Глава пятнадцатая.
Расстановка боевых сил контрреволюции накануне великой пролетарской революции
6. Наступление контрреволюции
Как уже говорилось, назревание революции обгоняло все мероприятия буржуазии и помещиков. Завоевывая массы, революция проникала во все части фронта, уходила вглубь страны, в отсталые районы, прокладывала себе пути в самое сердце контрреволюции — в казачьи области.
Части, которые вчера еще клялись в верности черно-красному знамени буржуазных ударников, сегодня отказывались выполнять приказы командиров.
Полковой комитет гвардейского Семеновского полка — того самого, что прославился в 1905 году кровавым разгромом московского рабочего восстания, — хвастливо обещал «всей частью стать во главе штурмующих войск»{688}, а через несколько дней семеновцы отказались выступить на позиции.
Полки 2-го гвардейского корпуса, выразив желание считаться ударными частями, потом целыми полками отказывались выполнять боевые приказы.
По поводу польского уланского и чешского полков, которые Корнилов предполагал первыми двинуть против революции, Духонин на плане Корнилова уныло написал: «Ставка не считает их вполне надежными»{689}.
Фронтовое казачество глухо волновалось, тяготясь полицейскими обязанностями. По сообщению атамана Вогаевского казаки-фронтовики прислали протест против решения войскового [482] круга о союзе с кадетами на выборах в Учредительное собрание. Представители фронтовиков резко выступили против постановления Кубанской войсковой казачьей рады о выделении Кубани в самостоятельную республику.
Обострение между верхушкой и широкими массами казачества иногда принимало напряженный характер. В Омске в ночь на 5 октября по постановлению Омского совета казачьих депутатов Большой и Малый войсковые круги сибирского казачьего войска были объявлены контрреволюционными, председатели их арестованы, а у помещения круга поставлен караул. «Казаки заняли непримиримую позицию — не воевать с большевиками»{690} — такой итог завоеваниям революции среди казачества подвел генерал Духонин.
Из рук контрреволюции могли уплыть последние боевые силы. Чувствуя приближение развязки, она спешила перейти в наступление. Об этом открыто заявил генерал Брусилов на совещании «общественных деятелей» в Москве:
«Все говорят о сильной власти. Но сильное правительство явится только тогда, когда большинство народа и войска почувствует всю глубину падения страны, когда скажут: довольно нам разрухи, хотим порядка, хотим пользоваться своей свободой, а не анархией. Когда это будет, явится и сильная власть»{691}.
Призыв Брусилова выйти на улицу против революции поддержал делегат совещания Ильин. Подчеркнув, что налицо сейчас только две партии — партия развала во главе с большевиками и партия порядка во главе с Корниловым, — Ильин нагло заявил:
«Мы — партия порядка. Если революция в том, что всякий хватает, что можно, то мы контрреволюционеры»{692}.
Корнилов снова становится идеалом контрреволюции.
«Имя Корнилова, — заявил матерый реакционер Струве на заседании Предпарламента, — мы считаем совершенно честным, и за его честное имя мы отдадим и жизнь»{693}.
Заявление Струве было встречено бурными аплодисментами Предпарламента, того самого, который по замыслу эсеро-меньшевистских предателей должен был представлять волю страны до Учредительного собрания.
Продолжение войны связывало правительство в его борьбе с революцией по рукам и ногам. И Временное правительство пошло по стопам царских министров, пытавшихся перед Февральской революцией заключить сепаратный мир с немцами. 11 октября министр иностранных дел Терещенко на закрытом заседании [483] правительства выдвинул новый лозунг: вместо «войны до победного конца» «война до боеспособности армии»{694}. Новый лозунг делал участие России в войне чисто условным: в любой момент можно было признать армию небоеспособной и выйти из войны.
Но на этой подготовке общественного мнения не остановились. 21 октября редактор бульварной газетки «Общее дело» Бурцев сообщил, что на заседании комиссии Предпарламента 20 октября обсуждался вопрос о заключении с немцами сепаратного мира. По распоряжению Керенского газета была немедленно закрыта, но не за клевету, а... за разглашение сведении о закрытом заседании комиссии.
Правительство спешило заключить мир и перейти в наступление против революции. Одновременно с этим 9 октября министр внутренних дел меньшевик Никитин разослал приказ о создании при губернских комиссарах Временного правительства особых комитетов из представителей местного самоуправления, судебной и военной власти. Задачей комитетов являлось сплочение местных сил, готовых поддержать Временное правительство. В руки комитетов передавалась вся полнота власти.
Одиннадцатого октября военный министр издал приказ о привлечении армии к «борьбе с анархией». Контрреволюционные комитеты получали в свое распоряжение боевую силу.
Меньшевики шли в ногу с буржуазией: 15 октября они внесли в Предпарламент проект «Временного положения о борьбе с погромным движением». Проект требовал создания на местах полновластных комитетов общественной безопасности из представителей различных организаций, военных и судебных властей. Предпарламент, куда поступили предложение меньшевиков и проект меньшевистского министра Никитина о создании комитетов при губернских комиссарах, утвердил проект в формулировке меньшевиков: под такой оболочкой контрреволюционная сущность комитетов выпирала не так явственно. Руками меньшевиков были созданы те самые «комитеты общественной безопасности», которые стали во главе контрреволюции на второй день после Октябрьской революции.
В тыл срочно перебрасывались с фронта кавалерийские части. По распоряжению военного министерства 4 октября в Донецкий бассейн с Румынского фронта была отправлена кавалерийская дивизия. Назначение этой дивизии совершенно точно определил генерал Духонин в своей телеграмме от 12 октября генералу Щербачеву: [484]
«Для поддержания порядка в Донецком районе отправьте срочно (слово «срочно» вписано Духониным при подписании телеграммы. - Ред.) одну конную дивизию в распоряжение комвойск Одесского в пункт по его указанию»{695}.
Дивизия была направлена несмотря на почти полное обнажение фронта, невзирая на возражения командующего Румынским фронтом генерала Щербачева.
Одновременно с переброской войск в такие тревожные пункты, как Донбасс, реакция усиливала надежными частями гарнизоны в крупнейших узловых пунктах. Так по приказанию главкома Юго-западного фронта в Киев срочно перебрасывалась донская казачья пешая бригада, и по просьбе местных властей [485] отменялось распоряжение о выводе из города 17-го Донского казачьего полка.
Укрепляли позиции и в таких крупных узловых центрах, как Брянск, Смоленск. В Смоленск был спешно направлен 4-й Сибирский казачий полк.
Срочно усилен был гарнизон в Могилеве, где находилась Ставка. Последняя, настаивая на усилении гарнизона в Могилеве, требовала от главнокомандующего Юго-западного фронта: «Отправьте к нам 1-й Оренбургский полк. Его рекомендует Петроградский казачий съезд. 19 октября»{696}. Вот кто определял политическую благонадежность частей! Весь прифронтовой тыл, включая крупнейшие узловые пункты, был насыщен конницей, имевшей определенный план действия. Представление об этом плане дает следующий документ Юго-западного фронта:
«Для охраны тыла в распоряжение снабюз переданы: 6-я и 7-я (в тексте описка. Видимо, речь шла о 5-й. - Ред. ) донские казачьи дивизии и 1-й полк 1-й гвардейской кавалерийской дивизии. 6-я казачья дивизия вся расположена в районе к западу от Днепра, а из 5-й казачьей дивизии — 1 1/2 полка восточнее и 2 1/2 западнее Днепра, 1 1/2 в Киеве и 1 в Виннице; полк гвардейской кавалерийской дивизии расположен восточнее Днепра. Весь район тыла разделен на полковые участки охраны. Общими начальниками войск, назначенных для охраны района западнее Днепра, назначен начдив 6-й казачьей дивизии, а района Киева и восточнее Днепра — начдив 5-й казачьей дивизии. Начальники обеих дивизий подчинены снабюзу через командующего войсками Киевского военного округа. Кроме того в распоряжение начвосоюз назначены три полка 1-й гвардейской кавалерийской дивизии и 6 отдельных сотен для охраны железной дороги. № 265908/6793. Стогов»{697}.
Против внутреннего врага вооружались тщательнее, чем против внешнего. На фронте, часто не имея разработанного плана, гнали в бой наспех сколоченные части, не считаясь с боевым настроением. Здесь, в тылу, обдумывали каждый пункт плана. Разбили район на участки. Каждому командиру заранее дали точные инструкции. Войска тщательно проверяли, пропустив их через несколько фильтров.
Особое внимание реакция уделила Москве. Когда вновь началась подготовка наступления на революцию, Ставка решила направить в Москву кавалерийскую дивизию. 2 октября Духонин телеграфировал главкому Юго-западного фронта: [486]
«Главковерх приказал срочно перевезти железной дорогой одну из регулярных кавалерийских дивизий в распоряжение командующего округом Московского района по его указанию. О том, какая именно кавалерийская дивизия будет назначена, благоволите телеграфировать»{698}.
В связи с присылкой дивизии было приказано вывести из Москвы 7-й казачий полк, но в Москве рассчитали, что лучше иметь «синицу в руках, чем журавля в небе». Командующий войсками Московского военного округа полковник Рябцев срочно попросил оставить полк в Москве. Ставка согласилась. Более того, она приказала перебросить в Калугу, поближе к Москве, 4-й Сибирский казачий полк.
Но революционные события нарастали таким темпом, что и эти силы оказывались недостаточными. Москва изо дня в день запрашивала.,, когда же прибудет дивизия, а 20 октября в Ставку была отправлена следующая телеграмма:
«Принятие большевистским советом резолюции о немедленном захвате заводов и ожидаемому по этому поводу декрету ставит вопрос выступления большевиков и захват государственных и общественных учреждений Москве на реальную почву ближайшие дни, может быть, сегодня. Имеются сведения, что Москва явится центром выступления. Для сохранения порядка в Москве в моем распоряжении сил достаточно... для округа, где во многих местах намечаются такие же выступления, возможно, необходимо будет ваше содействие главным образом кавалерией и конной артиллерией, о чем поставил в известность военмина прид командвойск Московского полковник Кравчук»{699}.
Таким образом, московские контрреволюционеры, видимо, знали о письме Ленина, в котором он высказал предположение о возможности начать восстание в Москве. Реакция приняла свои меры, не ожидая восстания. Все это проливает свет и на дальнейшие события в Москве, где восстание затянулось на несколько дней: контрреволюция в ней . успела собрать значительные силы.
На телеграмме за подписью полковника Кравчука Духонин наложил резолюцию:
«Необходимо подготовить к отправлению если не дивизию, то бригаду с конной артиллерией. Духонин»{700}.
В тот же день, 20 октября, Ставка сообщила в Москву:
«Приказано подготовить к отправке с Юзфронта бригаду конницы с батареей в ваше распоряжение по получении от вас уведомления о надобности»{701}.
В свете этих фактов представляется совершенно беспочвенной и ребячески-наивной известная «теория» Троцкого о том, что отказом в выводе войск из Петрограда был уже будто бы предрешен исход октябрьского восстания.
«Исход восстания 25 октября, — писал Троцкий в своих «Уроках Октября», — был уже на три четверти, если не более, предопределен в тот момент, когда мы воспротивились выводу петроградского гарнизона, создали Военно-революционный комитет (16 октября), назначили во все воинские части и учреждения своих комиссаров и тем полностью изолировали не только штаб Петроградского военного округа, но и правительство. По существу дела мы здесь имели вооруженное восстание... Восстание 25 октября имело только дополнительный характер»{702}.
В свете вышеприведенных документов выступает весь предательский характер этой легенды, а сама клеветническая легенда тает, как снег на солнце. Отказ вывести полки из Петрограда только бросил контрреволюции вызов со стороны революции. Именно после этого лихорадочно завозилась контрреволюция, спеша опередить нарастающее восстание. Если бы большевистская партия хоть на минуту поверила, что отказ вывести гарнизон и есть «по существу вооруженное восстание», победа которого уже обеспечена этим отказом, она попала бы в ловушку контрреволюции: «легальное», «мирное восстание» Троцкого повело бы к тому, что, подтянув все свои силы, контрреволюция раздавила бы «мирных» победителей.
Ход событий подтвердил это полностью. Контрреволюция закончила свои приготовления: на местах были созданы штабы для руководства разгромом революции — пресловутые «комитеты общественной безопасности»; этим штабам была передана вся полнота власти; с фронта вызваны верные части; в тылу приведены в боевой порядок давно подготовленные отряды; в крупнейшие узловые пункты и промышленные центры присланы крупные пополнения, а в самом Петрограде приняты все меры для подавления вооруженного восстания.
Еще 14 октября, на второй день после того, как пленум Петроградского совета утвердил организацию Военно-революционного комитета и предложил ему немедленно приступить к работе, у Керенского состоялось совещание членов Временного правительства. Начальник штаба Петроградского военного округа генерал Вагратуни сообщил совещанию о мерах борьбы с возможным выступлением. Временное правительство не сочло «мирным» назревающее восстание и утвердило все эти мероприятия, [488] предложив возложить оборону города на военный комитет при Центральном исполнительном комитете советов. На следующий день командующий войсками округа Полковников запретил митинги, собрания и шествия, кем бы они ни устраивались. Приказ свой он закончил так:
«Предупреждаю, что для подавления всякого рода попыток к нарушению порядка в Петрограде мной будут приниматься самые крайние меры»{703}.
Шестнадцатого октября на закрытом заседании Временного правительства Полковников снова сделал доклад о подготовке контрудара. Полковников сообщил, что юнкерские школы из окрестностей Петрограда вызваны в столицу, а часть броневого дивизиона размещена у Зимнего дворца. Утвердив намеченные меры, правительство признало необходимым изъять милицию из ведения районных городских дум и подчинить ее непосредственно центральной власти. Вооруженные силы столицы концентрировались в одних руках.
На следующий день вновь состоялось заседание Временного правительства. Выступали с сообщениями только что вернувшиеся с фронта Керенский, военный министр Верховский и министр внутренних дел Никитин. Все нужные меры уже приняты, заявил Керенский: усилена охрана Зимнего и Мариинского дворцов, где заседали правительство и Предпарламент; из Ораниенбаума под Петроградом вызваны две школы прапорщиков для охраны почты, телеграфа, телефона; с Румынского фронта вызваны бронированный поезд и ряд других воинских частей; усилена милиция. Словом, по уверениям Керенского налицо имелась вполне достаточная военная сила.
Как шла подготовка в самом Петрограде, можно судить по следующим фактам.
Третьего октября неблагонадежные роты 1-й гвардейской резервной бригады, входившие в состав гарнизона Петропавловской крепости, были сменены четырьмя ротами самокатного батальона. 10 октября прибыла в Петроград для охраны Зимнего дворца 1-я Ораниенбаумская школа прапорщиков. 16 октября туда же прибыла 2-я Ораниенбаумская школа прапорщиков. 17 октября был отдан приказ о передаче в распоряжение командующего войсками Петроградского военного округа 16 броневиков «Фиат» и одного броневика «Гарфорд», предназначенных для охраны Зимнего дворца и правительственных учреждений.
Наступил решающий момент: революция и контрреволюция стали в боевые позиции, лицом к лицу. [489] Первый удар нанесла контрреволюция. Считая, что большевики поднимут восстание 20 октября, когда первоначально предполагалось открытие очередного — второго — съезда советов, Временное правительство накануне, т. е. 19 октября, вновь отдало приказ об аресте Ленина. Прокурор обратился ко всем властям с предложением найти, арестовать и доставить Ленина П. А. Александрову — судебному следователю по особо важным делам.
В тот же день в Калуге прибывший туда с казаками правительственный комиссар Галин ультимативно потребовал от Калужского совета роспуска солдатской секции и разоружения гарнизона. Карательный отряд окружил «Дворец свободы», где заседали все секции совета, обстрелял здание, разгромил помещение совета и арестовал большевистских депутатов. Казаки, громившие совет, говорили, что им дано задание разогнать еще двенадцать советов, стоящих на большевистской точке зрения, и в том числе Московский совет.
В Казани командующий войсками отдал приказ разоружить артиллерийский дивизион, находившийся под руководством большевиков.
В Ташкенте генерал Коровниченко оцепил казаками и юнкерами при поддержке двух бронемашин казармы, занятые революционно настроенными частями.
В Петрограде на улицы были выведены усиленные отряды юнкеров и казаков, по городу разбросаны скрытые резервы, готовые выступить в любой момент. Вся милиция была приведена в боевую готовность, половина ее наличного состава непрерывно дежурила в комиссариате. По городу разъезжали усиленные казачьи патрули.
Частям петроградского гарнизона был отдан секретный приказ:
«Ввиду того, что главнейшими объектами захвата являются Зимний дворец, Смольный институт, Мариинский дворец, Таврический дворец, штаб округа, государственный банк, экспедиция заготовления государственных бумаг, почта-телеграф и центральная телефонная станция, все усилия должны быть направлены на сохранение этих учреждений в наших руках. Для этого необходимо: заняв линию реки Невы с одной стороны и линию Обводного канала и Фонтанки — с другой, преградить мятежникам всякий доступ в центральную часть города...»{704}.
Дальше давались подробные указания о том, как должны были действовать полки в случае вооруженного выступления рабочих.
Приказ этот был перехвачен комиссаром Финляндского резервного полка и доставлен в Военно-революционный комитет. Двадцатого, как известно, восстания не произошло, да и самый съезд не собрался: лавировавшие эсеро-меньшевистские предатели в последний момент решили оттянуть съезд еще на пять дней, надеясь за это время увеличить на съезде количество своих сторонников. Немалую роль играло намерение в последний [491] момент спутать большевикам карты. Мелкобуржуазные политиканы тоже считали, что восстание приурочено к съезду: отложив съезд, мечтали отложить и восстание.
Но контрреволюция, раз начав наступление, продолжала выполнять свой план.
Двадцатого октября была вызвана и прибыла для охраны Зимнего дворца 2-я Петергофская школа прапорщиков, сменив 1-ю Ораниенбаумскую школу. 21 октября прибыла в столицу и заняла Аничков дворец 1-я Петергофская школа прапорщиков.
23 октября было приказано штабу Петроградского военного округа перевести в город батальон ударников из Царского села, гвардейскую артиллерию из Павловска и ряд частей с Северного фронта. 24 октября явилась рота 1-го Петроградского женского батальона и вошла в состав гарнизона Зимнего дворца. 25 октября должны были прибыть в Петроград 3-я Петергофская школа прапорщиков и школа прапорщиков Северного фронта, имея по 100 патронов на человека.
Как видим. Временное правительство не доверяло армии: основное ядро перебрасываемых в столицу частей составляли военные школы — «буржуазная гвардия» по выражению Ленина. Классовое чутье не обмануло правительство: даже некоторые из числа отборных частей, как, например, пулеметный кольтовский батальон, самокатный батальон и другие, не только не оказали вооруженной поддержки Временному правительству, но присоединились к восставшим петроградским рабочим.
Наконец правительство вооружало те слои населения, на которые рассчитывало опереться.
Восемнадцатого октября начальник штаба Петроградского военного округа приказал выдать «командиру студенческого мотоциклетного отряда Дранкину 20 револьверов, 400 патронов»{705}. 20 октября приказано выдать комитету банковских служащих 100 револьверов и винтовок и 3 тысячи патронов. 24 октября отдаются распоряжения о выдаче оружия организованной В. Орловичем «команде бежавших из плена раненых и увечных солдат»{706}. 24 октября формируется и вооружается еще один подобный же отряд прапорщиком Фроловым. 24 октября выдан пулемет председателю Петроградского областного комитета по организации добровольческой армии — матросу Чайкину. Главное внимание было обращено на охрану Зимнего дворца — местопребывание Временного правительства. В период с 10 по 23 октября происходил подбор частей для сводного отряда, составившего дворцовый гарнизон. Подбор производился с большой тщательностью. Основное ядро отряда составляли военные школы [492] с отборным личным составом. В тех случаях, когда привлекались солдаты, это производилось всегда с оговоркой о присылке «надежных людей». Таково, например, приказание от 17 октября командиру пулеметного батальона о присылке «надежных» пулеметчиков для обслуживания установленных во дворце двух пулеметов Кольта и двух пулеметов Максима. Таковы и другие распоряжения.
В последующие дни сводный отряд был усилен ударниками из Царского села, ротой 1-го Петроградского женского батальона, юнкерами школы прапорщиков Северного фронта, тремя сотнями казаков, юнкерами инженерной школы и некоторыми другими подразделениями и насчитывал до 1 600 человек.
С 16 по 24 октября юнкерские отряды постепенно занимали правительственные учреждения и наиболее важные в тактическом отношении пункты города.
Шестнадцатого октября «впредь до отмены» были выставлены самокатные наблюдательные посты на Миллионной улице, на Полицейском мосту и у Александровского сада против Гороховой улицы и Вознесенского проспекта.
Семнадцатого октября юнкерами усилили караулы в «Крестах», на 2-й городской станции и в других местах. В тот же день к зданиям экспедиции заготовления государственных бумаг, государственного банка, почтамта, центральной железнодорожной телеграфной станции и Николаевского вокзала направлены были бронемашины. Всем бронемашинам приказано было иметь по 12 снаряженных патронами пулеметных лент.
Двадцатого октября на Николаевский вокзал прибыла учебная команда Измайловского резервного полка. 24 октября юнкерские [493] караулы заняли городскую станцию телеграфа, телефонную станцию, все вокзалы, главную железнодорожную станцию (Фонтанка, 117), правительственные учреждения. В тот же день юнкерские пикеты расположились на углах больших улиц города и начали задерживать и направлять к Зимнему дворцу автомобили, не имеющие установленных пропусков.
24 октября юнкерские отряды заняли мосты через Неву. 24-го же в Петрограде ждали прибытия войск с фронта.
«По моему приказу, — писал позже Керенский, — с фронта должны были в срочном порядке выслать в Петербург войска, и первые эшелоны с Северного фронта должны были появиться в столице 24 октября»{708}.
В тот же день, 24 октября, т. е. за день до открытия съезда советов, было намечено нанести последний, решающий удар — атаковать и занять Смольный.
«Сейчас же после окончания заседания правительства, — рассказывает Керенский о заседании в Зимнем дворце в 23 часа 23 октября, — ко мне явился командующий войсками со своим начальником штаба. Они предложили мне организовать силами всех оставшихся верными Временному правительству войск, в том числе и казаков, экспедицию для захвата Смольного института — штаб-квартиры большевиков. Этот план получил сейчас же мое утверждение, и я настаивал на его немедленном осуществлении»{709}.
История гражданской войны в СССР
Источник http://militera.lib.ru/h/hcw/15.html
Скачать (прямая ссылка): https://drive.google.com/open?id=0B5Ukzv8_4OCxajhpX1FTX1RKU28
| 
