|
Проблема социальной интеграции стоит перед
значительной частью британской молодежи всех рас. Она не может
интегрироваться в общество, которое не дает ей ни образования, ни работы
Гері Янг  Я помню его лицо. Это было на бульваре Сен-Мишель во время
студенческой демонстрации. Лощеный мужчина сидел в ресторане у окна
и глумился над протестующими. Мне и раньше доводилось встречать подобный
взгляд.
Я тогда учился в Париже. Так обычно смотрели копы, когда избивали меня
в метро, так смотрели те, кто почти ежедневно останавливал меня для проверки,
так смотрели владельцы жилья, чьи «доступные квартиры» испарялись, как только
они меня видели.
Этот взгляд говорил мне, что я не имею никакого значения – и ничего не могу с этим поделать.
Тогда, на бульваре Сен-Мишель, некий чернокожий паренек
увидел эту насмешку за стеклом. Он подошел к витрине и разбил ее. И тогда
усыпанное осколками стекла лицо мужчины за столиком исказила гримаса страха –
тонкая пленка, отделявшая его от внешнего хаоса, исчезла. А паренек,
смеясь, ушел прочь.
Я не могу точно сказать, зачем он разбил витрину. Этот
поступок нельзя объяснить моралью или некой стратегией действий. Но я хочу
сказать, что в тот момент из всех возможных вариантов поведения этот вариант был
наиболее адекватным ответом. Иногда, даже если нельзя понять непосредственную
причину событий, сам контекст происходящего предлагает ответ на вопрос.
Все это касается и недавних бунтов в Великобритании.
Попытки найти некую конкретную причину того, что происходило на прошлой неделе,
неизбежно будут раздавлены тяжестью собственной догмы. Беспорядки охватили за
несколько ночей разные города, мишенью погромов становились разные объекты, да
и степень накала беспорядков была разной. Ситуация достаточно сложная, чтобы мерить
все по одному шаблону.
Да, бунты начались в лондонском Тоттенхэме и там была
непосредственная причина – гибель Марка Даггана, которого убила полиция, впоследствии
отказавшаяся сообщить семье убитого обстоятельства его смерти. Все прочие
последовавшие затем бунты вряд ли бы вспыхнули, если бы не было этого, первого.
Хотя, когда огонь бунта вспыхнул через несколько дней в соседнем Хэкни, никто
уже не скандировал имя Даггана и не выдвигал в связи с этим инцидентом никаких
требований. Политическая демонстрация закончилась беспорядками, вызвавшими
серию новых беспорядков, без какой-либо политической привязки.
Но если конкретная причина в каждом случае и весьма туманна,
то общий контекст всего происходившего на прошлой неделе ясен как божий
день. С
одной стороны – улица, где бунты распространяются, словно некая зараза. С
другой стороны – столь же заразный обвал акций на бирже.
То, что мы движемся к двойной рецессии, стало ясно
достаточно давно. Ведь экономическая рецессия вызывает другую рецессию
– социальное недовольство. Что, впрочем, было предсказуемо –
причем, предсказывалось не только
левыми, но также и самими стражами глобального капитала.
Об этом говорили и новая глава МВФ
Кристин Лаггард, и полиция, и рейтинговое агентство Moody’s и ооновская
Международная организация труда. Как говорил перед выборами нынешний
заместитель
премьер-министра Ник Клэгг, вероятность волнений будет
увеличиваться по мере введения режимов экономии: «Представьте себе, что
консерваторы получат 25% голосов. Тогда через неделю-другую они скажут,
что
хотят поднять НДС до 20%, сократить учителей, полицию и уровень зарплат в
общественном секторе. Думаю, если не проявить особую осторожность в этой
ситуации, начнется бунт наподобие греческого».
Тогда тори набрали 23% голосов. Пусть и не абсолютное большинство – но все ведь затем именно так и случилось.
Несмотря на все попытки объяснений историка Дэвида Старки (в
интервью на ВВС он говорил о культурном сдвиге, заявляя, что основной
причиной бунтов является то, что «белые стали черными» – белые «чавс»
пригородов громили магазины совместно с «цветной» молодежью, – прим.
переводчика) причины «моральной паники» (социальное возбуждение по
поводу какой-либо
проблемы) следует искать не в культурных, а в классовых сдвигах. Как
оказалось, проблема социальной интеграции стоит перед значительной
частью британской молодежи всех рас. И она заключается в
том, что молодежь не может интегрироваться в общество, которое не дает
им ни
образования, ни работы.
Настаивать на том, что все участники погромов являются преступниками
– словно бы это объясняет их мотивацию или проясняет контекст
событий, – неуместно
и даже глупо. Акцент на криминальности не отрицает политической природы
событий. Он объясняет их лишь частично. Участники бунтов грабили
магазины, а не воровали из них. Они оспаривали право полиции
контролировать улицы, а не просто снимали покрышки
с полицейских автомобилей. Когда группа людей объединяет силы, чтобы
презреть
закон и социальный договор – они уже действуют политически. Хотя на
вопрос «с
какой целью?» еще нет ответа.
Во всяком случае, криминальность и политика всегда сожительствовали,
пусть и не в узах законного брака – причем весьма счастливо. Еще не
прошло и месяца с тех пор, как тех, кто сейчас вопит о законе и порядке
(пресса Мердока), тех, кто должен усиливать этот закон и порядок
(полиция) и
тех, кто творит эти самые законы (политические деятели) поймали на
горячем при
совершении либо намерении совершить целый ряд преступлений – в ходе грандиозного скандала о незаконной прослушке граждан.
Впрочем, не многим менее глупо настаивать на том, что нужда – это единственная мотивация и основной контекст грабежей.
Хотя на улицы городов вышла молодежь, это было отнюдь не восстание наподобие
греческого – да и на «арабскую весну» оно было мало похоже. Бунты способны
приносить ощутимый прогресс. Но, за исключением разве что Тоттенхэма, вышедшие
на улицы не смогли выразить какой-либо собственный идеал, выразить свои
претензии и пути решения проблем – что четко говорит о слабости и
неэффективности левых, оказавшихся неспособными переосмыслить себя, вдохнуть
новую жизнь в движение перед лицом глубокого экономического кризиса. Британские
погромы свидетельствуют также о поколенческом банкротстве. При отсутствии
какого-либо лидерства, жизнеспособных социальных движений и памяти о
коллективной борьбе, все эти политические сироты могут надеяться достичь
чего-либо лишь посредством овладения частным имуществом и создания социального
хаоса.
Тот факт, что их действия носили политический характер, тем
не менее, не делает их мудрее. Основным последствием этих действий станет
усиление авторитарности, полиции и влияния крайне правых.
В марте, будучи в Испании, я спросил одного из наиболее популярных
там блоггеров, Игнасио Эсколара, почему в стране, где безработица среди
молодежи достигает 43 процентов не происходят демонстрации? Он сказал:
«Нужна лишь
маленькая искорка и все может рвануть». Никто не знает, где в
Великобритании
проскочит следующая искра. Но на прошлой неделе мы видели, что наши
улицы очень взрывоопасны.
Перевод Дмитрия Колесника
Guardian
http://liva.com.ua/england-riots.html
|
