Глава двенадцатая.
Нарастание революционного кризиса
1. Новая волна экономических и революционных стачек
Революционный подъем, предсказанный Сталиным на VI съезде большевистской партии и подготовленный решительной, настойчивой работой большевиков, стал фактом после ликвидации корниловского заговора. На примере корниловщины широкие народные массы, так сказать, «на глаз и наощупь» убедились, что буржуазия и помещики пойдут на все преступления, только бы восстановить и сохранить полностью в своих руках власть над трудовым народом, а эсеры и меньшевики пойдут на любую форму предательства, лишь бы сохранить коалицию, сотрудничество с буржуазией.
Гражданская война, начатая капиталистами в дни корниловского мятежа, вызвала резкий отклик в среде широких народных масс. В движение пришел прежде всего рабочий класс.
В ответ на выступление буржуазии поднялась мощная волна стачек, нарастая со дня на день, втягивая все новые массы трудящихся и докатываясь в самые глухие места, куда не достигал даже самый высокий вал забастовочной волны революции 1905 года.
Впереди всех шли металлисты. Их героическая борьба показала, какую энергию способен развить пролетариат, если во главе его стоит идеологически крепкая большевистская партия, партия ленинского революционного марксизма. До 23 июля петроградские металлисты еще воздерживались от отдельных стачек. После июля они решили начать общую борьбу за пересмотр тарифных договоров. Металлистам противостоял сплоченный фронт предпринимателей, организованных и руководимых «главным комитетом объединенной промышленности».
$IMAGE2$
Фабрикантов поддерживало Временное правительство, вмешиваясь в конфликт всякий раз, когда он принимал острые формы. Но дружный организованный натиск металлистов прорвал объединенный фронт промышленников, заставив их уже в августе подписать новый тарифный договор.
Пример петроградских и выступавших почти, одновременно с ними московских металлистов вызвал отклики по всей стране. На Урале, на Украине, в Донбассе и Сибири организовались армии металлистов. На собственном опыте они увидели, что избавление от кризиса и организуемого буржуазией голода — только в революционной борьбе.
За металлистами шли текстильщики. На Гаврилоямской мануфактуре льняных изделий А. А. Локалова в Ярославской губернии более трех тысяч ткачей потребовало повышения заработной платы и продажи товаров из фабричного лабаза по твердым ценам. В конфликт вмешался министр труда меньшевик Козьма Гвоздев. Этот защитник буржуазии предложил передать решение вопроса третейскому суду в составе 3 представителей от профсоюза, 3 — от администрации фабрики и 1 — по назначению Министерства труда. Заседания суда начались 27 сентября. Судьи долго тянули и только к середине октября вынесли, наконец, решение в пользу рабочих. Но и после того фабриканты не пошли на уступки.
Четыре тысячи рабочих местечка Ликино Орехово-зуевского района, доведенные до голодовки, два месяца дружно боролись против саботажа фабриканта, закрывшего предприятие в августе под предлогом отсутствия топлива. 2 сентября администрация предложила рабочим брать расчет. Рабочие отказались. Послали делегатов к Гвоздеву. Побывали у московского комиссара труда. Всюду получили один ответ: везде голодают, ничем помочь нельзя. И тут рабочим пришлось иметь дело уже не с отдельным фабрикантом. Владелец фабрики Смирнов одновременно состоял [834] председателем Московского военно-промышленного комитета и крупным чиновником Временного правительства. Смирнов не уступил рабочим несмотря на вмешательство в конфликт Московского совета. Министерство торговли и промышленности, не желая обострять борьбы, предложило Смирнову уступить, но фабрикант упорно продолжал саботаж.
Вместе с ликинцами бастовали и пролетарии многих фабрик Орехово-Зуева. Отдельные выступления и конфликты текстиля закончились мощной стачкой всего Иваново-кинешемского района, где до 40 тысяч ткачей по призыву Центрального стачечного комитета забастовало 20 октября.
Два с половиной месяца начиная с 16 августа упорно бастовали московские кожевники. Они прорвали единый фронт предпринимателей и заставили их пойти на сепаратные переговоры. Широкий размах приняло движение среди печатников. Петроградские печатники добились успеха к 15 сентября, а московские — накануне Октябрьской революции. За столицами шли печатники Екатеринбурга, Екатеринослава, Минска, Баку, Астрахани, Вологды.
Исключительно бурно развивалась борьба горняков в Донбассе. Перекатываясь с шахты на шахту, нарастая с каждым днем, забастовочное движение горняков охватило весь пролетариат Донбасса.
Стачечное движение захватило и железнодорожников, которых эсеро-меньшевистский Викжель всячески удерживал от выступления. Вождями Викжеля являлись по преимуществу служащие, и этим объяснялась буржуазность позиции викжелевцев. Вожди Викжеля обещали «исхлопотать прибавку» у буржуазного правительства без всякой борьбы. Корниловское выступление убедило железнодорожников, что выжидание только уменьшает надежды на лучшую долю, только помогает буржуазии укрепить свои силы. Разбуженное корниловщиной движение среди железнодорожников пошло таким темпом, словно рабочие спешили наверстать потерянное.
Перепуганные викжелевцы на Сызрано-вяземской дороге жаловались:
«Удерживать железнодорожников от выступления чрезвычайно трудно и местами невозможно. Частичные выступления возникают стихийно»{561}.
Можно представить, насколько силен был напор широких железнодорожных масс, если Викжель, чье имя стало равнозначащим лакейской преданности капиталистам, согласился объявить забастовку по всем дорогам на 23 сентября. Правда, «революционеры [395] на час и по нужде», т. е. по принуждению масс, а не по внутреннему классовому убеждению, через два дня ухитрились задушить забастовку, но перевести движение на соглашательские рельсы им уже не удалось. Организации, особенно низовые, протестовали против предательского руководства и продолжали бастовать. И в предоктябрьские дни началось единодушное выступление рабочих-железнодорожников, которое в октябре сломило саботаж Викжеля, пытавшегося спасти Временное правительство.
Словом, по всей стране развернулось широкое забастовочное движение. На борьбу с буржуазией поднялись миллионные армии пролетариата.
Что показала эта исключительная по своему размаху стачечная борьба?
Прежде всего то, что отдельные отряды пролетариата вовлекались в борьбу неравномерно. Впереди шли металлисты — основной железный «костяк» рабочего класса. У них борьбу начинали заводы- «большевики», крупнейшие предприятия столиц, где находились руководящие кадры партии. Пролетарский авангард в столицах увлекал за собой основные пласты рабочих, раскачивал провинцию и подтягивал отстающих.
Во-вторых, движение пролетариата после корниловщины отличалось несравненно большей организованностью. За период передышки и накопления сил рабочий класс успел создать огромную сеть профсоюзов.
К июлю в России было 976 союзов с полутора миллионами членов{562}:
Металлистов — свыше 400000
Текстильщиков — 178560
Печатников — 55291
Работников иглы — 51545
Деревообделочников — 28601
Торгово-промышленных служащих — 45981
А к октябрю профсоюзы охватывали более двух миллионов рабочих, из коих миллион приходился на Петроград и Москву. К этому надо прибавить фабрично-заводские комитеты, организованные непосредственно на предприятиях. В профсоюзах и завкомах партия большевиков имела разветвленный аппарат, связывавший ее с широкой массой рабочих, а в «рабочем контроле» — яркий и сжатый лозунг, который указывал пролетариату ближайшую цель борьбы.
Организованность рабочих шла в ногу с высокой сознательностью и глубокой классовой солидарностью. Когда голодающие [896] ликинские рабочие 19 сентября пришли демонстрацией в Орехово-Зуево, фабрики прекратили работу, и рабочие на митинге постановили: каждый должен накормить одного из ликинцев у себя на дому. Очевидец этого проявления классовой солидарности пишет:
«Пришедшие ликинцы были разобраны в несколько минут. Долго еще многие разыскивали ликинцев, но они уже все разошлись по рабочим квартирам и казармам»{563}.
В этот же день на митинге рабочие постановили отдать голодающим товарищам свой однодневный заработок и организовать сбор денег по подписным листам.
Печатники Екатеринбурга после трехмесячной забастовки обратились к московским товарищам:
«Забастовка окончена победой рабочих... Еще раз высказываем вам, товарищи москвичи, благодарность за поддержку, которая помогла нам выйти победителями»{564}.
Печатники Харькова выражали благодарность тем же москвичам за денежную помощь:
«Приветствуя вас, товарищи москвичи, стачечный комитет выражает уверенность в том, что при объединении пролетариата мы победим капитал»{565}.
И всюду в провинции рабочее движение этого периода показало с поразительной яркостью умение большевистской партии сочетать частичные требования с общими целями движения.
Верная положению Ленина — всегда с массами, во главе масс — не забегая вперед, но и не отставая, — партия большевиков защищала требования рабочих, касавшиеся их повседневной жизни: тарифы, улучшение условий труда и снабжения продовольствием, контроль за приемом и увольнением рабочих, охрану женского труда. Большевики смело и решительно выступали не только как организаторы политических кампаний, но и как руководители отдельных конфликтов и стачек рабочих: шли в самую толщу рабочих, ко всем прослойкам, принимали участие во всех формах борьбы, связывая их с общими задачами движения. Частичные требования являлись для партии теми ступенями, по которым она поднимала отдельные группы рабочих от мелких, местных вопросов к общим вопросам революционной политики.
$IMAGE3$
Большинство стачек начиналось под экономическими лозунгами: повышение заработной платы, пересмотр тарифных договоров и т. п. Но очень скоро рабочие убедились, что добиться успеха можно, только перейдя от экономических требований к политическим. Борьба рабочих после попытки Корнилова — Керенского [397] раздавить пролетариат еще раз подтвердила закон, установленный Лениным на изучении стачки 1905 года: без тесной связи между экономическими и политическими стачками не может быть широкого массового движения.
«В начале движения, — писал Ленин, — и при втягивании новых слоев в движение чисто экономическая стачка играет преобладающую роль, а с другой стороны, политическая стачка будит и шевелит отсталых, обобщает и расширяет движение, поднимает его на высшую ступень»{566}.
Основное, однако, что отличает предоктябрьское рабочее движение, — это изменение форм борьбы.
При выборе этих форм Ленин требовал не выдумывать, не изобретать, а уметь пользоваться теми, которые выдвигаются в самом ходе событий. Ленин учил подходить к тому или иному виду борьбы исторически: в каждый данный момент избирать тот метод, который соответствует задачам партии. Гибкость партии большевиков всегда была и остается как единый из признаков ее силы. Демонстрации, стачки — экономические и политические — были основной формой борьбы пролетариата и до корниловщины, но сейчас в движении появились новые элементы. В октябре по Донбассу широкой волной разлилось забастовочное движение. Правительство выслало казаков, появление которых усилило революционное возмущение: горняки потребовали убрать карательные отряды, угрожая 10 октября начать всеобщую стачку. Через три дня атаман Каледин телеграфировал военному министру:
«На рудниках всю власть захватили различные самочинные организации, не признающие никакой другой власти кроме своей»{567}.
На шахтах рабочие устраняли администрацию, арестовывали неподчиняющихся и брали в свои руки управление производством.
Аресты и отстранение администрации начинают все чаще и чаще применяться рабочими в борьбе с предпринимателями. Металлисты города Харькова 18 сентября арестовали и содержали под охраной Красной гвардии директоров Всеобщей компании электричества. Промышленники юга России, собравшиеся на конференцию в Харькове, обратились с жалобой к министру труда:
«Ввиду полной безнаказанности преступных элементов поведение рабочих завода Всеобщей электрической компании нашло себе подражание и на заводе «Герлах и Пульст», где администрация также была подвергнута аресту в [398] течение 20 часов. Сегодня, 20 сентября, в этом же порядке арестована дирекция Харьковского паровозостроительного завода»{568}.
Дело, конечно, не в подражании, а в том, что старая форма борьбы исчерпала себя, она оказалась уже неспособной вместить повое содержание: движение вплотную упиралось в проблему власти в стране и управления предприятиями.
Ту же новую форму борьбы рабочих можно найти и в борьбе московских кожевников. Стачка кожевников тянулась более двух месяцев. Промышленники не сдавались. Рабочие стали требовать более решительных мер. На делегатском собрании кожевники предложили устранить администрацию и немедленно захватить те фабрики, владельцы которых увиливали от удовлетворения требований рабочих. Делегатское собрание приняло решение о передаче всей власти в руки советов и потребовало немедленного отобрания предприятий, где не состоялось соглашения рабочих с предпринимателями.
Подчеркивая, что это решение — не пустая угроза, собрание существенно дополнило резолюцию:
«После 18-го заводские комитеты немедленно приступают к практическим мерам для подготовки секвестра, как-то: опись товаров, машин и т. п.»{569}
В целом ряде предприятий рабочие стали на путь декретирования рабочего контроля через фабричные комитеты или советы. Так, например, был введен рабочий контроль в Москве на Прохоровке.
Там, где капиталисты закрывали свои предприятия, рабочие, не подчиняясь распоряжению хозяев, продолжали работать. Заводский комитет рабочих и служащих завода «Гельферих-Саде» в Харькове в ответ на распоряжение дирекции о закрытии завода призвал рабочих с 7 сентября явочным порядком продолжать производство, возложив управление заводом на специальную комиссию. Так было и на многих других предприятиях по всей стране.
Рабочее движение явно принимало характер и форму открытой революционной борьбы.
Наиболее очевидным признаком нового революционного кризиса явился быстрый процесс большевизации советов, фабрично-заводских комитетов и других организаций. Рабочие отдавали руководство тем. кто на деле в повседневной и упорной борьбе доказал свою способность вести вперед революцию. Руководство в Петроградском совете перешло к большевикам 31 августа, Московский совет впервые принял большевистскую [399] резолюцию 5 сентября. В Петроградском и Московском советах рабочих депутатов большевики оказались в большинстве.
Каждый час приносил все новые победы большевистской партии. За один только день 1 сентября Всероссийский центральный исполнительный комитет советов получил от 126 провинциальных советов требование взять власть в свои руки.
Третьего сентября состоялось в Москве делегатское собрание союза текстильщиков, где присутствовали 300 делегатов от 175 тысяч рабочих. Собрание приняло большевистскую резолюцию с требованием передать власть советам.
Пятого сентября в Красноярске открылся съезд советов средней Сибири, на котором были приняты большевистские резолюции от имени 110 тысяч рабочих и 90 тысяч крестьян.
Десятого сентября открылся III областной съезд советов Финляндии, целиком прошедший под большевистским руководством.
Тридцатого сентября обновленный совет в Саратове дал большевикам преобладание: на 300 большевиков — 90 эсеров, 53 меньшевика.
Со всех концов страны — с крайнего севера, из далекой Сибири, с берегов Черного моря и с Украины, из Средней Азии и из Закавказья — шли требования о передаче власти советам. Газеты того периода буквально пестрят сообщениями, сводками, резолюциями, говорящими об усиленном росте большевистского руководства массами.
Приведем, например, резолюцию четырех тысяч рабочих вагонных и паровозных мастерских Александровского завода в Петрограде, очень ярко передающую общее настроение:
«1. Стоящее у власти правительство не только ничего не делает для удовлетворения насущных нужд рабочего класса и крестьянства, не только не принимает необходимых мер для окончания войны, для облегчения продовольственной нужды, но, наоборот, заботится лишь о защите интересов капиталистов и помещиков, решение вопроса о войне и мире отдает в руки империалистов-захватчиков, с продовольственной нуждой «борется» повышением хлебных цен.
2. Такое правительство может с нашей стороны рассчитывать лишь на одно: на самую решительную борьбу с ним. Неотложной задачей мы считаем немедленное устранение правительства, губящего дело революции и идущего под знаменем контрреволюции.
3. Революция погибнет, если власть не возьмут рабочие, солдаты и крестьяне в лице советов. Поэтому от предстоящего съезда советов мы требуем провозглашения власти советов.
4. В сознании того, что революция переживает страшные дни, мы заявляем: в борьбе за власть, в борьбе за победу революции советы могут рассчитывать на нашу безусловную и решительную поддержку»{570}.
Низовые организации под давлением рабочих самораспускались, а перевыборы давали перевес большевикам. Фабричный комитет Трехгорной мануфактуры в Москве постановил сдать свои полномочия, а новый президиум фабричного комитета немедленно заявил, что он
«считает необходимой борьбу стачкой за власть советов»{571}.
Широкие массы пролетариата на собственном суровом опыте убедились в том, чему учила их партия большевиков: спасти революцию может только решительная и самоотверженная борьба за свержение правительства фабрикантов и помещиков, возглавляемого Керенским.
История гражданской войны в СССР
Источник http://militera.lib.ru/h/hcw/12.html
Скачать (прямая ссылка): https://drive.google.com/open?id=0B5Ukzv8_4OCxajhpX1FTX1RKU28
| 
