Статья актуальна и сегодня

На днях мы отметили печальную, трагическую дату в нашей новейшей истории. Это драма произошла 23 ktn назад. Она всем известна. И в то же время у меня такое ощущение, что она как-то стыдливо замалчивается. Да разве только у меня.

Почему? Я не понимаю. Может потому, как рана ещё кровоточит. И боятся к ней прикасаться. Всё ещё больно. Да и потом как прикоснуться? Ведь надо же ясно и недвусмысленно назвать поимённо, кто во всей этой кровавой истории был героем и негодяем. А определиться в этом важнейшем вопросе власть  не решается и до сих пор.

Потому как, назвав решительно и недвусмысленно, кто и кем там был в Останкино, а потом и у Белого дома, над сказать, каким же путем мы идём сегодня. А это был главным вопрос, который сдвинул в кровавой разборке две противоборствующие стороны. А вопрос остается открытым и по сей день. Вот потому так тщательно уходят от темы и по сей день. Уходят те,  кто рулит страной сегодня. Боятся обернуться назад, потому как надо же тогда и сказать куда мы идем сегодня.

А это становится ясно по тому, как освещаются события тех дней по нашему телевидению. Прежде всего, по основным государственным каналам. И надо сказать, что события почти и никак не освящаются. Вот, к примеру, позавчера просто  показали,  как прошел митинг вблизи Белого дома. Мы увидели и демонстрацию с Зюгановым во главе. А ещё увидели и людей, несущих большие фотографии убиенных в те дни. Ну всё равно как на шествие Бессмертного полка. И всё!  Видеоряд и текст, констатирующий сам факт проведения мероприятия. И больше ничего. Потому как совсем уж замолчать «мероприятие» было бы просто неприлично. Весь репортаж длился так секунд 45. Вот разводу звездной голливудской паре было отведено несравненно больше внимания и времени.

А пару дней назад я увидел по тому же каналу и другой сюжет. Событие у врат телецентра Останкино. Но  на этот раз  было отведено много больше времени. И что же мы увидели? Может быть, мы увидели,  что собственно там в роковую ночь с третьего на четвёртое октября произошло? Как расстреливали огромную и по сути безоружную толпу у телецентра? И трупы, наваленные  у этих самых врат. И как БТРы ездили по улице Королёва и расстреливали людей, прячущихся рядом в Дубовой роще?

Читать далее...

Когда убийца смеется

Среди нюрнбергских подсудимых наглее всех ведет себя Ганс Франк — бывший гитлеровский генерал-губернатор Польши. Когда обвинители зачитывают документы, касающиеся гитлеровских концлагерей, он презрительно закусывает губу и раскрывает уголовный роман; когда говорится об истязаниях детей и женщин, он скалит зубы и подпрыгивает на скамье от смеха.

Цинизм или идиотизм? И то и другое. Но, кроме того, есть еще одна причина самоуверенности Ганса Франка: он потерял чувство времени. Ему кажется, что Нюрнберг — это Лейпциг и что здесь его юридическая эквилибристика даст такие же результаты, как на Лейпцигском процессе. Франк просто не может понять разницы между обоими процессами, до его сознания не дошла еще такая простая истина, что в то время, как лейпцигский процесс был началом его карьеры, нюрнбергский — сломает ее окончательно.

Я писал уже о тактике, так старательно и так скрупулезно построенной Франком и его защитником. Эта тактика — «моя хата с краю», Франк, дескать, был только жертвой фатального стечения обстоятельств, чем-то вроде нацистского Дон-Кихота, чьи благородные порывы всегда сводил на нет грубый гестаповский Санчо Панса…

Такая тактика, может быть, и могла бы иметь некоторый смысл, если бы не… тридцать шесть толстенных томов дневника Ганса Франка. Он не надеялся, должно быть, что найдутся человеческие руки, которые сумеют со дна огромнейших сундуков вытащить на дневной свет эту своеобразную исповедь, исповедь, на которую может быть только один ответ: крепкая пенёчная петля.

Как известно, уже через несколько дней после завоевания Польши Гитлер назначил Ганса Франка генерал-губернатором этой страны. Мюнхенский адвокат торжествует, его час пришел. В новеньком лимузине Франк въезжает во двор знаменитого Вавельского замка. С путеводителем Бедекера в руках он ходит по палатам польских королей и спесиво выставляет вперед грудь. Здесь, где жил некогда Казимир Великий, будет проживать Ганс… великий.

Читать далее...

Аванс

Наместник и палач Чехии и Моравии Гейдрих был срочно вызван в Берлин. Мимо его машины пролетали села и города, на опустевшей дороге лишь изредка попадались прохожие. Угрюмым взглядом встречали они черного провозвестника смерти. Внезапно послышалась короткая, резкая автоматная очередь. В тот же миг всесильный повелитель и палач чехов, истекая кровью, как мешок повалился на колени своего спутника.

А через полчаса иа улицах Праги засуетились побледневшие, напуганные эсэсовцы. «Наместник тяжело ранен, — за поимку виновных немецкое правительство назначает награду в десять миллионов крон», — кричали крупным шрифтом объявления. «В протекторате объявляется осадное положение; кто из чехов появится на улице после шести часов вечера, будет расстрелян!» — вещали еще более крупным шрифтом другие. Наспех мобилизованное гестапо приступило к работе. Через сутки после покушения было опубликовано сообщение о первых казнях: была расстреляна чешская семья из шести человек, среди них — две женщины и шестнадцатилетний юноша. С часу на час ожидали очередного списка расстрелянных.

Гейдрих был когда-то офицером. Уличенный в краже денег, он вынужден был оставить армию. Благодаря этому нацистская партия обрела еще одного члена и пламенного сторонника Гитлера. В 1940 году имя Гейдриха становится известным. За короткое время он истребляет восемьдесят тысяч поляков. Впоследствии Гитлер посылает своего способного ученика в Югославию; здесь Гейдрих отмечает свое пребывание пятьюдесятью тысячами повешенных и расстрелянных сербов. То же самое кровавое дело он совершает потом в Норвегии. Осенью 1941 года он получает задание расправиться с чехами. В своей пражской усадьбе Гейдрих неутомимо подписывает смертные приговоры.

Когда ему уже казалось, что он окончательно справился с гордым, непокорным народом, ему присылают из Берлина поручение немедленно выехать во Францию, Бельгию и Голландию, чтобы и там потопить в крови освободительные стремления народов. Он проводит в этих странах реорганизацию гестапо и при каждом удобном случае издает приказы о массовых арестах и казнях.

Читать далее...

Вероломно напав на Советский Союз, немецко-фашистские захватчики и их сообщники совершили на оккупированной ими территории чудовищные преступления: пытки, истязания и убийства мирных жителей, насильственный увод в иноземное рабство сотен тысяч советских граждан, ограбление городского и сельского населения и вывоз в Германию личного имущества советских граждан, колхозного и государственного имущества, разрушение памятников искусства и культуры народов Советского союза и расхищение художественных и исторических ценностей, разрушение зданий, разворовывание утвари религиозных культов.

"За все эти преступления,- говорилось в постановлении, за весь матеральный ущерб, причиненный ими советским гражданам, колхозам, кооперативным и другим общественным организациям, государственным предприятиям и учреждениям Советского Союза, преступное гитлеровское правительство, командование германской армии и их сообщники несут всю полноту уголовной и материальной ответственности”.

Для полного учета преступлений немцев и их пособников и причиненного ими ущерба, для объединения и согласования усилий уже проводимой советскими государственными органами работы по учету этих преступлений и причиненного захватчиками ущерба и образовывалась Чрезвычайная комиссия. Она должна была при проведении расследований опрашивать потерпевших, собирать свидетельские показания и иные документальные данные, относящиеся к насилиям, зверствам, грабежам, разрушениям и другим преступным действиям гитлеровских оккупантов и их сообщников. Местные органы власти должны были оказывать Комиссии всяческое содействие.

Президиум Верховного Совета СССР утвердил следующий состав Чрезвычайной Комиссии: Н.М.Шверник - председатель, академик Н.Н.Бурденко, академик Б.Е.Веденеев, В.С.Гризодубова, А.А.Жданов, Николай - Митрополит Киевский и Галицкий, А.Н.Толстой, академик Т.Д.Лысенко, академик Е.В.Тарле, А.Н.Толстой и академик И.П.Тройнин. Положение о Чрезвычайной Государственной Комиссии было утверждено Советом Народных комиссаров СССР.

Кроме центральной Чрезвычайной комиссии, в местах, особенно сильно пострадавших от оккупантов были образованы местные комиссии. Кроме того, для расследования особо тяжких и громких преступлений нацистов, создавались специальные комиссии.

Результаты работы Комиссии нашли свое отражение в решениях конференций и совещаний держав-победительниц, которые определяли сумму денежных выплат в виде контрибуции и размеры возмещения материального ущерба в форме вывоза промышленного оборудования и сельскохозяйственной техники из Германии.

Читать далее...

В поисках выхода

 

Чем дальше, тем с большей очевидностью поступки Риббентропа свидетельствовали о безнадежности положения Германии и о том, что его дипломатия утратила всякую связь с реальной действительностью. Позолота стерлась. Мундир Дипломата уныло болтался теперь на плечах обанкротившегося виноторговца.

Давая показания на Нюрнбергском процессе, Риббентроп лепечет что-то насчет своих усилий, направленных на прекращение войны. Он и впрямь предпринял некоторые шаги. Его эмиссары помчались в Мадрид, Берн, Лиссабон, Стокгольм, имея главной своей целью — склонить западные державы на сепаратные мирные переговоры.

Эти поползновения нашли благоприятный отклик в некоторых реакционных кругах, но тем не менее тоже сорвались. Даже самые отъявленные реакционеры не могли не учитывать великой силы народных масс, поднявшихся на освободительную войну против гитлеризма.

Тогда Риббентроп предложил новый маневр. «Я сказал фюреру, — пишет он в своих мемуарах, — что готов вместе с семьей лететь в Москву, чтобы убедить Сталина в наших хороших намерениях и в нашей искренности. Он может, если желает, задержать мою семью в качестве заложника».

В дни, предшествовавшие 22 июня 1941 года, Риббентроп и слушать не хотел советника германского посольства в Москве Гильгера, который вместе с послом графом Шуленбургом предупреждал его об опасности авантюры, затеваемой против СССР. Но весной 1945 года рейхсминистр вспомнил о Гильгере. Вот что пишет Гильгер в своих мемуарах:

«Еще в конце марта 1945 года он серьезно предложил мне отправиться в Стокгольм и попытаться установить контакт с советской дипломатической миссией с целью выяснения возможности сепаратного мира. Только с большим трудом мне удалось отговорить его от этого дикого плана».

Однако в начале апреля Риббентроп опять вызвал Гильгера. Лежа в постели, рейхсминистр бормочет:

— Гильгер, я кое-что хочу у вас спросить и прошу, чтобы вы мне откровенно ответили. Как по-вашему, согласится Москва когда-нибудь снова вступить с нами в переговоры?

— Не знаю, стоит ли мне отвечать на этот вопрос, — сомневается Гильгер, — ведь, если я скажу то, что действительно думаю, вам это совсем не понравится. Вы можете рассердиться.

Риббентроп нетерпеливо прерывает его:

— Я всегда хотел от вас полной откровенности.

— Что ж, — согласился Гильгер, — раз вы настаиваете, вот мой ответ: до тех пор, пока Германией управляет нынешнее правительство, нет и малейшей надежды, что Москва когда-нибудь станет вести переговоры...

Министру иностранных дел, по свидетельству самого же Гильгера, казалось, было не под силу проглотить такую горькую пилюлю. «Лицо его покраснело, глаза выкатились». Собеседник заметил, что Риббентропа «душили слова, которые он хотел произнести». Но в этот момент приоткрылась дверь, и показалась его жена:

— Вставай, Иоахим, — крикнула она, — ступай в убежище! Массированный воздушный налет на Берлин...

Читать далее...

Дипломатия шантажа и угроз

 

Итак, Риббентроп действовал по раз навсегда установленной схеме: пока германский генеральный штаб разрабатывал план нападения на ту или иную страну, министерство иностранных дел должно было убаюкивать общественное мнение широковещательными заявлениями об уважении Германией суверенитета и территориальной неприкосновенности этой страны. Такого рода заверения становились тем более громогласными, чем меньше времени оставалось до дня нападения. Затем перед самым нападением германский генштаб требовал от Риббентропа «создать инцидент», в свете которого германская агрессия выглядела бы как «вынужденная» мера. И тут уж имперский министр не гнушался никакими средствами.

На суде Риббентропу предъявляют тексты его речей в Варшаве, где он торжественно заверял Польшу в мирных намерениях Германии, и секретные документы совещаний у Гитлера, где откровенно ставилась задача захвата Польши.

Перечитывая свои речи, Риббентроп обворожительно улыбается. Конечно же он не хотел войны с Польшей, всегда стремился к дружбе с этой страной. И мыслей о войне не было. Он никогда не считал, что Данциг стоит войны.

Совсем иное впечатление производят на бывшего рейхсминистра протоколы совещаний у Гитлера. Обворожительная улыбка исчезает с лица Риббентропа. Он хмурится и молчит.

А обвинитель уже предъявляет еще один документ. Это дневник графа Чиано, министра иностранных дел фашистской Италии. Чиано, как и его тесть Муссолини, ушел в небытие, но дневников своих не унес с собой. Среди прочих любопытных записей в них сохранился рассказ о том, как Риббентроп принимал своего итальянского друга в замке Фушль 11 августа 1938 года. «...Риббентроп сообщил мне перед тем, как сесть за стол, о решении начать игру с огнем. Он сказал об этом точно так же, как если бы он говорил о самом маловажном вопросе административного характера».

Далее в дневнике воспроизводится такой диалог:

« — Чего вы хотите, коридор или Данциг? — спрашивает Чиано.

— Сейчас больше ничего, — отвечает Риббентроп и, сверкнув на своего собеседника холодными как лед глазами, добавляет: — Мы хотим войны...»

Министры затеяли между собой спор, вмешаются ли Англия и Франция, если Германия нападет на Польшу. Риббентроп доказывал Чиано, что Запад отнесется к этой акции с полной лояльностью — ведь, захватив Польшу, Германия выйдет прямо на русскую границу. Чиано выражал по этому поводу сомнения. Во всяком случае, в дневнике он записал:

«Они были убеждены, что Франция и Великобритания невозмутимо будут смотреть на уничтожение Польши. Об этом Риббентроп даже хотел держать со мной пари на одном из мрачных обедов, который мы вкушали в австрийском замке в Зальцбурге: если англичане и французы останутся нейтральными, то я должен подарить ему итальянскую картину, в случае же их вступления в войну он обещал мне коллекцию старинного оружия».

 

Читать далее...

Любезность времени

Анатоль Франс как-то сказал, имея в виду искусство: «Никому не дано создавать шедевров, но некоторые произведения становятся шедеврами благодаря любезности времени». Вот эта-то «любезность времени», получившая историческое воплощение в зловещем слове «Мюнхен», и явилась, пожалуй, одним из важнейших факторов, который независимо от личных качеств Риббентропа играл значительную роль в его дипломатических успехах вплоть до нападения на СССР. Лишь в июне 1941 года этот фактор исчерпал себя полностью.

Время оказалось на редкость благосклонным к Риббентропу. Идея «сильной Германии» созрела в Лондоне задолго до появления там этого гитлеровского эмиссара. Ему осталось лишь сорвать готовый плод и поднести его фюреру: сначала в виде морского соглашения 1935 года, по которому Германии вопреки Версальскому договору разрешалось строить большой флот, а потом и в виде Мюнхена.

Характерно, что почин в этих «дипломатических победах» гитлеровской Германии был сделан не министерством иностранных дел, а «Бюро Риббентропа». Конечно, Гитлер понимал, что морское соглашение 1935 года лишь один из таймов большой «игры в мяч», которая завязалась между Германией и Англией. Но тайм был выигран Берлином. И как бы в вознаграждение за это Риббентроп получил назначение на пост официального германского посла в Лондоне.

С первых же минут пребывания на английской земле вновь испеченный посол повел себя далеко не лучшим образом, и Геринг постарался скомпрометировать его перед Гитлером. Фюреру было доложено, что Риббентроп, только приехав в Лондон, тут же стал давать неуместные советы английским дипломатам, а потом оскандалился перед королем Англии... Явившись на первую официальную аудиенцию, он приветствовал короля привычным возгласом «хайль Гитлер», что справедливо было расценено как оскорбление его величества.

Но время опять сработало на Риббентропа. В республиканской Испании разразилась гражданская война. Мятеж Франко, инспирированный и открыто поддержанный Берлином и Римом, вызвал бурную реакцию во всем мире. Народы многих стран настойчиво требовали положить конец вооруженному вмешательству фашистских держав в испанские дела.

Под напором общественного мнения в Лондоне создается комитет по невмешательству. Риббентропу представляется новая возможность проявить свои интриганские способности, чтобы постепенно превратить этот международный орган в удобную ширму для новых агрессивных актов против Испанской республики.

Читать далее...

Виноторговец приходит на Вильгельмштрассе

Блеклым и облинявшим выглядел на скамье подсудимых бывший рейхсминистр иностранных дел Иоахим Риббентроп. Вид у него удрученный, соответствующий той метаморфозе, которая произошла в его положении.

Трудно назвать кого-нибудь другого из подсудимых, чье имя чаще мелькало бы в предвоенные годы на страницах мировой печати. И журналисты посвятили немало восторженных строк элегантной фигуре Риббентропа, его светским манерам, умению одеваться. Тогда он старательно обслуживался парикмахерами, массажистами, портными. Теперь все это позади. И господин рейхсминистр, который не научился сам следить за своей внешностью, как-то сразу постарел, опустился. Нередко он является в зал суда небритым, непричесанным. Да и в камере у него страшный беспорядок. Бюрократ по натуре, он развел там целую канцелярию, и бумаги валяются кругом в самом хаотическом состоянии...

Достаточно было несколько дней понаблюдать за Риббентропом во время суда, чтобы заметить, что ведет он себя совсем не так, как, скажем, уже известный нам Геринг. Этот держится скромно, даже заискивающе. Он чем-то напоминает ученика, который очень плохо занимался, оставлен на второй год и теперь старается замолить свои грехи.

Когда в зал входят судьи, Риббентроп каким-то образом умудряется опередить всех: и своих соседей по скамье подсудимых, и защитников, и обвинителей — и первым вскакивает с места. На вопросы отвечает с готовностью, будто давно осознал, что коль уж судьба обошлась с ним так круто, превратив министра иностранных дел в подсудимого, то его единственная забота — раскрыть будущим поколениям немецкого народа опасные заблуждения Гитлера, приведшего Германию к ужасной трагедии.

Сидит Риббентроп чаще всего скрестив руки: это его любимая поза. Перед началом судебных заседаний и в перерывах оживленно переговаривается с Герингом и Кейтелем. Но едва суд возобновляет свою работу, как он весь превращается в слух. На лице скорбная маска. Риббентроп старается казаться подавленным огромностью жертв и испытаний, которые выпали на долю человечества. Он держится с таким видом, будто сам из миллионов потерпевших и явился в нюрнбергский Дворец юстиции, чтобы предъявить свой счет.

На разные случаи у Риббентропа заготовлены различные выражения лица. Стоит, например, обвинителю прервать излияния рейхсминистра и напомнить ему об огромной личной вине, как он сразу же надевает личину безвинно оклеветанного человека...

 

Читать далее...

1) Ваши предложения об уничтожении всего имущества противоречат установкам, данным в речи т. Сталина, где об уничтожении всего ценного имущества говорилось в связи с вынужденным отходом частей Красной Армии. Ваши же предложения имеют в виду немедленное уничтожение всего ценного имущества, хлеба и скота в зоне 100–150 километров от противника, независимо от состояния фронта.

Такое мероприятие может деморализовать население, вызвать недовольство Советской властью, расстроить тыл Красной Армии и создать как в армии, так и среди населения настроения обязательного отхода вместо решимости давать отпор врагу.

2) Государственный Комитет Обороны обязывает вас, ввиду отхода войск и только в случае отхода, в районе 70–верстной полосы от фронта увести все взрослое мужское население, рабочий скот, зерно, трактора, комбайны и двигать своим ходом на восток, а чего невозможно вывезти, уничтожать, не касаясь, однако, птицы, мелкого скота и прочего продовольствия, необходимого для остающегося населения. Что касается того, чтобы раздать все это имущество войскам, мы решительно возражаем против этого, так как войска могут превратиться в банды мародеров.

Читать далее...

Ведомый великим Сталиным советский народ шёл к новым победам, вперёд, к коммунизму. Но в июне 1941 года мирный творческий труд советского народа был нарушен войной, возникшей вследствие нападения Германии на СССР.

22 ИЮНЯ 1941 года гитлеровская империалистическая Германия грубо нарушила пакт о ненападении и совершила неожиданное, вероломное нападение на Советский Союз. Война явилась поворотным пунктом в развитии Советской страны. Период мирного строительства кончился. Начался период освободительной Отечественной войны советского народа против немецких захватчиков.

В целях быстрой мобилизации всех сил народов СССР для отпора врагу Президиум Верховного Совета СССР, Центральный Комитет ВКП(б) и Совет Народных Комиссаров СССР 30 июня 1941 года приняли решение о создании Государственного Комитета Обороны, [182] в руках которого сосредоточивалась вся полнота власти в государстве. Председателем Государственного Комитета Обороны был назначен Иосиф Виссарионович Сталин.

Вождь и учитель трудящихся — товарищ Сталин встал во главе вооружённых сил СССР, возглавил борьбу советского народа против злейшего и коварного врага — германского фашизма.

Гитлеровская Германия начала свою грабительскую, захватническую войну против СССР в выгодных для неё условиях.

Читать далее...