Глава первая.
Канун буржуазно-демократической революции.
2. Разруха
Дальше «бунта на коленях» буржуазия не пошла. Однако положение резко изменилось во второй половине 1916 года, когда полностью развернулись противоречия, вызванные и обостренные войной.
Удары войны оказались для России особенно разрушительными. Прежде всего сказалась слабая подготовленность страны к мировой войне. Техническая отсталость русской военной промышленности проявлялась во всех последних войнах. В крымской (1854 г.) Николай I выставил против англо-французской коалиции армию, в которой значительная часть солдат была вооружена кремневыми ружьями. На обучение солдата стрельбе полагалось лишь 10 боевых патронов в год, однако и они отпускались только на бумаге. Оборонительные укрепления в Севастополе разваливались от сотрясения поставленных на них пушек. В русско-турецкой войне 1877 года генералы, исходя из того, что «огнестрельное оружие отвечает самосохранению, холодное — самоотвержению», снабдили дальнобойную винтовку Бердана прицелом только на 600 шагов. Генералы оправдывали свою бездарность старой поговоркой: пуля — дура, штык — молодец. Русские войска терпели огромный урон от турецкого огня, тогда как для турок огонь противника приносил мало вреда. Такое же положение было в артиллерии. Военная промышленность еще в 70-х годах снабжала артиллерию медными пушками со слабым зарядом и небольшой начальной скоростью снарядов. Турецкая армия была вооружена стальными пушками, изготовленными на заводах Круппа. Столкнувшись с армией далеко не передовой страны, а только обученной и вооруженной передовыми странами, Россия Александра II, как и империя Николая I, обнаружила всю гнилость своей военной силы и социально-экономической системы.
Русско-японская война 1904 — 1905 годов окончательно сорвала покров с мнимого могущества России. Если в крымской войне англо-французской коалиции понадобился год для взятия севастопольской крепости, то маленькая Япония за восемь месяцев овладела Порт-Артуром, который по мощи приравнивался шести Севастополям.
«Гроб повапленный — вот чем оказалось самодержавие в области внешней защиты»{38}, писал в январе 1905 года Ленин. [34]
К мировой войне царская Россия подошла также неподготовленной. «Дальновидные» руководители военного ведомства полагали, что война продлится не дольше четырех-шести месяцев. Военный министр и начальник Главного артиллерийского управления генерал Кузьмин-Караваев считали, что по окончании заготовки запасов боевого снаряжения и отправки их в армию «наступит некоторое затишье в работе»{39}. Запасов хватило лишь на первые четыре месяца войны. Вскоре русская армия оказалась без снарядов, винтовок, патронов и без возможности получить их в короткий срок. Для обучения новобранцев не хватало винтовок. На фронт пополнения шли невооруженными.
Дело здесь было не только в недальновидной политике. Война могла вестись не на «запасах», а на непрерывно растущей военной промышленности. Но старые царские бюрократы, боясь усиления буржуазии, не хотели привлекать промышленность к снабжению армии. Более шести лет просидел генерал Сухомлинов в кресле военного министра (1909 — 1915 гг.), ничему не научившись в военном деле. Зато он окружил себя густой сетью шпионов германского генерального штаба. Пять лет подготовки к войне и год войны оставалась необнаруженной измена в сердце армии. Военное ведомство во главе с таким министром лишь усиливало разруху. Сухомлинова прозвали «генерал от поражений».
Только летом 1915 года, когда скверно вооруженная армия в беспорядке отступала с фронта, самодержавие решило заняться мобилизацией промышленности. 17 августа 1915 года был опубликован закон о создании особых совещаний по обороне, по перевозкам, по топливу и продовольствию. Призывая представителей буржуазии к работе по снабжению армии, Николай II говорил на торжественном открытии совещания 22 августа:
«Эта задача отныне вверена вам, господа»{40}.
Совещания, во главе которых стояли министры, получили широкие полномочия. Совещание по обороне подчинялось непосредственно верховной власти.
«Никакое правительственное место или лицо не могло давать ему предписаний и требовать от него отчетов»{41}.
Совещанию было предоставлено право:
«Разрешать производство заготовлений всеми способами.., без ограничения суммы»{42}.
Широкие полномочия не помогли организовать военное производство. По свидетельству генерала Маниковского, бывшего в 1915 году начальником Главного артиллерийского управления,
«дело обеспечения нашей армии боевыми припасами все же не только не двинулось тем темпом, на какой рассчитывалось [35] при его (совещании. - Ред. ) образовании, а, напротив, во многих отношениях пошло хуже»{43}.
Несмотря на включение в состав совещания по обороне министра торговли и промышленности князя Шаховского и двух его предшественников эта «регулирующая» организация обнаружила полнейшее незнание военной промышленности и возможностей ее мобилизации. Представители крупной буржуазии в совещании использовали свое положение для получения крупных заказов и «организованной спекуляции».
«Трехдюймовая шрапнель и была первым лакомым куском, на который оскалились зубы всех шакалов»{44}, писал генерал Маниковский.
Так же бесплодна была деятельность других совещаний: по топливу, продовольствию и перевозкам. В этих организациях представители буржуазии и чиновники, «содействуя» обороне, обвиняли друг друга в темных делах и усердно брали взятки. Потуги регулировать потребление и производство наталкивались на прогнивший бюрократический аппарат и его бесталанных руководителей. В ноябре 1915 года министр путей сообщения А. Ф. Трепов решил бороться с надвигающимся голодом путем регулирования железнодорожного движения. По решению Совета министров на шесть дней было прекращено движение пассажирских поездов между Москвой и Петроградом с целью улучшить снабжение столицы. Но никто не позаботился организовать подвоз продуктов к Москве. Остановив пассажирское движение, правительство гоняло к столице пустые товарные вагоны. Таким же «успехом» завершились попытки наладить снабжение предприятий топливом и сырьем. Добыча угля и нефти падала, разрушенный транспорт не успевал подвозить дрова. Военная промышленность уже с начала 1915 года задыхалась от недостатка топлива. В октябре 1915 года Особое совещание по топливу приняло решение о реквизиции топливных запасов. Решение это было встречено всей буржуазией в штыки. Кстати, в самом совещании оно было принято 14 голосами против 10. В зоне Северо-западного фронта реквизицию топлива попытались провести при помощи военных властей. В ответ на эту попытку совет съездов лесной промышленности пригрозил прекратить заготовку леса.
Пока буржуазия саботировала всякий шаг, направленный к регулированию производства и потребления, а главное — доходов, министры Николая искали виновников разрухи — один в ведомстве другого. На одном из заседаний Совета министров в июне 1916 года обсуждался вопрос о неисправных поставках для армии угля, железа, продовольствия. По свидетельству Штюрмера, [36] бывшего тогда председателем Совета министров, у министра путей сообщения Трепова произошла стычка с министром промышленности Шаховским.
— Нет достаточного количества угля на заводах, — заявил министр путей сообщения.
А уголь-де в ведении Шаховского.
— Да, у меня уголь есть, но вы не даете вагонов, — возражает Шаховской.
— Я не даю вагонов потому, что у меня военное министерство взяло все вагоны... и обратно ничего не присылает.
К этому разговору уже сам министр-председатель добавил:
«Были такие пробки вагонов, что для того, чтобы двинуть пришедшие вновь вагоны, надо было скидывать с насыпи другие вагоны»{45}.
Словно слепые, топтались министры вокруг своих ведомств, не понимая, что происходит и как нужно бороться с разрухой. Еще труднее оказалось мобилизовать отсталое сельское хозяйство и крестьянское население в той мере, как это могли сделать передовые капиталистические страны. Товарность полукрепостнического и распыленного сельского хозяйства была в значительной степени вынужденной. Мужику нужны были деньги для уплаты помещику за аренду земли. Деньги выжимал из мужика и налоговый пресс царизма. В годы войны товарность крестьянского хозяйства резко пала. Из деревень в армию взяли наиболее работоспособную часть населения — вместе с городом около 16 миллионов человек, или 47 процентов общего числа взрослых мужчин. Один из вождей буржуазии Бубликов прямо заявил, что Россия ведет войну по преимуществу кровью своих сынов, а не накопленными или добытыми для войны капиталами. С каждым годом войны сельское хозяйство лишалось значительной части средств производства. Правительство реквизировало лошадей, мясной скот, упряжь. «Усердные» чиновники ухитрялись проводить реквизиции без значительной пользы для армии. Орловский губернатор в начале 1916 года доносил о действиях правительственных агентов, забиравших у населения молочный скот в то время, когда жирный яловый скот шёл на спекуляцию.
«Они реквизировали то, что всего легче было реквизировать, — заявил на совещании по дороговизне В. Михайловский. — Запасы, которые были умело скрыты и принадлежали более сильным экономически кругам, по-видимому, никакой реквизиции не подвергались»{46}.
Разруха проявилась и в развале экономической основы царизма — полукрепостнического помещичьего землевладения. Сократилась [37] его наиболее откровенная форма — сдача земли в аренду крестьянам. Арендная плата снизилась уже в начале войны примерно на одну треть.
Сокращал ось и самое помещичье хозяйство. Постоянные мобилизации подрывали его, отнимая рабочую силу. Привлечение беженцев и военнопленных восполняло не более 1/10 убыли рабочих рук. По Европейской России недостаток сельскохозяйственных рабочих ощущался: в 1914 году в 14 губерниях из 44 (32 процента от всех европейских губерний), в 1915 году в 36 губерниях (82 процента), а в 1916 году во всех 44 губерниях Европейской России была острая нужда в рабочей силе. До войны заработная плата в районах отходничества была значительно ниже, чем в районах притока рабочей силы. Начиная с 1915 года она почти уравнялась. Это говорит о недостатке сельскохозяйственных рабочих и в районах отходничества. Нехватка рабочей силы в связи с общим развалом хозяйства ускоряла распад полукрепостнического помещичьего землевладения. Этот распад обогнал даже общий упадок сельского хозяйства.
Разруха охватила не только полукрепостническое землевладение. Война ударила и по промышленности.
Военизированное капиталистическое хозяйство представляло весьма сложную картину. Разрушения, принесенные войной, прикрывались некоторое время обманчивой видимостью подъема. Война вызвала расширение промышленности, работающей на оборону. Это и создавало видимость подъема. Общая стоимость продукции выросла с 5 620 миллионов в 1913 году до 6 831 миллиона в 1916 году. За этим ростом военной продукции скрывался упадок основных отраслей промышленности. Предприятия, не работавшие «на оборону», в 1916 году сократили производство на 21,9 процента, но вскоре прекратился подъем и оборонной промышленности главным образом из-за недостатка топлива и металла. Через два года после начала войны добыча угля в Донбассе с трудом держалась на довоенном уровне несмотря на увеличение рабочих с 168 тысяч в 1913 году до 235 тысяч в 1916 году. До войны месячная добыча на одного рабочего в Донбассе составляла 12,2 тонны, в 1915/16 году — 11,3, а зимой 1916 года — 9,26 тонны. Министр Шаховской вынужден был признать, что падение производительности труда объясняется
«ухудшением оборудования рудников за невозможностью своевременного, ремонта необходимых для добычи угля машин и приспособлений»{47}.
Из-за недостатка топлива останавливались заводы, сокращалась выпечка хлеба. Обыватели жгли заборы и мебель. [38]
Наряду с недостатком топлива сказывался и недостаток металла. В 1916 году потухли 36 доменных печей. Металл начали распределять по карточкам. К концу 1916 года заводы давали только половину металла, необходимого для оборонной промышленности.
Наиболее ярко и открыто развал хозяйства проявился на транспорте. Транспортный кризис отразил общий характер развития военизированного хозяйства. Вначале шел подъем, рост перевозок. Но этот подъем был явно недостаточен для полного удовлетворения требований войны. Наряду с ростом перевозок катастрофически увеличивалось количество не перевезенных грузов. Уже во второй половине 1914 года оно составило 84 тысячи вагонов. В первом полугодии 1916 года гора неперевезенных грузов выросла до 127 тысяч вагонов. 15 июля 1916 года генерал Алексеев, начальник штаба верховного главнокомандующего, писал в докладной записке царю:
«В переживаемое время нет ни одной области государственной и общественной жизни, где бы не ощущались серьезные потрясения из-за неудовлетворения потребности в транспорте... В среднем заводы, работающие на оборону, удовлетворяются транспортом всего лишь на 50 — 60 процентов своей потребности, а для Петроградского района вместо необходимых 18 1/2 миллионов пудов по заявлению министра путей сообщения возможно перевезти лишь 8 миллионов. При таких условиях не только немыслимо увеличение производительности заводов, но придется сократить и теперешнюю работу»{48}.
Хозяйство страны распадалось на ряд более или менее изолированных районов. Это уничтожало успехи общественного разделения труда, достигнутые капиталистическим развитием, и отбрасывало царскую Россию на много десятилетий назад. Так превышение осенних цен на рожь в центральных промышленных районах против цен в соседних районах Центрально-черноземной области составляло (в процентах):
В среднем за 1914 г. — 19
В среднем за 1915 г. — 39
В среднем за 1916 г. — 57
К 1916 году превышение цен выросло вследствие затруднений с переброской хлеба втрое.
Распад транспорта резко обострил продовольственный кризис. Плохо работающие железные дороги создавали недостаток продуктов питания уже в то время, когда в стране еще были запасы хлеба от урожаев прошлых лет. Около миллиарда пудов хлебных [41] запасов не могло быть переброшено в районы потребления. На этой почве быстро росла спекуляция хлебом. Министр земледелия Ридтих осенью 1916 года решился даже на крайнюю меру: объявил принудительную разверстку хлеба. Ридтих был типичным представителем бюрократии. Он прошел отличную бюрократическую школу, возглавляя после революции 1905 года различные департаменты по земледелию и землеустройству. Однако практика столыпинского землеустройства не помогла ему осуществить хлебную разверстку. Попытка кончилась крахом. Хлеба получить не удалось. Быстро опустели товарные склады потребительских центров. Осенью 1915 года города сидели на голодном пайке. Армия получала только половину продовольственной нормы. Развал рынка и спекуляция усиливали расстройство денежного обращения. Золото исчезло из обращения в самом начале войны. Расходы росли с каждым годом. Государственные расходы были больше доходов (в процентах):
В 1914 г. — на 39
В 1915 г. — 74
В 1916 г. — 78
Бумажные деньги печатали все в большем количестве. Рубль падал. Кредит подрывался в корне. Подрыв кредита, в свою очередь, усиливал развал рынка.
В буржуазной экономической литературе приводятся данные о развале «народного имущества» в результате войны. По этим данным к концу войны (1919 г.) Россия потеряла 60 процентов того, что имела в 1913 году, тогда как потери Англии составили 15 процентов, Франции — 31, Германии — 33, Австро-Венгрии — 41. Лишь Япония и Америка увеличили свое «народное имущество», которое, впрочем, так же мало принадлежит в капиталистических странах народу, как и «народный доход».
Если сокращение совокупности всех имуществ было наибольшим в России, то и развал хозяйства в ней шел более быстрым темпом, чем в любой другой стране.
Темпы падения валюты в разных странах были разные. На золотом уровне она оставалась в Японии и близком к нему — в Англии. Больше всего обесцененными оказались валюты России и Австро-Венгрии. Значительно меньше — в два-три раза — обесценились валюты Германии, Италии и Франции.
Соединенные штаты, Япония, Англия вели войну только на чужих территориях. Италия осталась почти не затронутой военными действиями. Оккупированная союзниками часть Германии была невелика. Занятые неприятелем местности царской России далеко превосходили и по своим абсолютным размерам и по своему значению для страны все территории, захваченные у Австрии и Франции.
Россия резко выделялась огромной протяженностью фронта боевых действий. Линия русского фронта была в несколько раз длиннее фронтовых линий других держав. Многомиллионные русские и австро-германские армии прошли несколько раз взад и вперед по громадной территории восточного театра военных действий. Вследствие маневренного характера военных операций разрушения были особенно велики не только на местах военных действий, но и в прилегающих к ним областях, испытавших губительное влияние эвакуации. Эвакуации охватили в царской России больше 500 тысяч квадратных километров с населением в 25 миллионов человек, т. е. седьмую часть населения страны. Три миллиона человек были сняты с насиженных мест и брошены в тыл. Тысячные толпы беженцев несли с собой дезорганизацию, панику, расстраивая весь хозяйственный организм. В противоположность Франции, где оккупация и эвакуация пронеслись только один раз — в августе 1914 года, охватив небольшую часть территории, царская Россия в течение всей войны испытывала потрясения от оккупации и эвакуации.
Не сумев в силу своей технической отсталости мобилизовать все хозяйство на оборону, Россия должна была обратиться к помощи союзников.
Размеры открытых союзниками кредитов росли из месяца в месяц. Около восьми миллиардов рублей поплыло в руки правительства. Долги России за время войны почти вдвое превысили всю задолженность до войны — 7 745,9 миллиона против 4 066 миллионов рублей. Кредиты были значительно больше суммы размещенных Россией заказов у союзников. Кроме заказов надо было платить проценты по государственным займам, оплачивать заказы в нейтральных странах, главным же образом в Японии и Америке. [43]
Займы еще более укрепляли зависимость России от союзников. Англия фактически определяла характер расходования кредитов. Под кредиты союзники выкачивали из России золото. В мае 1916 года Барк, министр финансов, писал:
«Особенно невыгодные условия кредита, предлагаемые ныне Англией, свидетельствуют о том, что с дальнейшим развитием военных событий кредит России у одних только союзных держав становится все более затруднительным и полнейшая наша финансовая зависимость от союзников является чрезвычайно тяжелой »{49}.
Даже министр самодержавного правительства вынужден был признать усиление полуколониальной зависимости России за время войны. Старый царский бюрократ видел только один выход: заключать новые займы в другом месте — у империалистов Америки.
Война с центральными державами привела Россию к резкому разрыву внешних хозяйственных связей. Половина покупаемых за границей товаров шла из стран центральной Европы. Около трети русского вывоза направлялось в эти же страны. Связь остальных стран с Германией и Австрией была значительно слабее, и естественно, что прекращение этих связей для Англии, Франции и даже Италии не имело таких разрушительных последствий. В России произошло нарушение хозяйственных связей не только с центральными державами: связь внезапно оборвалась почти со всем миром. Сухопутная европейская граница за исключением шведско-норвежской и не имеющей торгового значения румынской, через которую нельзя было никуда кроме Румынии попасть, оказалась закрытой. В Балтийском море хозяйничали германские подводные лодки. После вступления в войну Турции такое же положение создалось на Черном море. Через все эти границы в 1913 году проходило 9/10 вывоза и 5/6 ввоза. Во время войны связь царской. России с внешним миром повисла на тонкой нити Великого сибирского пути протяжением в 8 тысяч километров с единственным выходом к морю во Владивостоке — Мурманская железная дорога была закончена лишь в конце 1917 года. В дополнение к этому в летние месяцы связь поддерживалась через Архангельск, связанный с центром узкоколейной железнодорожной линией, перешитой на широкую колею только в 1916 году. Архангельск был рассчитан на небольшую пропускную способность грузов. Насколько недостаточна была грузоподъемность этой железной дороги, можно судить по тому, что устанавливалась гужевая перевозка товаров, как во времена Ивана Грозного. Гужем везли по тракту из Архангельска до Вологды [44] и дальше — из Вологды в Петроград — около 1 200 километров. Родзянко писал:
«Еще в начале войны в Думу стали поступать сведения, что вывозка по узкоколейной дороге из Архангельска очень затруднена, а порт завален грузами. Заказы из Америки, Англии и Франции складывались горами и не вывозились вглубь страны. Уже в первые дни войны Литвипов-Фалинский предупредил, что Архангельский порт в ужасном состоянии. Из Англии ожидалось получение большого количества угля для петроградских заводов, но уголь этот негде было даже сложить. Несмотря на то, что Архангельск был единственный военный порт, соединявший нас с союзниками, на него почти не обращали внимания. В одном из первых же заседаний Особого совещания пришлось поднять вопрос об Архангельске и запросить министров, что они намерены предпринять. Министры в лице Сухомлинова. Рухлова и Шаховского либо отписывались, либо обещали на словах, ничего на деле не предпринимая. Между тем к концу лета 1915 года [45] количество грузов было так велико, что ящики, лежавшие на земле, от тяжести наложенных поверх грузов буквально врастали в землю»{50}.
Разрушалось и все грузное здание императорской России. Издержки войны оказались для нее непомерно тяжелыми. За первые три года войны страна израсходовала 167 процентов всей совокупности доходов 1913 года, в то время как Франция — 105 процентов, Англия — 130 процентов. Только в Австро-Венгрии эти расходы достигли 160 процентов.
Тяжесть войны обрушилась на Россию с наибольшей силой. 30 месяцев напряжения вызвали в стране развал промышленности, упадок сельского хозяйства, транспортный кризис, голод.
«Мы в тылу бессильны или почти бессильны... — писал Гучков в августе 1916 года генералу Алексееву, начальнику штаба верховного главнокомандующего. — Наши способы борьбы обоюдоостры и при повышенном настроении народных масс, особенно рабочих масс, могут послужить первой искрой пожара, размеры которого никто не может ни предвидеть, ни локализовать»{51}.
Война всей своей тяжестью обрушилась на плечи рабочих и крестьян. Массы все больше и больше охватывало революционное возмущение. Страна стояла перед взрывом. Империалистская война оказалась могучим ускорителем революции.
Продолжение следует
Источник http://militera.lib.ru/h/hcw/01.html
Читать полностью:
| 
