Никогда еще 1818 год не был так тесно связан в нашем сознании с именем Карла Маркса, как сейчас, когда все прогрессивное человечество только что торжественно отметило 150-летие со дня рождения величайшего мыслителя, основоположника научного коммунизма, вождя мирового пролетариата. Но этот год вошел в историю общественных наук как год рождения не только Маркса. 21 ноября 1818 г. по ту сторону океана, в США, появился на свет человек, с которым Маркс никогда лично не встречался и не сталкивался, о существовании которого ему стало известно лишь в самые последние годы жизни, но имя которого тем не менее навсегда и теснейшим образом оказалось связанным с именем основоположника марксизма. Этим человеком был Льюис Генри Морган, автор «Древнего общества» — книги, которой классики марксизма дали самую высокую, можно, даже сказать восторженную, оценку.

«Нижеследующие главы, — подчеркивает Ф. Энгельс в предисловии к первому изданию своего классического труда «Происхождение семьи, частной собственности и государства», — представляют собой в известной мере выполнение завещания. Не кто иной, как Карл Маркс собирался изложить результаты исследований Моргана в связи с данными своего — в известных пределах я могу сказать нашего — материалистического изучения истории и только таким образом выяснить все их значение. Ведь Морган в Америке по-своему вновь открыл материалистическое понимание истории, открытое Марксом сорок лет назад и, руководствуясь им, пришел, при сопоставлении варварства и цивилизации, в главных пунктах к тем же результатам, что и Маркс»[2].

Великую заслугу Моргана перед наукой классики марксизма видели прежде всего в открытии им первоначальной основы доклассового общества, его исходной ячейки. Как впервые убедительно было показано великим американским ученым, ею является материнский род. «Это вновь сделанное открытие первоначального рода, основанного на материнском праве как стадии, предшествовавшей основанному на отцовском праве роду культурных народов, имеет для первобытной истории, — писал Ф. Энгельс, — такое же значение, как теория развития Дарвина для биологии и как теория прибавочной стоимости Маркса для политической экономии... Всякому ясно, что тем самым открывается новая эпоха в разработке первобытной истории. Род, основанный на материнском праве, стал тем стержнем, вокруг которого вращается вся эта наука...»[3].

Чем глубже знакомился Ф. Энгельс с «Древним обществом» тем больше пробуждался у него интерес к автору одного, по его словам, «из немногих произведений нашего времени, составляющих эпоху»[4]. Человек, сумевший сделать не только одно из крупнейших открытий XIX в. в области конкретных наук, но и самостоятельно прийти к материалистическому пониманию истории, и наконец, закончить свой труд коммунистическими выводами по отношению к современному ему буржуазному обществу, не мог быть заурядной личностью.