Дитрих Айххольц — профессор, доктор, член
правления Берлинского общества по изучению фашизма и мировой войны, в
прошлом сотрудник Центрального института истории Академии наук ГДР.
Специалист по экономической истории ХIХ-ХХ вв. и истории второй мировой
войны, автор трехтомного труда «История германской... Военные цели и военные преступления После самоубийств Гитлера, Гиммлера и Геббельса и вынесения
Международным трибуналом в Нюрнберге смертных приговоров Герингу,
Розенбергу, Кейтелю и прочим нацистским главарям, не вызывает сомнений,
что эти лица совершили тягчайшие военные преступления и преступления
против мира и человечности. Однако сама по себе ответственность за
военные преступления, совершенные немцами, на протяжении десятилетий
упорно вытеснялась из общественного сознания. Преследование союзниками
по антигитлеровской коалиции лиц, совершивших военные преступления,
характеризовалось крайне консервативными силами как «правосудие
победителей»; оспаривалась законность проводившихся судебных процессов,
подвергалась сомнению обоснованность выносившихся приговоров. Особенно яростно названные силы защищали от обвинений в причастности к
военным преступлениям представителей германских элит, в первую очередь
представителей крупного капитала, генералитета и высшей бюрократии. При
этом они имели возможность ссылаться на некоторые исключительно мягкие,
порой даже оправдательные приговоры, вынесенные судами западных
оккупационных держав на процессах, проходивших в условиях начинавшейся
«холодной войны». В последние годы под влиянием глубоких изменений, происшедших в
Германии и на мировой арене, ответственность за преступления,
совершенные немцами в годы второй мировой войны, стала предметом острой
дискуссии, в которую активно включились широкие круги германской
общественности. Эта дискуссия, в свою очередь, дала дополнительный
импульс научным исследованиям. Важную роль в развитии дискуссии сыграла
развернутая в 1995 г. Институтом социальных исследований в Гамбурге
выставка «Война на уничтожение: преступления вермахта в 1941-1944 гг.»,
которая впервые дала возможность многим немцам увидеть, какие чудовищные
преступления и зверства творила германская армия в годы войны на
территории СССР. Большое значение имело и начавшееся, наконец, во второй
половине 90-х годов обсуждение в Германии необходимости возвращения
золота, награбленного в оккупированных странах, его прежним владельцам и
оплаты труда миллионов граждан других государств, прежде всего
восточноевропейских, которые в годы войны были угнаны на принудительные
работы в Германию. Вот тут и зазвучали названия крупнейших германских
фирм и банков: страховой концерн «Альянц», «Дойче банк», «Дрезденер
банк», бывший концерн «ИГ Фарбен», «Дегусса», концерн «Даймлер-Бенц» и
др. Цели, которые преследовала нацистская клика во главе с Гитлером в
годы второй мировой войны в Восточной Европе, стали широко известны.
Доказано, что она сыграла ведущую роль в совершении преступлений. Но
политика фашистской Германии определялась не только Гитлером и его
ближайшим окружением. Непосредственное участие в ее формировании
принимали и элиты германского общества — военная, хозяйственная,
бюрократическая. Выставка гамбургского Института социальных исследований и дебаты о
выплате компенсаций подневольным рабочим дали толчок новому «спору
историков» ФРГ, в центре которого оказались роль и ответственность
германских элит. Попытки некоторых участников этого «спора» представить
дело так, будто военные и деловые круги Германии были «втянуты» Гитлером
и его кликой в подсудные, уголовно наказуемые действия, явно преследуют
цель обелить германские элиты, представить их чуть ли не в роли жертв
гитлеровского режима. Такая позиция требует отпора. Германские элиты
активно участвовали в планировании, непосредственной подготовке и
совершении преступлений. К ним с полным основанием могут применяться
положения Закона № 10 Союзного контрольного совета от 20 декабря 1945 г.
«О наказании лиц, совершивших военные преступления или преступления
против мира и человечности», как в части определения состава
преступлений, так и в части установления меры наказания. Германская военная каста, не упускавшая случая поговорить о
солдатских добродетелях и делах чести, не только попустительствовала
совершению чудовищных преступлений в войне на Востоке, но и сама
совершала их — «то в роли ведущей, то в роли вспомогательной силы». Научная
комиссия, созданная с целью проверки фактов, которые были представлены
на выставке в Гамбурге, справедливо отметила в своем отчете:
преступления, совершенные германской армией на территории Советского
Союза в отношении евреев, военнопленных и гражданских лиц, это «не
отдельные злоупотребления или эксцессы, а действия, которые основывались
на решениях высшего военного руководства и командующих войсками на
фронте и в тылу». О том, что деятельность командования вермахта была преступной,
свидетельствуют приказы и инструкции ОКБ по ведению «расовой войны»
против СССР и Красной Армии. Они доказывают факт тесного,
«товарищеского» сотрудничества военной касты с СС при проведении
репрессий мирного населения, особенно при уничтожении коммунистов и
евреев. Об этом, в частности, свидетельствуют «Руководящие указания по
специальным вопросам в дополнение к директиве №21» от 13 марта 1941 г.,
«Положение о действиях полиции безопасности и СД в составе сухопутных
сил» от 28 апреля 1941 г. и другие документы. Еще одним доказательством преступного характера
действий германского
военного командования является приостановка им деятельности военных
судов на период операции «Барбаросса», то есть освобождение от
юридической ответственности германских офицеров и солдат в случае
совершения ими преступных действий (казней, сожжений селений и
прочих «коллективных мер насилия») в отношении населения СССР, если
оно «окажет хоть какое-то сопротивление германским вооруженным
силам» (распоряжения
Гитлера «О военной подсудности в районе ”Барбаросса” и об особых
мероприятиях войск» от 13 мая 1941 г. и «Руководящие указания о
поведении войск в России» от 19 мая 1941 г.). В начале мая 1941 г., еще до издания этих директив, командование
сухопутными силами Германии в одном из подготовленных им проектов
аналогичных распоряжений обосновывало необходимость отказа от соблюдения
каких бы то ни было норм и правил ведения войны на территории СССР тем,
что здесь войскам якобы будет противостоять «особенно опасный и
разрушающий всякий порядок элемент из гражданского населения, являющийся
носителем еврейско-большевистского мировоззрения». «Не вызывает сомнения, — подчеркивалось в документе, — что
он будет применять свое оружие разложения против ведущего боевые
действия и умиротворяющего страну вермахта коварно, исподтишка, везде,
где только сможет». В пресловутом «приказе о комиссарах», основывавшемся на
директиве «О военной подсудности в районе "Барбаросса” и об особых
мероприятиях войск», верховное главнокомандование вермахта давало
указание войскам не признавать политических комиссаров Красной Армии
солдатами и «принципиально уничтожать их на месте с помощью
оружия... в том числе тогда, когда они лишь подозреваются в саботаже,
сопротивлении или подстрекательстве к этому». Отметим, что названные выше документы, как и
многие другие, на
которых мы специально не останавливаемся, в частности касающиеся
обращения с советскими военнопленными, были разработаны и утверждены
германским военным командованием еще до начала войны, то есть до того,
как вермахт вступил в боевое соприкосновение с Красной Армией.
Преступные цели ставились изначально, и для их достижения изначально
планировалось использование преступных средств. Можно ли после этого
заявлять, что германская военная элита не несет ответственности за
подготовку и осуществление преступлений, что она была «вовлечена» в
преступные действия «психопатом» Гитлером?! Гитлеровская «программа»,
как справедливо отмечает исследователь из Фрейбурга Ю. Ферстер, уже
давно являлась для германских элит «интегрирующим фактором».
Попытка претворения в жизнь этой программы вообще оказалась возможной
только потому, что основные ее компоненты (лозунг о
необходимости «расширения германского господства в направлении на
Восток», крайне враждебное отношение к большевизму и евреям, культ силы,
признание допустимости использования любых средств в «борьбе за
существование» и т.д.) задолго до войны стали составной частью их
идеологии. Преступления иного характера совершили представители германской
хозяйственной элиты. С руководством вермахта их объединяло то, что они
были исполнены ненависти к коммунизму и большевизму и не желали мириться
с фактом существования СССР. В подготовке военного столкновения с
советским государством и формулировании программы завоеваний на Востоке
непосредственно участвовала, как было показано выше, четко очерченная,
исключительно мощная группировка, являвшаяся своего рода промышленным
ядром организации по «четырехлетнему плану», в частности РВА, а
также концерны и банки, участвовавшие в создании акционерного общества
«Континентальная нефть». Однако американские судьи на процессе по делу
«ИГ Фарбен» в полном противоречии с Законом № 10 Союзного контрольного
совета, опираясь на сомнительные аргументы, отвергли обвинения в адрес
этой группировки об ее участии в заговоре и преступлениях против мира. После нападения на Советский Союз германская хозяйственная элита
приступила к прямому ограблению советской экономики. Интересы элиты
концентрировались в первую очередь на отраслях, связанных с
производством сырья, нефтедобычей, а также на горнодобывающей и
металлообрабатывающей промышленности, электропромышленности, химическом
производстве, предприятиях точной механики и оптики, текстильной
промышленности, табаководстве и оптовой торговле. На нюрнбергских
судебных процессах над германскими промышленниками (исключение составлял
лишь процесс по делу Круппа) американские судьи вопреки неопровержимым
доказательствам поставили под сомнение причастность подсудимых к
преступлениям, совершенным на территории СССР, и оправдали их. Но факт
остается фактом: уже с лета 1941 г. сотни уполномоченных германских
концернов в составе военно-хозяйственных штабов и «восточных обществ»
работали на местах, в частности в Никополе и Кривом Роге, на Нижнем
Днепре и в Донбассе. Они возобновляли работу шахт, предприятий и крупных
производственных объединений, осуществляли управление ими. На местное
население был распространен режим террора и безжалостной эксплуатации.
Действия представителей германских концернов обеспечивались и
«гарантировались» войсковыми частями и специальными подразделениями. Германские концерны вступали в разного
рода «общества опеки», рассчитывая, что это даст им в будущем
возможность получить «опекаемые предприятия» в
собственность. Американские судьи на процессе по делу Флика, однако,
нашли «аргумент», с помощью которого они оправдали германские концерны.
Военная добыча на территории СССР, заявили они, являлась не частной, а
советской государственной собственностью, поэтому оккупационные власти
могли распоряжаться ею в своих интересах. «Мы считаем несущественным
намерение Флика, — говорилось в их приговоре, — приобрести,
в конечном счете, собственность. Желание чего-либо является грехом
согласно Десяти Заповедям, но не является нарушением гаагских конвенций и
военным преступлением». Оценивая многочисленные случаи полного
демонтажа советских предприятий и вывоза в Германию их оборудования,
американские судьи постановили, что данные действия не могут
считаться «грабежом в обычном смысле этого слова»[12]. Представители концернов и банков руководили
деятельностью
акционерного общества «Континентальная нефть». Именно они установили на
нефтяных месторождениях Северного Кавказа особый режим, который
охранялся частями вермахта и специальными подразделениями. Однако
американские судьи на процессе по делу «ИГ Фарбен» записали в приговоре,
что у них «не сложилось впечатления, что ИГ [Фарбен] когда-нибудь и
сколько-нибудь серьезно руководил деятельностью акционерного общества
"Континентальная нефть” или влиял на нее». Немецкие захватчики считали само собой разумеющимся, что население
оккупированных стран не только во время войны, но и после нее — в
Европе, находящейся под властью Германии, — будет находиться в их
распоряжении в качестве рабочей силы. Первые высказывания представителей
германской хозяйственной элиты о том, что регулирование трудовых
отношений в Европе должно быть передано находящемуся под германским
контролем «центральному учреждению» и «ведущим германским промышленным группам и их союзникам»,прозвучали еще до войны. В 1939-1940 гг., планируя восстановить германскую колониальную
империю, ведущие представители германского министерства иностранных дел,
«Дойче банк», фирм, ведших в прошлом колониальную торговлю, и
пароходных компаний, занимавшихся морскими перевозками, рассчитывали
возродить в германских колониях порядки, которые позволили бы немецким
«господам» властвовать над «рабами-туземцами». Превращение десятков миллионов людей, прежде всего славян, в илотов
«расы господ» являлось одной из главных целей, преследовавшихся
Германией в войне на Востоке. «Генеральный план Восток», в котором эта
цель была изложена с предельной ясностью, полностью отвечал коренным
интересам германского крупного капитала. Он предусматривал
деиндустриализацию «восточного пространства» (там планировалось
сохранить лишь предприятия сырьевой промышленности и промышленности
основных материалов), обеспечение германских фирм предельно дешевой
рабочей силой, предоставление им огромного рынка для сбыта продукции, а
также отчасти для экспорта капитала. До недавнего времени открытым оставался вопрос, рассматривала ли
германская хозяйственная элита в качестве одной из целей войны
использование массового принудительного труда иностранцев на
предприятиях в Германии. На послевоенных судебных процессах над
германскими промышленниками использование такого труда не
квалифицировалось как преступление. Более того, американские судьи на
заседаниях по делу Флика и «ИГ Фарбен» говорили даже о некоем
«чрезвычайном положении», в котором якобы оказались германские
предприниматели. Перед лицом дефицита рабочей силы в условиях «режима ужаса, существовавшего в рейхе» у
них, дескать, не оставалось выбора; они были вынуждены использовать
труд насильственно доставленных в Германию иностранцев, поскольку в
случае остановки производства они могли подвергнуться наказанию и
преследованию. До 1941 г. между представителями хозяйственных
кругов из имперской
группы «Промышленность» и нацистскими политиками и идеологами
действовала договоренность о том, что нельзя допустить складывания у
немецких промышленных рабочих «неправильной "господской” точки
зрения», поскольку в этом случае немецкие рабочие могут предъявить
требование переложить простые, тяжелые виды работ на «вспомогательные
народы». Однако
самое позднее весной 1942 г., после того как в Германию хлынул
многомиллионный поток военнопленных и гражданских лиц, депортированных
из СССР, германские правящие круги, очевидно, полностью пересмотрели
свою позицию. Массовый подневольный труд на всех предприятиях германской
промышленности стал само собой разумеющимся, обыденным явлением. Ситуация с использованием принудительного труда на германских
предприятиях в годы второй мировой войны в корне отличалась от того, что
имело место в годы первой мировой войны. Попытки использовать
принудительный труд бельгийских и польских рабочих на германских
предприятиях натолкнулись в годы первой мировой войны на очень серьезное
сопротивление как внутри страны, так и за границей. Выдвигались даже
требования квалифицировать их как военные преступления. Во время второй
мировой войны германский крупный капитал, уверенный в том, что его
господство в Европе гарантировано, полагал, что он в праве безнаказанно и
бесплатно использовать в германской военной экономике ресурсы рабочей
силы европейских стран. Представители германской хозяйственной элиты,
стоявшие на позициях расистской идеологии, считали возможной и
необходимой безжалостную эксплуатацию «неполноценных народов» Востока. С
помощью политики террора им удавалось душить проявления недовольства в
среде подневольных рабочих и подавлять любые их попытки оказать
сопротивление. При этом германский крупный капитал и нацистская верхушка
все больше склонялись к мнению, что подневольный труд иностранцев
необходим и выгоден для германской экономики не только во время войны.
Столь же необходимым и выгодным он будет и после нее. Считалось, что
труд иностранных рабочих будет способствовать обеспечению немецкого
благополучия, экономическому развитию Германии и реализации ее претензий
на роль ведущей державы мира. Гауляйтер Ф. Заукель сделал в конце 1943 г.
на «первом военном съезде тюрингской промышленности
вооружений» следующее заявление программного характера: в долгосрочном
плане речь идет о том, чтобы создать «трудовой потенциал, состоящий из немецкого руководства и
иностранных рабочих, который даст нам на ближайшие сто лет абсолютный
перевес над всеми народами мира не только в военном, но и в
хозяйственном отношении».
Главный управляющий автомобильного завода
«Фольксваген» А. Пихь
отмечал летом 1943 г., что завод должен и после войны использовать
дешевую рабочую силу с Востока, чтобы «в соответствии с волей
фюрера» производить автомобили, которые не будут стоить дороже 990
рейхсмарок. Одновременно с ним некий Фрейер, директор «Физелер
Флюгцойгверке», в
докладе перед представителями военной промышленности расписывал
преимущества использования принудительного труда иностранцев в настоящий
момент и в будущем. Он был в восторге от возможности
совершенно «по-солдатски»организовывать подневольных рабочих и отдавать
им распоряжения исключительно«в немецкой приказной форме», зная при
этом, «что возражений не последует и не требуется никаких
переговоров». Сверхурочный труд, работа в выходные дни и вообще в
нерабочее время, «освобождение немцев от необходимости трудиться на
вредном производстве» — все это, считал он, теперь не проблема. Это —
само собой разумеющийся результат использования труда
иностранцев. «Немцы, — подводил итог докладчик, — используя
иностранцев, впервые в большом объеме воспользовались в своих интересах
трудом вспомогательных народов, извлекли из этого важные уроки и
накопили опыт. Было бы хорошо уже сейчас, в ходе войны, или самое
позднее сразу же после нее сконцентрировать весь этот ценнейший опыт в
специальном ведомстве». Германские предприниматели, как правило, создавали на своих
предприятиях для подневольных рабочих еще более жестокий режим, чем тот,
который предписывался властями. Хотя в Германии в то время и были
предприниматели и ответственные лица, которые заботились об улучшении
положения подневольных рабочих, руководствуясь не только интересами
повышения производительности труда и нормы прибылей, но и соображениями
человеческого приличия и гуманизма, однако таких было немного. Примеров
жестокого обращения с подневольными рабочими и равнодушия к их судьбе
было значительно больше, о чем свидетельствует политика концернов «Крупп
АГ», «БМВ», «Бохумский союз», «ИГ Фарбен», «Даймлер-Бенц», «Сименс»,
«Осрам», «Хайнкель» и «Мессершмитт», «Герман Геринг» и многих других!
Германская хозяйственная элита в годы второй мировой войны погрязла в
преступлениях, связанных с использованием подневольного труда. Она несла
основную ответственность за ужасающие, бесчеловечные условия жизни и
труда массы подневольных рабочих, в первую очередь из СССР, а также из
Польши. Таким образом, тезис об ответственности германских элит за
агрессивную политику и преступления нацизма во второй мировой войне
является полностью доказанным. Дитрих Айххольц — профессор на пенсии, доктор, член
правления Берлинского общества по изучению фашизма и мировой войны, в
прошлом сотрудник Центрального института истории Академии наук ГДР, а
также профессор Грейфевальдского университета им. Э.-М. Арндта и
Берлинского Технического университета. Специалист по экономической
истории ХIХ-ХХ вв. и истории второй мировой войны, автор трехтомного
труда «История германской военной экономики 1933-1945» и многих других
работ.Перевод с немецкого и русская версия статьи подготовлены к.и.н. О.В. Вишлёвым[1].Опубликовано в журнале «Новая и новейшая история», №6, 2002. [Сетевая публикация] на сайте VIVOS VOCO
|