Глава вторая.
Февральская буржуазно-демократическая революция
1. Восстание в столице
Стачка развертывалась мощно. Но она не решала основного вопроса буржуазно-демократической революции — свержения самодержавия. Она раскачивала и подготовляла массы к высшей форме борьбы — вооруженному восстанию, показывая, насколько назрела революция. Удар старому режиму нанесла не стачка. Самодержавие было сокрушено совместным выступлением рабочих и примкнувших к ним солдат.
Решающую роль в свержении самодержавия сыграл Петроград, сосредоточивший в себе свыше полумиллиона пролетариев. 18 февраля 1917 года забастовала одна из мастерских Путиловского завода. Состоялись митинги во всех цехах. Рабочие избрали делегацию для предъявления требований к дирекции. Директор пригрозил расчетом. 22 февраля завод был закрыт. На другой день 20 тысяч путиловцев двинулись в город. Накануне в Петрограде произошли сильные продовольственные волнения. Появление путиловцев как бы подлило масла в огонь.
23 февраля был Международный день работницы. Партия большевиков призвала рабочих к стачке. Бастовало около 90 тысяч рабочих. Днем окраины Петрограда были во власти демонстрантов. В толпе преобладали работницы. Женщины бросали очереди, где часами простаивали за хлебом, и присоединялись к бастующим. Демонстранты не только бастовали сами — они снимали с работы других. Огромная толпа рабочих окружила патронный завод, где сняла с работы пять тысяч человек. Выступления проходили под лозунгом «Хлеба!» Было уже немало красных знамен с революционными лозунгами, особенно в Выборгском районе, где большевистский комитет развернул энергичную деятельность. По донесению полиции часов около 3 дня до четырех тысяч человек прорвалось с Выборгской стороны через Сампсониевский мост и залило Троицкую площадь. В толпе появились ораторы. Конные и пешие городовые разгоняли демонстрации. Еще недостаточно сильные, чтобы дать отпор полиции, рабочие в ответ на репрессии громили булочные, избивали наиболее ретивых городовых.
Вечером собрался большевистский комитет Выборгского района. Постановили продолжать забастовку и превратить ее во всеобщую стачку.
На следующий день, 24 февраля, демонстрации воз обновились с новой силой. Стачка разрасталась. Бастовало уже около 200 тысяч. На мостах стояли заставы, но рабочие шли по льду. Демонстранты с окраин под красными знаменами устремились в центр — к Невскому проспекту. Разгоняемые полицией в одном месте, они мгновенно собирались в другом. Революционные песни, выкрики «Долой царя!». «Хлеба!» беспрерывно оглашали Невский.
Войска ввиду их еще непроверенной благонадежности вводились в действие с осторожностью: ряд отдельных случаев показал, что они уже выходят из повиновения. На Васильевском острове казачий патруль отказал в поддержке помощнику полицейского пристава, осажденному толпой; на Знаменской площади толпа прогнала конных городовых при полном бездействии казаков.
Бюро Центрального комитета партии большевиков постановило вовлекать в активную борьбу солдат.
События предыдущего дня с возрастающей силой повторились на улицах Петрограда 25 февраля. Разрозненные забастовки превращались во всеобщую. Схватки рабочих с полицией становились [94] все ожесточенней. Рабочие уже не только оборонялись, но и наступали, в ряде случаев ранили и убивали командиров полицейских отрядов. Однако отсутствие оружия у демонстрантов давало перевес полиции. К вечеру полиции удалось даже очистить улицы и навести некоторый «порядок». Командующий военным округом Хабалов объявил, что рабочие должны приступить к работе 28 февраля, со вторника, иначе все новобранцы, пользующиеся отсрочкой, будут отправлены на фронт.
Мощь самодержавия, казалось, еще не была поколеблена, но уже появились грозные признаки его крушения. То были случаи отказа войск в помощи полиции и даже прямые выступления против нее. У Казанского собора взвод 4-го Донского казачьего полка освободил задержанных граждан и избил городовых, защищавших двор с арестованными. На Выборгской стороне казаки 1-го Донского полка отступили, оставив командира сводного отряда полковника Шалфеева и городовых с глазу на глаз с народом. На Знаменской площади казаки оттеснили полицейских, пытавшихся разогнать митинг, причем был убит пристав Крылов. Раньше других начали сдавать те самые казаки, которых всячески старались задержать в Петрограде приближённые царя, споря со Ставкой.
О первых проявлениях неповиновения армии так рассказывает красногвардеец П. Д. Скуратов, рабочий Путиловского завода:
«Организовались мы в конце Богомоловской небольшой группой, человек в 300 — 400, а затем, когда вышли на Петергофское шоссе, к нам присоединилась огромная масса рабочих. Привязали на палки красные платки — появилось красное знамя — и с пением «Марсельезы» мы двинулись к Нарвским воротам. Когда дошли до Ушаковской улицы, навстречу нам вылетел конный отряд полиции, который стал направо и налево хлестать, и мы вынуждены были разбежаться... У Нарвских ворот опять собрались тысячи путиловцев и рабочих химического завода. Решили шествию придать организованный характер. Передние взялись за руки и таким образом двигались... Только повернули с Садовой к Невскому, навстречу с саблями наголо от Аничкова дворца скачет эскадрон кавалерии. Мы расступились, и они между нами проехали. Мы организованно крикнули «ура», но с их стороны не было никакого ответа.
Дойдя до Литейного, мы встретились с рабочими Выборгского района и продолжали совместное шествие к Знаменской площади. Там был устроен общий митинг. В это время из-за Балабинской гостиницы вылетел конный отряд полиции, и ехавший впереди пристав шашкой ударил по плечу несущую знамя женщину, работавшую в больничной кассе нашего завода. Уехать ему не пришлось — мы его стащили с коня, снесли и бросили в Фонтанку. От «Центральной гостиницы» по Лиговке скакали казаки, тогда городовые повернули и уехали по Суворовскому проспекту обратно, а казаки — за нами.
Мы обсуждали между собой, что это значит, что между войсками началась неувязка, и делали вывод: значит, революция победила»{120}.
Но делать такой вывод было преждевременно. Войска еще действовали вместе с полицией. К концу дня командующий войсками Петроградского военного округа генерал Хабалов сообщил начальнику штаба верховного главнокомандующего, что «толпа рассеяна». Вечером Хабалов получил из Ставки распоряжение:
«Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны с Германией и Австрией. Николай II»{121}.
Приказ царя взволновал Хабалова. На допросе в следственной комиссии после Февральской революции он признавался:
«Эта телеграмма — как бы вам сказать? — быть откровенным и правдивым: она меня хватила обухом... Как прекратить завтра же? Сказано: «Завтра же»... Что я буду делать? Как мне прекратить? Когда говорили: «Хлеба дать», — дали хлеба, и кончено. Но когда на флагах надпись «Долой самодержавие», какой же тут хлеб успокоит? Но что же делать? Царь велел. Стрелять надо»{122}.
Хабалов приказал командирам полков и начальникам полицейских участков применять после троекратного предупреждения огнестрельное оружие. Начальник штаба верховного главнокомандующего генерал Алексеев сделал распоряжение главнокомандующим Северного и Западного фронтов о немедленной подготовке к отправке в Петроград по одной бригаде конницы. Он говорил по прямому проводу начальнику штаба Северного фронта:
«Минута грозная, и нужно сделать все для ускорения прибытия прочных войск. В этом заключается вопрос нашего дальнейшего будущего»{123}.
Не довольствуясь этим, охранное отделение в ночь с 25 на 26 февраля переполнило все петроградские тюрьмы сколько-нибудь подозрительными элементами. Были арестованы и пять членов [98] Петербургского комитета большевиков. Руководство борьбой перешло в руки Выборгского районного комитета большевиков. Массовыми арестами, вызовом вооруженного подкрепления с фронта готовился царизм к встрече революции.
День 26 февраля начался как будто спокойнее, чем предыдущие дни. Было воскресенье, и рабочие вышли в город позднее, чем накануне. Улицы имели праздничный вид. Введенный в заблуждение внешним успокоением, Хабалов очередной победной депешей сообщил в Ставку:
«Сегодня, 26 февраля, с утра в городе спокойно»{124}.
Правительственные войска сосредоточены были в центре города. На крышах высоких домов, в полицейских участках наготове стояли пулеметы. План царских властей сводился к тому, чтобы встретить рабочих ружейным и пулеметным огнем. Нева была изолирована от рабочих районов полицейскими и воинскими заставами. К середине дня в центр города — к Невскому — начали пробиваться многочисленные демонстранты, руководимые большевиками.
Заводы шли к Невскому, стремясь схватиться с врагом в самом сердце столицы. Их встретили беспощадным огнем. На Невский нельзя было пройти. Стрельба шла весь день.
Один из солдат учебной команды Волынского полка так рассказывает об участии волынцев в расстреле рабочей демонстрации:
«Вот команда уже на месте. Рабочие заняли всю площадь Николаевского вокзала. Солдаты все еще надеются, что они вызваны только для видимости, чтобы навести страх. Но когда часовая стрелка на вокзальных часах придвинулась к двенадцати, сомнения солдат рассеялись — приказано стрелять. Раздался залп. Рабочие метнулись во все стороны. Первые залпы были почти без поражений: солдаты, как по уговору, стреляли вверх. Но вот затрещал пулемет, наведенный на толпу офицерами, и рабочая кровь обагрила покрытую снегом площадь. Толпа бросилась в беспорядке во дворы, давя друг друга. Конная жандармерия начала преследовать сбитого с позиции «врага», и это преследование продолжалось до поздней ночи. Только тогда воинские части были разведены по казармам. Наша команда под руководством штабс-капитана Лашкевича возвратилась в казарму ровно в час ночи»{125}.
По справке охранного отделения только на одной Знаменской площади полицией было в этот день подобрано около 40 убитых и приблизительно столько же раненых, не считая тех, которых демонстранты унесли с собой. [97]
Начавшийся тихо день 26 февраля закончился открытой гражданской войной. Характерно, что 4-я рота запасного батальона Павловского полка, возмущенная участием учебной команды своего полка в расстреле рабочих, открыла огонь по отряду конных городовых. Не поддержанная другими частями, она была сломлена и сдала оружие — лишь 21 человек с винтовками ушли к восставшему народу. Офицеры выловили 19 зачинщиков. Арестованных посадили в Трубецкой бастион Петропавловской крепости. Им угрожал расстрел.
Первый день гражданской войны закончился победой царизма.
К вечеру город был очищен от демонстрантов — «высочайшее повеление» было и на этот раз выполнено.
Но защитники самодержавия не заметили влияния рабочей массы на войска, стрелявшие в демонстрантов. Революционное воздействие пролетариата было значительно выше достигнутой самодержавием победы. Озлобление солдат против своих командиров нарастало с каждым новым залпом. Этого-то «победители» и не заметили, настолько привычна для них была солдатская ненависть.
Пролетариат широко использовал основной урок революции 1905 года — необходимость борьбы за войско. Рабочие и в особенности работницы тесным кольцом окружали солдат. Они ловили руками солдатские штыки и убеждали своих братьев не топить революцию в рабочей крови. Одиночки и небольшие группы солдат отставали от общей массы. Восставшие горячо уговаривали их. Недавно мобилизованные солдаты — большая часть гарнизона столицы состояла из ратников 2-го разряда или молодежи последнего призыва — остро воспринимали возбуждение рабочих. Солдаты угрюмо отмалчивались, с тоской отворачивались от наседающей толпы, но уже ясно было видно, как революционное настроение заражает их. Кое-кто из солдат уже пытался защищаться от нападок и обвинений. Иные злобно кивали на офицеров — виновников расстрела беззащитной толпы. Другие прямо рекомендовали напирать сильнее, показывая разряженные винтовки.
Стойкость и самоотверженность пролетариев вносили колебание в войска, вызывали сочувствие у солдат.
Легкость расправы над павловцами придала царским властям самоуверенность. Министр внутренних дел Протопопов с облегчением писал царю:
«Войска действовали ревностно, исключение составляет самостоятельный выход 4-й эвакуированной роты Павловского полка»{126} [98]
В конце донесения Протопопов нагло врал:
«27 февраля часть рабочих намеревается приступить к работам»{127}.
Эта самоуверенная ложь показывала, как мало разбирались тупые жандармы в развернувшихся событиях.
Обнаглев, царские сатрапы поспешили взять назад и те ничтожные уступки, которые сделаны были в предыдущие дни. Петроградский градоначальник отменил свое решение о передаче продовольственного дела городской думе. Государственная дума, на заседаниях которой ждали запроса о расстрелах 26 февраля, была распущена царским указом. Этот указ был заготовлен еще в ноябре 1916 года. Передавая его председателю Совета министров Голицыну, царь сказал:
«Держите у себя, а когда нужно будет, используйте»{128}.
Министры спешили напрасно. Государственная дума в эти тревожные дни отводила душу запросами правительству, но не [99] по поводу расстрелов, а о состоянии продовольственного дела в Петрограде. Перепуганные представители крупной и мелкой буржуазии — Родичев, Керенский, Чхеидзе, — заткнув уши, делали вид, что не слышат уличных расстрелов, произнося свои очередные заклинания по адресу царизма. Политиканствующие интеллигенты растерянно метались из квартиры в квартиру в погоне за последними «новостями».
Несколько лучше других понимал глубину и трагичность событий председатель Государственной думы Родзянко. Близко соприкасаясь с монархией, Родзянко почуял, что настал момент ее полного крушения. Он умолял Николая II о создании нового правительства, пользующегося «доверием» страны.
«Всякое промедление смерти подобно, — телеграфировал он царю. — Молю бога, чтобы в этот час ответственность не пала на венценосца»{129}.
Но царь отмахнулся от излишне преданного слуги. В ответ на телеграмму Николай сообщил министру двора Фредериксу:
«Опять этот толстяк Родзянко мне написал разный вздор, на который я ему не буду даже отвечать»{130}.
Источник http://militera.lib.ru/h/hcw/02.html
Скачать (прямая ссылка): istoriyagragdanskoyvoyni1935.djvu
| 
