Теодор Драйзер СТОИТ ЛИ ГОЛОСОВАТЬ?

СТОИТ ЛИ ГОЛОСОВАТЬ?

Из всех бутафорских привилегий, которыми обладает современный трудящийся американец, самая бутафор­ская — это его право голоса. Избиратель! Как кичится этим званием какой-нибудь простак, ораторствующий в мелочной лавке, на деревенском перекрестке или на собрании фермеров! Его сенатор! Его губернатор! Его президент! А между тем сколько тягот ложится на его плечи с благословения, а то и при содействии этих самых сенаторов, губернаторов и президентов! Современ­ный мир не знает злее шутки, чем избирательное право народных масс, безропотно сносящих любой гнет. И все же миллионы американцев твердо верят в своих избран­ников, якобы представляющих большинство народа! Ах, как все это замечательно в теории! Поговорим, однако, о том, что происходит в действительности; может быть, этим удастся расшевелить хотя бы немногих!

Выборы, разумеется, должны были бы ставить и разрешать ряд важных вопросов, и тогда избирательное право оказалось бы в самом деле чем-то, заслуживающим уважения. Но так ли это? Вспомните, о каких в сущности пустяках спорят, надрываясь и силясь перекричать друг друга, тысячи профессионалов от поли­тики на уличных трибунах, в залах для митингов, на страницах газет или по радио, получая за это по тысяче долларов в вечер! Республиканская партия лучше демо­кратической парши! Осел и мерзавец Робинзон такой же осел и мерзавец, как осел и мерзавец Джонс! Два сапо­га пара! Но где-то сзади неизменно маячит фигура местного, или общештатского или общегосударственного босса, а из-за плеча босса ехидно и самоуверенно усме­хается корпорация, ее банкиры, судьи, адвокаты и ее правительство! Тра-ра-ра! Побольше флагов, оркестров, процессий и речей, потому что так легче дурачить дураков, о чем плутам и жуликам очень хорошо известно!

А между тем нетрудно обрисовать фактическое положение вещей в стране с такой ясностью, что каждый поймет,— даже политиканы, если только они захотят по­нять. Чтобы разобраться в ухищрениях корпораций, вовсе не нужно особых стараний. Но захотят ли в этом разбираться? И есть ли к тому возможность? Ведь кор­порации сумеют внушить страх божий (имеется в виду их корпорационный бог) любому политическому дея­телю, который вздумает этому способствовать, а газеты живо замнут вопрос. Вы сомневаетесь? Раскройте лю­бую из бесчисленных провинциальных газеток, издаваемых дельцами типа Ганнета, и посмотрите, что и как в них печатается! Да и крупные газеты, даже те, которые считаются в Америке лучшими и самыми «честными»,— как бессовестно режется и искажается в них материал в угоду все тем же корпорациям!

Теоретически современная избирательная система должна обеспечить создание такого правительства, кото­рое руководило бы страной в интересах большинства (а не меньшинства, как это происходит сейчас). Если бы осуществился этот недосягаемый идеал, массы, по праву численного превосходства, могли бы удовлетво­рить любое свое справедливое требование. Но осуще­ствится ли он когда-нибудь? Можно ли надеяться, что постоянное, безысходное страдание в конце концов по­будит людей к каким-нибудь решительным действиям, к энергичному протесту хотя бы? Что ж, может быть! Так бывало во Франции. Так было в России. Ну, а у нас, в Америке? Нынешний порядок вещей наглядно пока­зывает, что мы предпочитаем — именно предпочи­таем! — отдавать свои голоса кучке подлецов и банди­тов, нежели голосовать за разумных, порядочных лю­дей! Вспомните о наших местных боссах, об их канди­датах и их победах! Вспомните о людях, подкупленных Вандербильтом, Гулдом и Сэйджем!

Казалось бы, цель выборов — защита народных интересов. Но как может быть достигнута эта цель при ны­нешних условиях, когда общество не проявляет ни интереса, ни бдительности? Избиратели спят или смотрят бейзбольные матчи. Ни ум, ни сердце, видимо, не вле­кут их туда, где в сущности решается вопрос их благополучия. «Имеющий глаза — не видит; имеющий уши — не слышит». Между тем излишне повторять, что в идее своей выборы должны обеспечивать создание подлинно ответственного правительства. Взяточничество и подкуп в муниципалитетах и сельских управлениях, успех плу­тов и мошенников на выборных должностях — что виной всему этому? Равнодушие граждан! Я в этом глубоко убежден. Возьмите любой из наших городов — Нью-Йорк, Чикаго, Филадельфию, Питтсбург. Что мы там видим? Взяточничество! Злоупотребления! Расточитель­ство! А задумывается ли над всем этим избиратель? Куда девалось его природное чувство бережливости? Читателю может показаться смешным, если я скажу, что в каждых пятидесяти или шестидесяти миллионах долларов, бросаемых на ветер правительством, есть, ве­роятно, от пяти до пятидесяти долларов его денег. И все-таки миллионы американцев ежегодно шествуют к избирательным урнам, чтобы отдать свои голоса людям, которые выполняют свои обязанности с грехом пополам; а число тех, кто домогается правительственных должно­стей (и — что еще хуже — тех, кто их занимает), растет так быстро, что всюду вместо одного человека сидит по пять, а то и по десять, и вся эта орава неминуемо дол­жна бездельничать, брать взятки и торговать интересами правительства или избирателей, чтобы удержаться на месте.

А ведь смысл голосования вовсе не в том, чтобы потворствовать корпорациям и жуликам, сажая на выбор­ные должности продажных адвокатов, продажных су­дей, продажных губернаторов и просто воров. Избира­тель может и должен получать то, в чем он нуждается,— мосты, дороги (выстроенные для разумного и недорогого обслуживания публики, а не для безудержного обогаще­ния банкиров и подрядчиков); нормальный дневной за­работок при нормальном рабочем дне; человеческие жилищные условия; человеческие условия труда, при которых рабочий на фабрике не превращался бы во взрослого или малолетнего раба. Не для того существуют выборы, чтобы отдавать управление страной людям, ко­торые находят способ прибавлять миллионы к своим и без того фантастическим состояниям, но не умеют или не хотят изыскать средства на нужды государства и народа. Вспомните мистера Рокфеллера, о котором я тут уже не раз говорил, и наряду с ним вспомните о тысячах голодных, гранящих мостовую в поисках ра­боты! Предполагается, что избирательная система обес­печивает добросовестное изучение существующих условий, справедливое законодательство и соблюдение зако­нов. Но так ли это в действительности? И если нет — то где корень зла?

Каждый трудящийся может принять участие в голо­совании. Ему говорят, что этим он добьется улучшения своей жизни, более высокой заработной платы, пяти­дневной недели и шестичасового рабочего дня. Ему говорят, что таким путем можно урегулировать применение детского труда. (А я уже указывал, как и где можно было бы с этим вовсе покончить!) Даже теперь в любой предвыборной речи вы услышите, какие меры тот или иной кандидат собирается принять для ликвидации безработицы. Но что реально дает рабочему его участие в голосовании? Весьма вероятно, именно в данную ми­нуту президент назначает очередную комиссию по во­просу о безработице. Комиссии, комиссии, комиссии — куда ни глянь! А какова судьба тех статистических данных, которые собрала прошлогодняя комиссия? Их подошьют к делу и позабудут. Статистика сама по себе бессильна. Важны люди, стоящие за статистикой. А где они? Заняты делом? Хлопочут о тех, кто нуждается в помощи? Но почему, в каком бы штате ни встал вопрос о страховании от безработицы, всегда предполагается, что страховые фонды должны создаваться из средств рабочих, а не предпринимателя? Может быть, потому, что трудящийся много говорит о необходимости страхования от безработицы, но не задумывается над тем, кого он избирает для защиты своих интересов в этом деле? Что же, в конце концов ему придется из соб­ственного кармана расплачиваться за свое недомыслие или равнодушие? Весьма возможно, потому что он ничего не знает, да, кажется, и не стремится узнать о тех силах, которые действуют против него. Зато эти силы прекрасно всё знают и делают ставку именно на его инертность или неосведомленность — или на то и другое вместе.

Принято считать, что голосование дает людям воз­можность свободно выражать свои мысли. Однако у нас в Америке избиратели, видно, не понимают, а может быть, и не хотят понять, что ни демократическая, ни республиканская партия не облегчат им существования,— разве только они силой заставят своих выборных или назначенных представителей заняться этим. Может быть, со временем они поймут? Кто знает? Все возможно. Но пока мы видим лишь безразличие и полную инертность, которая нам чрезвычайно дорого обходится. В основе всего этого лежит, как мне кажется, типично американ­ская ограниченность: американца интересуют только деньги,— причем деньги, извлекаемые из бизнеса; поли­тику же он предоставляет жуликам, не понимая, что честное и ответственное управление страной — его страной и в его интересах — принесло бы «маленькому чело­веку» больше выгод, чем любой бизнес. Он просто ни­когда не задумывается над этим. Полная реорганизация всей нашей капиталистической системы, а еще лучше, ее уничтожение — вот что нужно Америке. Реформы ни к чему не привели и не приведут, поскольку все неза­висимые политические партии у нас подавлены и в стране существуют только две старые партии, над которыми господствует единственная по-настоящему полно­властная партия — партия большого бизнеса, денежного мешка. А попыталась ли Американская федерация тру­да, эта ревностная поборница худосочных реформ, вы­ступить хоть раз на выборах с независимым списком? Нет, ее даже на это нехватает!

Возьмем такой пример: голосование, будь то при двухпартийной или при многопартийной системе (при многопартийной особенно), должно приобщить амери­канского избирателя к вопросам внешней политики. Оно должно направлять и регулировать активность американ­ского империализма. А разве это так на самом деле? Голосование должно решать, будут ли американские пушки, под предлогом «вмешательства для защиты американских граждан», нести уничтожение тысячам граждан других стран. А разве это так? Судите сами! Поскольку мы считаемся демократической республикой, голосование должно определять, будем ли мы драться, гибнуть, тратить миллионы долларов на войну, вызван­ную таким запутанным сплетением лжи, интриг и про­паганды, что никто уж и не разберет, какова собственно ее настоящая причина. А разве это так? Избирательная урна должна давать возможность рядовому гражданину сказать свое слово — желает ли он пожертвовать жизнью в войне, которая нужна только наживающимся на ней корпорациям. А разве это так?

Я здесь перечислил частично то, что должно состав­лять истинный смысл избирательного права. Теперь я хотел бы остановиться на том, к чему она сводится на деле. Наши избирательные кампании обходятся в миллионы и миллионы долларов. Мы голосуем, голосуем — голосуем столько, что уже один вид избирательной урны или плаката, возвещающего начало новой кампании, способен привести человека в ярость или нагнать на него тоску. Голосование происходит по всем мыслимым по­водам, иногда просто идиотским, иногда положительно вредным. И при каждых выборах, чего бы они ни каса­лись, появляется откуда-то «стопроцентный америка­нец», любитель рассуждать о свободе и произносить пат­риотические речи, поборник религии, нравственности, и раз­ных других хороших вещей, и голосует, голосует, голосует! Сегодня — для того, чтобы посадить в президентское кресло самого обыкновенного вора, как Гардинг; завтра — чтобы привести ему на смену Кулиджа или Гувера, членов его же кабинета, его единомышленников и духовных наследников.

В штате Калифорния, например, всеми выборами распоряжается железная дорога «Саузерн пасифик»; она назначает кандидатов, она указывает, кому что го­ворить по поводу предоставления мест в сенате и кон­грессе десяткам ничтожеств (наперебой выхваляющих свою честность, добропорядочность, верность интересам избирателей); но избирателя держат в приятной уверенности, что все это делает он сам. Однако тотчас же после избрания ставленники корпораций отправляются на поклон к своим настоящим хозяевам — местным или всеамериканским денежным магнатам, и в дальнейшем выполняют их, и только их, волю. А избиратель, вздумавший явиться с какой-нибудь жалобой или просьбой, пусть благодарит бога, если этим не навлечет на себя серьезных неприятностей. Но разве не следовало ожи­дать заранее, что подобные «народные избранники» бу­дут служить корпорациям и никому другому? Если вы сомневаетесь, пусть вам послужит доказательством прочное и неизменное владычество железной дороги «Саузерн пасифик» в Калифорнии и во всех других штатах, по земле которых она проходит.

Американцы любят голосовать, им нравится самая процедура голосования. Это своего рода праздник. Ил­люминации, речи, газетные битвы, оскорбительные на­меки и взаимные обвинения! Велика ли важность, если кандидаты в народные представители потому лишь по­пали в списки, что заигрывали с корпорациями и зара­нее обещали им свою покорность! Разве от этого менее весело голосовать за них? Флаги, оркестры, привет­ствия, шумиха газет и радио, столетней давности тре­скучие фразы о патриотизме, о величии Америки, о ее будущем, о недостатках чужой партии и непревзой­денных достоинствах своей! И хотя в промежутках между двумя выборными кампаниями вами не интере­суются, плюют на вас, торгуют вашими интересами, при­сваивают ваш труд и ваше достояние — все-таки разве не весело голосовать? Первый вторник после первого понедельника в ноябре — великий национальный празд­ник! Банки и магазины закрыты. До среды можно не ду­мать о работе. Тут выпивают исподтишка, там затеяли уличную драку. Идут оживленные, а подчас и ожесто­ченные споры, и для вящей убедительности пускаются в ход кулаки. А назавтра мы узнаем имена победителей. И побежденных тоже! А корпорации ухмыляются, радуясь тому, как исправно сработал хорошо смазан­ный выборный механизм, приведя к власти угодного им кандидата. Под какой маркой выступает этот кандидат — демократической, республиканской или еще какой-нибудь, специально к случаю изобретенной,— это совершенно неважно!

Мне вспоминается поучительная история некоего Уильяма Салзера, губернатора штата Нью-Йорк,— как он был выдвинут, избран и очень скоро низложен по воле всесильного тогда босса демократической партии, Чарльза Мэрфи. О сотнях тысяч избирателей, подавших за него свои голоса, при этом и не вспомнили. Боса Мэрфи, который сам являлся послушным орудием корпораций, разгневало незначительное ослушание со сто­роны Салзера. Вот вкратце подробности дела.

Уильям Салзер был демократом. Чарльз Мэрфи был диктатором Таммани-холла. Таммани-холл командовал законодательным собранием, штата Нью-Йорк. Салзер вступил в обязанности нью-йоркского губернатора 1 января 1913 года. Не прошло и нескольких месяцев после его избрания, как он вдруг сделался предметом необъяснимых придирок и нападок. Свистопляска вокруг Сал­зера продолжалась до тех пор, пока ему не предъявили обвинение в государственном преступлении,— на основа­нии того, что он будто бы не израсходовал всего своего избирательного фонда, который, по свидетельским пока­заниям, был предоставлен в полное его распоряжение. Вздорность этого обвинения совершенно очевидна. Госу­дарственными преступниками, по конституции, при­знаются лица, повинные в особо тяжких преступлениях по должности. Но Салзер, надо сказать, за короткий срок своего губернаторства (с 1 января по 17 октя­бря 1913 года) сделал ряд попыток ввести новые, луч­шие методы управления и сместить мошенников, среди которых было немало членов того же Таммани-холла. За это он и поплатился. Все нью-йоркские газеты  наперебой доказывали необходимость и высокую принци­пиальность этого акта. Мэрфи, фактически держав­шему в руках законодательное собрание штата, ничего не стоило, разумеется, провести его в жизнь. Но чем же все это было вызвано? В интервью, данном одной га­зете, Салзер заявил, что обвинение было предъявлено ему после того, как он отказался предоставить админи­стративные должности ставленникам Мэрфи. По словам Салзера, Мэрфи всегда подбирал губернатору людей по своему усмотрению: он присылал к нему некоего судью Мак-Колла, который и сообщал, чего желает «патрон» (так он называл Мэрфи).

Бедный Салзер! Его история лишний раз показывает, какую комедию представляют собой американские вы­боры. Таких примеров можно набрать  немало в истории любого штата. Пусть только выборный представитель власти посмеет ослушаться корпорации, у которой в руках кошелек с деньгами, или же босса, действующего от ее имени! Посмотрите, что делается в штате Нью-Йорк. Воля избирателей не ставится ни в грош. Судейские места служат предметом купли и продажи. В городе Нью-Йорке на протяжении семидесяти или восьмиде­сяти лет функционирует политическая организация полу-религиозного характера, которая решает заранее, чья кандидатура будет и чья не будет выставлена; какие привилегии, выгоды и т. д. предоставят избранные кандидаты банкам, корпорациям и полиции и за какую сумму наличными. И все-же из года в год сотни тысяч нью-йоркских избирателей торжественно шествуют к ур­нам и каждый раз вновь отдают свои голоса все тем же прохвостам, у которых только одно на уме — как бы этих самых избирателей получше обобрать. Я бы мог привлечь ваше внимание к последнему нью-йоркскому политическому скандалу, отголоски которого еще не улеглись в момент написания этой книги: ряду лиц, занимающих общественные посты, предъявлено обвинение в злоупотреблении властью; чего только они не делали, как только не обманывали народное доверие! Тут и во­ровство и клятвопреступление и все, что угодно! Ограничусь кратким перечнем имен: Коннолли, Вайтейл,  Манкузо, Воуз, Колли, Уолш, Эвальд, Томмени, Хили! И все это на протяжении одного года!

По данным комиссии Хофштадтера, ведущей сейчас расследование в Нью-Йорке, Джеймс Мак-Квэйд, лидер демократической партии в Бруклине и нотариус округа Кингс, получая жалованье от 9000 до 12 000 долларов в год, за шесть с половиной лет отложил на свой текущий счет 547 254 доллара. Шериф Томас Фарли, при жалованье в 6 500—15 000, отложил за тот же срок 360 660 долларов. А коллегия присяжных, рассматривав­шая дела округа Аллегени, постановила предать суду мэра города Питтсбурга, штат Пенсильвания, системати­чески сдававшего городские подряды тем, кто брал втридорога за их выполнение,— хотя закон предписывает от­давать предпочтение тому, кто дешевле спрашивает. Но множить примеры нет надобности; всем известно, что
Америка вся заражена политической коррупцией. Это относится и к мелкой сошке и к самым высоким госу­дарственным сановникам.

Нередки случаи, когда правительственные чиновники действуют в самом беззастенчивом сговоре с банками и корпорациями. Не так давно в Нью-Йорке банкир  Феррари, контролирующий целую сеть сомнительных финансовых учреждений, провел на пост инспектора банков Нью-Йорка своего человека, Уордера. По соглашению с Феррари, одна из связанных с ним спекулятивных корпо­раций, торгующих домами, предоставила Уордеру квартиру на Риверсайд-драйв со стильной обстановкой и восточными коврами, а благодарный Уордер смотрел сквозь пальцы на незаконные слияния банков Феррари. Кроме того, всякий раз, когда предвиделась банковская ревизия, Феррари либо возил все семейство Уордера в Атлантик-сити, либо отправлял его за свой счет в Евро­пу, либо преподносил драгоценности миссис Уордер, либо через косвенно подчиненную ему «Лэншиа мотор Компани» снабжал Уордера парочкой автомобилей стои­мостью в три-четыре тысячи долларов. А ведь Уордер и Феррари — это лишь один случай из многих.

Связь правительственных чиновников с корпорация­ми — одно из тех зол, которые подтачивают самую осно­ву американской политики и всей американской жизни. Во время большой стачки горняков в 1927 году судья Лангхэм специальным определением суда запретил профсоюзные собрания в районе угольных шахт Росситера, штат Пенсильвания. У этого судьи было несколько тысяч долларов в акциях местных угольных компаний, — не­мудрено, что дивиденды акционеров заботили его гораз­до больше, чем справедливая оплата шахтерского труда! Материальная заинтересованность правительственных чиновников в делах банков и корпораций — обычное явление. Еще Томас Джефферсон много лет тому назад выступал против этого. Нельзя, чтобы должностное лицо являлось акционером компании, чьи прибыли зависят от тех или иных мероприятий правительства, в которых данное лицо участвует. А между тем для многих долж­ностных лиц это явилось способом обогащения. И что еще важнее — такие люди направляли всю политиче­скую жизнь Америки в духе, способствующем укрепле­нию и возвышению трестов. Трудно даже учесть степень влияния их личных корыстных интересов на американ­скую политику.

Право же, если взглянуть со стороны, покажется, что коррупция по душе американцам. Забравшему силу гангстеру и кланяются и угождают, его фотографируют, у него просят интервью. Какой-нибудь Аль Капоне, или Дайон ОЪэшшон, или Долговязый Даймонд пользуется покровительством сенаторов, журналистов, судей и об­щества. И тот, кто воображает, что гангстеров можно встретить только в публичных домах и игорных прито­нах, безнадежно отстал. По данным судебного процесса, рыботорговая фирма «Манхаттан энд Бронкс», используя наемных головорезов, отваживала конкурентов и получала стопроцентные прибыли. Особая банда захватила под контроль перевозку муки в городе; тех, кто пытается сохранить самостоятельность, избивают, или лишают контрактов на перевозки, или то и другое вместе. Люди, занимающиеся разведением кур, заготовкой яиц и т. п., становятся жертвами такой же системы вымогательства. Нью-йоркские бандиты-вымогатели загребают миллионы долларов. Кстати, даже хозяева похоронных бюро дол­жны платить дань, если они не хотят, чтобы все их гробы превратились в щепки. По имеющимся данным, владельцы прачечных платят гангстерам в общей сложности 1000000 долларов в год, а транспортные фирмы — 5000000. И это лишь ничтожная доля
тех плодов, которые приносит американскому избирателю приятная процедура голосования! Но разве кто-нибудь хоть пальцем шевельнет, чтобы помешать этому? Контрабандисты перевозят виски на принадлежа­щих городу баржах нью-йоркского порта. В прошлом году в одном таком случае дело дошло до суда. Сотни людей проходят мимо салуна, открытого на углу Четвер­той улицы и Чарльз-стрит, видят новенький американский флаг, подвешенный над стойкой, и смеются! Но кто же в конечном счете оказывается в дураках — продаж­ное правительство или народ, который его терпит?

Сейчас дело обстоит так, что на общественный пост не может быть избран человек беспристрастный и неза­висимый, потому что, прежде чем выставить или даже наметить кандидата, его тщательно прощупывают с точки зрения его взглядов и склонностей. Естественно, что потом такой кандидат идет на поводу у тех, кому он обязан своим избранием; обычно это наши банки и корпорации, которые заинтересованы в определенной линии правительства. И к которой из двух партий не принад­лежал бы избранный, можете не сомневаться: он не только будет ревностным защитником интересов капи­тализма, но и ярым противником любых реформ,— и это само по себе уже свидетельствует о социальной и поли­тической несостоятельности нашей системы. Ведь, по мнению таких «народных представителей», все обстоит прекрасно; перемен не требуется. В подкрепление своих слов цитирую заявление дирекции «Нэйшнл сити бэнк» по поводу президентской кампании 1928 года: «Между кандидатами нет таких существенных различий, которые могли бы привести к нарушению равновесия в деловой сфере». Вот именно! Различий не было, но тем не менее народные страсти усиленно разжигались по поводу сухого закона, а вопросы жизненной важности для масс — заработная плата, прожиточный минимум — оставались попрежнему в руках группы лиц, преданных интересам корпораций. Хотите лишний раз убедиться, что и ту и другую партии контролирует капитал — вспомните президентскую кампанию Гувера — Смита. В центре внимания республиканской партии, в избира­тельный фонд которой огромные суммы были внесены промышленниками, добивавшимися избрания Кулиджа, стоял вопрос о протекционных тарифах. (Это подтверждается личным заявлением Дж. Б. Гранди, президента Пенсильванской ассоциации промышленников.) И высо­кий протекционный тариф стал законом. Да и в других вопросах — о премии ветеранам войны, о правитель­ственной помощи безработным, о гидростанции Мосл Шоалс — чью волю отражал Гувер: своих избирателей или тех, кто фактически привел его к власти?

Совершенно ясно, к каким пагубным результатам приводит эта тесная, совершенно неприкрытая связь. Она все дает сильным и все отнимает у слабых. Кандидаты на любые правительственные должности опираются на рас­положение и поддержку корпораций. Идет ли речь о бу­дущем президенте или будущем окружном судье — связь с крупным капиталом существует и остается в силе. При этом корпорации, поддерживающие кандидата, не щадят средств, чтобы обеспечить его избрание. У них есть деньги, и они умеют их тратить. А потому, если они наметили кандидата, он будет избран, как бы дорого это ни стоило. Избрание Кальвина Кулиджа обошлось рес­публиканцам в 3000000 долларов. Чтобы как-то оправдать подобный расход была пущена версия о том, что обслуживание одного миллиона избирателей бюллетеня­ми, повестками и т. д. стоит 100000 долларов. Между тем в одном только штате Иллинойс зарегистрировано 3000000 избирателей, а в Пенсильвании — 2000000. Кроме того, имеются ведь такие статьи расхода, как по­вседневная радиопропаганда (по радиостанциям систе­мы, контролируемой Рокфеллером),—не менее, чем не­сколько тысяч в неделю; затем плакаты, фотографии, газетные статьи, митинги. Капиталисты отлично знают, как завоевать кандидату популярность,— как он должен держаться, какие его личные свойства следует пре­возносить, чтобы привлечь симпатии легковерного избира­теля. Напомним, что переизбрание сенатором от Пен­сильвании некоего Пеппера стоило больше 1000000; в другом случае, при более удачливом кандидате, Уилья­ме Вэйре, дело обошлось в 600000. Так что судите сами!

Как я уже говорил, предполагается, что избиратель­ная система дает трудящимся массам возможность улуч­шить свое положение. Между тем вот кое-какие факты. Америка, как известно, не имеет федерального закона о детском труде. Положения конституции о свободе, о по­исках счастья и т. п. не уточнены применительно к дан­ному вопросу. А потому верховный суд, всегда чутко прислушивающийся к желаниям корпораций, может, придравшись к какой-нибудь формальности, опротесто­вать любую законодательную попытку, направленную к защите детей,— что он и делает, как я уже показывал в другой главе. Но разве в такой «прогрессивной» стране, как США, применяется детский труд? Увы, применяется, так как американский «прогресс» существует, очевидно, лишь для немногих! И потому, несмотря на избиратель­ную систему, которая могла бы покончить с этим злом, в штате Род-Айленд, например, работает в промышлен­ности 41 % общего числа подростков. В журналах, выходящих на севере страны, можно встретить рекламные обращения дельцов южного города Бирмингема (штат Алабама), приглашающие капиталистов строить у них фабрики и заводы. В одном из обращений так прямо и сказано: «...в городе сто шесть тысяч безработных жен­щин и детей старше десяти лет, которые охотно пойдут работать за 10 долларов в неделю или даже меньше». Другими словами, детям в вознаграждение за их труд гарантируется недоедание, туберкулез, неграмотность и прочие прелести по образцу Северной и Южной  Каролин, Пенсильвании и Нью-Джерси.

Сейчас уже рассеялась, кажется окончательно, меч­та о том, что американский капитализм можно регла­ментировать с помощью избирательной системы. Таким об­разом, избирательная система окончательно обанкроти­лась. Как бы много и часто ни голосовали американские избиратели, ясно, что они и сами не ждут от этого ниче­го конкретного. В Америке твердо установился взгляд, что хотя от успехов «большого бизнеса» и так называе­мого процветания рядовым гражданам жить ничуть не легче, но голосованием тут делу не поможешь. «Маленький человек» ощущает себя бессильным перед «большим человеком», то есть перед тем, кто сегодня распоря­жается американским капиталом. Потому что к услугам «большого человека» деньги, адвокаты, суд, полиция, церковь, пресса, реклама и пропаганда, армия, флот — все формы законодательной и исполнительной власти; и стоит только «маленькому человеку» заикнуться устно или на бумаге насчет каких-либо перемен, которые об­легчили бы лежащее на нем бремя,—он тотчас же будет объявлен радикалом, большевиком, социалистом, «крас­ным», смутьяном и, в качестве такового, испытает на себе все прелести террора, прочно вошедшего уже в жи­тейский обиход Америки. Казалось бы, все это должно окончательно отбить у него охоту к голосованию. Но разве так? Разве он больше не голосует? Представьте,
голосует! Для меня это непостижимое чудо! Спрашивается — зачем? Не разумнее ли бойкотировать изби­рательную урну или по крайней мере организовать какую-то форму коллективного протеста, чтобы во все­ услышание заявить: «Мы протестуем!» Но и это оказы­вается невозможным: у рядового избирателя нехватает ни времени, ни денег, ни, что еще хуже, ума для такого дела. Сейчас во всяком случае он еще нуждается в под­талкивании, помощи и руководстве со стороны тех, кто ему желает добра. Но найдись подобный смельчак, ка­кой крик поднимется против него в округе, в штате, во всей стране! Негодяй! Радикал! Красный! Нежелатель­ный элемент! В дружном хоре сливаются голоса газет, радио, проповедников — наших славных апостолов су­ществующего порядка вещей! Между тем в стране шесть с лишним миллионов безработных, цены всё лезут вверх, зима не за горами, а мистер Гувер все еще сове­щается с мистером Доуком или мистером Гиффордом на тему о пособиях по безработице.

Но вернемся к положению «маленького человека» при существующем господстве «большого бизнеса». Об­стоятельства для него складываются так: рядовой рабо­чий, член или не член профсоюза, некоторое время надрывается на работе по всеамериканской потогонной системе, а потом; год или два обивает пороги в поисках ра­боты и куска хлеба. А ведь едва ли рядовым американ­цам нужно это бесноватое «процветание», усиленно раз­дуваемое корпорациями! Ведь его неизбежное след­ствие — кризис. Но горе тому, кто хоть в самой мяг­кой форме осмелится возражать корпорациям!

Даже скромные попытки реформы разбиваются о противодействие трестовских лоббистов, которые не жа­леют ни слов, ни денег, ни юридических аргументов. Все оказывается бессильным против кулуарной деятельности корпораций. Недаром одни только компании предприятий общественных услуг тратят на эту деятельность ежегодно 1000000 долларов.

На этом строится карьера таких дельцов, как Генри Окснард из Вашингтона. В течение ряда лет он получал от Сахарного треста солидное жалованье за обработку общественного мнения в его пользу. Даже восемнадцать — двадцать лет назад для Сахарного треста было в порядке вещей затратить миллион долларов на ре­кламную кампанию. Лоббизм и принесение в жертву интересов народа ради интересов банков и корпораций — явление, обычное не только для конгресса США, но и для законодательных органов любого штата. Возьмем для примера нью-йоркскую «Ирвинг траст Компани»; она и сейчас платит 6000 долларов месячного жалованья известному нью-йоркскому адвокату, обрабатывающему в ее интересах законодательное собрание Северной Каролины.

В главе о банках и корпорациях я уже говорил о том, что свои инструкции лоббисты получают из кабине­тов и приемных столичных финансовых магнатов. А это сила, в методах которой столько же расчета и корысти, сколько разнообразия и находчивости. Но тупоголовый американский избиратель, нашпигованный многообраз­ной пропагандой корпораций, скажет вам: «Пустяки, ведь трестовским лоббистам противостоят другие, нетрестовские,— как, например, лоббисты АФТ, лоббисты Лиги борьбы с салунами,— и их деятельность, при поддержке честной, бдительной прессы, дает гарантию, что Америка никогда не окажется под эгидой корпораций!» А ведь достаточно неоспорим тот факт, что простой народ (99% всего населения!) никогда не знает процветания, тогда как корпорации и банки процветают постоянно!

Но разве американского избирателя заставишь при­задуматься над этим да и над чем бы то ни было из области экономики, политики или науки об управлении государством? Что же, неужели демократическая и рес­публиканская партии всегда будут держать в окостене­нии разум рядового американца? Не хочется оконча­тельно примириться с этой мыслью. Один из руково­дителей Американской федерации труда в Нью-Йорке не без гордости заявил мне, что именно АФТ спасла Америку от социалистической опасности! И добавил, что теперь она сосредоточила свои усилия против опас­ности коммунистической. Представьте же себе умона­строение народа, который не способен подняться вы­ше уровня этих безмозглых (во всем, что не касается злоупотреблений и предательств) республиканцев и демократов и низкопоклонствующей перед ними Аме­риканской федерации труда! А ведь именно в силу этого умонастроения глушатся сейчас в Америке голоса коммунистов и предложенный ими замечательный план общественного развития встречает ожесточеннейшее противодействие. Их руководителей обвиняют в подстрекательстве к мятежу, сажают за решетку на десять и на двенадцать лет. И так обстоит дело повсюду в Соединен­ных Штатах. А ведь почему бы не проверить на прак­тике кое-что из их политических теорий. Может быть, в них ключ к решению некоторых американских про­блем? Лично я в этом глубоко уверен, так же как и в том, что нелепо выстраивать всех избирателей в две шеренги, по числу старых партий, и что ни к чему хорошему это не приведет. Неужели мы, американцы, так и будем прислушиваться к коварной пропаганде корпора­ций, убеждающих нас, что всякий, кто не республиканец и не демократ, тот — «красный»? Но пусть даже так, пусть в таком смысле он «красный»,— что же из этого?

Как правило, наши судьи, адвокаты, газеты, полиция стараются всё, что не капитализм, прирав­нять к анархии. И предполагается, что американцы верят им и ничего, кроме капитализма, для себя не же­лают. Однако так ли это на самом деле? А если не так, нужно ли удивляться, что избирательная система, как путь к реформам и сдвигам, утратила все свое значение и ценность?

Когда закладывались основы государственного строя Соединенных Штатов, мыслилось, что правительство будет учитывать и претворять в жизнь волю народа. А на деле правит нами одна только воля — воля денег. К чему же в таком случае выборы? Стоит ли голосо­вать, тратя столько времени и денег на избирательные кампании, если все равно это ни к чему не приводит? Несколько могущественных корпораций укажут нам, что делать, и мы подчинимся. А не то нас заставят подчиниться,— как, впрочем, заставляют и теперь!

Год назад я предлагал перевести Уолл-стрит в Ва­шингтон. Но это, конечно, была лишь горькая шутка. Поверьте, я не настолько глуп, чтобы не понимать, что Уолл-стрит давно уже находится в Вашингтоне и пра­вит нами даже не тайно, а явно. Видимо, с точки зрения магнатов Уолл-стрита, мы, американцы, не стоим даже того, чтобы отводить нам глаза!

Читать полностью http://kvistrel.ucoz.ru/stati/politik/TragAmerica.pdf