Революционная борьба рабочих оказала своё влияние и на крестьянство, недовольство которого продолжало расти. Главной причиной этого недовольства было то, что крестьяне, у которых при «освобождении» помещики отрезали лучшую часть земли, вынуждены были арендовать помещичью землю за «отработки» или за половину урожая. Попрежнему крупнейшие помещичьи имения — латифундии — препятствовали развитию крестьянского хозяйства, «...суть дела,— писал Ленин,— состоит в том, что на одном полюсе русского землевладения мы имеем 1072 миллионов дворов (около 50 млн. населения) с 75 млн. десятин земли, а на другом полюсе тридцать тысяч семей (тысяч около полутораста населения) с 70 млн. десятин земли» (Ленин, Соч., т. 15, стр. 63).

Таким образом, в среднем на одну крестьянскую семью приходилось 7 десятин, а на одну дворянскую латифундию 2 333 десятины, т. е. в 333 раза больше. Эксплуатация в старой крепостнической форме давила крестьян и разоряла их. После страшного голода 1891—1892 гг. крестьяне до 1900 г. пережили ещё три голодных и два близких к голодным года. Осенью и зимой 1901 —1902 гг. голод повторился. Нуждой крестьян пользовались кулаки, чтобы закабалить бедняков. Они захватили в свои руки почти половину крестьянских посевов.

Вследствие роста крестьянского населения земельный надел крестьян к началу XX в. уменьшился наполовину. Земельная нужда крестьян росла и заставляла их брать в аренду помещичьи и кулацкие земли по очень высоким ценам. В некоторых местах арендные цены на землю оказывались выше дохода с участка, так как арендные цены росли, а доходы, особенно в неурожайные годы, падали.

Обнищание основной массы крестьян росло. Это сказалось на росте недоимок. В некоторых уездах крестьяне не уплатили податей за 3—4 года. Разорённые и обнищавшие крестьяне стали бороться за уничтожение помещичьего землевладения.

Под влиянием промышленного кризиса и агитации революционных социал-демократов массовое рабочее движение сделало новый шаг вперёд, перейдя от экономических стачек к политическим стачкам и демонстрациям.

Первыми вышли на улицу с красными знамёнами и лозунгами «Долой самодержавие!» рабочие и студенты Харькова 1 мая 1900 г. Демонстрация произвела сильное впечатление на рабочих всей России. После забастовки рабочих железнодорожных мастерских в Тифлисе в августе 1900 г. товарищ Сталин в своей прокламации призывал рабочих, к открытой революционной борьбе. Первым открытым революционным выступлением тифлисских рабочих была организованная товарищем Сталиным в апреле 1901 г. демонстрация, в которой участвовало до 2 тыс. рабочих.

В 1901 г. волна первомайских демонстраций и стачек прокатилась по всей стране. Особенно значительными были события на военном Обуховском заводе (около Петербурга — теперь завод «Большевик»), получившие название «Обуховской обороны».

1 мая 1901 г., в результате агитации социал-демократов, на этом заводе из 6 тыс. рабочих не вышло на работу 1 200 человек. Администрация уволила наиболее активных и передовых рабочих. Приказ администрации вызвал забастовку протеста, начавшуюся 7 мая. Рабочие настаивали на обратном приёме бастовавших и на увольнении нескольких ненавистных мастеров. Помощник начальника завода вызывающе заявил: «Вы, пожалуй, ещё предъявите требования об увольнении министров».— «Не только министров, но и царя!» — отвечали рабочие. На завод были вызваны полиция и войска. Чтобы не пропустить их, рабочие построили баррикады. На солдат со всех сторон сыпался град камней, поленьев, обломков железа. Войскам и полиции пришлось брать заводские общежития штурмом. Активное участие в обороне принимали женщины.

Явное правовое неравенство женщин по сравнению с мужчинами вызвало в наиболее прогрессивных женских слоях требование политических прав, чтобы законодательным путем добиваться равноправия. Та же мысль руководила рабочим классом, когда он направил свою агитацию на завоевание политической власти. Что правильно для рабочего класса, то не может быть неправильно для женщин. Угнетенные, бесправные, униженные, они имеют не только право, но это и их обязанность — защищаться и хвататься за всякое кажущееся им хорошим средство, чтобы завоевать себе независимое положение. Против этих стремлений, естественно, опять-таки поднимаются крики реакционных жаб. Посмотрим, по какому праву.

Умственно выдающиеся женщины в различные эпохи и у различных народов умели играть значительную политическую роль даже там, где в их руках, как цариц, не было государственной власти. От этого не был свободен даже папский двор. Если они не могли добиться влияния прямо и путем принадлежащих им прав, то они добивались его путем своего духовного перевеса и даже коварством и интригами. Особенно велико было их влияние в течение целых столетий при французском дворе, но не меньшим оно было при испанском и итальянском дворах. Так, в конце XVII столетия при дворе Филиппа V испанского старшая фрейлина Мария Тремуилъская, герцогиня Грацианская и княгиня Урсинская, была в течение 13 лет первым министром Испании и все это время превосходно руководила испанской политикой. Королевские любовницы также нередко удивительно хорошо умели обеспечить себе огромное политическое влияние; мы напомним лишь общеизвестные имена: Ментенон, любовницы Людовика XIV, и Помпадур, любовницы Людовика XV. Великое духовное движение, развернувшееся в XVIII столетии под влиянием Монтескье, Вольтера, д'Аламбера, Гольбаха, Гельвеция, Ламеттри, Руссо и многих других, затронуло и женщин. Возможно, что многие из них следовали в данном случае моде или своей склонности к интригам или какие-нибудь другие не всегда достойные мотивы толкали их в это движение, которое подвергало сомнению справедливость всех основ государства и феодального общества и подрывало под ними почву, но несомненно, что значительное число женщин приняло в нем участие из живого интереса и воодушевления, вызванного великою целью. Еще за несколько десятилетий до взрыва великой революции, которая пронеслась над Францией, как очистительная буря, разнесла и низвергла все старое и была встречена с восторгом передовыми умами всего культурного мира, — уже тогда женщины массами стремились в научные и политические клубы, в которых философские, естественнонаучные, религиозные, социальные, политические вопросы обсуждались с неслыханной до тех пор смелостью, и участвовали в дебатах.

Социальная зависимость расы, класса или пола всегда получает свое выражение в законах и политических учреждениях данной страны. Законы — формулированное в параграфах выражение господствующих интересов, которое возводится в право страны. Женщинам, как зависимому, угнетенному полу, уделено соответствующее положение в праве. Законы имеют отрицательный и положительный характер: отрицательный, поскольку они игнорируют угнетенного при распределении прав; положительный, поскольку они указывают на его угнетенное положение и определяют те или другие исключения.

Наше общее право основывается на римском праве, которое знает человека лишь как собственника. Древнее германское право, относившееся к женщине более достойно, лишь отчасти сохранило свою силу. Во французском языке человек и мужчина обозначается одним и тем же словом «rhomme», а в английском — «man», точно так же. французское право знает человека лишь как мужчину, и подобным же образом обстояло дело несколько десятков лет тому назад в Англии, где женщина находилась в рабской зависимости от мужчины. Так некогда было и в Риме. Существовали римские граждане и жены римских граждан, а не было гражданок.

В Германии правовое положение женщины улучшилось в том отношении, что пестрое разнообразие правовых отношений заменилось единым гражданским правом, благодаря чему на всю Германию распределились права, которыми женщина пользовалась в том или другом месте. Незамужняя женщина стала допускаться к опекунству; женщины получили право выступать свидетелями при заключении браков и при составлении духовных завещаний; далее, женщина получила полную деловую правоспособность; то есть право заключать договоры, за исключением личных обязательств (как жены); точно так же она не может без согласия мужа брать на себя опеку. Обязательства брачной общности существуют для обеих сторон, если только требование одной стороны не является злоупотреблением правами другой. Но если появляются разногласия во взглядах супругов, то решающий голос принадлежит мужчине, ему же принадлежит право решать вопрос о местожительстве и квартире. Злоупотребление правом со стороны мужа освобождает женщину от повиновения. Руководство домом принадлежит одной жене, она обладает так называемой властью ключей, в силу которой она может в домашнем кругу заботиться о делах мужа и выступать как его представитель.

Таким образом, нельзя утверждать, что женщины по величине их мозговой массы ниже мужчин, но тем не менее, не следует удивляться, что в настоящее время женщины в умственном отношении таковы, каковы они есть. Дарвин имел, конечно, право сказать, что со списком выдающихся мужчин в поэзии, живописи, скульптуре, музыке, науке и философии не может выдержать сравнения подобный же список выдающихся женщин в тех же областях. Но разве может быть иначе? Было бы удивительно, если бы дело обстояло по-другому. Потому и доктор Додель (Цюрих)^[218] замечает, что все было бы не так, если бы в течение ряда поколений женщины и мужчины одинаково воспитывались и им была бы дана одинаковая возможность упражняться в этих искусствах и науках. Женщина в среднем слабее мужчины и физически, но этого нет у многих диких народов.^[219] Чего можно достигнуть упражнением и воспитанием с молодых лет, видно на примере акробаток и наездниц, которые совершают поразительные вещи в смысле мужества, бесстрашия, ловкости и телесной силы.

Так как подобное развитие является делом жизненных условий и воспитания, или, выражаясь грубо естественнонаучно, делом «выращивания», то можно считать несомненным, что физическая и духовная жизнь людей приведет к самым лучшим результатам, как только человек внесет в свое развитие сознательность и целесообразность.

Развитие растений и животных зависит от условий их существования, причем благоприятные условия способствуют их развитию, неблагоприятные задерживают, а насильственные вмешательства заставляют изменять их сущность и характер, если они под их влиянием не погибают. С человеком происходит то же самое. Способ, каким человек поддерживает свое существование, влияет не только на его внешность, но и на его чувства, мысли и поступки. Если неблагоприятные условия существования людей, то есть недостатки социального положения, являются причиной недостаточного индивидуального развития, то отсюда следует, что изменением условий своего существования, или своего социального положения, человек изменяет самого себя. Речь идет, таким образом, о том, чтобы создать такие социальные условия, при которых каждый человек получает возможность полного беспрепятственного развития своего существа, при которых законы развития и приспособления, получившие после Дарвина название дарвинизма, сознательно и целесообразно применяются ко всем людям. Но это возможно лишь при социализме.

Немного десятилетий тому назад в каждом бюргерском и крестьянском доме считалось само собой понятным, чтобы женщина не только шила, вязала и стирала, хотя и это уже давно вышло из моды, но и пекла хлеб, пряла, ткала, белила, варила пиво, мыло и свечи. Считалось безграничным расточительством сшить одежду вне дома. Водопроводы, газ, газовые или керосиновые кухни и т. д., не говоря уже об электричестве, наряду с многочисленными другими существующими ныне устройствами для дома и кухни были неизвестны. Конечно, и теперь еще существуют устарелые порядки, но они — исключения. Большинство женщин не выполняет многих домашних дел, считавшихся прежде необходимыми, так как промышленность устраивает это лучше, практичнее и дешевле, чем это может сделать хозяйка, и потому в домах нет, по крайней мере в городах, надлежащих для этого устройств. Итак, в течение немногих десятилетий в нашей семейной жизни совершилась великая революция, на которую мы только потому обращаем так мало внимания, что считаем ее чем-то само собой понятным. Изменения, происходящие, так сказать, на глазах человека, не замечаются им, если они не предстанут перед ним внезапно и не нарушат его обыденного порядка, но он восстает против мнений, грозящих вырвать его из старых привычек.

Эта революция, происшедшая в нашей домашней жизни и идущая постоянно вперед, существенно изменила положение женщины в семье еще и в другом направлении: женщина стала свободнее, независимее. Наши бабушки, жены почтенных мастеров, даже и не думали о том, чтобы, к примеру, подмастерье и ученики не обедали за одним с ними столом. Но зато они и не осмеливались думать, чтобы посещать концерты и увеселительные места в будни. И какая из тех добрых старых женщин посмела бы вмешиваться в общественные дела, как это делают теперь многие женщины? Основываются общества с самыми различными целями, содержатся и организуются газеты, созываются конгрессы. Как работницы, женщины объединяются в профессиональные союзы, посещают собрания и общества мужчин, они уже получали в некоторых местах право участвовать в выборах промышленных судов — мы говорим здесь о Германии, — право, в котором им отказало реакционное большинство рейхстага в 1890 году.

Какой педант захотел бы уничтожить описанные выше изменения, хотя нужно признаться, что наряду со светлыми сторонами существуют и темные, связанные с нашими переходными и разлагающимися условиями жизни, но преобладают все же светлые стороны. И сами женщины, как бы они до сих пор в большинстве ни оставались консервативными, совсем не имеют склонности вернуться к старым, узким, патриархальным условиям прежних времен.

Стремление женщины к самостоятельному заработку и личной независимости до известной степени признается справедливым буржуазным обществом точно так же, как стремление рабочих к свободе. Главная причина такого сочувствия лежит в классовом интересе буржуазии. Буржуазии нужно полное освобождение мужских и женских рабочих сил, чтобы можно было довести производство до высшего его развития. По мере того как совершенствуются машины и техника, процесс работы все более распадается на отдельные части и требует меньшего технического навыка и силы; с другой стороны, усиливается конкуренция между промышленниками и ведется конкурентная борьба между промышленными областями, между странами и между частями света; вместе со всем этим все более растет и потребность в рабочей силе женщины.

Специальные причины, ведущие к постоянному увеличению женского труда в постоянно возрастающем числе различных отраслей промышленности, были изложены уже выше. Женщина наряду с мужчиной или вместо него даже скорее находит занятие, ибо ее материальные требования ниже требований мужчины. Сама природа женщины как полового существа заставляет ее предлагать свои силы более дешево; она в среднем чаще, чем мужчина, подвергается физическим недомоганиям, которые заставляют ее прекращать работу, что при существующей в крупной промышленности взаимозависимости и организации труда легко ведет к приостановке работы. Беременность и роды удлиняют подобные перерывы.^[179] Предприниматель пользуется этим обстоятельством, и за причиненные неприятности, вызванные подобными помехами, он вполне вознаграждает себя, значительно уменьшая заработную плату. Женщина, кроме того, более, чем мужчина, прикреплена к своему месту жительства или к его ближайшим окрестностям; она не может, как в большинстве случаев мужчина, менять его.

Кроме того, труд, в особенности замужних, женщин, как это видно из приведенной выше цитаты из «Капитала» Маркса, имеет для предпринимателей еще свою особенную прелесть. Как работница, замужняя женщина «гораздо внимательнее и смышленее», чем незамужняя; забота о детях принуждает ее к самому крайнему напряжению своих сил, чтобы заработать необходимые средства для жизни, и поэтому она многое сносит, на что не согласится незамужняя женщина и в особенности рабочий-мужчина. В общем работница еще очень редко осмеливается соединиться со своими товарищами по работе для достижения лучших условий труда. И это в глазах предпринимателя повышает ее ценность; она часто является даже в его руках прекрасным козырем против строптивых рабочих-мужчин; у женщины, далее, гораздо больше терпения и ловкости в пальцах, у нее более развитый вкус, вообще она обладает свойствами, которые для многих работ делают ее пригоднее мужчины.

Определить число проституток очень трудно, дать точные данные невозможно. Полиция может приблизительно указать число тех, главнейшим ремеслом которых является проституция, но она этого не может сделать относительно гораздо большего числа тех, для которых проституция является лишь частичным заработком. Во всяком случае приблизительно известные числа ужасающе высоки. По фон Эттингену, уже в конце шестидесятых годов число проституток в Лондоне достигло 80 тысяч. В Париже число зарегистрированных проституток на 1 января 1906 года равнялось 6196, но из них более чем одна треть избегает врачебно-полицейского контроля.

Во всем Париже в 1892 году было около 60 публичных домов с 600–700 проститутками, в 1900 году —  42 публичных дома. Это число постоянно уменьшается (в 1852 году имелось 217 публичных домов). Напротив, число скрытых проституток становится намного большим. На основании исследования, предпринятого в 1889 году парижским муниципальным советом, число женщин, занимающихся проституцией, достигает огромной цифры — 120 тысяч. Префект полиции Парижа Лефрин считает число зарегистрированных проституток в среднем в 6 тысяч, а тайных — в 70 тысяч человек. В период времени с 1871 до 1903 года было представлено в суд полицией 725 тысяч, а заключено в тюрьму 150 тысяч проституток. В 1906 году число вызванных в суд было не менее 56196.^[161] ...

Как велико число проституток во всей Германии? Многие утверждают, что это число должно составлять приблизительно 200 тысяч. Штремберг предполагает число тайных и явных проституток Германии равным 92200 или между 75 тысячами и 100 тысячами. Камилло К. Шнейдер пытался в 1908 году точно определить число зарегистрированных проституток. Его таблица обнимает 79 городов за 1905 год. «Так как в больших городах, где приходится предполагать значительное количество проституток, нет недостатка, то он считает, что общее число их довольно точно будет принять за 15 тысяч. Тогда при общем количестве населения в среднем в 60600 тысяч одна зарегистрированная проститутка приходится на 4040 жителей». В Берлине одна проститутка приходится на 608, в Бреслау — на 514, в Ганновере — на 529, в Киле — на 527, в Данциге — на 487, в Кёльне — на 369, в Брауншвейге — на 363 жителя. Число контролируемых проституток постоянно падает.^[162] По различным исчислениям, число официальных проституток относится к числу тайных, как 1: 5 — 10. Таким образом, имеется целая армия, для которой проституция является средством к жизни, и ей соответствует число жертв, заболеваний и смерти.^[163]

Брак представляет одну сторону половой жизни буржуазного общества, проституция — другую. Брак — лицевая сторона медали, проституция-оборотная. Если мужчины не находят удовлетворения в браке, они обыкновенно ищут его в проституции. И если мужчина по какой бы то ни было причине отказывается от брака, то он также обыкновенно ищет удовлетворения в проституции. Мужчинам, живущим вне брака по своему желанию или по необходимости, точно так же как и мужчинам, вступившим в брак, но обманувшимся в своих ожиданиях, гораздо легче, чем женщинам, удовлетворить свою половую потребность.

Мужчины всегда относились к проституции как к привилегии, данной им «по праву». Поэтому они гораздо суровее и строже следят за женщиной и осуждают ее, если она, не будучи проституткой, совершит «проступок». Но что женщина обладает теми же потребностями, как и мужчина, что в известные периоды жизни эти потребности проявляются у нее особенно сильно, это их не смущает. Благодаря своему господствующему положению мужчина заставляет женщину подавлять ее самые сильные потребности и ее общественное положение и брак ставит в зависимость от ее целомудрия. Зависимость женщины от мужчины нигде не проявляется так ярко и возмутительно, как в этом различном отношении к удовлетворению одной и той же естественной потребности.

Естественные условия особенно благоприятны для мужчины. Все последствия акта совокупления природа возложила на женщину; мужчина знает здесь одно только удовольствие, но ни забот, ни ответственности. Такое выгодное положение мужчины по сравнению с женщиной способствует той необузданности в половых отношениях, которой отличается большая часть мужчин. И так как существуют многие причины, препятствующие законному или достаточному удовлетворению половой потребности, то оно получает дикую форму.

Проституция, следовательно, является для буржуазного общества необходимым социальным учреждением, подобно полиции, постоянному войску, церкви, предпринимательству.

Здесь нет преувеличения, и это можно доказать.

Мы уже изложили, как древний мир смотрел на проституцию и, считая ее необходимой, даже организовал ее на государственный счет, как в Греции, так и в Риме.

Совет, даваемый женщине, — искать спасения в браке как ее настоящем призвании, совет, которому бессмысленно аплодирует большинство мужчин, звучит издевательством, когда и советник, и аплодирующие сами делают противоположное. Философ Шопенгауэр во взглядах на женщину и ее положение не подымается над обыкновенным мещанином. Он говорит: «Женщина не призвана к крупным работам. Ее характеризует не дело, а страдание. Она уплачивает жизненный долг муками родов, заботами о ребенке, подчиненностью мужу. Ей отказано в наиболее могучих выражениях жизненной силы и ощущениях. Ее жизнь должна быть тише и незначительнее, чем жизнь мужчины. Она призвана быть детской нянькой и воспитательницей, ибо в ней самой много ребяческого, она всю жизнь остается большим ребенком, чем-то средним между ребенком и мужчиной, который один — настоящий человек… Девушки должны воспитываться для домашнего хозяйства и подчиненности… Женщины — самые основательные и самые неизлечимые филистеры».

В духе Шопенгауэра написано сочинение Ломброзо и Ферреро: «Женщина как преступница и проститутка».^[127] Нам не приходилось встречать научного сочинения такого объема — в нем 590 страниц, — в котором было бы так мало доказательного материала. Статистический материал большей частью очень беден, но из него делаются самые смелые выводы. Нередко авторам достаточно дюжины случаев, чтобы прийти к самым решительным заключениям. Характерно, что наиболее ценный материал заимствован у женщины-доктора Тарновской. Влияние социальных отношений, культурного развития оставлено совершенно без внимания, все обсуждается с односторонней физиологически-психологической точки зрения, при этом в доказательство вплетено много этнографических сведений о различных народностях, но без сколько-нибудь глубокого исследования их значения. Для авторов, как и для Шопенгауэра, женщина — большое дитя, лгунья par excellence,^[128] слабая в суждениях, неустойчивая в любви, неспособная ни на какой истинно героический поступок. Что женщина стоит ниже мужчины, доказывается физическими различиями и качествами. «Любовь женщины в основе не что иное, как побочный характер материнства, все чувства, привязывающие женщину к мужчине, вытекают не из половых импульсов, но из приобретенных путем приспособления инстинктов подчиненности и преданности».^[129]