Кто не знает, что детям нужна любовь? Вроде бы все знают, только не все любят. Почему? Много может быть причин: не умеют, плохо стараются, мало практикуются, а могут считать, что лучше вовсе не любить, чем навредить своей «любовью». Но мне сложно согласиться, что ребёнка не нужно любить, так как думаю, что чрезмерная «любовь», ребёнок как фетиш или игрушка, деспотичная «любовь» и т. д. - это всё не о любви.
Попробуйте не любить
Если вы попробуете какое-то время общаться с ребёнком и не любить его, вы быстро узнаете, почему этот вариант плох. Ребёнок как человек универсально развивающийся до определённой поры (если, конечно, он находится не в самых худших условиях существования) cильнее духом, смелее, свободнее и чувственнее взрослого человека. Взрослый всецело поглощён выполнением одной (или несколькими - всё равно не всеми возможными и нужными на его ступени развития) определённой функции. Он работает и зарабатывает - ему некогда отдаваться чувствам и искать любви. Поэтому он ограничен в своём чувственном мире, он привык, что на его нелюбовь к другим людям ему отвечают тем же. Никакой ненависти, мести, протеста. Обычная, привычная всем, уже даже родная нелюбовь.
А вот, если не любить ребёнка, он обязательно «заподозрит» неладное и даст отпор. Правда, это в том случае, если ребёнок уже когда-то чувствовал такое серьёзное отношение к себе, как любовь. Если он и не знает о его существовании - тут другое дело. Но стоит ему только узнать о том, что существует любовь, он будет замечать разницу всем своим открытым ко всему доброму и настоящему естеством.
Отпор на проявления нелюбви он может дать разными способами. Но чаще всего он «объявляет войну» всем вокруг, так как «реального врага» - нелюбящего - ребёнку не всегда легко определить. Поэтому очень важно, даже только с эгоистической точки зрения тех, кто общается с ребёнком, чтобы любили последнего все - все, кто важен для него, на кого он сам обращает особое внимание, кого он любит (а он учится любить всех, с кем близко общается: маму, папу, братьев и сестер, бабушек и дедушек, одногруппников из детского сада, воспитателей, нянь и т. д.).
Если же забыть о личных чувствах воспитателей, то реакция ребёнка на нелюбовь может вылиться в серьезную проблему с его психическим здоровьем и контактом с миром вообще.
Ребёнок - человек
О любви не может быть речи, если ребёнка не воспринимать как человека. Потенциально ребёнок - это человек с самого начала своего существования. Но реально человеком он становится. И дело здесь не в возрасте, с которого можно начать отсчёт человеческой жизни. Человек становится человеком всю жизнь, но это не мешает ему быть человеком. И важно, что не только в процессе становления мышления ребёнок взрослеет. Человек проявляется в деле - в человечном деятельном отношении к миру. А для действительно человеческих дел нужны и мышление, и чувства.
В. А. Сухомлинский - педагог, который отказался от высоких званий ради воспитания детей в одной сельской украинской школе - говорил, что ребёнок становится человеком тогда, когда творит для другого человека и чувствует радость и гордость от этого дела. В своей книге «Сто советов учителю» он приводит в пример маленькую школьницу Зою, которая не замечала, что её мать больна, и хотела поехать в пятидневное путешествие со своим классом тогда, когда маме нужна была помощь. Несколько лет понадобилось педагогу на то, чтобы пробудить сердце девочки:
«Первой моей воспитательной заботой было то, чтобы Зоя пережила гордость от труда для матери, для своих одноклассников. Когда я увидел в ее глазах сияние этой человеческой гордости, я мог сказать: вот теперь в этом существе рождается человек».
Ничего бы не получилось у великого педагога, если бы он не воспринимал маленькую Зою как человека, если бы не верил в нее.
Приведу пример из своей практики. Пятилетнюю Лизу разбудили во время послеобеденного сна в детском саду - за ней раньше пришла мама. Если бы Лиза переодевалась в спальне, то могла бы разбудить спящих деток, поэтому няня забрала её одежду в класс, где не спали, а играли дети постарше. Лиза начала тихонько плакать. Воспитатель, который в это время был с другим проснувшимся ребёнком, не знал, что одежду Лизы уже забрали, а поэтому не мог понять, почему девочка плачет. Воспитатель спросил Лизу, но с первого раза из-за плача девочки понять ему ничего не удалось. Успокоившись, Лиза сказала: «Я выйду в тот класс голенькая и старшие будут надо мной смеяться».
Если принимать Лизу только как маленькую девочку, которой еще пока чужда взрослая культура, можно глубоко обидеть зарождающегося в ней человека. Заметьте, она стеснялась (по-своему, в силу своего возраста) не педагогов, а именно представителей своего непосредственного коллектива - старших детей, которые не раздеваются со всеми в спальне. Где та грань, что разделяет людей на взрослых и детей? Когда можно будет Лизу назвать действительно взрослой и относится к ней как к человеку?
А когда можно и взрослого человека назвать человеком? Долго размышляя над проблемой такого отношения к детям (ребёнок - не человек), я пришла к выводу, что проблема в отношении к человеку вообще. И дело здесь не в том, чтобы называть ребёнка человеком (это было бы похоже на «проблемы» современного феминизма или сексменьшинств: например, как называть женщину «доктор» или «докторша», как называть своего партнёра - он или она и т. д.). Называть можно как угодно, но лучше все же детей детьми, а взрослых взрослыми, так как серьёзные различия в развитии существуют, и их непременно нужно учитывать. Но отношение «ребёнок - это ещё не человек» начинается там, где взрослый человек воспринимается как статичное, неподвижное существо, а не такое, которое непрерывно развивается.
Человек - всё ещё подросток, но всё хорошее творится его силой
Можно подумать, что, если ребёнка воспринимать как взрослого, то и требовать от него нужно как от взрослого. Но кто сказал, что от всех взрослых нужно требовать одного и того же? От каждого по способностям - вот гуманное отношение. Способности же эти формируются и меняются. И на помощь в этих изменениях приходит «каждому по потребностям». Это самое сложное и нужное дело в педагогике - замечать, когда потребности воспитанника могут выйти на новый уровень и помогать человеку (созданием условий) самостоятельно перейти на этот уровень и научиться удовлетворять новые потребности.
Максим Горький в статье «О том, как я учился писать» говорил:
«Человек всё ещё во многом зверь, но вместе с этим он - культурно - всё ещё подросток, и приукрасить его, похвалить - весьма полезно: это поднимает его уважение к себе, это способствует развитию в нем доверия к своим творческим силам. К тому же похвалить человека есть за что - все хорошее, общественно ценное творится его силою, его волей».
Так же и с ребёнком. Все, что в нём есть человеческого, - это его заслуга. Взрослые могут только помочь или помешать ему самостоятельно творить в себе человека.
Выдающийся педагог А. С. Макаренко восхищался и вдохновлялся верой в человека Горького. Он даже рекомендовал всем педагогам начинать свою работу с прочтения книг этого писателя. В статье «Максим Горький в моей жизни» педагог писал:
«В этом случае решающим является горьковский оптимизм. Ведь он оптимист не только в том смысле, что видит впереди счастливое человечество, не только потому, что в буре находит счастье, но еще и потому, что каждый человек у него хорош. Хорош не в моральном и не в социальном смысле, а в смысле красоты и силы. Даже герои враждебного лагеря, даже самые настоящие „враги" Горьким так показаны, что ясно видны их человеческие силы и лучшие человеческие потенциалы...
Видеть хорошее в человеке всегда трудно. В живых будничных движениях людей, тем более в коллективе сколько-нибудь нездоровом, это хорошее видеть почти невозможно, оно слишком прикрыто мелкой повседневной борьбой, оно теряется в текущих конфликтах. Хорошее в человеке приходится всегда проектировать, и педагог это обязан делать. Он обязан подходить к человеку с оптимистической гипотезой, пусть даже и с некоторым риском ошибиться. И вот этому умению проектировать в человеке лучшее, более сильное, более интересное нужно учиться у Горького. Особенно важно, что у Горького это умение далеко не так просто реализуется. Горький умеет видеть в человеке положительные силы, но он никогда не умиляется перед ними, никогда не понижает своего требования к человеку и никогда не остановится перед самым суровым осуждением».
С Антоном Семёновичем сложно не согласиться. Одно только автобиографическое «Детство» Максима Горького открывает столько истин о детской душе, о формировании характера, об отношении взрослого к ребёнку, что этого хватит для вдохновения окутать детей любовью. В «Детстве» есть момент, который не выходит у меня из головы, я вспоминаю его каждый раз, когда сталкиваюсь с несправедливостью по отношению к детям:
«Маленьких всегда бьют? - спрашивал я; бабушка спокойно отвечала: - Всегда».
А если знать, о каком именно «бьют» говорил маленький герой произведения, то эти слова оставляют более сильное впечатление. Вместе с тем образ бабушки передан Горьким так, что сама она не вызывает ненависти или злости. Ненавидишь просто то, что так «всегда». Ищешь и находишь примеры, когда это не работает, и думаешь, как бы сделать так, чтобы всегда было не так, как у этих героев.
Как любить
«Нет какой-то специальной „науки" любви, - пишет В. А. Сухомлинский в „Сто советов учителю". - Есть наука человечности, кто овладел ею - тот готов к благородным духовно-психологическим отношениям, готов к сотворению нового человека».
Я ничего не открою нового, если скажу, что любовь к ребёнку в семье начинается с любви матери и отца друг к другу. То есть любовь к ребёнку начинается с любви к человеку. А от того, какой именно будет эта любовь, зависит то, что о любви узнает ребёнок и каким будет его отношение к миру. Сухомлинский ясно дал понять, что любовь - это человечность. В любви человечность проявляется конкретно - каждый раз это особенное отношение к другому. И этому нужно учиться.
«Только личность может действовать на развитие и определение личности, только характером можно образовать характер», - говорил основоположник научной педагогики в России К. Д. Ушинский. А Макаренко продолжил: «Только счастливый человек может воспитать счастливого человека. Разорвитесь на части, но станьте счастливыми, иначе вы не сможете воспитывать детей». Призыв Макаренко можно использовать и для продолжения мысли Ушинского: разорвитесь на части, но станьте личностью. А личность «всегда приносит людям естественную радость» (Э. В. Ильенков, «Что же такое личность»).
Где-то здесь, где зарождаются личности, где нет «умиления», «понижения требований к человеку», но вместе с тем есть понимание, что «все хорошее... творится его силою», и начинается любовь к человеку.
Любовь педагога
Педагогам, которые не родители своим воспитанникам, тоже необходимо учиться любви к людям. Нужно становиться интересными личностями, которыми можно восхищаться, в которых можно видеть счастливых людей. Известный итальянский педагог Мария Монтессори тоже говорила, что ребёнок тянется в своём поведении за теми людьми, которые ему кажутся наиболее счастливыми. А счастье для Монтессори в том, чтобы отдавать всего себя любимому делу:
«Когда учитель встретится с нуждами вверенной ему группы детей, он поймет достоинства общественной жизни, и наблюдения за проявлениями детской души доставят ему много радости... Когда дети раскрывают свои души, учитель, возможно впервые, понимает, что такое настоящая любовь...
Есть два уровня любви. Часто когда мы говорим о нашей любви к детям, то ссылаемся на заботу, которой их окружаем, на ласки и любовь, которые мы изливаем на тех, кого знаем... Но я говорю совершенно о другом. Это уровень любви, которая уже не является ни личной, ни материальной. Служить детям - это чувствовать, что ты служишь духу человека, духу, который должен сам творить себя».
Дальше в книге «Помоги мне это сделать самому» Монтессори приводит в пример двух докторов медицины в Париже, которые отказались от карьеры, чтобы стать «няньками», как их презрительно называли - то есть «чтобы всецело посвятить себя нашей работе и приблизиться в действительности к этому феномену».
И объясняет, что она понимает под любовью педагога и ребёнка:
«Настоящая помощь, которую может дать учитель, заключается не в послушании сентиментальному импульсу, но она исходит из подчинения любви дисциплине, используя это вместе с проницательностью, так как добродетельный человек становится более счастливым, чем тот, кому это добро предназначалось. Настоящая доброта служит нуждающемуся, не раскрывая себя, или, когда она раскрыта, принимает вид не помощи, а чего-то естественного и спонтанного.
Хотя отношения между ребенком и учителем находятся в духовном поле, учитель может найти хороший образец своему поведению, в этом случае находясь в положении слуги, наблюдающего за своим хозяином...
В психологической области взаимоотношений между учителем и учеником роль учителя и его действия аналогичны действиям того слуги; он должен служить, и служить хорошо: служить духу ребенка... Вопрос заключается не в содержании ребенка в чистоте или его одежды - в порядке. Мы служим не телу ребенка, так как знаем, что на определенном этапе своего развития он должен делать это самостоятельно. Основа нашего обучения заключается в том, что в этом смысле не нужно обслуживать ребенка. Он должен приобрести физическую независимость, стать самостоятельным, он должен приобрести независимую волю и свободу выбора, он должен научиться работать без перерывов. Развитие ребенка продвигается по пути прохождения разных этапов независимости, следующих один за другим, и наши знания в этой области должны руководить нашим поведением на этом пути. Это искусство духовного служения; искусство, которое может быть развито в совершенстве только в работе с детьми».
Любовь как служение и учитель как слуга - это очень похоже на любовь, о которой размышлял один из первых «теоретиков любви» - древнегреческий философ Платон - в диалоге «Пир»:
«И в самом деле, если кто-нибудь оказывает кому-нибудь услуги, надеясь усовершенствоваться благодаря ему в какой-либо мудрости или в любой другой добродетели, то такое добровольное рабство не считается у нас ни позорным, ни унизительным. Так вот, если эти два обычая - любви к юношам и любви к мудрости и всяческой добродетели - свести к одному, то и получится, что угождать поклоннику - прекрасно... Вместе с тем, если кто отдался человеку на вид порядочному, рассчитывая, что благодаря дружбе с таким поклонником станет лучше и сам, а тот оказался на поверку человеком скверным и недостойным, - такое заблуждение всё равно остается прекрасным. Ведь он уже доказал, что ради того, чтобы стать лучше и совершеннее, сделает для кого угодно всё, что угодно, а это прекрасней всего на свете».
Платон тоже видел любовь там, где есть личность, которая может служить кому-то добром, помогать любимому человеку становиться прекраснее. И такое возможно только там, где есть вера в человека, где можно отдать «поклоннику» всю свою личность, не думая о том, что тот может оказаться «человеком скверным и недостойным».
В. А. Сухомлинский тоже верил и на практике доказывал, что такая любовь только и может быть в педагогике:
«Нет в ребёнке ничего такого, что требовало бы от педагога жестокости. А если и возникают пороки в детской душе, то это зло выгоняется прежде всего добром. Это не проповедь непротивления злу, а реальный взгляд на мир детства. Мне ненавистна скрипучая подозрительность по отношению к детям, ненавистна формалистическая регламентация требований и запретов. Это не проповедь разгильдяйства и „свободного воспитания", а твёрдое убеждение в том, что добро, ласка, любовь - по отношению к ребёнку - не абстрактные добро, ласка и любовь, а человечные, реальные, проникнуты верой в человека, - это могучая сила, способна утвердить в человеке всё прекрасное, сделать его идеальным».
Если верить великим педагогам, без любви и человеческого отношения невозможно воспитание счастливого человека. Сама я даже не представляю, что ещё, кроме любви, может дать ребёнку сегодняшний взрослый, ограниченный своей профессией и бытом. Но, чтобы по-настоящему полюбить, взрослому непременно нужно выйти за рамки этой своей ограниченности. Нужно разорваться на части, но научиться любить, иначе у нас не получится воспитывать детей.
http://propaganda-journal.net/9959.html
|
