Глава двенадцатая.
Нарастание революционного кризиса
2. Крестьянские восстания в России и рост национально-освободительного движения на окраинах
Корниловщина открыла глаза и широким слоям крестьянства. Для крестьян выступление Корнилова явно означало возврат помещиков в старые «дворянские гнезда», означало полную гибель надежд на получение земли из рук Временного правительства. О земле и без того было слышно мало утешительного, а тут — снова старый классовый враг, от которого крестьянству — по крылатому выражению того времени — «корнилится и керится» уже с полгода. В ответ на попытку помещиков покрепче прибрать к своим рукам землю крестьянство поднялось во всех районах.
В архивах милиции Керенского сохранились подробные сводки о бурном росте крестьянского движения. В сводки попадали главным образом выдающиеся факты и притом зарегистрированные [401] в районах, ближе расположенных к центру. Но и эти факты дают яркое представление о характере движения:
| |
Май |
Июнь |
Июль |
Авг. |
Сент. |
| Число крестьянских выступлений (порубки, потравы, покосы, захват имений и т. п.) |
259 |
577 |
1122 |
691 |
629
|
{572}
На первый взгляд может показаться, что крестьянское движение после июльских дней пошло на убыль. Именно такой вывод и делали из этих цифр бухгалтеры от соглашательства — эсеро-меньшевистские лидеры. Они старались доказать, что крестьянство успокаивается и согласно отложить «разговор о земле» до «приезда барина», т. е. до созыва Учредительного собрания.
Не говоря уже о том, что милиция Керенского недобросовестно подбирала цифры, она явно жульнически подавала их в своих сводках. Наиболее решительную форму борьбы — разгромы и поджоги экономии, захват земли и инвентаря — буржуазные статистики выделили из группы земельных нарушений и перенесли в группу «погромно-захватные правонарушения», где свалили в одну кучу захват имений и убийства с грабежами. Но и этот жульнический прием не может скрыть истинную суть крестьянского движения. Если общая цифра крестьянских выступлений падает, то неуклонно и быстро растут разгром и захват помещичьих имений:
| |
Май |
Июнь |
Июль |
Авг. |
Сент. |
| Погромно-захватные правонарушения |
152 |
112 |
387 |
440 |
958 |
{573}
Коренным образом изменилась форма крестьянской борьбы. Вместо потрав, покосов, экономических конфликтов на первый план выдвигается «выкуривание» помещика из насиженных гнезд: начинаются разгромы и поджоги имений, захват земли и раздел экономии. На заседании Временного правительства то и дело докладывают о новых мятежах в деревне. 27 сентября заместитель министра-председателя Коновалов сообщает о сильном погромном движении против помещиков в Саратовской губернии; 3 октября докладывается о разгроме имений в Волынской губернии; 4 октября получено сообщение о захвате и разделе имений в Курской, Пензенской и Рязанской губерниях; 6 октября — о растущем движении во Владикавказе, Минской, Харьковской и Волынской губерниях. Крестьянское движение распространялось, как огонь по бурелому, перебрасываясь из края в край и все ближе приближаясь к фронту, где миллионы солдат жадно ловили слухи о захвате помещичьих земель.
Приближение волны крестьянских восстаний к накаленному и без того фронту заставило Временное правительство решиться на новый контрреволюционный план.
Пятнадцатого октября Министерство внутренних дел под благовидным предлогом — улучшения продовольствия армии — предложило перебросить кавалерию с фронта вглубь России. Кавалерию предполагали расположить таким образом, чтобы охватить как можно больше районов, притом почти исключительно те, где пылали крестьянские восстания: Рязанский, Тамбовский, Пензенский, Саратовский, Курский, Орловский, Киевский, Харьковский, Екатеринославский, Новгородский, Пермский и др. Что дело шло именно о грандиозной карательной экспедиции, где в роли карателей должна была выступать вся кавалерия, а в роли караемых — большая часть крестьянства, можно судить по обмену телеграммами между министром внутренних дел Никитиным (член партии меньшевиков) и генералом Духониным. Требуя высылки кавалерии, Никитин указывал, что
«в целях продовольствия кавалерийские части с пользой для установления порядка могут быть расквартированы срочно»{574}.
А дальше идет перечень районов, где бушевали восстания, — около 20 губерний, больше трети Европейской России!
Меньшевистский министр хотел засечь добрую треть крестьян руками их же сынов-солдат.
Ретивому защитнику помещиков Духонин отвечал:
«Ни боевые условия, ни участившиеся в последнее время в ближайшем тылу грабежи и разбои не позволяют теперь снять с фронтов кавалерию и отправить ее далеко в тыл... Поддержание внутреннего порядка в стране следует базировать на правильно организованной милиции, составленной из отборных надежных людей ныне увольняемых сроков службы»{575}.
Генерал Духонин с солдатской простотой выболтал суть плана: кавалерия передвигалась не на фуражировку, а исключительно для разгрома крестьянского движения. План выполнить не удалось: не хватило надежных кавалерийских частей, ибо те полки, которые посылались, сами стали рассадником революционных идей. Но самое наличие плана говорило о том, что правительство помещиков и буржуазии готово было залить страну потоками крови, только бы сломить сопротивление крестьян.
Карательные экспедиции в деревне сыграли роль масла, подлитого в огонь: последние надежды рассеялись, как дым, и [403] крестьянские восстания запылали по всей стране, окружая огненными кольцами губернские центры.
«В России, — писал об этом периоде Ленин, — переломный момент революции несомненен. В крестьянской стране, при революционном, республиканском правительстве, которое пользуется поддержкой партий эсеров и меньшевиков, имевших вчера еще господство среди мелкобуржуазной демократии, растет крестьянское восстание.
Это невероятно, но это факт»{576}.
Резкий сдвиг начался и среди угнетенных национальностей. Буржуазные национальные организации увидели в Корнилове с его великодержавной шовинистической политикой реальную угрозу своему существованию и поспешили осудить выступление контрреволюции.
«Тяжелое несчастье случилось бы, — писала в своем воззвании Украинская центральная рада, — если бы генералу Корнилову удалось обратить народ и армию против правительства... Крестьяне и рабочие были бы окончательно разорены и ввергнуты в прежнюю страшную барскую и царскую неволю... Украинская центральная рада призывает все население земли украинской не повиноваться приказам Корнилова и других врагов революции. Украинская центральная рада оповещает всех граждан сел и городов Украины, что законное правительство в России — только Временное российское правительство, а на Украине — Украинская центральная рада и ее генеральный секретариат»{577}.
Даже Всероссийский съезд мулл в Казани, объединившись с общим мусульманским съездом, призвал многомиллионное мусульманство
«связать свою судьбу с той властью и теми органами демократии, которые с самого начала революции явились оплотом завоеванных свобод»{578}.
В Закавказье местная буржуазия и мелкобуржуазные партии звали к борьбе против Корнилова. В Бурятии, в Туркестане национальная буржуазия принимала резолюции против корниловского восстания.
Но размах массового движения испугал национальную буржуазию и ее эсеро-меньшевистских лакеев.
Продолжение империалистской войны, нарастающий голод и по существу прямой отказ разрешить национальный вопрос убеждали широкие массы угнетенных национальностей, что не только великодержавная буржуазия, но и своя национальная не способна возглавить борьбу за освобождение. [404]
В Финляндии после роспуска сейма Временным правительством руководители сейма решили открыть его явочным порядком. Но генерал-губернатор Финляндии кадет Некрасов 15 сентября повесил печать на дверях помещения, где собирались депутаты. На поддержку сейма выступил совет рабочих и солдатских депутатов, руководимый большевиками. «Сейм будет заседать под охраной наших штыков», заявили представители совета генерал-губернатору. Временное правительство отдало распоряжение вывести революционные войска из Финляндии, чтобы сломить сопротивление трудящихся. Пролетариат и широкие народные массы Финляндии наглядно убедились, что только власть советов может дать им свободу.
В Крыму трудящиеся татары заставили съезд крымских мусульман, собравшийся 8 октября в Симферополе, требовать открытия Крымского мусульманского сейма до созыва Учредительного [405] собрания. Народные массы угнетенного Крыма не верили обещаниям Временного правительства и явочным порядком пытались взять решение национального вопроса в свои руки.
Во всех национальных областях участились конфликты и столкновения между правительственными комиссарами и местными организациями. Всякая попытка национального самоопределения, малейшее стремление к государственной самостоятельности встречали резкий отпор Временного правительства России. С другой стороны, рабочие и крестьяне угнетенных наций требовали от национальных организаций, ставших в первый период революции во главе буржуазно-освободительного движения, решительной политики: прекращения войны, конфискации помещичьей земли, ликвидации национального неравенства.
По мере углубления революции положение все обострялось: снизу напирали рабочие и крестьяне, сверху давил угнетательский пресс Временного правительства. В народных массах росла уверенность, что освобождения можно добиться только в борьбе и против империализма и одновременно против своей национальной буржуазии, в борьбе за власть советов.
Сталин писал о национальной борьбе этого периода:
«Поскольку «общенациональные» институты на окраинах проявляли тенденцию к государственной самостоятельности, они встречали непреодолимое противодействие со стороны империалистского правительства России. Поскольку же они, утверждая власть национальной буржуазии, оставались глухи к коренным интересам «своих» рабочих и крестьян, они вызывали среди последних ропот и недовольство...
Становилось очевидным, что освобождение трудовых масс угнетенных национальностей и уничтожение национального гнета немыслимы без разрыва с империализмом, низвержения «своей» национальной буржуазии и взятия власти самими трудовыми массами»{579}.
Процесс социального расслоения внутри единого национального движения происходил во всех национальностях с большей или меньшей силой в зависимости от организованности и сознательности пролетариата. Как проходил этот процесс — показывает борьба узбекской бедноты за городскую думу в Самарканде в конце августа 1917 года. На выборах в думу национальная буржуазия выставила единый мусульманский список, сплошь из баев, мулл и купцов. Когда рабочие и самаркандская беднота потребовали включить в этот список десять своих представителей, им в этом отказали, предложив ограничиться двумя. Самаркандская [406] беднота, организованная в «союз трудящихся мусульман», от такого представительства отказалась.
«Союз» обратился к трудящимся со следующей листовкой: «Правильно ли, чтобы из общего числа членов городской думы в 75 человек от баев, мулл и интеллигенции, не составляющих и одной десятой части населения города, прошло 73 представителя, а от нас, бедняков и рабочих, составляющих большинство населения, лишь два представителя? Поэтому мы отвергли условие Шуры» (национальная буржуазная организация. - Ред. ).
«Но вот эта самая Шура, — говорится дальше в листовке, — которая не согласилась принять от нас десять человек, — знаете, что она сделала? Она объединилась с русским союзом, называемым обществом домовладельцев, и вписала в свой список 25 русских. Услыхав об этом, мы сказали: «Не беда», и, уповая на бога, сами составили собственный список, введя туда по одному от каждой группы рабочих нашего города. Некоторые люди очень встревожены нашим действием, так как они очень боятся, что если мы введем своих бедняков в городскую думу, то для них не останется места... Рабочие, не будьте беспечными, не дайте себя обмануть!»{580}
В этом документе с замечательной яркостью проявилось то новое в национальном движении, что неизбежно нарождалось по мере перехода революции от буржуазно-демократического этапа к социалистическому. Даже наиболее отсталые национальные отряды пролетариата на собственном опыте убеждались в классовом единстве «своих» и русских эксплуататоров. Национальная буржуазия не без оснований пугалась, что ей «не останется места». Буржуазия угнетенных национальностей пыталась задержать этот процесс размежевания в национальном движении. Это можно было сделать, лишь отгородившись от всей России, из которой неудержимо распространялась революционная зараза большевизма.
«Россия находится в настоящее время в состоянии разложения и распадения и корчится в непрерывных конвульсиях революции, — писала финская буржуазная газета «Хувуд-статсбладет». — Русский народ одержим анархической разнузданностью и самоуничтожением, и не должны ли мы при таких условиях стремиться к тому, чтобы по возможности отделиться от этого хаоса, дабы не быть самим вовлеченными в гибель?»{581}
Финская буржуазия выразила наиболее откровенно тайные желания буржуазных слоев всех угнетаемых национальностей. [407] Но эти тайные стремления все более и более делались явными. Именно после разгрома корниловщины растет стремление буржуазии отгородиться от революционных центров. Эти стремления вызываются не только империалистской политикой Временного правительства, но и страхом перед активностью «собственных» рабочих и крестьян.
В ряде национальных областей классовые конфликты стали перерастать в вооруженную борьбу. Размах крестьянского движения оказался намного сильней в национальных краях: во Владимирской губернии центральной России в сентябре было только 13 выступлений, а в Казанской — 61, в Минской — 57, на Киевщине — 39. Борьба крестьянства угнетенных наций местами уже начала сливаться с рабочими стачками, создавая исключительно напряженное положение в национальных областях. 4 октября на заседании Временного правительства министр внутренних дел меньшевик Никитин доложил о вооруженной борьбе крестьян в округах Терской области — Грозненском, Веденском и Хасав-Юртском. Больше всего опасений вызвал у министра тот факт, что в этот же период в районе города Грозного началась забастовка рабочих нефтяных промыслов. Насколько правительство боялось объединения революционно-национального движения с рабочей революцией, можно судить по тому, что в указанных районах оно поторопилось телеграммой ввести «военное положение». К рабочей революции и крестьянскому восстанию присоединялась национально-освободительная война.
«Национальный и аграрный вопросы, — писал Ленин, — это коренные вопросы дня мелкобуржуазных масс населения России в настоящее время. Это неоспоримо. И по обоим вопросам пролетариат «не изолирован» на редкость. Он имеет за собой большинство народа. Он один способен вести такую решительную, действительно «революционно-демократическую» политику по обоим вопросам, которая сразу обеспечила бы пролетарской государственной власти не только поддержку большинства населения, но и настоящий взрыв революционного энтузиазма в массах»{582}.
История гражданской войны в СССР
Источник http://militera.lib.ru/h/hcw/12.html
Скачать (прямая ссылка): https://drive.google.com/open?id=0B5Ukzv8_4OCxajhpX1FTX1RKU28
| 
