Рождённая революцией. Комиссар милиции рассказывает. 4-я серия — «Мы поможем тебе»

Алексей Петрович Нагорный,

Гелий Трофимович Рябов

Повесть об уголовном розыске

    Внутри страны против нас хитрейшие враги организуют пищевой голод, кулаки терроризируют крестьян-коллективистов убийствами, поджогами, различными подлостями - против нас все, что отжило сроки, отведенные ему историей, и это дает нам право считать себя все еще в состоянии гражданской войны. Отсюда следует естественный вывод: если враг не сдается - его истребляют.

        /М. Горький/

Весной 1929-го Витьке исполнилось девятнадцать… Отметить день рождения собрались у Бушмакина на Сергиевской. Коля с Машей подарили Витьке новый шерстяной костюм, Сергеев, загадочно улыбаясь, ушел в прихожую и вернулся с небольшим, но тяжелым свертком. Витька прикинул сверток на руке и, замирая от радостного предчувствия, спросил:

– Револьвер?

– Угадал, - кивнул Сергеев и вздохнул: - Такая моя планида - всем вам оружие дарить. Владей честно, уверенно, беспощадно. Классовый враг не дремлет, Витька, и мы должны быть начеку.

Витька распаковал сверток. Это был вороненый кольт 14-го калибра - такой же, как у Коли, и несколько пачек патронов.

– И откуда ты только достаешь? - мотнул головой Бушмакин.

– А ты учитывай мое положение, мою должность, - шутливо улыбнулся Сергеев. - Давайте, братцы, к столу.

Маруська приготовила роскошный ужин. В чугунке дымилась разварная картошка. На плоском блюде вытянулся заливной судак. Среди огурцов - их по раннему времени и дороговизне было всего шесть штук, по числу приглашенных, - поблескивали потными боками две бутылки с водкой - настоящей, прозрачной водкой, с зелеными этикетками государственного завода.

– Начинаем жить, как люди, - Бушмакин щелкнул бутылку по горлышку, распечатал и разлил по рюмкам. - Позволения на тост не спрашиваю. Я, можно сказать, крестный отец и Коли, и твой, Маруся, и Витька мне, можно сказать, внук. Родной он мне, и я так скажу: второй год ты, Витька, работаешь рядом с нами - бок о бок. Не высыпаешься, как мы, другой раз недоедаешь, а главное - каждую минуту имеешь шанс получить злую бандитскую пулю. Товарищ Сергеев сделал тебе хороший подарок, деловой, а я хочу сказать, чтобы ты не только не уронил, но и всячески умножил большую и заслуженную славу твоей приемной матери и твоего приемного отца. - Бушмакин встретил укоризненный взгляд Сергеева, но не смутился и продолжал: - Важна не форма, Сергеев, а существо. Мы марксисты. Мы говорим: главное - содержание. Кто кому муж, кто кому жена - не в данном вопросе суть. Коля - отец Витьке. И старший боевой товарищ!

Маруська прослезилась, выпили, пошел общий разговор. Внезапно Бушмакин сказал:

– А у меня, супруги Кондратьевы, новость для вас. Приятная. - Он вынул из кармана и передал Коле сложенный вчетверо лист.

Коля прочитал и растерянно протянул бумагу Маше:

– Ну, мать, сбылась твоя мечта.

– Дали отпуск! - радостно крикнула Маша. - Не может быть!

– Отпуск, - подтвердил Бушмакин. - Первый ваш отпуск, люди добрые. Завидую вам.

– У меня вопрос, - сказал Сергеев, обращаясь к Коле. - Обстановку в деревне знаешь? Если знаешь, то у меня к тебе поручение.

– Выполню. Передать что? Вы вроде не из тех, мест?

– Не понял ты, - усмехнулся Сергеев. - Партийное поручение у меня. Ты молодой большевик, вот и прими свое первое задание. Завтра приходи в обком, поговорим.

Коля понял, какое поручение хочет дать ему Сергеев. Обстановка вокруг Ленинграда и в прилегающих областях, как и по всей стране, складывалась тревожная - кулак повел наступление по всему фронту. Изо дня в день страницы газет заполняли тревожные сообщения: кулаки пытались сорвать весенний сев. На одной из шахт Донбасса кулацкие выродки облили бензином и сожгли рабочего Слычко. На другом конце страны, в деревне Тарасеево, бандиты сожгли дом председателя сельсовета Кормилицына. А в селе Васильевское банда кулаков несколько часов держала под обстрелом наряд милиции.

Хлебом владели кулаки. Впереди было сражение - не на жизнь, а на смерть, и Коля уже догадывался, что ему придется принять в этом сражении самое непосредственное участие.

***

Наутро Коля пришел к Сергееву в Смольный.

– Садись, - сказал Сергеев. - Твое село в центре хлебного района. Ленинград не может прожить на своем хлебе, и мы должны четко знать: как крестьяне? О чем думают? Советскую власть поддержать или у кого-то и иные настроения? Нужно ясно представлять, на кого мы можем опереться, Коля. Пятнадцатый съезд решил вопрос о коллективизации. Вспомни, что говорил Ленин: мелким хозяйствам из нужды не выйти. - Сергеев помолчал немного и добавил: - Ну а то, что отпуск тебе затрудняем, - не обессудь. Там тяжелые места. Кулачье. Уголовщина. Церковная оппозиция. В монастырях прячутся контрреволюционные недобитки. - Сергеев вздохнул: - Машу с собой берешь?

– Ответ вы знаете, - улыбнулся Коля.

– В таком случае ты несешь полную ответственность за ее жизнь, учти, - серьезно сказал Сергеев. - Звонил Бушмакин. Зайди к нему. Желаю, - Сергеев поколебался мгновение, потом притянул Колю к себе, сжал в сильных руках. - Тебе предстоит рискованное дело. Но я верю в твою звезду, Коля. Она ведь наша, пятиконечная.

***

– Марию приказываю оставить, - настаивал Бушмакин.

– Вы ей прикажите остаться, - обиделся Коля.

– Сергеев мне все объяснил. Представляю, какой тебя ждет отпуск.

– В лучшем виде, - улыбнулся Коля. - Раков ловить будем.

– Раков, - нахмурился Бушмакин. - Тебя ждут такие клешни, что врагу не пожелаю. Ну и отпуск, черт его возьми, - Бушмакин пожал плечами: - Не чужой ты мне, Коля. И мне жаль, что отдохнуть тебе не удастся. И помочь не могу. Хочешь, отменим отпуск?

Коля пристально посмотрел на Бушмакина.

– Ладно, - смутился тот. - Я пошутил. Слушай, а ведь у меня тоже есть для тебя поручение. Я посылаю в Новгород Витьку. По ориентировкам Новгородского УГРО ясно, что определенная часть ценностей, изъятая за последние несколько месяцев, возможно, имеет отношение и к нашим делам. Приметы сходятся. Витька молод, горяч, нет опыта. Но он может, чем черт не шутит, выйти на серьезную группу. Если что - помоги ему.

– Мы все начинали без опыта, ничего.

– Опирайся на актив. Сейчас не то, что пять лет назад. Сейчас там сельские исполнители, сочувствующих много. А главное - будь начеку.

Барабан кольта проворачивался с сухим металлическим треском. Коля распечатал новую пачку патронов, начал снаряжать каморы. Маша стояла рядом и внимательно наблюдала, как матово поблескивающие патроны послушно занимают свои места.

Проверив револьвер, Коля положил его на стол и стал укладывать чемодан.

Мария взяла кольт, направила на мужа:

– Руки вверх!

– Этим не шутят, - рассердился Коля. - Положи!

– Отними, - она показала ему язык.

– В твоем возрасте, между прочим, Софья Ковалевская уже была академиком, - сказал Коля. - А ты как была девчонкой, так и осталась. - Он попытался осторожно отнять револьвер, но Маша неожиданно и очень ловко увернулась.

– Неплохо, - одобрил Коля.

– А ты думал, я зря время теряю? - гордо сказала Маша. - Давай спорить - я наверняка знаю приемов больше, чем ты!

– Сдаюсь без боя, - улыбнулся Коля. Он сел, задумался. - Маша, мы едем в отпуск.

– Открыл Америку. Ты лучше скажи - брать мне теплую кофту или нет? У вас там ночи холодные?

– Я хотел объяснить тебе, - осторожно сказал Коля, - что моя поездка на родину только формально называется отпуском, а на самом деле…

– А на самом деле? - встревожилась Маша.

– Я получил очень ответственное и… небезопасное задание, - откровенно признался Коля.

Она взглянула на него с упреком:

– Хоть раз в жизни мы могли бы провести несколько дней без "очень ответственных" и "очень важных" дел!

– Ну, положим, ты преувеличиваешь, - смутился Коля. - У нас были дни вполне спокойные.

– Вы что-то путаете, Николай Федорович, - горько сказала Маша. - Когда же все это, наконец, кончится? - Она опустилась на стул.

– Вот изловим последнего жулика…

Маша перебила его:

– Ты шутишь плоско, так шутит, если верить твоим рассказам, Кузьмичев, но он - дурак и сволочь, а ты? Зачем ты так?

– Я сказал Сергееву, что ты все равно поедешь со мной, - ушел от отзета Коля.

– Почему "все равно"? - удивилась Маша.

– Они с Бушмакиным требовали, чтобы ты со мною не ездила.

– Ах вот оно что. Какие заботливые, - Маша тут же переменила тон и закончила без тени иронии: - Они оба - настоящие люди, я их очень люблю, Коля. Но ты правильно им сказал: я все равно поеду!

Она села рядом с ним на старенький диван. Этот диван был, пожалуй, единственным приобретением с 1922 года. В остальном - все было без перемен.

– Маша, - сказал Коля и привлек ее к себе. - Ты знаешь, о чем я все время думаю?

– О чем? - Она заглянула ему в глаза.

– О тебе.

– Тогда не о чем, а о ком, - поправила она.

– Я вообще часто задумываюсь. Вот я. Допустим, я стал грамотнее. Расширился мой кругозор. Все это верно, конечно. Но ведь я отчетливо понимаю, как мне еще далеко до тебя. Что же нас объединяет?

– Любовь, - сказала Маша. - Дружба. Не на жизнь, а на смерть.

– Просто у тебя, - усмехнулся Коля.

– Просто потому, что верно, - заметила Маша. - Знаешь, я никакого представления не имею о твоей прошлой жизни. Все твои рассказы - как сказки Андерсена. Я не ходила по земле, на которой ты вырос. Можешь смеяться, но я никогда не могла отличить рожь от пшеницы.

– А я все время мечтал, во сне видел, - горячо сказал Коля, - как мы с тобой в ночное с конями идем, по мокрой траве бродим. И ты встаешь рано-рано - с петухами и заводишь квашню. Ты хоть знаешь, что это такое?

– А ты знаешь, что такое "эгрет"? - парировала Маша. - Ну и молчи!

– Без эгрета можно прожить, - спокойно сказал Коля. - Подумаешь, заколка в волосы. А вот без квашни - с голоду помрешь, Маша.

Она изумленно посмотрела на него.

– Все просто, - Коля показал ей словарь. - Читаю на досуге помаленьку. Год назад лектор сказал: теория, говорит, трансцендентального идеализма, - инфернальна по своей сущности. С тех пор читаю словарь.

…Пришла Маруська. Расцеловалась с Машей, потом осторожно - с Колей. Сказала, по-бабьи всхлипнув:

– Если моего Витьку будешь в поле зрения держать - осаживай его, Горячий он слишком. А у меня, Коля, кроме него, - нет никого. Он мне вместо сына и брата младшего.

– Все понял, не беспокойся, - кивнул Коля. - Я ему в случае чего на рожон лезть не позволю, ты будь уверена.

– Завидую вам, ребята, Из-за Витьки, конечно. Насколько вы будете к нему ближе, чем я. - Маруська с тоской взглянула на Машу: - Может, не поедешь? Опасно все же. Ты ведь не оперативник, как-никак.

– Я - жена оперативника, - с гордостью сказала Маша. - Ты за меня не волнуйся, Маруся. Я не буду мужу обузой.

Трамвай шел привычным маршрутом: Садовая, потом Измайловский. Коля смотрел, как за окном неторопливо проплывали серые, слившиеся в сплошную стену дома, и вдруг поймал себя на мысли, что ему до боли дороги эти прямые, как удар хлыста, улицы и вообще - весь этот город, который еще совсем недавно казался слишком сухим и холодным. Он поймал себя на мысли, что о Ленинграде думает: "у нас", а о Псковщине: "там, у них", и усмехнулся: что делать? Ленинград стал второй родиной.

– Надо было на кладбище сходить, - вдруг сказала Маша.

– Да, - кивнул Коля. - Когда вернемся - сходим.

– Надо бы теперь, - со значением произнесла Маша, и Коля понял: она допускает, что можно и не вернуться.

– Все будет хорошо, - улыбнулся Коля. - Где наша ни пропадала! Ты не беспокойся - там все в порядке, могилы ухожены, ребята были, рассказывали…

– У Лицкой умер отец, - сказала Маша. - Кто теперь будет ухаживать за ее могилой?

– Мы, - просто ответил Коля. - Вернемся и займемся этим.

Трамвай остановился у скверика, перед вокзалом. Коля не был здесь десять лет - с того памятного дня, как первый раз ступил на перрон. Он с удивлением обнаружил, что здесь ничего не изменилось, как будто и не прошло десяти лет. То же здание вокзала - приземистое, неуклюжее. "Почему оно мне тогда показалось красивым?" - подумал Коля. Такие же, как тогда, люди - с мешками, чемоданами, перевязанными крест-накрест бельевыми веревками, плачущие дети, издерганные матери и обалдевшие от суеты милиционеры и железнодорожники. Единственное новшество, которое автоматически отметил Коля, заключалось в огромном транспаранте: "Товарищ! Твоя обязанность помочь главной стройке страны! Новый автозавод-гигант решено строить в районе Нижнего Новгорода!" Транспарант протянулся через весь фасад вокзала, но, казалось, на него никто не обращал внимания.

Маша перехватила Колин огорченный взгляд:

– Уже обиделся - вижу. Ну как же - никому нет дела до главной стройки страны. Что же, по-твоему, все должны стоять перед этим лозунгом и митинговать!

– Ты как всегда права, дорогая, - грустно пошутил Коля. - Только десять лет назад именно так и было бы. У тебя нет ощущения, что мы утрачиваем какие-то очень важные свойства, а? Ты не думала, почему мы их утрачиваем?

– Не знаю… - Маша задумалась. - Прошла радость победы, прошла острота. Революция стала повседневностью. Я неправа?

– Может быть, - кивнул Коля. - Только я не исключаю и другое. Многие думали, что революция - это "ура-ура" и сплошная романтика. А это работа. Подчас - изнурительная, грязная работа… без "спасибо", без чипов и орденов. Не всем это понятно, не всем по нутру. Ладно, при случае поспорим.

…Вагон брали штурмом. Коля влез через окно, бросил на обе верхние полки чемодан и вещмешок, потом втащил Машу:

– Ничего. - Он вытер пот со лба. - Это до Порошина. Там полегчает.

– Вне всякого сомнения, - саркастически улыбнулась Маша. - Вот тебе простой пример: до семнадцатого года можно было ездить вполне прилично.

– Ты же отлично понимаешь, - обиделся Коля, - последствия разрухи: вагонов мало, пути не в порядке. Вот если лет эдак через двадцать такое будет. Да нет, не будет. Не может быть!

– Дай бог, - сказала Маша. - Попробуем уснуть?

Это прозвучало как нелепая шутка. Словно в ответ на Машино предложение из соседней секции донеслись заливистые переборы гармошки, чей-то звонкий голос запел:

Петербургские трущобы,

А я на Крестовском родился,

По кабакам я долго шлялся

И темным делом занялся!

– Как бы нас не обчистили, - вздохнула Маша.

– Отскочат, - сказал Коля. - Не детский сад.

Усталось, бессонные ночи, измотанные нервы брали свое. Незаметно для себя Коля и Маша заснули мертвым сном. Вагон покачивало на стыках, галдеж, переливы гармошки, пение, дым махорки и дешевых папирос - все это подействовало, как самое сильное снотворное.

…Коля проснулся на станции - поезд стоял. Вдоль прохода, переступая через ноги, руки и головы, шел старичок проводник. В руках он держал грязный фонарь со стеариновой свечкой.

– Какая станция? - спросил Коля, зевая.

– Никольское, - отозвался проводник.

– Следующая - Балабино, - весело подтвердил снизу рыжеватый мужик в поддевке с тощим мешком за спиной. - А тебе какую надо?

Коля хотел было ответить, но вдруг всмотрелся и ахнул: рыжеватый был не кто иной, как деревенский дурачок Феденька - тот самый грельский Феденька, которого он, Коля, так зло ударил в свою последнюю памятную свалку с грельскими мужиками. "Однако он поумнел, - почему-то со смехом подумал Коля. - И совсем не изменился, будто и не прошло десяти лет. "Инфантильность - первый признак серьезного психического заболевания…" - вспомнил Коля лекцию по судебной психиатрии. - "Значит, он болен? И был болен тогда? Ничего не понять…"

– Сейчас все лозунги в моде, - тараторил Феденька. - Я вот тоже лозунг сочинил - теснота сближает! Эй, мироед! - толкнул он могучего мужика на нижней скамейке. - Отзынь на три лаптя! Дай сесть! Садись, Вася, - Феденька освободил место для своего попутчика - бритого, лет пятидесяти, с невыразительным стертым лицом.

"Странный Вася, - продолжал размышлять Коля. Ему становилось все тревожнее и тревожнее. - Не к добру эта встреча. А собственно, почему? А черт его знает - почему. Или нет - ин-ту-и-ци-я! Вон оно, это трудное слово! Именно она! Феденька еще тогда, в Грели, вызывал неясную тревогу своей странностью, необъяснимыми поступками, жестокостью. У соседки собаку убил колом…"

– Вот и сидим рядом, - удовлетворенно сказал Феденька, - я, то есть сельский пролетарий, и Вася, то есть сельский интеллигент, и враг нашему делу - ты! - он зло ткнул мужика в плечо.

– Окстись! - испуганно отодвинулся тот. - Какой я тебе враг!

– Мне - не знаю, а вот РСФСР - это точно! - весело сказал Феденька. - Сколь у тебя земли, лошадей, а?

Читать полностью

А.П.Нагорный, Г.Т.Рябов - Повесть об уголовном розыске