Гнев, разочарование и снова гнев

Жестокость полиции и готовность правительства «идти до конца» вызывает ярость уже не только у радикальных студентов, но и у вполне респектабельных греков старшего возраста.

«Возмущенные», «сердитые», «гневные» – все эти эпитеты по отношению к протестующей молодежи западной Европы зачастую используются наравне с такими определениями как «разочарованные», «удрученные», «потерянное поколение». Гнев в сочетании с разочарованием. Ярость многократно усиленная ощущением, что тебя не слышат. «Крепость Европа» не пала с первого натиска. Что же делать дальше? Как добиться своего, если даже миллионные протесты, пылающий город, уличные бои и оккупация площадей не в состоянии остановить принятие невыгодных решений, принимаемых внутри парламентских крепостей, ощетинившихся кордонами полиции? Ведь «феодалы» могут попросту отсидеться в замках, во время бушующей рядом жакерии.

Во время боев на афинской площади Синтагма один из греческих парламентариев с пафосом заявил, что готов умереть на своем рабочем месте, готов спать в кабинете, если уж вся страна парализована забастовкой и парламент остается в осаде – чтобы только не уступить «давлению меньшинства», приняв меры экономии, предписанные МВФ и Евросоюзом. Подобное упорство «власть предержащих», их готовность пойти на все ради выплаты долгов и сокращения «социалки», вынуждает протестующих менять тактику. Не взяв крепость с ходу, отдельные группы протестующих отбиваются от все более жестких контратак полицейской «кавалерии». И ответная жестокость стала тем болезненным вопросом, который в состоянии расколоть протестующих «возмущенных».

Происходит «взросление» движения, неразрывно связанное с «потерей целомудрия» и утратой иллюзий. Постепенно уходят в тень первые неформальные активисты «безлидерных» выступлений, ориентированные на мирный ненасильственный протест – как не оправдавшие ожиданий. На смену им выдвигаются сторонники более радикальных действий, но одновременно встает вопрос: как не дать протестам скатиться на уровень банального погрома? В Великобритании, Франции, Ирландии и Испании этот процесс смены тактики и работы над ошибками создал некий «gap» – временную паузу в волне протестов. Лишь в Греции этот переход произошел достаточно быстро, фактически без переходных этапов. По словам одного из греческих демонстрантов, «никто особо и не ожидал, что правительство легко уступит, и даже перед выходом на мирную демонстрацию мы готовили коктейли Молотова – не на сегодня, так на завтра».

Между тем, бурные дискуссии о правомерности применения насилия, «слезинке ребенка» и «белых перчатках» продолжают будоражить умы молодых англичан, испанцев и греков. Две диаметрально противоположные позиции в этой дискуссии, по сути, можно свести к двум коротким фразам:

– Нужны ли нам социальные блага такой ценой?

– Нужен ли нам гуманизм за такую цену?

В Греции сторонники ненасилия демонстрируют кадры слезных жалоб женщины из полиции, рассказывающей об окружающей ее атмосфере ненависти. Она говорит о том, что приехала из северной Греции и устроилась на работу в полицию, так как надо было кормить дочку-школьницу. Теперь ее дочь постоянно приходит домой из школы в слезах и синяках. Девочки в ее классе знают, кем работает ее мать.

Оппоненты, сторонники смены тактики, демонстрируют в ответ кадры жестокости полицейских, избивающих школьников: «в этой ситуации бояться проявить жестокость уже само по себе не гуманно».

Жестокость полиции и готовность правительства «идти до конца» вызывает ярость уже не только у радикальных студентов, но и у вполне респектабельных греков старшего возраста. Если ранее основным аргументом сторонников ненасильственных протестов было «неприятие подобной тактики обычными гражданами», то теперь, «обычные граждане» сами прибегают к более радикальным, хотя и не организованным формам протеста, вызывая удивление накалом своей ярости даже у «профессиональных революционеров».

«Василис Дермицакис наблюдал, как протестующие орали на полицию за высокой металлической оградой афинского ботанического сада. Это были представители среднего класса, среднего возраста, прилично одетые. Он не поверил своим глазам, когда они вырвали телефонную будку и протаранили ей металлические ворота, павшие под натиском их ярости…. Они не были анархистами, не были коммунистами. Просто обычные мужчины и женщины. Тогда я понял, что эти люди были намного, намного более рассержены, чем я».

Недоверие ко всем, даже радикально левым группам, зачастую вызвано именно их желанием действовать по инерции – как они привыкли и как умеют – в серьезно изменившихся обстоятельствах. Многие активисты, правозащитники, профсоюзные лидеры испытывают некий страх перед вспышками ярости толпы вчера еще законопослушных граждан. Споры о том, являются ли радикальные формы протестов естественной и оправданной реакцией граждан – либо же это форма полицейской провокации, позволяющая бросить силы спецотрядов для разгона протестов – не утихают, раскалывая ряды протестующих.

– Если бы не вы, полиция не посмела бы избивать женщин и детей.

– Если им нужно, они и без нас спровоцируют беспорядки и найдут повод всех разогнать.

Вопросы насилия воспринимаются очень болезненно. Для мирных протестантов насилие полиции и ответное насилие протестующих становится некой психологической травмой, вызывающей некий посттравматический шок – и, зачастую, желание спрятаться от событий.

«Мой отец несколько дней был в депрессии, когда увидел кадры событий 28-29-го июня в Афинах... Он несколько лет провел в тюрьме при военной диктатуре («черных полковников»). Он никогда не рассказывал об этом. Думаю, для него это было серьезной травмой. Но он сказал мне тогда, что никогда не видел ничего подобного. Даже при диктатуре не было такого насилия, направленного против народа». 

«Вся площадь выглядела так, словно здесь был ядерный взрыв – Лидия провела в лагере на площади Синтагма последние пару недель…. Ее привела в крайнее отчаяние грязная полицейская тактика: на площади расставили драг-дилеров с тем, чтобы привлечь сюда наркоманов и тем самым дискредитировать протесты».

«Многие из тех, кто был на площади, никогда не подвергались ранее реальному насилию. Это было в первый раз. Они просто не знали, что делать. Люди разбегались в разных направлениях, пытались спрятаться в кафе, на станциях метро. А полиция продолжала распылять на площади слезоточивый газ».

«Жестокость полицейских проявлялась в избиении тех, кто попал им под руку. Только за среду они израсходовали 3000 баллонов слезоточивого газа, пущенного в метро, в закрытые помещения и центры медпомощи. Полицейские ковбои на мотоциклах с дубинками наперевес гонялись за людьми, избивая сидящих в ресторанах, туристов с мороженым, бросая шумовые гранаты и пуская слезоточивый газ туда, где собирались несколько человек. После этой марафонской битвы люди рассеялись, чтобы вновь собраться. Стало понятно, что полиция не в состоянии сломить толпу. Рано утром люди вновь оккупировали Синтагму, восстанавливая разрушенное. В ответ на шантаж вице-премьера: «либо пакет мер экономии будет принят, либо он выведет на улицы танки», люди стали скандировать на улицах: «Даже если вы выведете танки, выведете армию, мы отсюда не уйдем».

Резолюция Народной Ассамблеи гласила: «каждый полицейский несет личную ответственность за занятую им или ей позицию, за свое поведение».

Как следствие, греческое телевидение крутит ролик с избитым полицейским в госпитале, который с надрывом, захлебывающимся голосом рассказывает о том, как он хотел накопить на службе денег, чтобы помочь больной маме. И подобные «призывы к совести», как ни странно действуют на многих протестующих, сходящихся в словесных баталиях на тему: «можем ли мы уподобляться им»?

Но каков иной путь?

Многие из организаторов протестов, в первую очередь профсоюзы, зашли в тупик. Французские и британские профсоюзы предпочитают открыто самоустраняться от борьбы, заявляя: «мы сделали все что смогли». Если не действуют стачки, забастовки, захваты площадей, массовые демонстрации – то на что мы еще способны? Арсенал форм протеста исчерпан?

У тех, кто начинал протесты, оказалось слишком много моральных табу. И сейчас, в момент «переоценки ценностей», на смену им приходят обычные, свободные от этих табу граждане. Однако, они могут свести весь протест к агрессивному выпуску пара, наподобие «хоккейного бунта» в Ванкувере. Этот погром стал подлинной неожиданностью для канадских властей. Большинство его участников не имели никакого отношения к хоккею и фанатской среде – и, вопреки подозрениям полиции, они не имели отношения к левакам. Это были толпы обычных граждан. Большинство из них не знали о проигрыше местной команды, и не выдвигали никаких требований. Канадских активистов и участников социальных протестов весьма беспокоит возможность повторения таких «бессмысленных и беспощадных» срывов.

«Голос капитализма», «Wall Street Journal», также пытается предугадать вектор дальнейшего развития протестов:

«В прошлом году я был в доме миллиардера в Калифорнии, и попросил рассказать, что беспокоит его более всего. Он указал мне на висящую на стене картину XIX века – нищенка берет милостыню у богатого джентльмена, а взамен дарит ему цветок. «Теперь у нее оружие вместо цветов. Насилие на улицах направлено против богатых. Это-то меня и беспокоит».

Новое исследование Insite Security и IBOPE Zogby International показывает, что владельцы миллиона и более долларов в 94% случаев весьма обеспокоены беспорядками, происходящими в современном мире. «Wall Street Journal» напоминает, что нынешние богатые «приобрели 230 000 сторожевых псов, вооружают свои яхты, самолеты и автомобили, делая из них настоящую военную технику». Хотя классовая война еще не идет на улицах США, но уровень безработицы и цены на жилье говорит о том, что «у богатых есть все основания опасаться народного негодования. А некоторые опасаются и еще худшего. Как вы думаете, есть ли риск применения насилия на улицах против богатых, здесь или заграницей?» – задает «Wall Street Journal» свой финальный вопрос. 

А ведь действительно, интересно.