От автора

      Перед тем как написать эту книгу, я побывала в маленьком городке Кировского края - Уржуме.
      Слово "Уржум" по-марийски значит: "увидел белку". Жители Уржума рассказывают, что когда-то, много лет тому назад, здесь, в дремучих лесах, водилось много белок.
      Из Ленинграда в Уржум ехать нужно долго: сначала на поезде до города Кирова, а потом 165 километров на лошадях. Это зимой. Летом можно ехать на пароходе от города Кирова до самого Уржума.
      Я отправилась в Уржум зимой. Реки замерзли, и оставалось одно: нанять лошадей. Ямщик мне попался старый и неразговорчивый. Лошаденка у него была рыжая, маленькая и мохнатая. В низкие широкие розвальни он наложил много сена.
      Зимы в этих местах суровые. Закутанная в теплый платок, в огромном тулупе и валенках выше колен, влезла я в розвальни, и мы тронулись в путь.
      - Эй, дедушка, когда в Уржуме будем? - крикнула я своему ямщику.
      - В Уржуме? Больно прыткая! Сесть еще не успела, - пробурчал старик.
      Так он мне ничего и не ответил. А когда я снова попробовала завести разговор, он только покосился на меня через плечо и зачмокал на лошадь:
      - Ну ты, хохряк! Шевели ногами!
      Полозья саней резко поскрипывали на поворотах, под дугой позванивал колокольчик. Я дремала. Проснулась от сильного толчка. Дорога шла под гору. Справа виднелась замерзшая речонка. Избы, занесенные чуть ли не до самых крыш снегом, казались издали сугробами, из которых торчат трубы и радиоантенны.
      - Колхоз "Новый путь", - сказал ямщик не оборачиваясь. - Здесь поить будем!
      Мы привернули к первой избе, и я выбралась из сена. В колхозе мы переночевали, а на рассвете - снова в путь.
      Едешь, едешь - все одно и то же. Надоест глядеть - зажмуришься, подремлешь, а как откроешь глаза - опять то же самое. Сосны да елки, елки да сосны, словно мы и с места не трогались. Вдоль дороги торчат из снега полосатые верстовые столбы. Перегоны здесь длинные. Пока от одного колхоза до другого доберешься, столбов десять насчитаешь, а то и больше.
      Еду-еду я и все думаю: что же это за город такой - Уржум? Знакомых у меня там нет, и еду я туда в первый раз...
      Одно только мне известно: есть в Уржуме маленький домик, где родился и жил замечательный человек, которого знает вся наша страна. Нет у нас города, в котором бы не было улицы, завода, школы или пионерского отряда его имени. Звали этого человека Сергей Миронович Киров.
      Хорошо бы разыскать в Уржуме школу, где он учился. Может быть, в одном из классов до сих пор еще стоит поцарапанная, облупившаяся парта, на которой он сидел.
      Может, найдутся в Уржуме и люди, которые знали его с детства.
      - Дедушка! - спрашиваю ямщика. - Скоро ли в Уржум-то приедем?
      - Потерпи еще малость.
      Так мы ехали четыре дня, а на пятые сутки под вечер впереди засверкали веселые огоньки.
      - Вот тебе и Уржум! - сказал ямщик.
      Лошаденка бойко затрусила вниз, и скоро мы въехали на базарную площадь. Здесь было пусто и тихо, только большая косматая собака бегала между ларьками, вынюхивая снег, да на крыльце возле кооператива дремал сторож, завернувшись в бараний тулуп.
      Мой ямщик снял заскорузлые варежки, сунул их за пояс и, обернувшись ко мне, неожиданно заговорил. Я никак не думала, что он такой разговорчивый.
      - А зовут меня Тимофей Палыч, - сказал ямщик. - Мы здешние, уржумские... Проживаем здесь семьдесят два года. Каждый столбик, каждый камешек я тут знаю. Вот, к примеру сказать, кто в этом дому живет? Не знаешь? А я знаю. Живет здесь учитель Спасский, Владислав Павлович. Он здешний, уржумский, отец его доктором у нас был. Вон, видишь, у него в окошке свет горит. Поздно ложится. А тут наискосок кто жил? Жил тут купец Царегородцев. Он от каменной болезни помер. Криком кричал на всю улицу... А вон там, под горой, где забор белый каменный, арестный дом стоял, - там теперь, кажись, склады... А вот в этом доме, в низку - лавка купца Харламова и почта помещались. Богатейший был человек купец Харламов. - Старик причмокнул и покрутил головой. - У него в лавке три лампы-молнии горели. Двух приказчиков и мальчишку держал. Теперь в этом помещении советская власть Дом колхозника устроила... Вылезай, пассажирка, приехали.
      Старик дернул за проволоку от колокольчика у ворот двухэтажного каменного дома. Минуты через две нам открыла ворота женщина, закутанная в большой пуховый платок. Старик остался на темном дворе распрягать лошадь, а я пошла за женщиной в дом.
      - Вы откуда едете? - спросила она меня, когда мы вошли в контору.
      - Из Ленинграда.
      - В командировку или на работу к нам?
      - В командировку. Хочу написать книжку о детстве товарища Кирова. Надо вот людей найти, которые его знали.
      Женщина всплеснула руками.
      - В этом деле я вам очень могу помочь! Через улицу живет один гражданин, по фамилии Самарцев, по имени-отчеству Александр Матвеевич. Они с Сергей Мироновичем росли вместе, - так этот человек вам много чего рассказать может.
      Я обрадовалась.
      - Как бы мне к нему поскорей попасть? Я бы хоть сейчас пошла.
      В эту минуту в контору вошел мой ямщик.
      - Тимофей Палыч, - сказала женщина, - не отведешь ли свою пассажирку на улицу Свободы к Самарцеву? Я бы и сама свела, да нынче я дежурная.
      - А по-старому это какая улица будет? Полстоваловская, что ли? - спросил ямщик.
      - Ну да, Полстоваловская, а теперь улица Свободы.
      - Что ж, отвести можно. Здесь рукой подать.
      Через полчаса ямщик повел меня на Полстоваловскую. Падал густой снег. Узенькие мостки вдоль домов были бугристые и скользкие. Снегу намело чуть не до окон.
      - Ишь, какая распута началась. Хорошо, во-время приехали, а то застряли бы в дороге.
      Мы прошли две маленькие улочки, очень похожие одна на другую, и свернули влево.
      - Ну, вот и добрались, - сказал старик, остановившись возле старого деревянного дома. - Давай, пассажирка, стучать. Пускай хозяева гостей принимают.
      Дверь нам открыла маленькая седая старушка с вязаньем в руках.
      - Самарцевы еще не спят? - спросил старик.
      - Да, кажись, уж легли...
      Ямщик мой шагнул вперед.
      - Как это легли? Разбудить надо. Она, небось, из Ленинграда приехала!
      В дальней комнате кто-то закашлял, и хриплый мужской голос спросил:
      - Кто там?
      - А вы разве не спите, Александр Матвеевич? - сказала старушка. - К вам тут из Ленинграда пришли, то есть приехали.
      В комнате еще раз кашлянули. Потом заскрипел отодвинутый стул, и в кухню, щурясь на свет, вошел высокий седой человек в белой косоворотке и в черных валенках.
      - Прошу вас в комнату, - сказал он. - Чем могу быть вам полезен?
      Я объяснила, зачем приехала.
      - Ну что ж, расскажу все, что знаю. Мы с Сережей вместе росли. Я его в детстве Серьгой звал. Настоящая фамилия его Костриков. На этой самой улице мы с ним жили, через один дом отсюда... Только вот говорить-то я, к сожалению, не мастер... Ну, да уж как умею!..
      Много чего рассказал мне в этот вечер Александр Матвеевич Самарцев.
      Поздно ушла я от него. Нигде уж огни не горели. Весь Уржум спал тем глубоким сном, каким спят глухие деревни зимней ночью. И так же, как в деревне, где-то во дворах лаяли собаки.
      А утром я пошла смотреть маленький домик рядом с Самарцевским - ночью его не разглядеть было.
      Домик старый, бревенчатый, потемневший от времени, глубоко осевший в землю. Тусклые стекла подвальных окошек еле поблескивают над землей.
      Походила я по улицам, зашла в школу, где раньше было Уржумское городское училище, а вечером повел меня Александр Матвеевич к людям, которые хорошо знали Сергея Мироновича Кирова, когда он был еще Сережей Костриковым. Одни из них знали его ребенком, другие с ним в школе учились, третьи встречали его уже юношей. Рассказы этих людей очень помогли мне в работе над книжкой.
      Но больше всего узнала я о детстве Сергея Мироновича Кирова от его сестер, Анны Мироновны и Елизаветы Мироновны.

Еще произведения автора: