Ленин не раз предупреждал об оппортунизме II Интернационала и неустойчивости его вождей. Он все время твердил, что вожди II Интернационала только на словах стоят против войны, что в случае, если война наступит, они могут изменить свою позицию и перебежать на сторону империалистической буржуазии, могут стать сторонниками войны. Первые же дни войны подтвердили предвидение Ленина.

В 1910 году на конгрессе II Интернационала в Копенгагене было принято решение о том, что социалисты должны в парламентах голосовать против военных кредитов. Во время войны на Балканах в 1912 году Международный конгресс II Интернационала в Базеле заявил, что рабочие всех стран считают преступлением стрелять друг в друга ради увеличения прибылей капиталистов. Так было на словах, в резолюциях.

Когда же грянул гром империалистической войны и надо было эти решения провести в жизнь, вожди II Интернационала оказались предателями, изменниками пролетариата, оказались слугами буржуазии, - стали сторонниками войны.

4 августа 1914 года германская социал-демократия голосовала в парламенте за военные кредиты, за поддержку империалистической войны. То же самое сделало подавляющее большинство социалистов Франции, Англии, Бельгии и других стран.

II Интернационал перестал существовать. Он распался на деле на отдельные социал-шовинистические партии, воюющие друг с другом.

Вожди социалистических партий, изменив пролетариату, перешли на позицию социал-шовинизма и защиты империалистической буржуазии. Они помогали империалистическим Правительствам одурачивать рабочий класс и отравлять его ядом национализма. Эти социал-предатели под флагом защиты отечества стали натравливать немецких рабочих на французских, а английских и французских рабочих - на немецких. Лишь незначительное меньшинство во II Интернационале осталось на интернационалистической позиции и пошло против течения, правда, не вполне уверенно и не совсем определенно, но все же пошло против течения.

Читать далее...

 14 (27) июля 1914 года царское правительство объявило всеобщую мобилизацию. 19 июля (1 августа) Германия объявила войну России.

Россия вступила в войну.

Еще задолго до начала воины Ленин, большевики предвидели ее неизбежность. На международных съездах социалистов Ленин выступал со своими предложениями, направленными к тому, чтобы определить революционную линию повеления социалистов в случае возникновения войны.

Ленин указывал, что войны - неизбежный спутник капитализма. Грабеж чужих земель, завоевание и ограбление колоний, захват новых рынков не раз служили причиной завоевательных войн капиталистических государств. Воина для капиталистических стран является таким же естественным и законным состоянием, как эксплуатация рабочего класса.

В особенности войны стали неизбежны, когда капитализм в конце ХIХ и в начале XX века окончательно перерос в высшую и последнюю ступень своего развития - империализм При империализме приобрели решающую роль в жизни капиталистических государств мощные объединения (монополии) капиталистов и банки. Финансовый капитал стал хозяином в капиталистических государствах. Финансовый капитал требовал новых рынков, захвата новых колоний, новых мест для вывоза капитала, новых источников сырья.

Но уже в конце ХIХ века вся территория земного шара оказалась поделенной между капиталистическими государствами. Между тем. развитие капитализма в эпоху империализма происходит крайне неравномерно и скачкообразно: одни страны, ранее бывшие на первом месте, развивают свою промышленность сравнительно медленно, другие, ранее бывшие отсталыми, быстрыми скачками нагоняют и перегоняют их. Изменялось соотношение экономических и военных сил империалистических государств. Появлялось стремление к новому переделу мира. Борьба за новый передел мира вызывала неизбежность империалистической войны. Война 1914 года была войной за передел мира и сфер влияния. Она задолго подготовлялась всеми империалистическими государствами. Ее виновники - империалисты всех стран.

Читать далее...

Для начала немного истории. Важнейшую роль в сотрудничестве украинских граждан с германскими нацистами сыграла «Организация украинских националистов» - ОУН. Она была образована на территории Западной Украины, которая столетиями пребывала в составе Австро-Венгерской империи. Именно австрийские власти, с целью отторжения российской части украинских земель, искусственно взрастили украинский национализм.

С конца 19 века на западных украинцев обрушилась мощнейшая пропаганда, которая внушала им мысль о том, что украинцы - особая нация, отличная от братского русского народа, что русские цари хитростью и обманом захватили Украину, что существование «самостийного» Украинского государства возможно лишь под покровительством Германской и Австрийской империй - только они силой оружия помогут освободить украинский народ, находящийся под игом «москалей» и т.д.

Эти теории нашли немало сторонников среди западных украинцев. Многие из них вступили в украинский легион, который австрийские власти сформировали для тех, кто позднее создавал ОУН - Андрей Мельник, Роман Сушко, Евгений Коновалец.

После Первой мировой войны Западная Украина попала под власть Польши, которая и слышать ничего не хотела об украинской независимости. В ответ националисты в 1922 году образовали «Украинскую войсковую организацию», развернувшую против поляков массовый террор. В 1929 году эта организация была переименована в ОУН.

С самого начала своего существования ОУН связала свою судьбу со спецслужбами фашистской Германии - военной разведкой Абвером и службой безопасности СД. Такой ориентации способствовали политические задачи, которые ставили перед собой националисты. А они, судя по имеющимся документам, желали по примеру Гитлера установить в своей стране фашистский диктаторский режим во главе с фюрером Степаном Бандерой, призывавшего своих сторонников беспощадно истреблять все «чуждые, неукраинские элементы».

В 1938 году в Берлине под эгидой гестапо было образовано Украинское бюро во главе с Романом Сушко. Главная задача бюро - надзор за всеми украинскими эмигрантами, проживающими в Германии. А под Бранденбургом, уже Абвером, были созданы тренировочные лагеря, где готовились кадры украинской «пятой колонны» для проведения диверсионной деятельности на территории Польши и Советского Союза. Вожди ОУН, Бандера и Мельник, значились преподавателями в одной из таких шпионских школ.

Читать далее...

Интервью И.В. Сталина газете "Правда" о речи Черчилля в Фултоне (14 марта 1946 года)

Вопрос. Как Вы расцениваете последнюю речь господина Черчилля, произнесенную им в Соединенных Штатах Америки?

Ответ. Я расцениваю ее как опасный акт, рассчитанный на то, чтобы посеять семена раздора между союзными государствами и затруднить их сотрудничество.

Вопрос. Можно ли считать, что речь господина Черчилля причиняет ущерб делу мира и безопасности?

Ответ. Безусловно, да. По сути дела господин Черчилль стоит теперь на позиции поджигателей войны. И господин Черчилль здесь не одинок, - у него имеются друзья не только в Англии, но и в Соединенных Штатах Америки.

Следует отметить, что господин Черчилль и его друзья поразительно напоминают в этом отношении Гитлера и его друзей. Гитлер начал дело развязывания войны с того, что провозгласил расовую теорию, объявив, что только люди, говорящие на немецком языке, представляют полноценную нацию. Господин Черчилль начинает дело развязывания войны тоже с расовой теории, утверждая, что только нации, говорящие на английском языке, являются полноценными нациями, призванными вершить судьбы всего мира. Немецкая расовая теория привела Гитлера и его друзей к тому выводу, что немцы как единственно полноценная нация должны господствовать над другими нациями. Английская расовая теория приводит господина Черчилля и его друзей к тому выводу, что нации, говорящие на английском языке, как единственно полноценные должны господствовать над остальными нациями мира.

По сути дела господин Черчилль и его друзья в Англии и США предъявляют нациям, не говорящим на английском языке, нечто вроде ультиматума: признайте наше господство добровольно, и тогда все будет в порядке, - в противном случае неизбежна война. 

Но нации проливали кровь в течение пяти лет жестокой войны ради свободы и независимости своих стран, а не ради того, чтобы заменить господство Гитлеров господством Черчиллей. Вполне вероятно поэтому, что нации, не говорящие на английском языке и составляющие вместе с тем громадное большинство населения мира, не согласятся пойти в новое рабство.

Читать далее...

Советский кинорежиссёр, сценарист, актёр. Член ВКП(б) с 1948 года.

Заслуженный деятель искусств РСФСР (17.03.1964).

Народный артист РСФСР (7.01.1977).

Народный артист СССР (14.10.1983).

 

Биография

Родился 28 июля 1923 года в городе Уразове, Курская губерния (в настоящее время — посёлок городского типа в Валуйском районе Белгородской области).

Отец был красным командиром (погиб в 1931 году), поэтому семья часто переезжала из города в город.

Летом 1941 года Басов пришёл во ВГИК, чтобы узнать правила приёма в это учебное заведение. Ему объяснили, какие до­кументы для этого требуются, какие экзамены предстоит преодолеть. Ушёл, твёрдо уверенный в том, что обязательно поступит. Но в его радужные планы внезапно вмешалась война.

Владимир Басов ушёл на фронт в июле 1941 года. Сначала лейтенант интендантской службы Басов служил начальником клуба 4-й отдельной стрелковой бригады, за отличную организацию художественной самодеятельности в боевых условиях был награжден медалью "За боевые заслуги". А потом его военная судьба делает крутой поворот и Владимир Басов становится минометчиком. Немало подвигов совершила минометная батарея старшего лейтенанта Басова, сам он был ранен 23 февраля 1945 года, вернулся в строй после ранения. Войну закончил в чине капитана и в должности заместителя начальника оперативного отдела 28-й отдельной артиллерийской дивизии прорыва резерва Главного командования. Имел все шансы остаться на военной службе и сделать блестящую карьеру, однако предпочёл уволиться на гражданку.

В 1947 году поступил на режиссёрский факультет (мастерская С.И. Юткевича и М.И. Ромма). 

С 1952 года — режиссёр киностудии "Мосфильм". В 1952 году, по окончании ВГИКа, как ассистент режиссёра участвовал в съёмках фильма "Пржевальский" (режиссёром картины был его учитель Сергей Юткевич).

Первая режиссёрская работа — экранизация спектакля Театра-студии киноактёра "Нахлебник" (1953, совместно с Мстиславом Корчагиным). Как актёр кино дебютировал в своём фильме "Школа мужества" (1954).

Снялся более чем в 80 фильмах. Владимир Басов — блистательный характерный и комедийный актёр.

Одной из лучших режиссёрских работ Владимира Басова стал фильм "Щит и меч" (1968).

В ряде своих фильмов выступает как автор или соавтор сценариев. Его творчество разнообразно по тематике и жанрам — от историко-революционных фильмов до приключенских лент.

Среди лучших экранизаций произведений советской литературы: "Школа мужества" по А.П. Гайдару, "Битва в пути" по одноимённому роману Г.Е. Николаевой, "Тишина" по повести Ю.В. Бондарева, "Щит и меч" по одноимённому роману В.М. Кожевникова, "Дни Турбиных" по М.А. Булгакову.

Читать далее...

«Архив смерти» — 13-серийный телесериал, снятый в 1979-1980 гг. в Германской Демократической республике.

 

Сюжет

 

8 ноября 1944 года за линию восточного фронта была переброшена группа из пяти советских разведчиков со спецзаданием, заключавшемся в захвате архива дел на агентов Третьего рейха на Украине, в Польше и Венгрии. В группу разведчиков вошли: немецкий коммунист Георг, живший в СССР с 1939 года; бывший студент, а ныне старший лейтенант военной разведки Борис; польский партизан Янек; гауптман Эрнст, сдавшийся в плен советским войскам вместе с остатками своего батальона; и бывший немецкий солдат Хайнер, также попавший в плен.

Во время десантирования самолёт группы был сбит. Один из её членов — Георг — был ранен и выбросился с парашютом далеко от намеченной цели. Несмотря на ранение, он сумел спасти мешок со снаряжением, но через некоторое время обессилел и потерял сознание на болотах, где его нашла местная жительница Ханка. Она спрятала Георга на острове среди болот, затем помогла найти его другим членам группы. Похитив немецкого военного врача доктора Лауэ, они заставляют его вылечить Георга.

За группой охотятся представители абвера: майор Цирргибель и гауптман Френцель, и СС: штандартенфюрер Хаук, оберштурмбаннфюрер Флинт и оберштурмфюрер Байзель.

Через 4 года после сериала вышел новый сериал под названием «Фронт без пощады». Несмотря на то, что сюжет и герои стали полностью самостоятельными, их играли большей частью те же актёры.

Читать далее...

Продолжение

С еще большим успехом некоторые из подсудимых разыграли роль кающихся, когда вели частные беседы с доктором Джильбертом. Франк, например, в последние дни процесса разразился перед ним такой тирадой:

— Пройдут века, и народ спросит: боже мой, как могло все это случиться? Вы не можете назвать это просто преступлением — преступление слишком мягкое слово... Воровство — преступление. Убийство человека — преступление. А это? Это просто не укладывается в голове! Система массовых убийств. Две тысячи жертв в день. Золотые зубы и кольца — в имперский банк, волосы — для матрацев! Боже мой! И все это было приказано одним дьяволом, который появился в человеческом облике...

Франку вторил Шпеер:

— Я видел, как вся страна была в отчаянии и как убивали миллионы людей из-за этого маньяка...

Сохранились для потомства и доверительные высказывания перед Джильбертом Функа:

— Среди нас не найдется ни одного человека, который мог бы избежать моральной ответственности за все это. Я уже говорил вам, как меня мучили угрызения совести, когда я подписывал законы о передаче еврейской собственности в собственность немецкого государства... Все виновны!

А вот к какому выводу пришел Дениц, утверждавший в первые дни процесса, что обвинительное заключение является «типичным американским юмором»:

— Я негодовал, узнав, что меня привезут на процесс, потому что ничего не знал об этих зверствах. Но сейчас, когда я заслушал все показания, узнал о двурушничестве и всех грязных делах на Востоке, я удовлетворен тем, что здесь пытаются выяснить корень этих злодеяний.

В таком же духе высказался и Папен:

— Я охотно готов принять свой приговор как жертву на алтарь дела разоблачения гитлеровского режима перед немецким народом. Немецкий народ должен знать, как его предавали, и он должен также помочь стереть с лица земли последние остатки нацизма...

Все эти признания вспомнились мне в связи с оголтелой кампанией против Нюрнбергского процесса, которая ведется сегодня в Западной Германии с целью реабилитации нацистов, находящихся на службе у Бонна. Ведь даже Франк и Ширах, Дениц и Папен не посмели подвергнуть сомнению достоверность собранных Международным военным трибуналом доказательств виновности нацизма в тягчайших преступлениях против человечества.

И все-таки нельзя согласиться с теми представителями трибунала от западных держав, которые пытались объяснить эти признания подсудимых следствием их психологического надлома и раскаяния. Один американец как-то даже упрекнул меня:

— Нет, майор, вы, русские, слишком прямолинейны и недоверчивы. Для вас, если это нацист, то уже этим все сказано, раз и навсегда.

Читать далее...

В зале суда бывшее германское правительство размещалось на двух скамьях. Принцип размещения, в общем, соответствовал положению, которое каждый подсудимый занимал в нацистской иерархии.

На первом месте в первом ряду — Герман Вильгельм Геринг. Вряд ли я узнал бы его, если бы встретил в гражданском костюме где-нибудь в коридорах Дворца юстиции. Ведь нам приходилось видеть больше карикатуры на Геринга, чем его портреты. С карикатур на нас смотрел тучный сатрап с заплывшим жиром лицом. А здесь, в зале суда, когда я вплотную подошел к скамье подсудимых, передо мной сидел человек весьма умеренной полноты. Лишь по тому, как на нем висел френч, можно было догадаться, что он сильно исхудал.

Тщетно было бы искать на лице или в повадках Геринга то, что итальянский криминалист Ломброзо называл чертами врожденного преступника. И, чтобы уже не возвращаться к этому вопросу, скажу здесь сразу, что почти никто из нюрнбергских подсудимых не производил впечатления озверелого эсэсовца. Напротив, некоторых из них — например, руководителя «Гитлерюгенда» Бальдура фон Шираха — можно было принять за весьма респектабельных джентльменов.

Ничего зверски палаческого не проглядывало и в Геринге. Он широк в плечах. На энергичном лице — серые живые глаза, прямой нос, тонкие губы. Лишь мешки под глазами выдавали патологию. Полковник Эндрюс повел с ней борьбу, лишив Геринга наркотиков. Может быть, именно потому Геринг и выглядел к началу процесса более презентабельно, чем в былые времена. То, что не смогли сделать его многочисленные врачи, сделала нюрнбергская камера.

В Германии, пожалуй, всем была известна страсть рейхсмаршала чуть ли не ежедневно менять мундиры. Он сам придумывал их рисунки и покрой. Но на процессе Геринг все время появлялся в сапогах и брюках галифе с генеральскими лампасами. Прежде чем сесть, обязательно укутывался в армейское одеяло, которое приносил с собой. Видимо, ему было не очень уютно на обыкновенной деревянной скамье.

Если другие подсудимые сидели в одной, привычной для них позе, то Геринг очень часто менял положение, вел себя весьма экспансивно, поминутно поворачивался к соседям, что-то шептал им.

Читать далее...

«Весьма важные персоны»

Давно замечено, что в разных странах внутреннее расположение тюрем — камеры, их оборудование — и даже режим дня имеют много общего. Это дало когда-то повод Илье Эренбургу остроумно заметить устами Хулио Хуренито, что палка, в чьих бы руках она ни оказалась, не перестанет быть палкой; ни мандолиной, ни японским веером она стать не может.

Нюрнбергская тюрьма не являлась исключением. Это многоэтажное здание нафаршировано камерами размером 10 на 13 футов. В каждой камере на высоте среднего человеческого роста — окно в тюремный двор. В дверях — другое окошко, постоянно открытое (через него передавалась подсудимому пища и осуществлялось наблюдение). В углу — туалет.

Весь мебельный «гарнитур» составляют койка, жесткое кресло и вправленный в пол стол. На столе разрешалось иметь карандаши, бумагу, семейные фотографии, табак и туалетные принадлежности. Все другое изымалось.

Когда подсудимый ложился на койку, его голова и руки должны были всегда оставаться на виду. Всякий, кто пытался нарушить это правило, вскоре чувствовал руку часового: его будили.

Ежедневно заключенных брил безопасной бритвой проверенный парикмахер из военнопленных. Бритье тоже проходило под наблюдением охраны.

Электропроводка и освещение были сделаны так, что свет в камеры подавался снаружи. Это исключало возможность самоубийства током. Очки выдавались только на определенное время и на ночь обязательно отбирались.

Один-два раза в неделю заключенные могли ожидать обыска. В таких случаях они становились в угол, а военная полиция перетряхивала буквально всю камеру. Еженедельно полагалась баня, но перед ней непременно нужно было пройти через специальное помещение для осмотра.

Я часто видел начальника тюрьмы полковника Эндрюса. Высокий, широкоплечий, представительный, в очках, придававших его строгому лицу еще большую официальность, он проявлял много забот о подсудимых, дабы каждый из них чувствовал себя настолько хорошо, чтобы не пропускать заседаний суда. Эндрюс производил впечатление настоящего служаки, понимавшего, что под его надзором находятся не обычные уголовники, а заключенные особого рода. Как-то он мне сказал, показывая на скамью подсудимых: «Уф». Я сразу не понял его, и он разъяснил:

— Very important persons{5}.

Читать далее...

Дорога в Нюрнберг

Июль 1945 года. Дивизия, в которой я служил председателем трибунала, возвращается из-под Праги в родные места. На этот раз путь был легким — солдаты спешили домой.

Меня же ожидало другое. Из Москвы пришло указание немедленно прибыть в Главное управление военных трибуналов. А там объявили, что идет подготовка к созданию Международного военного трибунала для суда над главными преступниками второй мировой войны, процесс состоится в Нюрнберге и я командируюсь туда в составе советской делегации.

Поспешный выезд в дивизию. Сдача дел. Прощание с фронтовыми друзьями. И снова — в Москву.

Первая встреча с моим новым шефом — генерал-майором юстиции Ионой Тимофеевичем Никитченко. До сих пор я знал его как заместителя председателя Верховного суда СССР. Теперь он — член Международного трибунала. В лаконичной беседе с Никитченко выясняется мое будущее положение в Нюрнберге: мне предстоит ведать советским секретариатом.

Пока оформляются документы, работаю в Военной коллегии Верховного суда СССР. Оформление длится два месяца. Наконец вместе с военным прокурором Василием Самсоновым, тоже командируемым в Нюрнберг, я сажусь в самолет. Мы летели на процесс, который продлится около года и о котором так много будет написано и хорошего, и плохого, и правдивого, и лживого.

Скоро я услышу английского обвинителя Шоукросса, и он будет утверждать, что Нюрнбергский процесс «явится авторитетной и беспристрастной летописью, к которой будущие историки могут обращаться в поисках правды, а будущие политики в поисках предупреждений». Но когда закончится процесс, я прочту книгу его соотечественника публициста Монтгомери Бельджиона, где есть такие слова: «Если бы обыкновенный человек попал с луны в Нюрнберг, то он пришел бы к выводу, что там царит сплошная бессмыслица». В чем заключается эта «бессмыслица», разъяснит затем лорд Хенки. Он назовет Нюрнбергский процесс «опасным прецедентом для будущего» и поспешит заверить, «чем скорее мы покончим с этими процессами, тем будет лучше...»

Я услышу в зале суда исполненное глубокого смысла заявление главного французского обвинителя Шампетье де Риба:

— После предъявления документов, после того, как были заслушаны свидетели, после демонстраций кинофильмов, при просмотре которых даже сами подсудимые содрогнулись от ужаса, никто в мире не сможет утверждать, что лагеря уничтожения, расстрелянные военнопленные, умерщвленные мирные жители, горы трупов, толпы людей, изуродованных душой и телом, газовые камеры и кремационные печи, — что все эти преступления существовали лишь в воображении антинемецки настроенных пропагандистов, этого не сможет утверждать никто.

Читать далее...