Силы революции, вызвавшие июньский кризис, продолжали действовать с нарастающей быстротой.
Ни одна задача революции еще не была решена. Затруднения с хлебом возрастали. Разруха усиливалась, охватывая все новые области и районы. Останавливались — чаще по воле предпринимателей — заводы и фабрики. По транспорту, как по каналам, паралич производственного организма расползался по всей стране.
В мае было закрыто 108 заводов с 8 701 рабочим, в июне — 125 заводов с 38 465 рабочими, а в июле — 206 заводов с 47 754 рабочими. На 40 процентов сократилось металлургическое производство, на 20 процентов — текстильное. Надвигался голод.
Выло ясно — буржуазия наступает. Классовый смысл этого наступления с циничной откровенностью выболтал крупнейший промышленник Рябушинский. На съезде торговцев и промышленников [261] он с наслаждением говорил, что скоро настанет момент, когда
«костлявая рука голода и народной нищеты схватит за горло друзей народа, членов разных комитетов и советов»{343}.
Весь май, а особенно июнь по всей стране непрерывно возникали стачки с требованием восьмичасового рабочего дня и улучшения экономического положения.
Донецкий бассейн кипел, не выходя из постоянного конфликта между рабочими и хозяевами; по Уралу перекатывались волны стачек; в Нижегородском крае бастовало более 20 тысяч, сормовских рабочих. В Московском районе длительные конфликты стали нормальным явлением.
В деревнях быстро нарастала аграрная революция. К июлю 43 губернии были охвачены крестьянским движением. Крестьяне поднимались против помещиков через голову эсеров, засевших в крестьянских советах.
Движение рабочих и крестьян не могло не влиять на армию, в которой действовали и свои особые причины, вызывавшие острое недовольство солдат. Ползли упорные слухи о восстановлении смертной казни на фронте, о расформировании непокорных полков. Создавалось нервное, тревожное настроение, проявляясь все более резко в отказе воевать.
Особенно остро развертывалась борьба в Петрограде. Июньская демонстрация показала, какая сила таится в пролетариате и большевистской партии. После июньских событий каждый день приносил известия о выступлениях по тому или иному поводу. Самое тревожное для буржуазии и соглашателей заключалось в том, что выступления неизменно принимали политическую и чаще всего большевистскую окраску. 2 июня рабочие «Скорохода» потребовали передачи власти советам, 8-го — обуховцы приняли подобную резолюцию, 10-го — «Старый Парвиайнен» настаивал на передаче власти советам, 13 июня уже 19 заводов и 3 войсковых единицы в Петрограде были на стороне большевиков. «Свергли старое правительство, сковырнем и Керенского!» говорили рабочие и солдаты. Движение за передачу власти в руки советов нарастало с исключительной быстротой. Достаточно было небольшого толчка, чтобы взорвать накаленные массы и бросить их против правительства капиталистов.
Буржуазия понимала, куда ведут настроения рабочих и солдат столицы. Положение усугублялось зловещими сведениями с фронта.
Сводки с возрастающей тревогой сообщали о десятках тысяч [293] дезертиров, бегущих с фронта. Штабы армий жаловались на самовольные действия солдатских комитетов, отстранявших офицеров от командования. Но чаще всего комиссары и генералы телеграфировали о повсеместном братании. Армия ускользала из рук командиров.
Наступление, начатое в июне с негодными средствами, провалилось. С минуты на минуту могла разразиться катастрофа. Приходилось спешить, пока сведения о поражении на фронте не подольют масла в огонь. Спешить приходилось еще и потому, что приближались выборы в Учредительное собрание. Как ни оттягивались эти выборы, но под давлением масс правительство вынуждено было наметить созыв Учредительного собрания на 30 сентября. Крах наступления и волнующие вести из деревни не оставляли никаких сомнений, что крестьяне в Учредительном собрании уйдут далеко влево от своих официальных эсеровских вождей.
Придравшись к случайному поводу, буржуазия 2 июля отозвала своих представителей из правительства.
Кадеты-министры: финансов — Шингарев, просвещения — Мануйлов и государственного призрения — князь Шаховской — заявили, что не согласны с политикой Керенского — Терещенко в украинском вопросе, и покинули правительство. Министр путей сообщения Некрасов сначала заявил о своей отставке, но позже раздумал и послал письмо в Центральный комитет кадетов о выходе из партии. Расчет буржуазии был построен на том, что эсеры и меньшевики, хорошо знающие тревожное настроение и осведомленные о военной катастрофе, побоятся взять власть в свои руки. Кадеты понимали, что припугнутые угрозой их ухода из правительства соглашатели будут цепко держаться за буржуазных министров и пойдут на любые уступки. Кадетам выгодно было, вызвав кризис в правительстве, добиться от запуганных мелких буржуа всей полноты власти и начать решительную борьбу с большевизмом. Еще 3 июня на совещании членов Государственной думы Милюков под аплодисменты говорил:
«Русское общество должно сплотиться в борьбе с этой опасностью от большевизма... Если Временное правительство после долгой проволочки поймет, что в руках власти есть и другие средства кроме убеждения, — те самые средства, которые она уже начала применять, — если оно станет на эту дорогу, тогда завоевания русской революции будут укреплены. Вот на этот путь нам следует призывать и друг друга и Временное правительство»{344}.
В дальнейшем все разыгралось бы по старым известным канонам: пролетариат был бы спровоцирован на преждевременное выступление и беспощадно раздавлен вооруженной силой. Кадетов поддержали все буржуазные и черносотенные партии. Пуришкевич подчеркнул на частном совещании членов Государственной думы 16 июня по поводу выборов в районные городские думы:
«Если вы вдумаетесь в таблицы, в результаты этих выборов, то вы поймете, что одержала блестящую победу благородная партия «народной свободы» (так называли себя кадеты. - Ред.), ибо за эту партию, являющуюся крайней правой в России, подали голоса все, правее стоящие»{345}. Перед опасностью революции все буржуазные партии сплотились вокруг кадетов.
Кадеты, однако, просчитались. Их маневр создал кризис не только в правительстве, но и в стране.
Первые же сведения о маневре кадетов явились толчком, который вызвал взрыв рабочего возмущения. Утром 3 июля в 1-м пулеметном полку на совместном заседании ротных и полковых комитетов раздались голоса, требующие обсуждения вопроса [294] о вооруженном выступлении. Предложение было подхвачено присутствующими, которые тут же открыли митинг.
Представители солдатской массы потребовали немедленного вооруженного выступления для свержения Временного правительства. Солдаты с негодованием рассказывали о попытке Керенского под крики о войне «до победы» разгромить революцию. Раздались призывы: «На улицу!» Наэлектризованные пулеметчики с криками «Долой войну!», «Вся власть советам!» повалили из барака, где происходило собрание.
Погрузив пулеметы на автомашины, расцветившись плакатами «Да погибнет буржуазия от наших пулеметов!», «Долой десять министров-капиталистов!», полк несмотря на призывы партии большевиков не выступать двинулся к Таврическому дворцу.
Пулеметчики избрали делегатов и срочно послали их в другие полки, на крупнейшие предприятия и в Кронштадт. Делегаты пулеметчиков всюду находили накаленную атмосферу и массу, готовую к бою.
«Третьего июля, около 2 часов дня, — рассказывает рабочий завода/'Новый Парвиайнен», — пришло несколько товарищей из 1-го пулеметного полка и обратилось с просьбой дать грузовик для пулеметов и поддержать их выступление против Временного правительства... Созвали общее собрание рабочих. Собрание было очень бурное. Горячо и убедительно доказывали товарищи пулеметчики своевременность и необходимость свержения Временного правительства и Керенского. Рабочие массы были настроены крайне революционно... Я уехал на квартиру за оружием. Когда приехал обратно, из ворот завода уже выезжали грузовики, на которых находились пулеметчики и часть наших рабочих»{346}.
Подобное же настроение нашли делегаты и на других заводах. Примерно к 2 часам дня пулеметчики прибыли на Путиловский завод с призывом выступить против правительства, угрожающего вывести революционный гарнизон на фронт. «Долой таких министров!» раздалось со всех сторон в многотысячной толпе. В ответ на просьбу поддержать выступление пулеметчиков рабочие закричали: «Двинем! Двинем!»{347} Поздней ночью около 30 тысяч путиловцев потянулось к дворцу с женами и детьми, увлекая по дороге другие заводы и полки.
В Кронштадте делегаты 1-го пулеметного полка созвали митинг на Якорной площади. Призыв их нашел горячий отклик: матросы решили поддержать выступление петроградского гарнизона [267] и рабочих. Тов. Раскольников, заместитель председателя Кронштадтского совета, успел за это время связаться по прямому проводу с Центральным комитетом партии и информировать его о кронштадтских настроениях.
«Вопрос стоит не так, — говорил он, — выступать или не выступать, а в другой плоскости: будет ли проведено выступление под нашим руководством, или оно разыграется без участия нашей партии — стихийно и неорганизованно? Так или иначе выступление совершенно неизбежно, и отвратить его нельзя»{348}.
Кронштадтский исполнительный комитет совета постановил примкнуть к выступлению петроградского гарнизона, назначив на 6 часов утра 4 июля сбор вооруженных частей для отправки в Петроград.
Источник http://militera.lib.ru/h/hcw/07.html
Скачать (прямая ссылка): istoriyagragdanskoyvoyni1935.djvu
| 
