста уже вызвала большое замешательство, и для нас крайне неприятно слышать, что столь высокоавторитетное лицо, как Маркс, одобряло подобную тактику».

Я ответил на это 18 апреля следующим письмом, которое перевожу здесь на немецкий язык: «Мой ответ на ваш вопрос от 2 апреля об отношении Карла Маркса к анархистам вообще и к Иоганну Мосту в частности будет краток и ясен.

Маркс и я с 1845 г. держались того взгляда, что одним из конечных результатов грядущей пролетарской революции будет постепенное отмирание политической организации, носящей название государство. Главной целью этой организации всегда было обеспечивать при помощи вооруженной силы экономическое угнетение трудящегося большинства особо привилегированным меньшинством. С исчезновением этого особо привилегированного меньшинства исчезнет и необходимость в вооруженной силе угнетения, в государственной власти. Но в то же время мы всегда держались того взгляда, что для достижения этой и других, гораздо более важных целей грядущей социальной революции рабочий класс должен прежде всего овладеть организованной политической властью государства и с ее помощью подавить сопротивление класса капиталистов и организовать общество по-новому. Это можно прочесть уже в «Коммунистическом манифесте», написанном в 1847 г., глава вторая, заключительная часть.

Анархисты ставят все на голову. Они заявляют, что пролетарская революция должна начать с упразднения политической организации государства. Но единственная организация, которую пролетариат застает в готовом виде после своей победы, - это именно государство.

Правда, эти государство требует очень значительных изменений, прежде чем оно сможет выполнять свои новые функции. Но разрушить его в такой момент - значило бы разрушить то единственное орудие, посредством которого победоносный пролетариат может использовать только что завоеванную им власть, подавить своих капиталистических противников и провести ту экономическую революцию общества, без которой вся победа должна была бы закончиться новым поражением и массовым убийством рабочих, как то было после Парижской Коммуны.

Надо ли мне специально заявлять, что Маркс выступал против этого анархистского вздора с первого же дня, как только его преподнес в нынешней форме Бакунин? Об этом свидетельствует вся внутренняя история Международного Товарищества Рабочих. Начиная с 1867 г. анархисты стремились при помощи самых гнусных средств захватить руководство Интернационалом; Маркс был главным препятствием на их пути. На Гаагском конгрессе, в сентябре 1872 г., пятилетняя борьба закончилась исключением анархистов из Интернационала; и человеком, который больше всего способствовал этому исключению, был Маркс. Наш старый друг Ф. А. Зорге из Хобокена, присутствовавший там в качестве делегата, может сообщить вам, если вы пожелаете, дальнейшие подробности.

Теперь об Иоганне Мосте.

Кто утверждает, будто Мост, с тех пор как он стал анархистом, имел какую бы то ни было связь с Марксом или получал от Маркса какую-нибудь поддержку, тот либо обманут, либо сам заведомо лжет. После появления первого номера лондонской «Freiheit» Мост не более одного-двух раз заходил к Марксу или ко мне. Мы у него тоже не бывали, а также никак и нигде не встречались даже случайно. В конце концов мы даже вовсе перестали подписываться на его газету, потому что в ней «решительно вовсе уж ничего» не было. К его анархизму и к его анархистской тактике мы относились с таким же презрением, как и к людям, у которых он тому и другому научился.

Будучи еще в Германии, Мост опубликовал «популярное» изложение «Капитала» Маркса²³⁶. Маркса попросили просмотреть это изложение для второго издания. Я проделал эту работу совместно с Марксом. Мы убедились, что если не желаем написать всю вещь с начала до конца заново, то не остается ничего лучшего, как выбросить хотя бы самые грубые нелепости Моста. Маркс разрешил вставить свои поправки лишь под тем непременным условием, чтобы его имя никогда не было ни в какой мере связано даже с этим исправленным изданием макулатуры Иоганна Моста.

Вы можете, если угодно, опубликовать это письмо».

От Америки перейдем к Италии.

Года два назад один молодой итальянец, г-н Акилле Лориа из Мантуи, прислал Марксу свою книгу о земельной ренте²³⁷, приложив написанное по-немецки письмо, в котором называл себя его учеником и поклонником; он переписывался с ним еще некоторое время. Летом 1882 г. он приехал в Лондон и дважды навестил меня. При втором его посещении я имел случай всерьез высказать ему свое мнение по поводу того, что в одной появившейся тем временем брошюре²³⁸ он бросил Марксу упрек, будто тот умышленно неверно цитирует.

Теперь этот человечек, позаимствовавший свою мудрость у немецких катедер-социалистов, пишет статью о Марксе в «Nuova Antologia»²³⁹ и имеет бесстыдство прислать отдельный ее оттиск мне, «своему высокоуважаемому другу» (!!). В чем состояло бесстыдство, покажет нижеследующий перевод моего ответа (я писал ему на его родном языке, ибо его немецкий был еще хуже моего итальянского): «Я получил Вашу статейку о Карле Марксе. Вы вольны, конечно, подвергать его учение Вашей строжайшей критике и даже совсем не понимать его; Вы вольны дать очерк биографии Маркса, представляющий чистейшую фантазию. Но в чем Вы не вольны и чего я никогда никому не позволю, это возводить клевету на характер моего покойного друга.

Уже в одной прежней работе Вы позволили себе обвинить Маркса в том, будто он умышленно неверно цитировал. Когда Маркс прочел это, он сравнил свои и Ваши цитаты с оригиналами и сказал мне, что его цитаты верны и если кто-либо здесь умышленно неверно цитирует, то это Вы. И когда я вижу, как Вы теперь цитируете Маркса, как у Вас хватает бесстыдства заставлять его говорить о «прибыли» там, где он говорит о «прибавочной стоимости», - причем он неоднократно предупреждает против ошибочного мнения, будто это одно и то же (что к тому же г-н Мур и я разъяснили Вам устно уже здесь, в Лондоне), - то я знаю, кому я должен доверять и кто умышленно неверно цитирует.

Но это лишь мелочь по сравнению с Вашим «твердым и глубоким убеждением... что над всеми ими» (учениями Маркса) «господствует сознательный софизм»; что Маркс «не останавливался перед ложными заключениями, отлично зная, что они ложны»; что он «часто был софистом, желавшим за счет истины прийти к отрицанию существующего строя», и что он, по выражению Ламартина, «играл ложью и истиной, как дети играют в бабки».

В Италии, стране античной цивилизации, это, быть может, и могло сойти за комплимент.

Возможно, что и среди катедер-социалистов нечто подобное считается большой похвалой, так как эти бравые профессора никогда не смогли бы сочинить свои бесчисленные системы иначе, как «за счет истины». Мы же, революционные коммунисты, смотрим на дело иначе.

Мы рассматриваем такие утверждения как позорящие обвинения, а так как мы знаем, что они вымышлены, то мы швыряем их обратно их автору, который такими выдумками опозорил лишь самого себя.

Мне кажется, Вашей обязанностью было сообщить читателям, в чем же собственно состоит этот знаменитый «сознательный софизм», господствующий над всеми учениями Маркса.

Но напрасно я ищу его. Nagott! (Крепкое ломбардское выражение: ровно ничего.)

Какую нужно иметь мелкую душонку, чтобы вообразить себе, будто такой человек, как Маркс, «постоянно угрожал своим противникам вторым томом», написать который «ему и в голову не приходило»; будто этот второй том - не что иное, как «хитрая уловка Маркса, посредством которой он избегал научных аргументов». Этот второй том у меня в руках и вскоре будет опубликован. Тогда, может быть, Вы поймете, наконец, и разницу между прибавочной стоимостью и прибылью.

Немецкий перевод этого письма появится в ближайшем номере цюрихского «Sozialdemokrat ».

Имею честь приветствовать Вас со всеми теми чувствами, каких Вы заслуживаете».

Пока этим и ограничимся.

Лондон, 12 мая 1883 г.

Написано Ф. Энгельсом Напечатано в газете «Der Sozialdemokrat» №№ 19 и 21; 3 и 17 мая 1883 г.

Подпись: Фридрих Энгельс

Печатается по тексту газеты

Текст писем сверен с рукописями

Перевод с немецкого

ИЗ РУКОПИСНОГО НАСЛЕДСТВА К. МАРКСА и Ф. ЭНГЕЛЬСА ³⁶⁵

Собрание сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса

Том 19

Ф. ЭНГЕЛЬС. К СМЕРТИ КАРЛА МАРКСА 355-362
I 355
II 358