Опасность сосредоточения массы таких
"высоких” гостей в Екатеринбурге в дни
напряженной борьбе с контр-революцией вблизи
фронта была очевидна, и Областной Совет выслал
перечисленных выше лиц в Алапаевск, под надзор
алапаевского исполкома.
В Екатеринбург, как раньше в Тобольск,
продолжают стекаться видные деятели
контр-революции и темные личности, в задачи
которых по-прежнему входит организация
заговоров и освобождение Романова и всех его
родственников.
Среди других лиц, имеющих близкое
касательство к семье Романовых, арестовывается
указанный выше майор сербской службы Мигич, а
вместе с ним фельдфебель Вожечич и некто Смирнов
— управляющий делами сербской королевны, жены
отправленного в Алапаевск бывшего князя Ивана
Константиновича — Елены Петровны.
Эти лица явились в Областной Совет, как
делегаты сербского посланника Сполайковича,
первоначально для переговоров с Николаем
Романовым о войне, а затем якобы для отправки
Елены Петровны в Петроград, заявив, что на это
получено разрешение от центральной советской
власти. По справкам, наведенным Областным
Советом в Москве и Петрограде, оказалось, что
просьбу Сполайковича о разрешении Елене
Петровне переехать в Петроград В.Ц.И.К. отклонил.
Цели Мигича и Вожечича были ясны, но
выполнить их им не удалось.
С приближением фронта к Екатеринбургу
и местное контр-революционное, "верное
престолу”, офицерство пытается завязать связи с
царской семьей, усиливает переписку с Николаем
Романовым и, главным образом, с его женой,
проявляющей большую активность и
непримиримость.
Вот одно из писем, которыми
обменивались заключенные с заговорщиками,
пытавшимися устроить в Екатеринбурге восстание
еще в июне с целью освобождения Романовых.
"Час освобождения приближается и дни
узурпаторов сочтены. Славянские армии все более
и более приближаются к Екатеринбургу. Они в
нескольких верстах от города. Момент становится
критическим и теперь надо бояться кровопролития.
Этот момент наступил. Надо действовать”.
"Друзья, — читаем в другом письме, —
более не спят и надеются, что час, столь
долгожданный, настал”.
Кто же они, пытавшиеся вырвать из рук
народа преступников, лишенных короны, так
заботящиеся о царской семье?
Перехваченные с "воли” от
романовских доброжелателей письма все подписаны
большей частью словом: "Офицер”, а одно даже так
— "один из тех, которые готовы умереть за вас, —
офицер русской армии”.
Ряд других данных, полученных
Областным Советом, обнаруживал организацию,
поставившую целью освободить Романовых, готовую
ввиду близости фронта исполнить свое намерение.
На заседаниях Областного Совета
вопрос о расстреле Романовых ставился еще в
конце июня. Входившие в состав Совета эс-эры —
Хотимский, Сакович (оставшийся в Екатеринбурге
при белых и расстрелянный ими) и другие были, по
обыкновению, бесконечно "левыми” и настаивали
на скорейшем расстреле Романовых, обвиняя
большевиков в непоследовательности.
Вопрос о расстреле Николая Романова и
всех бывших с ним принципиально был разрешен в
первых числах июля.
Организовать расстрел и назначить
день поручено было президиуму Совета.
Приговор был приведен в ночь с 16 на 17
июля.
В заседании президиума В.Ц.И.К.,
состоявшемся 18 июля, председатель Я. М. Свердлов
сообщил о расстреле бывшего царя.
Президиум В.Ц.И.К., обсудив все
обстоятельства, заставившие Уральский Областной
Совет принять решение о расстреле Романова,
постановление Уралсовета признал правильным.