Глава пятнадцатая.
Расстановка боевых сил контрреволюции накануне великой пролетарской революции
2. Офицерский корпус
В ударных отрядах контрреволюция видела силу, с помощью которой ей хотелось сдержать расползающуюся армию, а в случае необходимости — использовать ее для борьбы с революцией в тылу. В самой армии реакция стремилась прежде всего сохранить за собой офицерство.
Под непосредственным впечатлением Февральской революции генералитет попробовал удержать за собой армейские массы, создав общие комитеты для офицеров и солдат.
Но из этого ничего не вышло. Приказ № 1 потребовал создания комитетов только из представителей нижних чинов и тем самым сразу подорвал значение офицерства в армии.
Контрреволюция нашла другой путь. При Ставке был образован Главный комитет союза офицеров армии и флота якобы с целью защиты профессиональных интересов офицерства. На деле союз стал одной из крупнейших политических организаций контрреволюции. Он вдохновлял офицеров, потерявшихся было в бурные дни революции, давал им политическую установку, помогал материально тем, кто был изгнан из полков. В уставе союза главной задачей его деятельности признавалась
«борьба со всякой пропагандой отдельных лиц и групп, имеющей целью расстроить основу армии и флота, а также противодействие выступлениям отдельных лиц и групп, имеющих целью расстроить основу армии и флота...»{661}
Борьба с большевиками стала в центре деятельности союза. Главный комитет союза офицеров рассылал тысячи воззваний [463] и резолюций, призывающих к борьбе с «большевистской анархией». Офицеров, близких к партии большевиков, объявляли врагами народа, предателями, заносили на черную доску. По всем армиям Главный комитет рассылал телеграммы с требованием сообщить ему списки офицеров-большевиков.
Следует отметить, что союз, т. е. номинально-общественная организация, обращался непосредственно к начальникам штабов, не скрывая при этом своих политических задач: Главный комитет был уверен, что лица, к которым он адресовался, уже по одному своему положению должны разделять взгляды союза. Когда же штаб 6-й армии, видимо, усомнился в этом, Главный комитет прочитал ему нотацию:
«Главкомитет союза офицеров может лишь удивляться отказу вашему сообщать ему сведения об офицерах, опозоривших себя большевистской деятельностью»{662}
При этом Главный комитет послал для сведения копию своей нотации в Ставку, чтобы обратить внимание верхов на строптивый штаб. Вообще в Ставке союз пользовался исключительным влиянием. Ни один политический документ не выходил из Ставки без авторитетной консультации Главного комитета. Так комитет 12-й армии — далеко не большевистский — телеграфировал в Ставку:
«По имеющимся сведениям все мало-мальски демократические проекты, попадая в Ставку, выходят оттуда в искаженном виде при ближайшем участии союза офицеров»{663}.
Главный комитет превратился в законодательный орган при Ставке. Недаром председателем союза состоял генерал Алексеев, бывший начальником штаба при Николае II.
Союз терроризировал офицеров, угрожая бойкотом тем, кто отказывался вступить в число его членов. Такими мерами союзу удалось охватить большую часть офицерства и выступить крупным органом контрреволюции. Не было ни одного реакционного начинания как в армии, так и в тылу, где бы союз офицеров не принял самого деятельного участия. Шла ли речь о восстановлении смертной казни — союз разражался целым дождем телеграмм, угроз, петиций, докладов, писем, настаивая на немедленном введении смертной казни. Нужно ли было создать авторитет генералу, которого выдвигали в диктаторы, — союз выступал в роли советника, рассылая биографию генерала, посылая ему приветственные телеграммы, обещая всемерную поддержку. И все это делалось от имени офицерства в целом, хотя известная его часть не поддерживала реакционной политики союза, а некоторые давно порвали даже с соглашателями. [464]
Огромную кампанию развернул офицерский союз при подготовке выступления Корнилова, приняв в генеральском заговоре самое деятельное участие. Союз вел переговоры с казачьей верхушкой, посылал своих представителей в Союз георгиевских кавалеров, связывался с реакционными организациями буржуазии в Петрограде и Москве. Представление о его деятельности может дать резолюция, принятая на объединенном чрезвычайном собрании Главного комитета совместно с конференцией георгиевских кавалеров 10 августа 1917 года:
«В самом начале русской революции со стороны неведомых родине людей, руководимых «друзьями», прибывшими из Германии, было предложено протянуть «братскую» руку в стан наших смертельных врагов — австро-германцев. Враги наши ухватились своими окровавленными русской кровью руками за протянутую братоубийственную руку и, перейдя на землю отцов наших, затоптали могилы миллионов бойцов, честно павших за Россию. Пять месяцев страдала наша родина под братоубийственным пожаром и превратилась в посмешище всего мира...»{664} —
и так далее, все в том же погромно-патриотическом духе. Кончалась резолюция клятвой: союз офицеров обещал бороться до тех пор,
«пока огражденная нашим мощным союзом Россия не восстанет честная из позора, победная из поражений, нетленная в своем величии и свободе»{665}.
Из Ставки эта резолюция рассылалась по всем армиям. Бездарные генералы, ведшие войска от поражения к поражению, клялись победить, лишь бы разрешили им восстановить в армии старый крепостнический строй и быт. Продажные интенданты, воры, обкрадывавшие солдат, клялись сделать армию честной, лишь бы их снова пустили к бесконтрольному распоряжению солдатским рационом.
Провал корниловской авантюры вскрыл контрреволюционную суть союза офицеров, обнажив генеральское лицо руководителей «демократической» организации. По армии, которая уже давно с тревогой смотрела на деятельность союза, прокатилась волна протеста. В многочисленных резолюциях требовали разогнать это генеральское гнездо и посадить руководителей на скамью подсудимых вместе с Корниловым.
Временное правительство, однако, не имело намерения распустить союз. Оно знало, что поток резолюций армейских комитетов не причинит вреда организации и она устоит. Эсеро-меньшевики, мечущиеся между верхушкой армии и ее низами, больше трепещущие перед первой, чем перед вторыми, часто принимали [465] резолюции исключительно под давлением масс. Бумажный дождь можно было переждать, отсидеться. Не то было со взрывом стихийной солдатской ненависти к офицерскому союзу. Протесты солдат кое-где вылились в беспощадные самосуды. Солдаты, особенно матросы, расстреляли десятки наиболее ненавистных офицеров. Но тут на помощь Главному комитету союза офицеров пришло правительство. В архивах сохранилась чрезвычайно интересная запись разговора по прямому проводу начальника кабинета военного министра Барановского с генералом Лукомским, виднейшим руководителем контрреволюции. Барановский поучал генерала Лукомского:
«Считаю необходимым лично от себя добавить, что, зная работу союза офицеров, я уверен, что Керенскому и комитету союза офицеров совершенно по дороге, но методы прохождения пути глубоко различны, и, в частности, избранный комитетом путь прямо невозможен и недопустим, ибо только осложняет положение и создает затруднения деятельности Керенского, портит и самому себе, так как в Петрограде не только в демократических органах, но и во всех кругах создается впечатление, что комитет союза ведет странную игру и является гнездом реакции...»{666}
Оказалось, что вождю «революционной демократии» Керенскому и комитету союза офицеров «совершенно по дороге». Барановскому не нравилось лишь, что Главный комитет идет напролом в подготовке диктатуры и тем «создает затруднения деятельности Керенского».
Правительство не могло пойти на роспуск союза. Такой акт мог оттолкнуть весь генералитет армии, и без того настроенный недоверчиво к Керенскому. Союз офицеров уцелел. Главари его временно прекратили накопление новых кадров, надеясь скоро заняться широкой политической работой. Опекаемый правительством союз офицеров при Ставке превратился в своеобразный пересыльно-вербовочный пункт контрреволюционных сил. Руководитель союза генерал Алексеев развернул большую работу по собиранию и переброске белогвардейцев в районы Дона и Кубани, в распоряжение казачьего атамана генерала Каледина. Делегаты союза посещали отдельные армии, пользуясь официальными командировками.
По мере нарастания революции деятельность союза становилась активной и открытой. Оправившиеся от недавнего разгрома офицеры кое-где начали выступать с корниловскими требованиями. В ряде армий произошли офицерские съезды. Командиры требовали усиления борьбы с большевиками и [466] прекращения травли офицеров. Насколько осмелели деятели союза, можно видеть по резолюции офицерского съезда 10-й армии:
«Так как главным основанием всеобщей разрухи в армии послужило посеянное среди солдат недоверие к офицерам, то Временное правительство должно ясно и определенно, особым актом еще раз заявить о своем доверии к офицерству, честно исполняющему свой долг перед родиной и революцией... Офицерство является не врагом солдата, а другом русской революции. Политическая борьба не должна иметь места в рядах армии, но члены общества свободны, в принадлежности к любой из политических партий... Мы обращаемся к Временному правительству помочь нам проведением в жизнь намеченных выше мероприятий и деятельной борьбой с большевизмом, пользуясь для этого отдельными частями, не потерявшими боеспособности, иначе и этот новый подвиг офицерства не достигнет цели»{667}.
В предчувствии решающей схватки офицеры заговорили языком своего недавнего вдохновителя генерала Корнилова.
Особо надо отметить работу союза офицеров в юнкерских училищах и школах прапорщиков. Всего в старой армии насчитывалось 26 юнкерских училищ. Большая часть их была расположена в крупных центрах: в Петрограде — 8, в Киеве — 4, в Москве и Одессе — по 2. Точное количество юнкеров установить трудно — состав их часто менялся. Но в общем один только выпуск старших классов училищ давал более трех тысяч офицеров. Школ прапорщиков насчитывалось 38. Расположены они были в тех же городах, что и юнкерские училища, или около них. Общий выпуск всех школ давал без малого 19 тысяч прапорщиков. Удаленные от революционного влияния солдатской массы, военные училища и школы прапорщиков представляли крайне благоприятную почву для деятельности союза офицеров.
Завербовав в первую очередь командный состав этих училищ и школ, реакция быстро овладела и юнкерской массой. Контрреволюционное настроение в школах было господствующим. Даже эсеро-меньшевики составляли меньшинство, не говоря уже о большевиках, — они были вкраплены единицами. Юнкера не нуждались в сокрытии своих взглядов под маской «социалистических партий». Юнкера выполняли роль лучших ударных отрядов контрреволюции и первыми выступили против диктатуры пролетариата с оружием в руках. [467]
История гражданской войны в СССР
Источник http://militera.lib.ru/h/hcw/15.html
Скачать (прямая ссылка): https://drive.google.com/open?id=0B5Ukzv8_4OCxajhpX1FTX1RKU28
| 
