Рябцев тщательно подготовился к наступлению. Москва и весь округ были объявлены на военном положении. Всем гарнизонам округа было приказано подготовить части и по первому требованию Рябцева выслать в Москву.
Всем командирам полков гарнизона Москвы Рябцев по телефону приказал немедленно сформировать отряды и направлять их в Александровское военное училище в распоряжение полковника Кравчука, помощника командующего войсками округа. Туда же были вызваны студенческие дружины и офицеры.
Отряд юнкеров был послан на Ходынку. Ему было дано задание напасть на 1-ю артиллерийскую бригаду и захватить пушки. Если не удастся — испортить их. Во главе отряда шли артиллерийские офицеры, сбежавшие накануне из бригады.
Поздно ночью 27 октября юнкера, разоружив солдатскую разведку, ворвались во двор 2-го дивизиона. Часть юнкеров стала снимать замки с орудий. Другая группа бросилась в конюшню за лошадьми. Убили дежурного, тяжело ранили дневального. Солдаты заметили юнкеров и открыли огонь. Заслышав выстрелы, из всех казарм и бараков, одеваясь на ходу, с винтовками в руках, выскочили артиллеристы. Юнкера, отстреливаясь, бежали. Они увезли с собой два орудия без снарядов. Несколько пушек успели попортить. Налет белых вызвал среди артиллеристов негодование. Они требовали, чтобы их отправили в город для борьбы с юнкерами. Военно-революционный комитет бригады приказал немедленно готовить заграждения.
К утру вокруг бригады появились наспех сделанные укрепления, утром 28 октября 5-я батарея потянулась к Совету.
Пока юнкера пытались захватить артиллерию, другие белые отряды стали распространяться по радиусам от Кремля, стремясь захватить как можно больше пространства. Передовые отряды белых появились около Совета. Весь Арбат очутился в руках белых. На протяжении от Крымского моста до Смоленского рынка бродили их патрули. На углу Остоженки юнкера заняли огромный интендантский склад, снабжавший гарнизон продовольствием.
Белогвардейцы на Арбатской площади в дни октябрьских боев
Рябцев послал отряд для захвата Бородинского моста. Перед этим в ночь на 28 октября комиссия по изъятию оружия Дорогомиловского революционного комитета арестовала трех офицеров, отобрала у них оружие и отпустила их, взяв честное слово, что выступать против революции они не станут. Часа через полтора у революционного комитета неожиданно появились белые. Часовой успел предупредить членов революционного комитета. Сопротивляться было поздно. Товарищи потушили свет и в темноте скрылись. Но трое членов революционного комитета попали в плен. Среди них была Ванторина. Ее вернули в здание Совета. Какой-то офицер насмешливо спросил ее:
— Узнаете меня?
Это был один из тех, кто давал честное слово воздержаться от борьбы. Оказалось, что разоруженные офицеры прибежали в 5-ю школу прапорщиков, где готовилась полурота для захвата моста. Офицеры провели юнкеров в революционный комитет.
Бородинский мост тоже попал в руки белых. Это имело огромное значение, так как через Брянский вокзал должно было идти подкрепление белым с Западного фронта.
«Комитет общественной безопасности» одобрил все мероприятия Рябцева. Руднев обратился к полковым и ротным комитетам, призывая их выполнять только распоряжения штаба округа. Одновременно с объявлением Москвы на военном положении Руднев опубликовал воззвание к гражданам. Он обвинял во всем большевиков: они-де отказались вывести солдат из Кремля, они «расхитили» военное имущество — винтовки, пулеметы, патроны; все попытки соглашения с большевистским Военно-революционным комитетом ни к чему не привели.
Все это было явной ложью: Руднев еще сутки тому назад, задолго до срыва переговоров, призвал к активным действиям. Для распространения подобных воззваний при «комитете общественной безопасности» было создано специальное информационное бюро из трех человек: Руднев, меньшевик поручик В. В. Шер, помощник военного министра, прибывший из Петрограда после падения Зимнего дворца, и член Московской городской управы Л. К. Рамзин. Бюро издавало «Бюллетени Московского комитета общественной безопасности». Вышло всего 4 номера. Бюро фабриковало ложные сведения, фантастические сводки, которые полностью перепечатывались эсеровской и меньшевистской прессой.
Руднев, неожиданно для этой незначительной серой фигуры, оказался в самом водовороте событий. Временное правительство пало, поручив ему продолжение борьбы.
В Москву примчался освобожденный из-под ареста бывший министр продовольствия Прокопович. Появились оставшиеся на свободе товарищи министров. Представлены были все министерства кроме министерства иностранных дел. Отставленные революцией от работы министры просиживали часами в кабинете Руднева.
Руднев вообразил себя спасителем страны. Он носился с идеей восстановления правительства в Москве. В честолюбивых мечтаниях он видел себя чуть ли не во главе всероссийского правительства. 27 октября в 11 часов 45 минут вечера Руднев сообщил в Ставку, что
«двухдневные попытки предотвратить гражданскую войну привели только к усилению позиции большевиков и уменьшили наши шансы. Сегодня комитет общественной безопасности принял решение: опираясь на вооруженную силу, попытаться сломить большевиков. Предъявлен ультиматум в 7 часов вечера»1.
"Новый кандидат в Наполеоны... Руднев вообразил себя спасителем страны".
Карикатура Кукрыниксы
Настаивая на срочной помощи, ибо борьба будет нелегкой, Руднев продолжал:
«Помимо задачи борьбы с большевиками перед Москвой встала необходимость организовать Временное правительство. Комитет (общественной безопасности. — Ред.) предполагает создать немедленно технический аппарат для обслуживания продовольствия и снабжения фронта и страны, обеспечив в ближайшем же будущем возможность демократии выразить свою волю относительно характера будущего правительства путем созыва съезда общественных организаций, демократического управления и Советов»2.
Новый кандидат в Наполеоны понимал, что все зависит от одного: удастся ли подавить большевиков в Москве. Все силы контрреволюции были сосредоточены на взятии Кремля: это отдавало арсенал в руки белых, укрепляя их тыл и развязывая силы для наступления.
Цепь юнкеров, поставленных еще ночью 26 октября вокруг Кремля, раздалась только на короткий период утром 27 октября: надо было выпустить роту 193-го полка. С той минуты осада не прекращалась: Рябцев нарушил условия, принятые во время переговоров. В самом Кремле был расположен офицерский лазарет, находился окружной суд, некоторые учреждения. В батальоне 56-го полка оставались командиры; многие из них примыкали к эсерам и меньшевикам. Они уговаривали солдат сдаться. Кроме того в Кремле оказалось 2 броневика под командой офицеров. Они объявили себя нейтральными. Все это ослабляло гарнизон Кремля. К вечеру 27 октября цепи вокруг Кремля стали плотнее. Подошли новые группы юнкеров. Военно-революционный комитет получил телефонограмму от коменданта Кремля еще до разрыва переговоров с Рябцевым:
«Юнкера Александровского училища и школы прапорщиков во что бы то ни стало хотят занять Кремль, вооружаются, офицеры студентов обучают стрельбе. Они хотят, чтобы полковник уехал из Кремля. Расставить полк у ворот, в крайнем случае на...»3.
На этом телефонограмма обрывалась. Разведка Военно-революционного комитета в свою очередь доносила:
«Дежурный член Кулешов из союза булочников сделал нам заявление: на состоявшемся собрании юнкеров в Александровском военном училище постановлено сегодня ночью занять Кремль и арестовать революционный комитет. Действия начать немедленно»1.
Военно-революционный комитет собирался было прислать в Кремль пополнение, — говорили даже об артиллерии, — но не успел: Рябцев предъявил ультиматум.
28 октября около 6 часов утра к прапорщику Берзину, оставшемуся во главе революционного гарнизона Кремля, прибежал солдат из команды броневиков, заявив, что его срочно зовут к телефону. Берзин удивился: связь давно прервана, а у команды броневиков аппарат в исправности. Берзин прошел в команду. По дороге увидел два броневика. На каждом — пушка и пулеметы. Моторы работают. Едва Берзин вошел, как офицер команды протянул ему трубку телефона:
— Вас требует командующий войсками.
Московская городская дума - опорный пункт "комитета спасения"
Рябцев заявил, что восставшие разоружены, в том числе и артиллерийская бригада.
«Требую немедленной сдачи Кремля, — говорил Рябцев. — Весь город в моих руках. Все члены Военно-революционного комитета арестованы. Даю срок 25 минут для сдачи. В случае неисполнения открою артиллерийский огонь».
Вся внешняя обстановка — затишье в городе, отсутствие связи с центром вследствие перерыва телефонных проводов с Советом — заставила Берзина, по его словам, думать, что все сообщенное Рябцевым — правда. Колеблющийся прапорщик, лишь недавно вступивший в партию большевиков, не имея никакого революционного опыта, принял провокационное требование Рябцева без малейшего сопротивления. Сдать крепость, имевшую боеспособный гарнизон и достаточное количество оружия, даже если бы город действительно находился, в руках Рябцева, было явным предательством, ударом в спину революционных войск. Предательская добровольная сдача Кремля неизмеримо ухудшила положение революционных войск. Добившись согласия Берзина на сдачу Кремля, Рябцев потребовал: открыть Троицкие и Боровицкие ворота, оставить у ворот пять заложников, снять все посты и караулы, сложить оружие и выстроить 56-й полк у памятника Александру II. Рябцев повторил угрозу — в случае отказа открыть орудийный огонь. На собрании ротных комитетов солдаты выступали против принятия ультиматума.
— Мы Кремля не сдадим, нам все равно погибать, так лучше погибнем с оружием в руках.
Берзин все же убедил солдат сложить оружие. Когда Берзин подошел к заставе у Троицких ворот и заявил, что Кремль приходится сдать, солдат с винтовкой бросился на него:
— А, изменник!
Солдат замахнулся было на прапорщика, но опустил винтовку, потом отбросил ее, схватился за голову и пошел в сторону. За ним понуро поплелись остальные, оставив посты.
Как только Берзин открыл Боровицкие ворота, на него набросились офицеры, сорвали погоны и оружие и избили. Только после его обращения к какому-то генералу с заявлением, что еще не все караулы сняты, Берзина отпустили обратно в Кремль.
Обманом ворвавшись в Кремль, белые зверски расправились с солдатами. Юнкера вывели безоружных солдат на площадь, якобы для проверки, а потом неожиданно открыли стрельбу по выстроенным в две шеренги солдатам.
Юнкера одновременно расстреливали из пулеметов солдат в Кремле в двух местах: солдат 56-го полка — у памятника Александру II и солдат арсенала — во дворе арсенала.Вот что рассказывает о сдаче Кремля юнкерам солдат 56-го полка:
«Около 7 часов утра 28 октября в казармы 56-го полка в Кремле кто-то вбежал и крикнул, что Троицкие ворота открыты. Солдаты быстро вскочили с нар и увидели, что со всех сторон на площадь около казармы вбегают юнкера и офицеры, за ними тащат пулеметы и направляют их прямо на казарму.
Появился броневик и тоже направил свои пулеметы на солдат. Солдаты растерялись и начали кричать, обвиняя командный состав в предательстве. Сопротивление было невозможно»1.
Через несколько минут в казарму ворвались юнкера с криком:
— Выходи на улицу все до одного без оружия! Когда все пять рот собрались на площади; юнкера с криками и площадной руганью построили их поротно, лицом к Чудову монастырю.
Тут же юнкера спешно начали устанавливать пулеметы: один — около царь-пушки, другой — около стены Чудова монастыря, третий — около входа в казарму и четвертый — у стены арсенала.
Кроме этого, окружив солдат, юнкера стали производить тщательный обыск, шаря по карманам, за голенищами и т. д. При обыске солдат беспощадно избивали: кто прикладом, кто кулаком; били по лицу.
Солдатам стало ясно, что они вышли безоружными на улицу, чтобы умереть от рук бешеной белогвардейщины.
После тщательного обыска вся белая банда отошла в сторону. Подали команду открыть огонь по противнику.
Сразу затрещали пулеметы. Послышались крики:
— Спасайтесь! Убивают! Кто-то крикнул:
— Ложись!
Все солдаты, как один, повалились на мостовую, но это не спасло их: стрельба продолжалась и по лежачим. Часть солдат пыталась спастись в казармах, но это им не удалось: им мешали бежать залегшие солдаты, среди которых были убитые и раненые, а пулемет в упор расстреливал их у входа в казармы.
Расстрел продолжался минут пятнадцать.
«Лежа я слышал,— рассказывает тот же солдат, — как кричат и бьются в предсмертной агонии раненые товарищи.
Часы на Спасской башне с перезвоном пробили девять часов утра. Стрельба прекратилась.
— Вставайте, сволочи! Чего лежите, негодяи!
Я поднял голову — чувствую, что жив и даже не ранен. Снял шапку, посмотрел на нее и тоже подумал: жива; одел ее обратно. Передо мной открылась жуткая картина: корчащиеся в предсмертных судорогах, стоны и хрип раненых, ползающих по земле...»1.
Другой солдат из арсенала Кремля дополнил эти воспоминания.
«Арсенальцев юнкера построили во дворе арсенала, произвели проверку по именному списку, а затем вывели на площадь между казармами 56-го полка и арсеналом.
Явился какой-то офицер — начальник. Не поздоровавшись с арсенальцами, он, приняв рапорт от старшего юнкера, прошел дальше к царь-пушке.
После этого арсенальцы простояли около часу.
Пришел какой-то офицер. Команда: «Смирно!»
Юнкера вытащили из арсенала два пулемета и поставили их справа и слева по направлению наших рядов.
Никакой команды никто не подавал.
Вдруг где-то раздался одиночный выстрел, и сейчас же, как по сигналу, заработали пулеметы.
Раненые и убитые стали падать, за ними попадали и все оставшиеся невредимыми.
Пулемет остановился. Раздалась команда: «Встать!»
Арсенальцы встали и бросились было через калитку железных ворот арсенала обратно в казармы. Но у калитки стояли два юнкера, которые бросили в арсенальцев две ручных гранаты. Произошла паника и давка, во время которой многих затоптали.
В казармах арсенальцы нашли полный разгром: постели были изорваны штыками, сундуки разбиты, все вещи и амуниция разбросаны, в баки для еды нагажено»1.
Вот еще одно свидетельство дикого расстрела безоружных солдат. Это — сухой рапорт генерал-майора Кайгородова, отправленный по начальству 8 ноября 1917 года.
«В 8 часов утра 28 октября, — доносил генерал, — Троицкие ворота были отперты прапорщиком Берзиным и впущены в Кремль юнкера. Прапорщик Берзин был избит и арестован. Тотчас же юнкера заняли Кремль, поставили у Троицких ворот два пулемета и броневой автомобиль и стали выгонять из казарм, склада и 56-го пехотного запасного полка солдат, понуждая прикладами и угрозами. Солдаты склада в числе 500 человек были построены без оружия перед воротами арсенала. Несколько юнкеров делали расчет. В это время раздалось откуда-то несколько выстрелов, затем юнкера открыли огонь из пулеметов и орудия от Троицких ворот. Выстроенные без оружия солдаты склада падали, как подкошенные; раздались крики и вопли, все бросились обратно в ворота арсенала, но открыта была только узкая калитка, перед которой образовалась гора мертвых тел, раненых, потоптанных и здоровых, старающихся перелезть в калитку; минут через пять огонь прекратился. Оставшиеся раненые стонали; лежали обезображенные трупы»2.
Когда солдат перегоняли из казарм во двор окружного суда, юнкера приказали им идти с поднятыми руками. Победители боялись побежденных, даже безоружных. Озверевшие палачи отказались накормить голодных солдат. Кремль пал.
Торжествующая контрреволюция, захлебываясь, сообщала «Всем, всем, всем...»:
«Кремль занят. Главное сопротивление сломлено. Но в Москве еще продолжается уличная борьба. Дабы, с одной стороны, избежать ненужных жертв и чтоб, с другой стороны, не стеснять выполнения всех боевых задач, по праву принадлежащему мне на основании военного положения, запрещающего всякие сборища и всякий выход на улицу без пропуска домовых комитетов»3.
В радостной спешке Рябцев даже не потрудился отредактировать приказ. Соглашатели перепечатали его в своих газетах с ошибками. Впрочем, жители Москвы и без того понимали, чем грозит появление на улицах безоружным: судьба солдат в Кремле стала широко известна.
«Комитет общественной безопасности», признавая «мятеж в Москве подавленным», подтверждал, что по улицам
«будут ездить броневые автомобили с патрулями, которые в случае вооруженного сопротивления или стрельбы откроют огонь»1.
Зачем броневики, раз мятеж подавлен? Кто будет сопротивляться, раз с восставшими покончено? Эти недоуменные вопросы вставали перед читателями хвастливых приказов.
О победе сообщили в Ставку.
«Мятежники потеряли почву, и восстание приняло неорганизованный характер, — докладывал помощник командующего войсками поручик Ровный. — Есть попытки собраться около здания Совета депутатов в генерал-губернаторском доме. По отношению к мятежникам, засевшим там, тоже предъявлен ультиматум»2.
Генерал-квартирмейстер штаба верховного главнокомандующего генерал Дитерихс, старый, опытный усмиритель, счел нужным прочитать по проводу более молодому усмирителю целую лекцию:
«Позвольте вам посоветовать в уличном мятеже меньше останавливаться на ультиматумах, так как это дает время, мятежникам оправляться и устраивать новые гнезда. Уличный "мятеж должен подавляться быстрыми, решительными действиями, не дробя своих сил по всему городу. Такой элемент, как вы имеете в юнкерах, исключительно благоприятный, не надо только утомлять их затяжкой дела ультиматумами. Дело ясное — мерзавцы должны быть уничтожены, никаких договоров с ними не может быть. Дитерихс»3.
В ответ на нотацию из Москвы ответили:
«Командующий войсками в полном согласии с комитетом общественной безопасности до последней минуты хотел избежать кровопролитной гражданской войны и предотвратить события путем мирного разрешения. Когда оказалось это невозможным, приступлено к подавлению мятежа самыми решительными мерами, и с мятежниками расправляются беспощадным образом»4.
Чтобы облегчить беспощадную расправу, Ставка сообщила, что с Западного фронта выслана батарея Сибирского казачьего артиллерийского дивизиона с прикрытием в один взвод от Кавказской кавалерийской дивизии. Пушки подойдут, возможно, к вечеру 28 октября5.
Итоги дня: тщательной подготовкой и решительностью контрреволюция добилась значительного успеха.
В Москве в первые дни борьбы руководители восстания допустили ряд ошибок, которые привели к затяжке борьбы.
Вот главные из них:
1. Партийный боевой центр был избран 25 октября — еще до того, как Московскому комитету большевиков стало известно о переходе в Петрограде власти к Советам. Партийный центр приступил к работе сразу. Он быстро послал занять телеграф, телефонную станцию и Главный почтамт. Но он не принял достаточных мер к тому, чтобы организовать в отряды и как следует вооружить лучших рабочих для наступления и окружения центров врага, как рекомендовал Ленин.
Необходимое для Красной гвардии и солдат гарнизона оружие имелось в кремлевском арсенале, патроны — на Симоновских патронных и пороховых складах.
Руководители восстания в первый момент не обратили должного внимания на Симоновские склады. Кремль был занят только утром 26 октября. Коммуникации с Кремлем и его арсеналом не были обеспечены.
Между тем ночью юнкера заняли Манеж, находящийся у Троицких ворот Кремля: И когда 26-го утром в Кремль были направлены за оружием грузовики, то юнкера не пропустили их обратно, установив у кремлевских ворот контроль.
Руководившие занятием почты и телеграфа товарищи не проявили достаточной бдительности. Оказалось, что служащие продолжали поддерживать контрреволюцию. Они доставляли городской думе и штабу военного округа телеграммы, предоставляли для переговоров прямые провода и систематически обслуживали телефонные разговоры врагов.
2. Военно-революционный комитет не арестовал Рябцева и чинов его штаба, не разоружил юнкеров и офицеров, не использовал полностью всех возможностей для приведения в боевой порядок верных революции кремлевских частей, не назначил своей команды для броневиков, не вызвал невооруженных солдат гарнизона и отрядов Красной гвардии, чтобы, вооружив их, разгромить занявших Манеж юнкеров, — словом, не сделал всего необходимого, чтобы превратить Кремль в опорный центр восстания.
Уполномоченные Военно-революционного комитета, которые вели в течение двух дней — 26 — 27 октября — переговоры с Рудневым и Рябцевым, поверили заявлениям последнего. Он обещал отозвать юнкеров при условии, что Военно-революционный комитет выведет из Кремля роту 193-го полка. Роту вывели, но Рябцев тотчас же вновь поставил оцепление из юнкеров у кремлевских ворот. За этой же ошибкой последовала еще более тяжелая: комендант Берзин сдал Кремль. Белогвардейцы получили вооружение — винтовки, пулеметы и 2 броневика.
За миролюбие белогвардейцы отплатили обманом: они не только сразу же обезоружили солдат, но и учинили над ними зверскую расправу.
3. Буржуазные газеты были закрыты в ночь с 25 на 26 октября, но были оставлены газеты эсеров, меньшевиков и других соглашателей. Эти газеты обливали грязью большевиков и восставших рабочих и солдат. Они распространяли лживые слухи о поражении большевиков в Петрограде, о победе Керенского.
4. Объединенным пленумом Советов были избраны в Военно-революционный комитет 2 меньшевика и 1 объединенец. И это была серьезнейшая ошибка. Если они и были избраны, все же было достаточно поводов для того, чтобы их удалить — они мешали борьбе. Программа предательства и лицемерия, провозглашенная меньшевиками в дни Октября, предопределила и роль их представителей в Военно-революционном комитете. Они вошли для срыва его работы как прямая агентура контрреволюции.
Двуличная политика меньшевиков сыграла известную роль в нерешительности, которую проявило в первые дни руководство вооруженным восстанием в Москве.
5. Военно-революционный комитет, естественно, обосновался в здании Совета. Эсерам и меньшевикам — членам Исполнительных комитетов и президиума Совета рабочих и солдатских депутатов — была предоставлена полная возможность беспрепятственно шнырять по зданию и высматривать, где что делается. Они докладывали обо всем «комитету общественной безопасности». Больше того: когда Военно-революционный комитет или его штаб вызывали части войск к Совету, то меньшевики и эсеры — члены Совета солдатских депутатов — уговаривали солдат не участвовать в «братоубийственной войне». Все эти лазутчики буржуазии покинули здание Совета лишь 27 октября, как только Рябцев предъявил свой ультиматум. Тогда же ушли и 2 меньшевика из состава Военно-революционного комитета.
6. 26 октября утром Военно-революционный комитет предъявил Рябцеву требование о пропуске из Кремля оружия и о возврате захваченных юнкерами грузовых машин. Рябцев предложил начать переговоры о вооружении рабочих. Вместо того чтобы подкрепить свои требования началом военных действий в районах, Военно-революционный комитет начал переговоры. Они были прекращены не Военно-революционным комитетом, а белогвардейцами после того, как последние достигли своей цели. Переговоры не только укрепили противника, но, вселяя иллюзии о возможности передачи власти Советам без вооруженной борьбы, отразились деморализующе на работе в районах. Рябцев нарушил соглашение об удалении юнкеров из Манежа, юнкера напали на «двинцев» вечером 27 октября. Затем Рябцев предъявил наглейший ультиматум о ликвидации Военно-революционного комитета, путем обмана овладел Кремлем и зверски расправился с солдатами.
Переговоры 26 и 27 октября юнкера использовали следующим образом:
а) они сорганизовались и тесным кольцом окружили здание Совета;
б) произвели налеты на самокатную роту в Петровском парке, где захватили пулеметы, напали на Симоновские патронные и пороховые погреба, откуда вывезли патроны, и на 1-ю артиллерийскую запасную бригаду, где захватили 2 трехдюймовых орудия, правда, без снарядов;
в) выиграли время для вызова подкрепления.
Штаб московской контрреволюции с первого дня юнкерского мятежа широко использовал всякого рода провокационные измышления. Он не раз сообщал о подавлении вооруженного восстания в Петрограде, о прибытии войск с фронта, о ликвидации выступления рабочих Москвы и т. д. Руднев через захваченный юнкерами московский почтово-телеграфный узел забрасывал провинциальные города Московской области множеством вымышленных провокационных сообщений о ликвидации советской власти в Москве, о вновь сформировавшемся Временном. правительстве в Москве, требовал от местных городских дум и земских самоуправлений не подчиняться советской власти и организовать борьбу с ней. Особенно широко была распространена белогвардейцами легенда о подавлении восстания большевиков после захвата Кремля. В распространении ложной информации гнусную роль играли «нейтральный» Викжель и почтово-телеграфный союз.
Пробравшиеся в состав боевых центров восстания противники социалистической революции, впоследствии разоблаченные как враги народа, саботировали указания Ленина и Сталина о необходимости активных наступательных действий с самого начала борьбы. Больше того, они сдерживали боевое нетерпение рабочих и солдат, умышленно срывали боевое выступление районов, надеясь переговорами с белогвардейцами предотвратить восстание.
Этим прежде всего объясняется тот факт, что белогвардейский мятеж в Москве не был подавлен сразу же, в начале выступления, хотя для этого были все условия.
Продолжение следует
ИСТОРИЯ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ в СССР. ТОМ ВТОРОЙ
|
