Сергей Иосифович Юткевич (1904—1985) — советский российский режиссёр театра и кино, художник, педагог, теоретик кино. Народный артист СССР (1962). Герой Социалистического Труда (1974). Лауреат Сталинских (1941, 1947) и Государственных премий СССР (1967, 1983). Член ВКП(б) с 1939 года.

Премии и призы

    1941 — Сталинская премия второй степени за фильм «Яков Свердлов»
    1947 — Сталинская премия первой степени за фильм «Молодость нашей страны»
    1954 — МКФ в Канне (Специальная премия Высшей технической комиссии, за режиссуру, фильм Великий воин Албании Скандербег).
    1954 — МКФ в Канне (Международная премия, фильм Великий воин Албании Скандербег).
    1956 — МКФ в Канне (Приз за Лучшую режиссуру, фильм «Отелло»[2])
    1956 — МКФ в Дамаске (Золотая медаль, фильм «Отелло»)
    1959 — ВКФ (Диплом, фильм «Рассказы о Ленине»)
    1966 — МКФ в Лондоне (Почётный диплом, фильм «Ленин в Польше»)
    1966 — МКФ в Канне (Премия французского национального центра кино, фильм «Ленин в Польше»)
    1966 — МКФ в Канне (Приз за Лучшую режиссуру, фильм «Ленин в Польше»)
    1966 — ВКФ (Первая премия по разделу историко-революционных фильмов, фильм «Ленин в Польше»)
    1967 — Государственная премия СССР за фильм «Ленин в Польше»
    1970 — Премия «Юсси» (Финляндия) за лучший зарубежный фильм, фильм «Ленин в Польше»
    1982 — МКФ в Венеции («Золотой лев за вклад в мировой кинематограф»)

Памяти Чарлза Спенсера Чаплина, гениального актера кино, режиссера и композитора

Альберт Мальц

Письмо с фермы

…Ну, кажется, на все твои вопросы ответил. Теперь расскажу, почему я не написал раньше, как было обещано.

Через месяц после твоего отъезда меня здорово избили, опишу тебе всю эту историю с самого начала. Почерк у меня неразборчивый, но ты уж прости – пальцы плохо работают, до сих пор не мог держать карандаш в руке. Да я и сейчас лежу пластом, а Сарра то и дело подносит мне еду, будто призовой телке, которую она откармливала к ярмарке.

После того, как ты уехал, все шло хорошо. Мы не дали выделить Могенса Петри, нас за это арестовали, но суд решил дело в нашу пользу, и после того в союз вступило много новых членов. Фермеры поняли, что с потерей закладных можно бороться, если сплотить ряды; можно и получать ссуды семенами и фуражем, и добиваться моратория на закладные, и тому подобное. Старик Могенс Петри говорил, что второго такого счастливца, как он, во всей Южной Дакоте не найти, ведь мы не позволили шерифу выкинуть его с фермы, где Могенс хозяйничал сорок лет подряд. Он здесь самый первый поселенец, а сейчас работает на союз не покладая рук.

Вот тебе еще один пример: мы решили отпраздновать победу и приехали в субботу в Сэлки, – а ты знаешь, что это центр всего округа, – и провели там весь день. Поставили фургон напротив лавки Милкета и произносили с него речи, а наши ребята продавали в толпе «Фермерскую газету». Хочешь – верь, хочешь – нет, народ съехался со всего округа, все были, у кого только хватило бензину дотащиться до города. Джулиус Боско произнес замечательную речь, а в толпе никто и не думал заигрывать с женщинами, все слушали Джулиуса, слова не проронили. Народу собралось тысячи две – и все больше наших, – и в союз вступило семьдесят шесть человек, в том числе и двое индейцев, чему мы очень рады. Связь с индейцами у нас пока неважная; а их в наших местах много, ведь здесь резервация. Победа большая. Думаю, что ты был бы непрочь увидеть все это собственными глазами. За месяц, который прошел со времени твоего отъезда, наш союз заметно вырос. Читать далее...

        Наша деревенька
        В поле затерялась,
        В нашей деревеньке
        Только три двора.
        Как-то ранним утром
        Кучкою собралась,
        Игры затевая,
        Наша детвора.
        Мой братишка Миша,
        Лет шести от роду,
        Выстроил девчонок,
        Выстроил ребят.
        Говорил мальчишкам:
        -- Будете вы взводом. --
        А девчатам:
        -- "Первой помощи" отряд.
        В барабан не били,
        В трубы не гудели,
        Вместо музыкантов
        Васька дул в дуду.
        Из окошек деды
        Старые глядели,
        Как по деревеньке
        "Красные" идут.

Всем, кто за мир любой ценой! О классовой ненависти.

    Я часто прикасаюсь к ней сухими от злобы губами.
    В ней след дыхания нежного и еще невинного,  может быть, след лопнувших давно мыльных пузырей. Но эта игрушка маленького Поля Ру, убитого прекраснейшей  из женщин, Габриелью де Бонивэ, прекраснейшего из городов, Парижа, - говорит мне о великой ненависти.
    Припадая к ней, я молюсь об одном - увидев белый флаг, не опустить ружья, как это сделал бедный Луи Ру, и ради всей радости жизни не предать форта Святого Винценсия, на котором еще держатся три блузника и пускающий мыльные пузыри младенец.

 
Недавно отмечали годовщину расстрела царской семьи Николая Кровавого. Всем, кто тает от жалости к четырнадцатилетнему врагу, так он был воспитан, и сыну врага, у которого руки по локоть в крови рабочих и детей рабочих, кто никогда не видел в народе - людей, не уважал их чувств, посвящается этот рассказ.

Но и тем, кто думает, что классовый мир возможен, что буржуа пожалеют детей рабочих, помогут их женщинам или старикам. Мы все для капиталистов - рабы, рабочая сила, быдло, которое необходимо терпеть, чтобы мы обслуживали их.

Барто Агния Львовна (Агния Львовна Волова) (1906 – 1981) – писательница, поэтесса, киносценарист.

Стихи Барто легко запоминаются, они как озорная игра, где смысл прост и понятен. Только произносишь первые строчки стихов, а дети дружно, наизусть, продолжают его до конца.

С самого начала творческого пути в стихах Барто переплетались две линии: лирическая и сатирическая. Еще в тридцатых годах прошлого века ее лирические миниатюры для самых маленьких («Уронили мишку на пол», «Идет бычок, качается») чередовались со стихами, где она весело высмеивала поведение маленьких болтуний и хвастуний («Мы с Тамарой», «Болтунья»). Высмеивая различные недостатки, Барто помогала детям посмотреть на себя со стороны, поэтому ее стихи не казались обидными или злыми.

Агния Барто получила множество премий за свои заслуги: Сталинская премия второй степени (1950), Ленинская премия (1972), медаль Льва Толстого «За заслуги в деле создания произведений для детей и юношества».

Чуждо ли нам, великорусским сознательным пролетариям, чувство национальной гордости? Конечно, нет! Мы любим свой язык и свою родину, мы больше всего работаем над тем, чтобы ее трудящиеся массы (т. е. ⁹/₁₀ ее населения) поднять до сознательной жизни демократов и социалистов. Нам больнее всего видеть и чувствовать, каким насилиям, гнету и издевательствам подвергают нашу прекрасную родину царские палачи, дворяне и капиталисты. Мы гордимся тем, что эти насилия вызывали отпор из нашей среды, из среды великорусов, что эта среда выдвинула Радищева, декабристов, революционеров-разночинцев 70-х годов, что великорусский рабочий класс создал в 1905 году могучую революционную партию масс, что великорусский мужик начал в то же время становиться демократом, начал свергать попа и помещика.

Мы помним, как полвека тому назад великорусский демократ Чернышевский, отдавая свою жизнь делу революции, сказал: «жалкая нация, нация рабов, сверху донизу - все рабы» ¹¹⁶. Откровенные и прикровенные рабы-великороссы (рабы по отношению к царской монархии) не любят вспоминать об этих словах. А, по-нашему, это были слова настоящей любви к родине, любви, тоскующей вследствие отсутствия революционности в массах великорусского населения. Тогда ее не было. Теперь ее мало, но она уже есть. Мы полны чувства национальной гордости, ибо великорусская нация тоже создала революционный класс, тоже доказала, что она способна дать человечеству великие образцы борьбы за свободу и за социализм, а не только великие погромы, ряды виселиц, застенки, великие голодовки и великое раболепство перед попами, царями, помещиками и капиталистами.

Мы полны чувства национальной гордости, и именно поэтому мы особенно ненавидим свое рабское прошлое (когда помещики дворяне вели на войну мужиков, чтобы душить свободу Венгрии, Польши, Персии, Китая) и свое рабское настоящее, когда те же помещики, споспешествуемые капиталистами, ведут нас на войну, чтобы душить Польшу и Украину, чтобы давить демократическое движение в Персии и в Китае, чтобы усилить позорящую наше великорусское национальное достоинство шайку Романовых, Бобринских, Пуришкевичей. Никто не повинен в том, если он родился рабом; но раб, который не только чуждается стремлений к своей свободе, но оправдывает и прикрашивает свое рабство (например, называет удушение Польши, Украины и т. д. «защитой отечества» великороссов), такой раб есть вызывающий законное чувство негодования, презрения и омерзения холуй и хам.

«Не может быть свободен народ, который угнетает чужие народы» ¹¹⁷, так говорили величайшие представители последовательной демократии XIX века, Маркс и Энгельс, ставшие учителями революционного пролетариата.

Спор об этом мальчике это спор о чести советской нации, но и вести его надо только в плоскости классовой борьбы.

В 1929 г. партия повела наступление на по­следних эксплуататоров — кулаков. По ее при­зыву бедняки и середняки вступали в колхозы. Кулаки отчаянно сопротивлялись проведению коллективизации. Они гноили хлеб, поджигали сельсоветы, убивали советских активистов. Не щадили никого, кто был за новую жизнь, даже детей. Но и под дулом кулацкого обреза пио­неры оставались настоящими коммунарами, та­кими, какими хотел видеть их Ленин.

Есть в Козельском районе Калужской об­ласти село Косынь (теперь Сенино). Вниматель­но вглядывался в жизнь односельчан деткор Никита Сенин, радовался всему новому. Однаж­ды в колхозе пропал овес. Бригадир уличил в краже колхозного конюха. За это кулаки убили бригадира. Все в деревне молчали, боя­лись кулаков. А Никита написал обо всем в об­ласть. На другой день мальчик повез почту в район. В дороге к нему подсел бандит Кула­ков. «Значит, доносы пишешь?» — сказал он и вытащил револьвер. Когда Никиту привезли в село, он был еще жив. Сбежались люди. Но бандит отослал всех за фельдшером, а сам еще несколько раз ударил мальчика ножом. Так враги убили пионера Никиту Сенина. Это было 13 января 1935 г.

Глава 1. НОВОГОДНИЙ ПРАЗДНИК

 В школе  шли последние приготовления к празднику. В пионерской комнате, разложив на  полу лист  бумаги,  мальчик в синей куртке с белым  воротником, лежа на животе, выводил красной тушью громадные цифры: "1941 год".
     В  большой  зал  дверь  была закрыта. У  двери  толпились  школьники  и школьницы,  пытаясь заглянуть в щелку или  незаметно  прошмыгнуть  в зал. На страже, прислонившись спиной к двери, стоял белобрысый мальчуган. Он молча и
решительно  отталкивал  любопытных,  показывая  всем своим видом, что скорее умрет, чем пропустит кого-нибудь без разрешения вожатого.
     В  зале вожатый отряда, ученик девятого  класса Митя  Бурцев,  вместе с ребятами  натягивал  провода с  разноцветными лампочками. Складная  лестница шаталась под его ногами.
     - Ребята, не зевайте там! Держите лестницу! Так можно лампочки побить.
     Поднявшись еще выше, Митя укрепил провода и весело крикнул:
     - Включай!
     Цветные огоньки вспыхнули, теряясь в густых ветвях новогодней елки.

Сергей Владимирович Михалков.

Я хочу домой!

Минута бежит за минутой, за днями недели текут.

Пять лет, как в английских приютах советские дети живут!

Как нищих, детей одевают, не досыта дети едят,

По капле им в души вливают разведкой проверенный яд.

Над ними чужой и надменный британский полощется флаг.

Встречая английских военных, они говорят: "Гутен таг!"

Они на коленях в костелах и в кирхах молитвы поют,

А в дальних заснеженных селах их русские матери ждут...

Кем будет малыш из-под Пскова? Солдатом? Шпионом? Рабом?

Лишенным отчизны и крова безмолвным рабочим скотом?

Какого злодейского плана секретная тянется нить?