Мировой экономический кризис, начавшийся осенью 1937 года, до предела обострил противоречия германского империализма. Осуществленный в 1933—1937 годах перевод всей экономики на военные рельсы несколько оттянул наступление в Германии кризиса, но грозил в ближайшем будущем придать кризису еще более глубокий характер, чем в США, Англии и Франции, так как сырьевые и валютные ресурсы Германии, в отличие от западных стран, были уже к 1937 году истощены гонкой вооружений, а сама гонка вооружений как средство «стимулирования» развития капиталистической экономики была использована до предела. Если в США военные расходы составляли 2% национального дохода, в Англии — 12%, то в Германии они превышали 23%¹.

Экономика фашистской Германии все более попадала в заколдованный круг: перекачка сырья и финансовых средств в военную промышленность подрывала отрасли экономики, работавшие на экспорт, в результате чего экспортные и валютные возможности фашистской Германии все более приходили в несоответствие с потребностями раздутой военной промышленности. В начале 1937 года вследствие отсутствия валюты для закупки стратегического сырья гитлеровцы были вынуждены даже несколько сократить ранее намеченную программу вооружений². «Продолжение политики вооружений и продолжение четырехлетнего плана... поставлены под вопрос, — докладывал Шахт Герингу 2 апреля 1937 г., — так как, во-первых, имевшиеся внутри страны запасы сырья исчерпаны и, во-вторых, поставки из-за границы... недостаточны, чтобы покрыть возросшие потребности»³. В служебном дневнике Иодля, начальника управления сухопутных сил военного министерства, 4 февраля 1937 г. была сделана следующая запись: «Передача новых заказов предприятиям приостановлена, чтобы дать возможность выполнить старые. Рода войск... устанавливают шкалу неотложности своей потребности в железе и стали.., так как может быть удовлетворено лишь 50% требуемого количества».

Пособничество западных держав германскому фашизму подталкивало его на новые акты агрессии. 21 мая 1935 г. с целью ускорения военных приготовлений нацисты издают секретный «закон об обороне империи», который, по свидетельству генерала Томаса, явился краеугольным камнем подготовки к войне.

Спустя неделю после подписания англо-германского морского соглашения, 26 июня 1935 г., на заседании рабочего комитета имперского совета обороны, как признали впоследствии Г. Крупп, Гальдер и Манштейн, был поставлен вопрос об оккупации немецко-фашистскими войсками Рейнской демилитаризованной зоны¹.

Гитлеровцы стремились устранить это последнее препятствие, мешавшее осуществлению их агрессивных замыслов, оккупировать Рейнскую область частями вермахта и тем самым занять удобный плацдарм для последующего военного удара по западным соседям Германии — Франции, Бельгии, Голландии и Люксембургу.

Разработка военной операции по оккупации Рейнской зоны началась еще в начале 1935 года. 2 мая 1935 г. военный министр Бломберг направил командующим трех родов войск директиву о проведении операции по захвату Рейнской области под кодовым наименованием «Шулунг». В директиве говорилось:

«1. Операция должна после передачи слов «выполнять Шулунг» быть проведена неожиданным ударом с молниеносной быстротой...

2. Нет времени для мобилизации вооруженных сил. Вооруженные силы будут использованы лишь в составе мирного времени и со снаряжением мирного времени.

3. Подготовка к операции будет проведена независимо от существующего неудовлетворительного состояния нашего вооружения»².

Германские фашисты, считая, что обстановка является для них благоприятной, уже летом 1934 года попытались реализовать давнее требование немецких милитаристов — осуществить «аншлюс», то есть захват Австрии¹. Ссылаясь на общность языка, гитлеровцы лживо заявляли, что австрийцы принадлежат к немецкой нации и «аншлюс» Австрии явится лишь актом исторической справедливости. Еще задолго до прихода к власти Гитлер писал: «Немецкая Австрия должна снова вернуться в немецкое отечество... Даже если это объединение будет вредным в экономическом отношении, оно все же должно осуществиться».

Прикрываясь демагогическими заявлениями о «воссоединении двух немецких народов», гитлеровцы стремились прежде всего прибрать к рукам и передать в распоряжение военных концернов промышленность Австрии и ее природные богатства. Кроме того, захват Австрии серьезно улучшил бы и военно-стратегическое положение фашистской Германии. Перед ней открылся бы коридор для экспансии в страны Дунайского бассейна и Балканского полуострова; Чехословакия оказалась бы с трех сторон зажатой в тиски. «Присоединение Австрии, — объяснял впоследствии на совещании фашистских «старых бойцов» 7 ноября 1943 г. начальник штаба оперативного руководства верховного командования германских вооруженных сил генерал-полковник Иодль, — привело к усилению нашей военной мощи и к улучшению наших стратегических позиций... Чехословакия была заключена в клещи. Отныне ее стратегические позиции стали настолько неблагоприятны, что она не смогла оказать никакого сопротивления»².

Установление фашистской диктатуры в Германии привело к созданию в центре Европы опасного очага войны и агрессии.

Уже 3 февраля 1933 г., на четвертый день после прихода фашистов к власти, Гитлер собрал руководителей армии и флота и пояснил им, что важнейшей задачей нацистского правительства «является восстановление политической мощи Германии». «Как будет использована политическая мощь, когда она будет налицо? Сейчас этого нельзя сказать. Может быть, для завоевания новых экспортных возможностей, возможно, что еще лучше, для завоевания нового жизненного пространства на Востоке и его безоговорочной германизации»¹.

Основная цель внешней политики гитлеровской Германии в 1933—1939 годах состояла в том, чтобы создать в Европе и во всем мире благоприятные внешнеполитические условия для подготовки и развязывания агрессивной войны. В первые годы нацистской диктатуры (1933—1937 гг.) эта цель конкретизировалась следующим образом:

— постепенно порвать все стеснительные для Германии положения версальской системы и тем самым открыть дорогу для легальной, ничем не ограниченной подготовки гитлеровских, вооруженных сил к войне;

— используя антисоветские настроения в правящих кругах западных держав, создать единый империалистический фронт борьбы против Советского государства;

— не допустить создания в Европе системы коллективной безопасности, которая была бы мощной преградой на пути гитлеровской агрессии;

— установить тесный контакт с профашистскими реакционными элементами в других капиталистических странах и, опираясь на них, создать «пятую колонну» для подрыва будущих противников изнутри;

— сколотить блок агрессивных государств, стремящихся к насильственной ликвидации версальско-вашингтонской системы, выгодной для США, Англии и Франции.

Научное определение фашизма

Фашизм у власти есть, товарищи, как правильно его охарактеризовал XIII пленум Исполкома Коммунистического Интернационала, открытая террористическая диктатура наиболее реакционных, наиболее шовинистических, наиболее империалистических элементов финансового капитала.

Георгий Димитров.

Лазарь Лагин

Майор Велл Эндъю, его наблюдения, переживания, мысли, надежды и далеко идущие планы, записанные им в течение последних пятнадцати дней его жизни

Марсиане в романе это монополии на Земле, их власть - просто власть монополий, питающихся человеческой кровью.... Война миров - война между миром капитала и труда

Империализм, как монополистический капитализм несет гибель человечеству

Справедливость требует отметить, что марсиане (то есть не все монополии) не делали себе матрацев из волос своих жертв, абажуров – из их кожи, мыла – из их жира. – Л. Л.

отрывок из романа

Лично я склонен видеть в появлении на нашей старой планете марсиан нечто в высшей степени ободряющее. Больше того, я почти уверен, что при известной гибкости и такте возможно подлинно плодотворное объединение Британии и марсиан в единое государство, в некое в конечном счете глубоко конструктивное и гармоническое целое. Конечно, ценой некоторых взаимных уступок в дальнейшем, а пока что за счет всех возможных уступок с нашей стороны. Вместе с марсианами пусть и в качестве их младшего партнера – мы будем силой, которая в несколько месяцев подчинит себе все человечество.

Основания?

Первое. Было бы неразумно и катастрофично не понимать, что марсиане никогда и ни за что не откажутся от обязательств, которые они имеют по отношению к Англии и всему земному шару. Но они отнюдь не заинтересованы в полном или даже более или менее серьезном истреблении человеческого рода. Мне скажут: они питаются человеческой кровью. Правильно, питаются. Но именно по этой причине они и заинтересованы в сохранении человечества как своей питательной базы. Да и много ли им в конце концов потребуется для этой цели людей? Тысячи. Ну, сотни тысяч. Пусть даже, на самый крайний случай, несколько миллионов голов. Объединенное государство с лихвой обеспечит им это количество за счет политических преступников и цветных. Зато какой огромный прогресс в укреплении порядка! Под страхом попасть в щупальца марсиан мы в несколько недель добьемся идеального дисциплинирующего эффекта и внутри страны и в колониях. А если молодчикам вроде Тома Манна и прочих социалистов и возмутителей общественного покоя (включая и моего кузена Арчи, если он не одумается; но он обязательно одумается: я его неплохо знаю) будет угодно бунтовать, пусть и идут себе на здоровье на пропитание наших мудрых и верных союзников. И нет сомнения, что все государства мира с благодарностью будут предоставлять своих заключенных в распоряжение марсиан. Ради такой перспективы любое цивилизованное государство с радостью пойдет на некоторое разумное ограничение своего суверенитета. Мальтус был бы счастлив приветствовать марсиан во имя здоровья и гигиены человечества.

Приход гитлеровцев к власти положил начало новому этапу развития государственно-монополистического капитализма в Германии. Захватив государственный аппарат страны, фашисты в еще большей степени, чем прежде, поставили его на службу наиболее агрессивным реакционным кругам германского финансового капитала. Это значительно усилило мощь империалистических кругов, их влияние в экономической и политической сфере, способствовало превращению Германии уже в мирное время в военно-каторжную тюрьму для трудящихся, придало внешней политике Германии крайне агрессивный и авантюристический характер.

С самого начала фашистского господства был создан разветвленный аппарат государственно-монополистического регулирования, поставивший всю экономику страны под всеобъемлющий контроль кучки крупнейших монополий. Структура этого аппарата и его отдельных органов, их функции, подбор кадров — все эти вопросы решались непосредственно самими монополистами, а гитлеровцы лишь санкционировали эти решения, придавали им «законный», государственный характер.

24 марта 1933 г., когда гитлеровское правительство получило чрезвычайные полномочия, Густав Крупп в качестве руководителя ведущей организации немецких монополий — «Имперского союза немецкой промышленности» направил Гитлеру письмо, в котором от имени союза заявил, что теперь «создана основа для стабильного правительственного фундамента и тем самым устранены препятствия, которые постоянными политическими колебаниями в прошлом сильно тормозили экономическую инициативу»⁴, а 6 апреля 1933 г. президиум «Имперского союза промышленности» принял решение о реорганизации союза для того, чтобы «привести новую организацию промышленности в соответствие с политическими целями правительства».

25 апреля 1933 г. Крупп направил Гитлеру памятную записку, в которой сообщил об этом решении и выразил уверенность, что реорганизация будет проведена «в тесном единстве правительства и его уполномоченных, с одной стороны, и имперских объединений — с другой». Одновременно Крупп предупредил Гитлера, что он является «единственным уполномоченным» союза для ведения переговоров с правительством.

До прихода гитлеровцев к власти в Германии насчитывалось свыше тридцати буржуазных партий. После того как нацисты покончили с легальным существованием КПГ и СПГ — партий рабочего класса, — они поставили на повестку дня вопрос о ликвидации буржуазных политических партий. Руководители этих партий оказывали гитлеровцам всемерное содействие в этом деле, помышляя лишь о том, чтобы в качестве платы за свою угодливость получить высокие и хорошо оплачиваемые должности в фашистском государственном аппарате.

Еще 3 мая 1933 г. национальная партия переименовала себя в «немецкий национальный фронт», подчеркивая тем самым, что она отказывается от какого-либо соперничества с национал-социалистами. Руководитель «Стального шлема» (военизированной организации националистов) Зельдте демонстративно вступил в ряды гитлеровской партии. 21 июня 1933 г. распоряжением Геринга ряд организаций, примыкавших к национальной партии, в том числе «Бисмаркбунд» и «Немецко-национальные боевые отряды», были распущены под предлогом того, что в них «проникли коммунисты»¹. На следующий день был «унифицирован» «Стальной шлем». Устанавливалось, что отныне в его состав могли входить только члены национал-социалистской партии; молодежные отряды «Юнгштальхельм» включались в CA и СС, а юношеская организация «Шарнхорст» — в «Гитлерюгенд». 27 июня 1933 г. руководители «немецкого национального фронта» Винтерфельд, Фрейтаг-Лорингофен и Пенсген подписали с Гитлером соглашение о самороспуске «фронта». Националисты — члены рейхстага и ландтагов включались во фракции нацистской партии.

В конце июня 1933 г. лидер националистов и давнишний соперник Гитлера в борьбе за первую роль в фашистском правительстве Гугенберг был снят с поста министра экономики. Его место занял давно поддерживавший гитлеровцев директор крупнейшего страхового общества «Альянс» Курт Шмидт. Яльмар Шахт сменил на посту директора Рейхсбанка близко стоявшего к националистам Лютера.

Образованное 1 июля 1932 г. новое правительство во главе с Францем Папеном1 имело поддержку всех правых партий и стало на путь открытой поддержки гитлеровской партии и проталкивания ее к власти. «Правительство Папена, — писал Э. Тельман, — диктаторский кабинет генералов, трестовских магнатов и юнкеров, поставивших себе целью непосредственное установление фашистской диктатуры»2.

Первым мероприятием правительства Папена явилась отмена запрещения штурмовых и охранных отрядов3. Тем самым нацистам была предоставлена возможность осуществлять массовый террор. Только с 16 июня 1932 г., то есть со дня отмены запрещения штурмовых отрядов, по 1 августа 1932 г. было зарегистрировано 130 убитых и более 2 тыс. раненых штурмовиками антифашистов.

Отмена запрещения CA и СС, отмечал В. Пик, привела к тому, что «хотя еще фашизм не властвовал в Германии, но его банды выступали все наглее, терроризируя рабочий класс»4.

Орган баварского правительства газета «Байерише фольксцейтунг» писала о намерении правительства Папена создать на базе штурмовых отрядов армию в полмиллиона человек.

Вслед за тем в июне 1932 года Папен досрочно распустил рейхстаг. Этот шаг также отвечал интересам гитлеровцев, стремившихся завоевать более прочные позиции в рейхстаге и тем самым ускорить захват власти. Выборы нового состава рейхстага были назначены на 31 июля 1932 г.

Конкретные условия, сложившиеся в Германии в 1929—1932 годах, — глубина экономического кризиса, гнет Версаля, глубокое брожение мелкобуржуазных масс, раскол и вследствие этого относительная слабость рабочего движения, широкая финансовая и политическая помощь национал-социалистской партии со стороны монополий, юнкерства и военно-милитаристских кругов Германии, а также реакционных кругов США и Англии, — все это способствовало быстрому росту фашистской опасности.

С осени 1929 года нацистская партия развернула широкую реваншистскую и шовинистическую кампанию. «В деньгах недостатка не было, людей не жалели.., — пишет историк немецкого фашизма Гейден. — Партия Гитлера в течение целого года вела агитацию, словно в период выборов»¹. Лишь на одно вооружение и содержание штурмовых и охранных отрядов в 1930—1932 годах ежегодно расходовалось 70—90 млн. марок. Общие же расходы фашистской партии, щедро субсидируемой немецкими и американо-английскими монополиями, составляли, как впоследствии признал Тиссен, сотни миллионов марок².

Гитлеровцам удалось перетянуть на свою сторону значительные слои крестьянства. Немецкий крестьянин в течение ряда лет видел у власти социал-демократические правительства, которые олицетворяли в его глазах власть рабочего класса, но ни одно из них не облегчило положение крестьянства. Социал-демократические правительства свято оберегали юнкерские имения, подавляли забастовки сельскохозяйственных рабочих.

«А он стоит, как партия, как класс,

Стоит на почве, твердой, как гранит.

Он чувствует дыханье братских масс,

Oн  так силен лишь тем, что с ними слит.

Народы с ним — защитники, друзья!

И пред судом стоит он, как судья».

Эти стихи немецкого поэта Иоганне­са Бехера посвящены славному пред­ставителю ленинской гвардии Геор­гию Димитрову, человеку, чья герои­ческая борьба на Лейпцигском про­цессе явилась важнейшим этапом борьбы коммунистов всех стран, всех демократических и прогрессивных от­рядов человечества против пришед­шего к власти в Германии фашизма, против его зловещей политики реак­ции и войны. Георгий Димитров по­вернул все обвинения и судебный про­цесс в целом против фашизма. Он показал подлинную природу фашизма и бросил в лицо фашистским судьям вопрос: в какой стране фашисты не варвары и не дикари? Он испольаовал трибуну суда для пропаганды идей коммунизма.

— Я пролетарский революционер, как член ЦК Болгарской компартии и член Исполкома Коммунистического Интернационала,— сказал Г. Димит­ров судьям,— являюсь ответственным и руководящим коммунистом.

И я вполне готов нести полную ответственность за все решения, до­кументы и действия моей Болгарской партии и Коммунистического Интер­национала. Но именно поэтому я не авантюрист-террорист, не заговор­щик и не поджигатель.

Я за пролетарскую революцию и за диктатуру пролетариата. Я глубоко убежден в том, что в этом спасе­ние и единственный выход из эконо­мического кризиса и военной ката­строфы капитализма.