Рождённая революцией. Комиссар милиции рассказывает. 3-я серия — «В огне»

3-я серия — «В огне»

Алексей Петрович Нагорный,

Гелий Трофимович Рябов

Повесть об уголовном розыске

 ГЛАВА ТРЕТЬЯ
 

    Мы жили тесной, дружной семьей, мы были спаяны общей опасностью. Мы знали преступный мир и преступный мир знал нас и знал хорошо, что нет ему от нас пощады и ни один из них не уйдет от наших рук…

Весной 1922 года в жизни Кондратьевых произошло значительное событие: исполком выделил им комнату в старом доме на Фонтанке, неподалеку от Симеоновского моста. Комната была небольшая, в коммунальной квартире, с тихими, вполне порядочными соседями: Ганушкин вместе с женой Таей работал на Балтийском заводе, Бирюков был холост и служил в Госбанке начальником охраны. С первого же раза все друг другу понравились: Тая подарила Маше выкройку летнего платья, а Бирюков предложил, как он выразился, "поднять бокалы за коммунальную дружбу, совет да любовь". За столом разговорились. Ганушкин сказал:

– Все понимаю, одного понять не могу: совершили революцию, облегчение народу сделали, а что теперь?

– Снова всякая сволочь к сладкой жизни рвется, всё за деньги, всё купи-продай! - горячо поддержал Бирюков. - У нас в банке беседу товарищ из обкома проводил… Оборот, говорит, советской торговли - двадцать шесть миллионов рублей, а нэпманской - пятьдесят пять. Безработных в Питере сто пятьдесят тысяч! Шутка сказать!

– Мимо витрин лучше не ходи, - горько махнула рукой Тая. - Сплошное огорчение.

– На витринах, как при государе-императоре, - неопределенно хмыкнула Маша, и нельзя было понять, то ли она осуждает возврат к прошлому, то ли одобряет настоящее.

Коля посмотрел на нее с укором:

– Видел я это… Тяжело. А истерики закатывать - ни к чему. Вон Трепанов пишет из Москвы: к гастроному на Тверскую бегает разная не очень сознательная молодежь. Смотрят на икру, на копченую колбасу, кто за волосы хватается, кто за маузеры - мол, лучше застрелиться, чем продолжать такую гнилую жизнь. Отступаем, мол, сдаем позиции. Чепуха! Сознательность надо иметь, тогда поймешь: да, пока мы отступили. - Только временно это. А паникеров при отступлении расстреливают, между прочим. Товарищ Ленин так сказал.

– Оно, конечно, верно, - протянул Ганушкин. - Однако многие не понимают и осуждают.

– Все эти "отступления" рискованны, - сказал Бирюков. - Если государство хоть на миг перестанет контролировать торгашей и всяких деляг - плохо будет.

– Не перестанет, - сказал Коля. - А без деляг тоже нельзя. Как оживить торговлю?

Дискуссию прервал телефонный звонок. Коля вышел в коридор, снял трубку. Звонил Витька.

– Дядя Коля! - срывающимся голосом кричал он. - Тетя Маруся из Москвы приезжает! Телеграмму принесли! Поезд через час! Пойдете встречать?

– Пойду, - улыбнулся Коля. - Ты чего на новоселье не приходишь?

– Тетю Марусю жду! - крикнул Витька. - Только вместе с ней! Вагон третий, найдете?

– Найду, - Коля повесил трубку и вернулся в комнату. Соседи уже разошлись, Маша вытирала стаканы.

– Маруська приезжает, - сообщил Коля. - Пойдешь встречать?

Маша покачала головой:

– Сколько раз, Николай, я просила тебя не называть ее Маруськой!

– А как? - искренне удивился Коля. - Машей, что ли? Так для меня одна Маша - ты.

– Марусей называй, - улыбнулась Маша. - А вообще-то я до сих пор не могу понять: что это - просто совпадение имен или что-нибудь посложнее?

– Хватит тебе, - примирительно сказал Коля. - Обыкновенное совпадение, и ничего другого здесь нет, можешь мне поверить.

На вокзал ехали в трамвае. За окнами мелькали серые дома, шли уныло сгорбившиеся прохожие. Милиционеры с револьверами провели группу задержанных. Задержанные были одеты разношерстно, но шли весело, с прибаутками, словно никто из них и не догадывался, что многих ждет тюрьма, а некоторых - и "вышка". "А ведь каждый день попадают оголтелые, до мозга костей враги - настолько злобные и непримиримые, что иному "каэру", контрреволюционеру, позавидовать…" - подумал Коля. Он вдруг вспомнил, как они с Машей два года назад вернулись в Петроград из Москвы. Он часто вспоминал об этом. И не потому, что чувствовал себя виноватым перед Маруськой. Просто до сих пор стоял перед глазами пустой перрон и две одинокие фигурки у края платформы: Маруська и рядом с ней Витька. Вспоминалось и другое: как вынес чемодан, помог спуститься из вагона Маше, сказал:

– Здравствуй, Маруся. Здравствуй, Витя. А это - моя жена, Маша.

Маруська улыбнулась через силу:

– Имя у вас красивое, как у меня. Это хорошо. Вы только любите его всю жизнь, ладно?

– Да… - растерянно кивнул Коля и подумал про себя: вот ведь какой колоссальной выдержкой обладает Маруська. Ничего не знала, а смотри ты. Виду не подала. А Маша переживает. Коля посмотрел на Машу: у нее лицо пошло красными пятнами.

"Сейчас будет охо-хо…" - только и успел сказать себе Коля, как вдруг Маша вздохнула и… улыбнулась:

– Здравствуйте, Маруся… Рада познакомиться. Надеюсь, мы станем друзьями. Во всяком случае, нам с Колей этого бы очень хотелось.

И снова Коля подумал про себя, что в чем-то дворянское воспитание имеет свои очевидные преимущества.

А Витька заплакал злыми, непримиримыми слезами.

– Лучше бы вы меня не нашли тогда, на Дворцовой! - кричал он сквозь слезы. - Лучше бы вы навсегда остались в своей Москве! Насовсем!

Маша попыталась обнять его, успокоить, но он вырвался и убежал.

Маруська развела руками - расстроился парень, что с ним поделаешь, а Коля сказал:

– Разве виноват я, если жизнь так повернула!

– Конечно, виноват. - Маша решила все обратить в шутку. - Знаешь, что все в тебя влюбляются напропалую - и взрослые, и дети, так проявляй осторожность!

С вокзала поехали к Бушмакину. Он обрадовался, расцеловал Машу, и тут же начал укладывать чемодан. "И думать не думайте! - решительно заявил он Коле. - Вы - семья, новая, советская, а я - перст, мне и кабинета хватит. И кончили об этом!"

Прошла неделя, минула вторая. Коля очень боялся, как сложатся отношения Маши и Маруськи, но шел напролом: приглашал Маруську в гости; по вечерам, когда изредка бывал свободен, тащил к ней Машу и с ужасом ждал, когда же разразится скандал. Но ничего не произошло. Маша и Маруська вместе ходили стирать, иногда, если были продукты, готовили по воскресеньям; когда не было дежурств или вызова на задание, Маша водила всех по городу и рассказывала о прошлом Петербурга. Знала она множество интереснейших подробностей: про 47 букв в надписи на фронтоне Михайловского замка и сбывшееся предсказание юродивой Ксении, которая на всех углах кричала, что император Павел умрет на сорок седьмом году жизни; рассказывала о казни декабристов, о том, как их тела везли ночью на Голодай, чтобы тайно зарыть на берегу залива, - и все слушали восхищенно и только вздыхали, по-хорошему завидуя ее памяти и умению рассказывать… А с Витькой у Маши так ничего и не получилось. Мальчишка дичился, разговаривал неохотно и всячески давал понять, что слишком красивая Маша просто-напросто обобрала простофилю Маруську.

…Пришел поезд. Из третьего вагона вылетела улыбающаяся Маруська. Витька повис у нее на шее. Потом Маруська расцеловалась с Машей, а Коле пожала руку и сказала:

– Знаешь, кто выступал? Сам Калинин! Знаешь, что сказал? Главное, говорит, свято блюсти революционную законность. И черепок знаниями наполнять! Я к нему в перерыве подошла, говорю - а мы все на вашем станке в "Старом арсенале" работали! Вы, спрашивает, давно в милиции? Говорю: с первого дня. Он - веришь - при всех меня чмокнул и говорит: это очень хорошо, что в нашей милиции работают женщины! Потому что присутствие женщины всегда смягчает нравы и облагораживает окружающих, делает их гуманнее. А советская милиция должна быть прежде всего гуманной, потому что она - детище самой гуманной революции всех времен и народов!

– Хорошо сказал, - согласился Коля. - Только вот Кузьмичев считает, что твое присутствие в управлении как раз мешает. И знаешь, почему? Другой раз на допросе надо бы и матом завернуть, а нельзя. Хоть ты и опер, а все - женщина.

– Кузьмичев ваш - дрянь, - непримиримо сказала Маша. - Карьерист.

– Думаю, что он посложнее, - нахмурилась Маруська. - Ладно, поехали домой, братки. Кстати тебе, Коля, самый горячий привет от Трепанова, Никифорова и Афиногена. Между прочим, ухаживал за мной… - Она улыбнулась.

– Афиноген? - удивился Коля. - Вроде бы он женщинами никогда не интересовался.

– Не-е… - Маруська покраснела. - Никифоров. Но я ему прямо сказала: однолюбка я. Все понял, отстал. И тут, говорит, этот Кондратьев мне дорогу перешел!

– Пирог я сделала, - вздохнула Маша. - Поедемте, засохнет. С картошкой пирог, редкость…

– Ну, вот, - расстроилась Маруська. - Кажись, я тебя обидела. Ты извини. Я, Маша, человек открытый, говорю, что думаю. Шутила я, конечно. Но ваша любовь для меня - святая, ты это знай. А насчет пирога - в другой раз. Меня ждут в управлении. Витька, поедешь домой к тете Маше. Коля, ты со мной?

– С тобой, - Коля посмотрел на Витьку, подумал: "Сейчас скажет что-нибудь такое… нехорошее".

– Поеду, - сказал Витька. - Мы вас подождем.

– Подождем, - улыбнулась Маша. - Пасьянс разложим, я тебе про Смольный расскажу…

– Не-е… - Витька отмахнулся. - Пасьянс - это буржуазное.

Они ушли. Коля и Маруська сели на "пятерку". Трамвай загромыхал по Невскому.

– Ну как? - спросил Коля. - Какая обстановка?

– Голод, Коля, - тихо сказала Маруська. - Сотни тысяч умирают от голода. Уголовщина дала такую вспышку - никто и думать не мог. Страшно делается.

– Думаешь, не выдержим?

– Нет. Так не думаю. - Маруська посмотрела ему в глаза. - Только будет нам очень трудно и плохо, Коля. Всей стране. - Она нахмурилась. - Ничего… Поборемся. Главная задача сейчас - справиться с бандитизмом.

– Это мы понимаем. - Коля улыбнулся. - А я вот учиться надумал. За этот год одолею историю Соловьева. А на следующий - прочитаю всего Маркса!

Маруська посмотрела на него с уважением.

– А что. Ты упрямый, усидчивый. У тебя получится. А я вот никак не могу. Нет у меня задатков к этому делу.

– Неправда это, - Коля покачал головой. - Задатки у всех есть. Только один стремится, а другой топчется, вот и все. Ты вот что учти: придет такое время - и оно не за горами, - когда одним горлом не возьмешь. Знания потребуются, поняла?

– Все поняла, а читать не люблю, - грустно улыбнулась Маруська.

– Я тебя втяну, - сказал Коля. - Я как понимаю? Есть профессия: оперативный работник уголовного розыска. В чем она состоит? Применяя научно-технические и психологические методы розыска, проникать в самое нутро преступного мира и разлагать его. Пресекать возможные преступления. А уже совершенные - безотказно раскрывать! Что для этого надо? Опыт, знания, человечность. Правильно я говорю?

– Ох, Коля, - сказала Маруська не то в шутку, не то серьезно. - Будешь ты еще всеми нами командовать. И не здесь, в Петрограде. В Москве ты будешь. Народным комиссаром внутренних дел, попомни мое слово!

– Да будет изгиляться-то, - обиделся Коля. - Я тебе душу открываю, а ты…

– А я тебе о своей мечте говорю. И считай, что ты этой моей мечты очень даже достоин!

– Ладно, - покраснел Коля. - Уж я твое доверие постараюсь оправдать. Шутница.

…Вышли у Большой Морской, свернули направо, к арке Главного штаба. Впереди, на фоне Зимнего, выкрашенного в красно-бурый цвет, четким силуэтом рисовалась Александровская колонна.

Стремительно уходил в высокое бледно-голубое небо четырехконечный латинский крест.

– Знаешь, кто этот крест держит? - спросил Коля.

– Ангел? - удивилась Маруська.

– Царь, - сказал Коля. - Александр Первый. Я в одной книжке прочитал. Я думал, что памятники только вождям и царям делали, а все эти статуи для красоты ставили.

– Чудак ты! - вздохнула Маруська. - Бесхитростный ты какой-то, даже обидно за тебя.

Миновали своды арки. Коля замедлил шаг:

– Витьку я на этом самом месте нашел… Вырос парень. Совсем взрослый стал. Говорит "дядя Коля", "тетя Маруся", а уж ему впору меня просто Колей называть.

– Отец ему нужен, - вздохнула Маруська. - Ох, как нужен ему отец!

– Ну, ты уж так говоришь, словно от замужества навсегда отказалась! - улыбнулся Коля. - Девка ты что надо и человек хороший, так что я считаю, у тебя все "на мази!"

– Нет, Коля… Не будет у меня никакой "мази". Никогда. И не говори ты со мной об этом больше. - Она с тоской посмотрела на него. - Ни в жизнь не говори!

– Ладно. - Коля растерянно погладил ее по руке. - Извини меня. Я хотел как лучше.

…У Бушмакина шло совещание. Здесь были все старые друзья Коли: чернявый балагур Вася, с которым он познакомился на "Старом Арсенале", "вечный студент" Никита, в углу молчаливо сидел Гриша. Было много и новых сотрудников.

Читать полностью

А.П.Нагорный, Г.Т.Рябов - Повесть об уголовном розыске