Преподаватель рассеяно обернулся, прекратив бороться с застёжками на портфельчике. Близоруко прищурился сквозь толстые стёкла своих смешных очков, заулыбался.
— А, Коля, здравствуйте…
Он всегда обращался к студентам на «вы», даже к самым забубённым хулиганам. И получалось это «вы» как-то очень естественно, без холодного официоза. А вот его самого за глаза всегда называли Костиком и «морячком«, по строчкам песни Утёсова. «Но и Молдаванка, и Пересыпь уважают Костю-моряка!..«
— Константин Палыч, это правда?!!
Конопатый Колька затормозил у самого порога лаборантской, едва не въехав плечом в стену. Он задыхался от быстрого бега.
— Увольняют, Коля. К сожалению. Мне было очень приятно работать с вашей группой, вы все — замечательные ребята. Передай им это от меня, пожалуйста, ты ведь, кажется, староста…
Чудак-человек. Учил их почти полгода, а до сих пор не может запомнить старосту. Увлечённый, вдохновенный, неосторожный чудак…
— Это из-за того дела, да?
***
— Да. Понимаешь, Коля… Коммунист, настоящий коммунист, не может быть верен себе только наполовину. Нельзя быть коммунистом до обеда, а после обеда становиться просто Константином Тебякиным. Вы это поймёте когда-нибудь… Ну, бывай!
Педагог заторопился, крепко стиснул растерянно-грустному Кольке ладонь и с излишней поспешностью вернулся к своему портфельчику. Прощаться с одиннадцатой группой в лице её старосты было для него тяжело.
… А ведь для них новый преподаватель истории стал новым во всех смыслах — в том числе, в плане учебного подхода. С забавной фамилией и комическим лицом Шурика из «Кавказской пленницы», молодой Константин Палыч, тем не менее, сразу же сумел завоевать любовь группы. А рука об руку с ним к студентам пришли необыкновенные, доселе неведомы знания…
О марксизме и коммунистах почти всем ребятам из одиннадцатой группы, в том числе — Кольке, было, разумеется, известно. Ещё в старших классах толстый апоплексичный историк со смаком описывал «красный террор», учинённый полоумными большевиками на погибель России. Руководил большевистской шайкой шпион Ленин-Ульянов, по недосмотру новой демократической власти всё ещё пылившийся в Мавзолее, а иго проклятых коммуняк страна свергла только в начале девяностых.
— Вот что дали они народу: ни-ще-ту, поголовную нищету! Не было нормальной колбасы, не было ваших любимых пиццерий и «Макдональдсов», повсюду выстраивались жуткие очереди… Хотели бы снова оказаться в Совдепии?
На этом риторическом вопросе толстый историк всегда тоненько подхихикивал, словно призывая школьников оценить шутку. Никто, в том числе — Колька, в отсталую Совдепию не хотел.
Потом — уже в вузе, на парах по философии — прелестнейшая Ольга Семёновна подробно рассказала первокурсникам о марксизме. Покусывая густо напомаженную нижнюю губку и поигрывая золотым кулончиком, доцент Тряпицина мягко объясняла аудитории:
— Никакого марксизма, в сущности, не существует, как и классовой борьбы. Это даже не философское учение, а так, пшик… Бедные всегда хотят набить карманы честно заработанными деньгами тех, кто умнее и оборотистее, поэтому им нужна концепция, чтобы оправдать своё желание. А Маркс был просто злым желчным человеком, страдающим фурункулами — именно оттуда эти параноидальные идеи революции…
Поэтому когда вновь прибывший преподаватель истории попал точнёхонько на тему «ХХ век», студенты с любопытством ждали, что последует на этот раз. Либерал или монархист? «Большевизм затормозил эволюцию в сторону Запада» или «Триста лет монархия стояла и ещё столько же простояла бы»? А может, националист (сейчас это модно)? «Почти весь руководящий состав большевистской партии — евреи, целью которых всегда являлось ослабление России…»
— Революция семнадцатого года была вызвана острой социальной необходимостью, ребята. Низы не хотели жить по-старому, а верхи уже не могли удерживать власть. И партия смелых, решительных людей возглавила народный протест, чтобы развернуть страну в правильном направлении.
Вот это был номер! «Партия смелых, решительных людей…» Это большевички-то? Это Володька Ленин-Ульянов? Не то вы что-то говорите, Константин Палыч, ох, не то… Может, оговорка?
Но нет, не оговорка. Новый преподаватель Тебякин, действительно, оказался коммунистом. И поначалу никто не поверил, что такое возможно. Живой коммунист в двадцать первом веке? Они же все там остались, в прошлом столетии. Кровожадные, недалёкие, серые, умеющие только разрушать… И старые, обязательно старые. Настоящему коммунисту должно быть минимум за шестьдесят, а ещё он обязательно голосует за КПРФ. Иначе какой же это коммунист? А тут — симпатичный, славный парень, почти их ровесник… начитанный, вроде. И вдруг — такие идеи.
О ситуации в системе образованияНесогласие с позицией «историка» высказал Колька, но говорил он, считай, от имени всей группы. Так и спросил, вежливо подняв руку:
— Константин Палыч, это как же так? Ведь доподлинно известно, что Ленин-Ульянов был германским шпионом и…
— Кому известно? — в весёлом недоумении вскинул брови Тебякин. — Мне эта глупость известна только в качестве нелепой байки.
Колька обиженно засопел.
— Ну… авторитетным учёным…
— Доказательства? Вы, Усов, будущий историк, и тоже, возможно, авторитетный учёный. А историкам и учёным свои слова всегда надо подтверждать достоверными источниками. Распространять слухи, да ещё с такой уверенностью, просто недопустимо.
Колька сел, задумался. Чёрт его знает, что там за источник… Вроде, по РенТВ официально говорили. Хотя там же на днях сказали, что Пётр I был марсианином… Может, взаправду наклепали на Ульянова этого?
На помощь пришла Маринка, весёлая рыженькая одногруппница.
— Ладно, побуждения были неплохие — допустим. Но вы же не станете отрицать беспрецедентный сталинский террор, почти пять миллионов расстрелянных… Большевизм выродился в монстра, пожирающего собственный народ. Люди боялись громко говорить даже на кухнях, в каждой квартире стоял чемоданчик с вещами на случай ареста…
Константин Палыч снисходительно улыбнулся.
— Это вы фильм «Стиляги» пересказываете. Пошленький фильм, да и актёры так себе — про достоверность даже не говорю. Это касательно чемоданчика и кухонь. А про «беспрецедентный террор» и «пять миллионов расстрелянных» прошу поподробнее… Откуда сведения, ознакомлены ли с документами по этому вопросу, знаете ли процент виновных среди приговорённых к высшей мере? По моим подсчётам там и миллиона не получается. В который входят и заслуженно наказанные, а их процент тоже изряден. К слову, в девяностые при переходе к рыночной экономике людей погибло больше, чем за все годы так называемых репрессий.
Маринка замялась, тоже села. Что тут ответить, если с документами не знакома?
Да и никто из одиннадцатой группы не знаком. И источников не помнили. А зачем? Про Ивана Грозного, вон, тоже известно, что убивец и кровопийца, но не будешь же приставать к историку Карамзину с вопросами, откуда он это взял? Было откуда, наверное… И всё-таки первокурсники задумались.
Личной неприязни к идеям марксизма-ленинизма и коммунистам прошлого никто из них не питал. Помимо набора сухих фактов из учебников, в головах будущих историков по данному вопросу царил эдакий густой тёмный туман, ощущение унылости и мрачности, а откуда оно взялось и чем подкреплено — об этом молодые студенты не задумывались. Если ежедневно твердят из телевизора, если серьёзные профессора говорят, если в фильмах постоянно высмеивается, то как не поверить?
Но всё-таки коммунисту Константину Палычу дали шанс обелить Совдепию. И он им воспользовался.
… Когда мозги юных первокурсников были, образно выражаясь, очищены от сорняков, «морячок» с наслаждением принялся преподавать им XX век, по которому был изрядным специалистом. Он преподавал с душой, с истинной страстью человека, для которого объясняемая тема — любимая. Рассказывал о героических красноармейцах, о трудовом подъёме народа (так всё же не за каждым вторым стоял НКВДшник!), о всплеске творческих сил и индустриальных достижениях. Рассказывал не просто так, по бумажке, а с настоящим актёрским мастерством. Так, что ребята буквально воочию видели и храброго Щорса, командира «сынов батрацких», и бесстрашного Фрунзе, и — уже позже, во время ВОВ — героического снайпера Людмилу Павличенко, смело кинувшую западным “союзникам”: «Не кажется ли вам, джентльмены, что вы слишком долго прячетесь за моей спиной?!!»
Константин Палыч не только хвалил, но и ругал. Ругал недалёкого завистливого Хрущёва, стуча по столу так, словно делал выволочку нерадивому студенту, отмечал существенные ошибки, указывал недочёты. СССР, да и сама марксистко-ленинская идеология, у него получались не статично-скучными, а какими-то очень живыми и при этом невероятно привлекательными. Да, со своими ошибками, да, с минусами, но всё же попытка создать первое социалистическое государство, государство трудящихся, а не олигархов, и попытка вполне успешная!
Под конец второго семестра кто-то даже спросил, подавив затаённый вздох сожаления:
— Ну, сейчас-то коммунистов, конечно, нет? И даже вы — ну, любите это время, помните то хорошее, что было, но взаправдашним коммунистом быть не можете… Это ж настоящая новая партия нужна, сподвижники… Погибли их идеи с развалом СССР, осталось только память.
«Морячок» хитро прищурился.
— Память, Настюша, это тот корешок, из которого произрастает всё остальное. Очень важный корешок. А коммунисты и сегодня есть, просто их мало, они переживают упадок. Снова, как в девятнадцатом столетии, по обществам и кружкам собираются, книжки друг другу передают, путь свой нащупывают. Такие же простые девчата и парни, как и вы, не болтуны из парламентских партий. Поднимется красный Колосс, Настенька, обязательно поднимется, расправит могучие плечи и станет ещё краше, чем был. Надо только помочь ему в этом возрождении…
***
… Это были последние слова Костика -«морячка» своей любимой одиннадцатой группе. Под самый конец семестра, словно гром среди ясного неба, грянуло страшное слово: увольнение.
Администрация вуза кандидата исторических наук Тебякина не любила, вернее сказать – на дух не выносила, но проклятый «политический плюрализм» не позволял увольнять за открытые симпатии к коммунистам. Официальный повод нашёлся только в конце учебного года – в виде маленькой красной брошюрки, опубликованной вопреки требованию кафедры. «ХХ век под красным знаменем», сборник лекций Константина Палыча, признанный его коллегами «порочащим кафедру и обладающим низким теоретическим уровнем». С этой книжкой «историк» носился больше года, и она всё-таки была опубликована. Возможно – глупость, неосторожность, но принципиальный Костик стоял на своём до последнего.
— Это очень важная книжка, ребята, полезная книжка. Не только вам, но и другим студентам. Люди имеют право знать… Нельзя трусить перед идеологическим противником, даже если он сильнее тебя и обличён властью. Большевики бы никогда не сделали революции, если бы трусили…
«Нельзя трусить… Никогда бы не сделали революции, если бы трусили…«
Колька понуро шёл от лаборантской, повторяя про себя слова «морячка», сказанные на предпоследнем семинаре. С кафедрой не поспоришь, конечно. Да и Костика не вернёшь. И всё же, всё же… Неужели его студенты не смогут сделать для своего преподавателя хоть какой-то малости, хоть как-то проявить своё несогласие с несправедливостью…
«Нельзя трусить перед идеологическим противником. Даже если он сильнее«.
***
Последний раз Тебякин побывал в вузе в понедельник — надо было забрать кое-какие бумаги. Когда он выходил на улицу, погода основательно испортилась, и бывший преподаватель поплотней запахнул плащ. Жаль — зонта нет. В такой лютый дождь ни один нормальный человек не выйдет на улицу без зонта…
О ситуации в системе образованияНа этой невеселой ноте Костик бросил взгляд на университетский двор… и растерянно заморгал сквозь свои толстые залитые дождевыми каплями очки. Во дворе, под проливным ливнем, полукругом стояло не меньше тридцати мальчишек и девчонок. Торжественно одетые, с красными ленточками, приколотыми к кофточкам и фалдам пиджаков, некоторые — с гвоздиками в руках. Ни дать, ни взять, на Девятое Мая собрались. Одиннадцатая группа, все двадцать девять человек. И несколько мордашек из десятой и шестой. А в середине полукруга — конопатый Колька Усов со старым дедушкиным баяном в руках. Колька любил музыку и уже два года учился играть на баяне…
— Песню запеее-вай! — гаркнул кто-то с краю, и из баяна полилось нечто, отдалённо напоминающее «И вновь продолжается бой». А хор нестройных молодых голосов запел, старательно выводя слова знаменитой песни и пытаясь перекричать завывающую непогоду. «Слепо милости не жди! Жизнь для правды не щади! Нам, ребята, в этой жизни только с правдой по пути!..»
Из полукруга вышли рыженькая Маринка и серьёзная Настя, неловко сунули бывшему преподавателю гвоздики.
— Это… вам. От нас. В благодарность за отличное преподавание и… В общем, спасибо, Константин Палыч. Спасибо вам.
Девушки смущённо отошли, а мокрые студенты продолжали петь. Про тревожное сердце, про грядущие победы, про молодого Ленина и юный Октябрь, который по-прежнему впереди. Громко, от души — так, что из приоткрытых окон первого этажа на них начали посматривать другие студенты.
— Выговоры вам впаяют, Серёж… — грустно улыбнулся Константин Палыч вихрастому пареньку, стоявшему ближе всех. — Небось, пары прогуляли… учебный день ведь в разгаре.
— Это уж как водится, — важно кивнул замстаросты Серёжа, бывший монархист и яростный поклонник адмирала Колчака, лично руководивший покупкой гвоздик. — Всенепременно впаяют. Но мы, коммуняки, трудностей не боимся.
… А дождь всё усиливался и усиливался, и прорезались сквозь него звонкие молодые голоса, в самом деле, сулящие новые победы, новое счастливое будущее впереди.
Константин Палыч слушал молча, стянув с головы насквозь промокший картуз. Крупные дождевые капли на его щеках мешались со счастливыми слезами.
А.Красик
От редакции . Рассказ очень точно описывает то, что сейчас происходит в вузах. В учебные заведения проникает ползучее мракобесие, а преподавателей начинают увольнять за оппозиционные взгляды и общественную деятельность. Такими темпами недалеко и до откровенных люстраций, вслед за «цивилизованной» Восточной Европой и Украиной. И вузы, и, прежде всего, проводимые властью молодёжные форумы и лагеря всё больше становятся площадкой для открытой шовинистической пропаганды.
А выход из этой ситуации один. И он тоже описан в рассказе. И студентам, и молодым рабочим предстоит понять, что достойного образования и будущего можно добиться только борьбой, борьбой за социализм.
. Рассказ очень точно описывает то, что сейчас происходит в вузах. В учебные заведения проникает ползучее мракобесие, а преподавателей начинают увольнять за оппозиционные взгляды и общественную деятельность. Такими темпами недалеко и до откровенных люстраций, вслед за «цивилизованной» Восточной Европой и Украиной. И вузы, и, прежде всего, проводимые властью молодёжные форумы и лагеря всё больше становятся площадкой для открытой шовинистической пропаганды.