Книга «Государство и революция. Учение марксизма о государстве и задачи пролетариата в революции» написана В. И. Лениным в подполье (в Разливе и Гельсингфорсе) в августе - сентябре 1917 года. Это произведение является результатом огромной научно-исследовательской работы, проделанной Лениным за сравнительно короткий срок, в основном за январь - февраль 1917 года.

Вопрос о характере пролетарской государственной власти, по словам Н. К. Крупской, особенно занимал Ленина в последние годы эмиграции. Мысль о необходимости теоретической разработки вопроса о государстве была высказана Лениным во второй половине 1916 года. «... На очереди дня теперь, - писал Ленин А. Г. Шляпникову, - не только продолжение линии, закрепленной у нас (против царизма и пр.) в резолюциях и брошюре.., но и очистка ее от назревших нелепостей и путаницы отрицания демократии (сюда относится разоружение, отрицание самоопределения, теоретически неверное отрицание «вообще» защиты отечества, шатания в вопросе о роли и значении государства вообще и пр.)» (Сочинения, 4 изд., том 35, стр. 184).

Антимарксистские полуанархические взгляды на государство и диктатуру пролетариата во второй половине 1916 года отстаивал в ряде статей Н. И. Бухарин. В декабре 1916 года в заметке «Интернационал Молодежи» Ленин подверг резкой критике позицию Бухарина и обещал написать подробную статью об отношении марксизма к государству (см. Сочинения, 5 изд., том 30, стр. 225-229). Читать далее...

1) Потому, что течение нашей общественной мысли, известное под именем «социалистски-революционного» (эсеры), на самом деле отодвигается и отодвинулось от единственной международной теории революционного социализма, которая только существует в настоящее время, т. е. от марксизма. В великом расколе международной социал-демократии на оппортунистическую («бернштейнианскую» тож) и революционную это течение заняло совершенно неопределенную и непозволительно половинчатую позицию между двух стульев, признавши марксизм «поколебленным» («Вестник Русской Революции» № 2, с. 62) на основании одной только буржуазно-оппортунистической критики, обещая с своей стороны заново и по-своему «пересмотреть» марксизм и не делая ровно ничего для исполнения этого грозного обещания.

2) Потому, что социалистски-революционное течение беспомощно пасует перед тем господствующим направлением русской общественно-политической мысли, которое должно быть названо либерально-народническим. Повторяя ошибку «Народной воли» и всего старого русского социализма вообще, социалисты-революционеры не видят полной дряблости и внутренней противоречивости этого направления и ограничивают свое самостоятельное творчество в области русской революционной мысли простой приставкой революционной фразы к ветхому завету либерально-народнической мудрости. Русский марксизм впервые подорвал теоретические основы либерально-народнического направления, обнаружил его буржуазное и мелкобуржуазное классовое содержание, повел против него войну и ведет ее, не смущаясь переходом целой кучи критических (= оппортунистических) марксистов в лагерь противников. Но социалисты-революционеры занимали и занимают во всей этой войне позицию (в лучшем случае) враждебного нейтралитета, усаживаясь опять-таки между двух стульев посреди русского марксизма (от которого они переняли только жалкие обрывки) и квази-социалистического либерально-народнического направления.

Статья В. И. Ленина «С чего начать?», напечатанная передовой в № 4 газеты «Искра», содержит ответы на важнейшие вопросы социал-демократического движения в России: о характере и главном содержании политической агитации, об организационных задачах и плане построения боевой общероссийской марксистской партии.

Статья явилась программным документом для революционной социал-демократии и широко распространялась в России и за границей. Местные социал-демократические организации читали ее в газете «Искра», переиздавали отдельной брошюрой. Сибирский социал-демократический союз отпечатал 5 тысяч экземпляров брошюры и распространял ее по всей Сибири. Брошюра печаталась также в Ржеве и распространялась в Саратове, Тамбове, Нижнем Новгороде, Уфе и других городах.

Организационные и тактические идеи, выдвинутые Лениным в статье «С чего начать?» и подробно развитые им в книге «Что делать? Наболевшие вопросы нашего движения», изданной в марте 1902 года, служили руководством в повседневной практической деятельности по созданию марксистской партии в России.

В. И. ЛЕНИН

С ЧЕГО НАЧАТЬ?

Вопрос: «что делать?» за последние годы с особенной силой выдвигается перед русскими социал-демократами. Речь идет не о выборе пути (как это было в конце 80-х и начале 90-х годов), а о том, какие практические шаги и как именно должны мы сделать на известном пути. Речь идет о системе и плане практической деятельности. И надо признать, что этот основной для практической партии вопрос о характере и способах борьбы остается у нас все еще нерешенным, возбуждает все еще серьезные разногласия, обнаруживающие прискорбную неустойчивость и шатание мысли.

Минуло сто лет со дня рождения Герцена. Чествует его вся либеральная Россия, заботливо обходя серьезные вопросы социализма, тщательно скрывая, чем отличался революционер Герцен от либерала. Поминает Герцена и правая печать, облыжно уверяя, что Герцен отрекся под конец жизни от революции. А в заграничных, либеральных и народнических, речах о Герцене царит фраза и фраза.
Рабочая партия должна помянуть Герцена не ради обывательского славословия, а для уяснения своих задач, для уяснения настоящего исторического места писателя, сыгравшего великую роль в подготовке русской революции.

Герцен принадлежал к поколению дворянских, помещичьих революционеров первой половины прошлого века. Дворяне дали России Биронов и Аракчеевых, бесчисленное количество "пьяных офицеров, забияк, картежных игроков, героев ярмарок, псарей, драчунов, секунов, серальников”, да прекраснодушных Маниловых. "И между ними, - писал Герцен, - развились люди 14 декабря, фаланга героев, выкормленных, как Ромул и Рем, молоком дикого зверя... Это какие-то богатыри, кованные из чистой стали с головы до ног, воины-сподвижники, вышедшие сознательно на явную гибель, чтобы разбудить к новой жизни молодое поколение и очистить детей, рожденных в среде палачества и раболепия”.

К числу таких детей принадлежал Герцен. Восстание декабристов разбудило и "очистило” его. В крепостной России 40-х годов XIX века он сумел подняться на такую высоту, что встал в уровень с величайшими мыслителями своего времени. Он усвоил диалектику Гегеля, Он понял, что она представляет из себя "алгебру революции”. Он пошел дальше Гегеля, к материализму, вслед за Фейербахом. Первое из "Писем об изучении природы” - "Эмпирия и идеализм”, - написанное в 1844 году, показывает нам мыслителя, который, даже теперь, головой выше бездны современных естествоиспытателей-эмпириков и тьмы тем нынешних философов, идеалистов и полуидеалистов. Герцен вплотную подошел к диалектическому материализму и остановился перед историческим материализмом.

Эта "остановка” и вызвала духовный крах Герцена после поражения революции 1848 года. Герцен покинул уже Россию и наблюдал эту революцию непосредственно. Он был тогда демократом, революционером, социалистом. Но его "социализм” принадлежал к числу тех бесчисленных в эпоху 48-го года форм и разновидностей буржуазного и мелкобуржуазного социализма, которые были окончательно убиты июньскими днями. В сущности, это был вовсе не социализм, а прекраснодушная фраза, доброе мечтание, в которое облекала свою тогдашнюю революционность буржуазная демократия, а равно невысвободившийся из-под ее влияния пролетариат.

Духовный крах Герцена, его глубокий скептицизм и пессимизм после 1848 года был крахом буржуазных иллюзий в социализме. Духовная драма Герцена была порождением и отражением той всемирно-исторической эпохи, когда революционность буржуазной демократии уже умирала (в Европе), а революционность социалистического пролетариата еще не созрела.

Паннекук выступил против Каутского, как один из представителей того «леворадикального» течения, которое числило в своих рядах Розу Люксембург, Карла Радека и других и которое, отстаивая революционную тактику, объединялось убеждением, что Каутский переходит на позицию «центра», беспринципно колеблющегося между марксизмом и оппортунизмом. Правильность этого взгляда вполне доказала война, когда течение «центра» (неправильно называемого марксистским) или «каутскианства» вполне показало себя во всем своем отвратительном убожестве.

В затронувшей вопрос о государстве статье: «Массовые действия и революция» («Neue Zeit», 1912, XXX, 2) Паннекук охарактеризовал позицию Каутского, как позицию «пассивного радикализма», «теорию бездеятельного ожидания». «Каутский не хочет видеть процесса революции» (стр. 616). Ставя вопрос таким образом, Паннекук подошел к интересующей нас теме о задачах пролетарской революции по отношению к государству.

В русской литературе переведено, несомненно, неизмеримо большее количество произведений Каутского, чем в какой бы то ни было другой. Недаром шутят иные немецкие социал-демократы, что Каутского больше читают в России, чем в Германии (в скобках сказать, в этой шутке есть гораздо более глубокое историческое содержание, чем подозревают те, кто пустил ее в ход, именно: русские рабочие, предъявив в 1905 году необыкновенно сильный, невиданный спрос на лучшие произведения лучшей в мире социал-демократической литературы и получив неслыханное в иных странах количество переводов и изданий этих произведений, тем самым перенесли, так сказать, на молодую почву нашего пролетарского движения ускоренным образом громадный опыт соседней, более передовой страны).

Особенно известен у нас Каутский, кроме своего популярного изложения марксизма, своей полемикой с оппортунистами и с Бернштейном во главе их. Но почти неизвестен факт, которого нельзя обойти, если ставить себе задачей проследить, как скатился Каутский к невероятно-позорной растерянности и защите социал-шовинизма во время величайшего кризиса 1914-1915 годов.

Вопрос об отношении государства к социальной революции и социальной революции к государству занимал виднейших теоретиков и публицистов II Интернационала (1889-1914) очень мало, как и вообще вопрос о революции. Но самое характерное в том процессе постепенного роста оппортунизма, который привел к краху II Интернационала в 1914 году, - это то, что даже когда вплотную подходили к этому вопросу, его старались обойти или его не замечали.

В общем и целом можно сказать, что из уклончивости по вопросу об отношении пролетарской революции к государству, уклончивости, выгодной для оппортунизма и питавшей его, проистекло извращение марксизма и полное опошление его.

Чтобы охарактеризовать, хоть вкратце, этот печальный процесс, возьмем виднейших теоретиков марксизма, Плеханова и Каутского.

Маркс продолжает:

    «... На высшей фазе коммунистического общества, после того как исчезнет порабощающее человека подчинение его разделению труда; когда исчезнет вместе с этим противоположность умственного и физического труда; когда труд перестанет быть только средством для жизни, а станет сам первой потребностью жизни; когда вместе с всесторонним развитием индивидуумов вырастут и производительные силы и все источники общественного богатства польются полным потоком, - лишь тогда можно будет совершенно преодолеть узкий горизонт буржуазного права, и общество сможет написать на своем знамени: «Каждый по способностям, каждому по потребностям»» ⁹⁷.

Только теперь мы можем оценить всю правильность замечаний Энгельса, когда он беспощадно издевался над нелепостью соединения слов: «свобода» и «государство». Пока есть государство, нет свободы. Когда будет свобода, не будет государства.

В «Критике Готской программы» Маркс опровергает подробно лассалевскую идею о получении рабочим при социализме «неурезанного» или «полного продукта труда». Маркс показывает, что из всего общественного труда всего общества необходимо вычесть и резервный фонд, и фонд на расширение производства, и возмещение «сношенных» машин и т. п., а затем из предметов потребления фонд на издержки управления, на школы, больницы, приюты престарелых и т. п.

Вместо туманной, неясной, общей фразы Лассаля («полный продукт труда - рабочему») Маркс дает трезвый учет того, как именно социалистическое общество вынуждено будет хозяйничать. Маркс подходит к конкретному анализу условий жизни такого общества, в котором не будет капитализма, и говорит при этом:

«Мы имеем здесь дело» (при разборе программы рабочей партии) «не с таким коммунистическим обществом, которое развилось на своей собственной основе, а с таким, которое только что выходит как раз из капиталистического общества и которое поэтому во всех отношениях, в экономическом, нравственном и умственном, носит еще отпечаток старого общества, из недр которого оно вышло» ⁹⁴.

Вот это коммунистическое общество, которое только что вышло на свет божий из недр капитализма, которое носит во всех отношениях отпечаток старого общества, Маркс и называет «первой» или низшей фазой коммунистического общества.

    «... Между капиталистическим и коммунистическим обществом, - продолжает Маркс, - лежит период революционного превращения первого во второе. Этому периоду соответствует и политический переходный период, и государство этого периода не может быть ничем иным, кроме как революционной диктатурой пролетариата... » ⁹⁰

Этот вывод покоится у Маркса на анализе той роли, которую играет пролетариат в современном капиталистическом обществе, на данных о развитии этого общества и о непримиримости противоположных интересов пролетариата и буржуазии.

Раньше вопрос ставился так: чтобы добиться своего освобождения, пролетариат должен свергнуть буржуазию, завоевать политическую власть, установить свою революционную диктатуру.

Теперь вопрос ставится несколько иначе: переход от капиталистического общества, развивающегося к коммунизму, в коммунистическое общество невозможен без «политического переходного периода», и государством этого периода может быть лишь революционная диктатура пролетариата.

Каково же отношение этой диктатуры к демократии? 

Мы видели, что «Коммунистический Манифест» ставит просто рядом два понятия:

«превращение пролетариата в господствующий класс» и «завоевание демократии»⁹¹.