В 1913 году Америка имела отрицательный внешнеторговый баланс, а ее инвестиции в экономику других стран, главным образом латиноамериканских, были меньше, чем внешний государственный долг. Если на конец 1913 года за границей были размещены капиталы США на сумму 2,065 миллиардов тогдашних долларов, то сами Соединенные Штаты были должны 5 миллиардов долларов. Надо отметить, что это были доллары образца 1873 года, каждый из которых в то время был приравнен к 1,50463 граммам чистого золота. Однако с началом первой мировой войны картина изменилась.

С 1 августа 1914 года по 1 января 1917 американцы предоставили воюющим странам займов на 1 миллиард 900 миллионов долларов. Уже в апреле 1915 Томас Ламонт, один из совладельцев финансовой империи Морганов, выступая перед журналистами, заявил, что Америке необходимо как можно больше помогать европейским союзникам, так как это приведет к выкупу американцами их долговых обязательств перед Францией и Англией. Еще больше американцы разместили кредитов после того, как США вступили в войну. К концу войны их общий объем составил 10 миллиардов 85 миллионов долларов. Из них примерно 7 миллиардов пошли на закупку вооружений и военных материалов у самих же американцев. В результате Америка из одного из крупнейших должников превратилась в крупнейшего кредитора. Франция же и Англия, наоборот, из крупнейших в мире кредиторов превратились в крупнейших в мире должников. В случае с Францией этому способствовало то обстоятельство, что на территории этой страны шли военные действия, а северо-восточная ее часть, где и была сосредоточена большая часть тяжелой промышленности, всю войну находилась под немецкой оккупацией.

Собственные золотые резервы Франции к началу войны оценивались в 845 миллионов долларов, и неудивительно, что все они были израсходованы за первые месяцы войны. Что же касается Англии, то тут дело было в том, что в неофициальных беседах американские государственные мужи всю войну и первые послевоенные годы заверяли своих британских партнеров в том, что по окончании войны долги этих стран Америка частично спишет, частично же переложит тяжесть их выплат на плечи побежденных держав, увязав график погашения долгов стран-заемщиков с графиком получения ими репарационных платежей от Центральных держав. Гром грянул 4 марта 1920 года. В этот день англичане получили ответ от министра финансов США на послание своего министра финансов, отправленное 20 февраля того же года. В ответе говорилось примерно следующее: "Если вы и дальше будете опаздывать с выплатой процентов, вы больше не получите от нас ни доллара. Нас не волнует то, что вам не платит Германия. Вы от нее получили колонии в Африке, французам вернули Эльзас и Лотарингию а мы тоже воевали, и никаких территорий не приобрели. Так будьте добры, платите, что положено, включая причитающиеся нам проценты". Читать далее...

Индейцы, общее название коренного населения Америки (за исключением эскимосов и алеутов). Название возникло от ошибочного представления первых европейских мореплавателей (Христофора Колумба и др., конца 15 в.), считавших открытые ими заатлантические земли Индией.

По антропологическому типу индейцы принадлежат к американской расе. Общая приблизительная численность индейцев в Америке свыше 30 млн. чел. (оценка на середину 1960-х гг.). Языковая дробность индейцев очень велика.

Читать далее...

Государственная политика США в отношении индейского населения – одна из самых позорных глав американской истории. Только в Северной Америке и Австралии коренные народы стали чужими в собственной стране после прихода европейских колонизаторов. Они и по сей день составляют 1,6% от общей численности населения некогда принадлежавших им безраздельно земель.

В настоящее время в США насчитывается 550 признанных федеральным правительством  индейских племен. По данным Бюро переписи населения, на 1 июля 2008 года количество индейцев, проживающих на территории Соединенных Штатов, составляло 4,9 млн. человек. И около двух третей из этих почти 5 миллионов индейцев проживает в административно установленных примерно 275 резервациях.

Отношения между индейцами и европейцами начинаются с открытия Америки Колумбом и начала колонизации. Взаимодействие этих двух культур не было однозначным. Известно множество фактов о дружбе и мире между коренными американцами и белыми поселенцами (как, например, в Плимутской колонии), но в целом же тактика освоения североамериканского континента не несла местным народам ничего положительного. Мирные индейские племена вытеснялись на неплодородные земли, где погибали от голода и болезней, завезенных европейцами; более воинственные и непокорные племена истреблялись в боях. Во времена активной колонизации европейцы, соперничавшие между собой за земли Нового Света, часто прибегали к военной силе индейских племен, обещая им мир в будущем.

Коренные американцы изначально расценивались большинством европейцев как низшая раса и помеха осуществлению колонизации. Девизом экспансионистов была фраза: «Хороший индеец – мертвый индеец». Некоторые ученые считают, что впоследствии и теория фронтира, и Manifest Destiny толковались как обоснование геноцида американских индейцев. Так, по мере отодвигания линии фронтира на Запад, новые американцы «очищали» земли от «аборигенов». А по Manifest Destiny европейцам принадлежала миссия по созданию идеального государства в Северной Америке, следовательно, все, кто мешал этому, были неугодны Богу и подлежали уничтожению. Это было естественной жертвой развивающейся цивилизации. Вследствие осуществления этой, подобной нацизму, идеологии численность индейцев сократилась с 3 миллионов до 200 тысяч человек. Убийства коренного населения подчас были крайне жестокими и не имели основания. Крупнейшие акты геноцида – у Вундед-Ни, у Гнаденхюттена, на острове Индиан-Айленд. Читать далее...

Империализм господствует на Земле. Иначе можно назвать его монополистический капитализм. Миром правит горстка крупнейших монополий, или вернее их капитал. Они находятся в непрерывной конкурентной борьбе, постоянно делят и переделивают, давно поделенный мир. Идет непрерывная война между ними, то одна то другая страны вспыхивают, как факелы - Афганистан, Ирак, Югославия, Ливия, сегодня горят Украина и Сирия. Но это тодько известные всем страны, а в скольких идет тихая война и гибнут мирные жители, женщины, дети, старики...

Капитализм - это война, а империализм уже жить не может без войн. Доказательство тому чудовищная гонка вооружений. Военная промышленность - единственная отрасль, где еще существует хоть какой-то научный прогресс. Читать далее...

...А произвол корпораций в области цен на продукты, устанавливаемых вне всякой зависимости от качества или от сезона! Если, положим, в Нью-Йорке, Чикаго или каком-нибудь другом большом городе лимоны стоят десять центов три штуки, то так они и будут стоить даже при самом большом урожае, хотя бы для того, чтобы удержать эту цену, пришлось гноить излишки в товар­ ных вагонах или сбрасывать в море. То же происходит и с другими фруктами и овощами. Вот сейчас, вдоль железнодорожных путей между Джерси-сити и Ньюарком гниют под открытым небом горы сельскохозяйственных продуктов; их сбрасывают там вагон за вагоном, потому что иначе нью-йоркские оптовики неминуемо сбили 104 бы цены. В стране, где миллионы безработных, где тысячные очереди выстраиваются за тарелкой бесплатного супу, открыто, на глазах у всех, уничтожаются запасы пищи, и вокруг этого еще поднимают шумиху! Вспомните, как несколько месяцев назад все газеты, захлебываясь от восторга, писали об учебном сражении в Калифорнии, где снарядами служили «излишние» яйца. Тысячи ящиков яиц были уничтожены ради того, чтобы удержать цены на высоком уровне,— а сколько детей в Америке чахнет от постоянного недоедания, и их родители, сами чуть не умирая с голоду, даже и мечтать не могут о том, чтобы купить яйцо своему ребенку. Что же, неужели мир сошел с ума? Неужели все люди либо подлецы, либо дураки?

То же и с хлебом. Десять центов за небольшой хлебец — а сотни миллионов бушелей пшеницы преют на складах и не поступают на рынок! И это еще не самое худшее. Прошлой зимой в северо-западных штатах пшеницей топили печи, по наущению капиталистов, именовавших это «стабилизацией». А вокруг миллионы бездомных и голодных, у которых нет и этих десяти центов! Шкуры рогатого окота сейчас идут за бесценок — на горе скотоводам и на радость мясопромышленникам, — но пара башмаков попрежнему стоит от восьми до четырнадцати долларов! А безработные и те, чья зарплата урезана наполовину, пусть устраиваются, как знают!

Хуже всего, что правительство не только попустительствует такому уничтожению предметов жизненной необходимости, но и само принимает в этом участие. Разве тупицы из Сельскохозяйственного управления не приказали недавно хлопководам Юга запахать одну треть хлопковых посевов для того, чтобы можно было поднять цену на хлопок? Правда, хлопок за последнее время сильно снизился в цене, и когда в этом году наметились виды на большой урожай, то продажная цена упала ниже себестоимости; но разве из этого следует, что надо уничтожать то, в чем нуждаются тысячи неимущих? А богатые землевладельцы постарались переложить всю тяжесть понесенных убытков на плечи своих издольщиков: так в Кэмп Хилле, штат Алабама, негров-издолыциков попросту перестали кормить, чтобы заставить их отказаться от своей доли урожая еще до начала уборочного сезона. А там стали и пристреливать их за малейшую провинность — за кражу кошелька или булки,— из страха, как бы эти десятки тысяч нищих и голодных людей, осмелев от отчаяния, не вырвали силой у своих алчных господ, или у так называемого правительства, тот насущный кусок, без которого они обречены на гибель. Естественно, что фермер-хлопковод не желал уничтожать свой хлопок, хоть, может быть, и находил полезным, чтобы сосед уничтожил свой. Одним словом, дикая и бессмысленная выдумка Сельскохозяйственного управления вызвала только всеобщее недовольство. Читать далее...

Загнивающий капитализм несет народам порабоще­ние.

Американские доллары — вот та почва, на которой возникает американский империализм. Куда же вывозит Америка свои доллары и как они распределены между отдельными странами? 2 000 000 000 приходятся на Канаду,  около 1000 000 000 на Мексику и Кубу,  500 000 000 на Великобританию и примерно по 100 000 000 на Францию, Венецуэлу, Перу, Боливию и Филиппины. И если не считать природных богатств, за­хваченных в США частными лицами в целях своего личного обогащения, то все эти капиталы являются про­дуктом труда американского рабочего. Это все сверх­прибыль, созданная общими усилиями служащих, рабо­чих, конторщиков, продавцов. Созданные в Америке (и так несправедливо там распределяющиеся), эти капиталы заправляют теперь железными дорогами и предприятиями общественных услуг еще и в других девяти крупных странах. В шести странах они завладе­ли всей промышленностью: они эксплоатируют нефтяные источники двадцати стран. В коммерческом отношении Америка в сущности перевернула весь мир вверх но­гами и продолжает делать это и сейчас. За какой-нибудь один год американский капитал ставит тысячи телефонных станций (не телефонов, а станций!) — в Испании, Мексике и Южной Америке. Одна из наших крупнейших компаний, «Юнайтед фрут Компа­ни», владеет банановыми плантациями в Гондурасе (стоимостью в 24 000 000 долларов), Гватемале (стоимостью в 4 000 000), Коста-Рика (8 000 000) и т. д. и в корне меняет всю экономику этих стран, в результате чего местные рабочие, правда, не становятся богаче, зато владельцы этой компании, и без того уже колоссально богатые, получают возможность еще приумножить свои миллионы. А это верный залог того, что и рабочие дру­гих стран и широт в самом недалеком будущем станут жертвами такой же эксплуатации.

Фирма «Фокс филмз» имеет филиалы в сорока де­вяти странах; Генри Форд испещрил своими агентствами всю карту мира. Нет, кажется, такого уголка на свете, где ни поблескивал бы американский доллар. Повидимому, даже Китай становится местом встречи старых знакомых, где собирается у камелька все та же амери­канская финансовая клика: тут и «Бетлехем стил», и «Стандард ойл», и Ли Хиггинсон, и Дж. Морган, не го­воря уже о вездесущих и всемогущих Гуггенхеймах, Дюпонах, Догерти и Догени,— причем все они чувствуют себя здесь как дома. Да и немудрено: ведь их спокой­ствие охраняют американские пушки, солдаты и мис­сионеры.

Итак, американские капиталы щедро вывозятся за границу. Но что это дает американским рабочим или рабочим тех стран, куда попадают эти доллары? Повышается ли жизненный уровень этих рабочих, улучшаются ли условия труда? Наивный вопрос! Когда «Стандард ойл» был полновластным хозяином в Мекси­ке, переработка нефти на месте обходилась ему в шесть раз дешевле, чем дома, — однако продавал он нефть всюду (в том числе и в Соединенных Штатах) по обыч­ным рыночным ценам. За последние три-четыре года американские компании особенно расширили экспорт ка­питалов — иногда раза в четыре против прежнего. Ди­виденды в 30 или 40 и даже в 400 и 4000 % способство­вали развитию аппетитов. Но здесь я хочу остановить ваше внимание на некоторых фактах, ибо только долж­ная их оценка поможет вам понять, какое положение Америка ныне занимает в мире и что это сулит нам в будущем. Читать далее...

Американскую конституцию обычно восхваляют за то, что она якобы выдержала испытание временем. Однако что же это означает на деле? Не то ли, что конституция дала широчайший простор самовластию корпораций,— чего отнюдь не имели в виду ее авторы,— что, прикры­ваясь ею, монополистический капитал захватил господ­ство в стране, превратив всякие гарантии народных прав в мираж? Конечно, два миллиона колонистов, ко­торые не имели ни одной ежедневной газеты, которые гордились своей столицей Филадельфией с ее двадцати­пятитысячным населением и пришли в такой восторг от дилижансов открытой в 1776 году почтовой линии Нью-Йорк — Филадельфия, совершавших свой рейс за двое суток, что называли их не иначе, как «летательны­ми машинами», — конечно же, эти мирные провинциалы не могли предугадать развитие капитализма, ныне являющегося стержнем всей американской жизни. Современные правители Америки нисколько не заботятся об интересах большинства, зато они обеспечивают интересы незначительного меньшинства,— иными слова­ми, интересы корпораций, — предоставляя им право все прибирать к рукам ради собственной выгоды.

Основной опорой капитализма является та статья конституции, в которой говорится о неприкосновенности частной собственности. Формулируя эту статью, авторы конституции исходили из свойственных тому времени представлений о личной собственности и недвижимом имуществе. Да и кто же мог тогда предвидеть последующии бурный рост промышленности, в результате которого слова «частная собственность» стали означать не только бесчисленные акции и обязательства всевоз­можных держательских компаний, трестов и корпора­ций, но по существу и сами эти тресты и корпорации в целом. А ведь именно такова природа большинства со­временных крупных состояний, дающих неограниченную власть тем, кто ими владеет. Недавно умерший Джордж Ф. Бейкер, председатель правления «Ферст нэйшнл бэнк» в Нью-Йорке, оставил своим наследникам сотни миллионов долларов в виде десятков тысяч акций и обязательств железнодорожных, банковских и всяких других компаний.

Времена меняются, и наши финансисты и заправилы банков и корпораций, все -больше и больше входя во вкус власти и неограниченного влияния, не только в корне пресекали всякие попытки естественного и необ­ходимого расширения прав народа, но и ограничивали и постепенно сводили на-нет те права, которые были предусмотрены конституцией полтора века назад. Фор­мула «власть народа и для народа» отнюдь не соот­ветствовала их желаниям и интересам, и они не щади­ли усилий, чтобы лишить ее реального содержания. Читать далее...

Из всех бутафорских привилегий, которыми обладает современный трудящийся американец, самая бутафор­ская — это его право голоса. Избиратель! Как кичится этим званием какой-нибудь простак, ораторствующий в мелочной лавке, на деревенском перекрестке или на собрании фермеров! Его сенатор! Его губернатор! Его президент! А между тем сколько тягот ложится на его плечи с благословения, а то и при содействии этих самых сенаторов, губернаторов и президентов! Современ­ный мир не знает злее шутки, чем избирательное право народных масс, безропотно сносящих любой гнет. И все же миллионы американцев твердо верят в своих избран­ников, якобы представляющих большинство народа! Ах, как все это замечательно в теории! Поговорим, однако, о том, что происходит в действительности; может быть, этим удастся расшевелить хотя бы немногих!

Выборы, разумеется, должны были бы ставить и разрешать ряд важных вопросов, и тогда избирательное право оказалось бы в самом деле чем-то, заслуживающим уважения. Но так ли это? Вспомните, о каких в сущности пустяках спорят, надрываясь и силясь перекричать друг друга, тысячи профессионалов от поли­тики на уличных трибунах, в залах для митингов, на страницах газет или по радио, получая за это по тысяче долларов в вечер! Республиканская партия лучше демо­кратической парши! Осел и мерзавец Робинзон такой же осел и мерзавец, как осел и мерзавец Джонс! Два сапо­га пара! Но где-то сзади неизменно маячит фигура местного, или общештатского или общегосударственного босса, а из-за плеча босса ехидно и самоуверенно усме­хается корпорация, ее банкиры, судьи, адвокаты и ее правительство! Тра-ра-ра! Побольше флагов, оркестров, процессий и речей, потому что так легче дурачить дураков, о чем плутам и жуликам очень хорошо известно!

А между тем нетрудно обрисовать фактическое положение вещей в стране с такой ясностью, что каждый поймет,— даже политиканы, если только они захотят по­нять. Чтобы разобраться в ухищрениях корпораций, вовсе не нужно особых стараний. Но захотят ли в этом разбираться? И есть ли к тому возможность? Ведь кор­порации сумеют внушить страх божий (имеется в виду их корпорационный бог) любому политическому дея­телю, который вздумает этому способствовать, а газеты живо замнут вопрос. Вы сомневаетесь? Раскройте лю­бую из бесчисленных провинциальных газеток, издаваемых дельцами типа Ганнета, и посмотрите, что и как в них печатается! Да и крупные газеты, даже те, которые считаются в Америке лучшими и самыми «честными»,— как бессовестно режется и искажается в них материал в угоду все тем же корпорациям! Читать далее...

Верховный суд Соединенных Штатов! Наш высоко­чтимый верховный суд! Какова его роль в деле превра­щения американской демократии в американскую оли­гархию?

Для того чтобы лучше разобраться в достоинствах и пороках этого учреждения, я хочу сделать обзор его деятельности, как прошлой, так и настоящей. Но нельзя
толковать о суде, не говоря о судьях, о том, какие круги общества они представляют и что это за люди сами по себе; а потому давайте сперва познакомимся с судья­ми — не только с теми, кто занимает этот пост ныне, но и с их многочисленными предшественниками.

Начнем с судьи Кертиса, который в 1857 году вышел в отставку, подобно многим своим коллегам, по той простой причине, что барыши, доставляемые частной практикой, прельщали его больше, нежели почетное и ответственное положение верховного истолкователя за­конов. Достаточно сказать, что, как поверенный корпо­раций, Кертис составил себе довольно круглое по тем временам состояние в 700 ООО долларов. Легко пред­ставить себе, как такому судье были близки интересы трудящегося народа! Впрочем, коллеги судьи Кертиса мало чем отличались от него.

Следующий на очереди Салмон П. Чейз (1808— 1873), председатель верховного суда США. До своего назначения в верховный суд он был адвокатом, поверен­ным банкиров. В то время из фондов Банка Соединен­ных Штатов исчезли неведомо куда 76 ООО ООО долларов да на 30 ООО ООО было роздано ссуд всяким конгрессменам, журналистам, политиканам. Председатель прав­ления банка, Николас Бидл из Филадельфии, выплатил из банковской кассы более миллиона долларов без вся­ких оправдательных документов. 130 ООО долларов по­шли на взятки членам законодательного собрания Пен­сильвании за проведение благоприятствующих банкам законов. Вот каких проходимцев выгораживал в суде Чейз. Но столь тесное общение с миром коррупции ни для кого не может пройти бесследно. Яд низкопоклон­ства легко проникает в душу, и не удивительно, что Салмон П. Чейз молился на своих хозяев и в этих сея­телях коррупции видел чуть ли не воплощение творче­ских сил Америки, имеющих полное право на поддерж­ку закона.

Наших судей всегда связывали с корпорациями не­расторжимые и нерушимые узы взаимопонимания и общности интересов. Вот, например, Брэдли (1813—1892): прежде чем стать членом верховного суда, он провел, в качестве адвоката, ряд дел, которые дали возможность нескольким железнодорожным компаниям штата Нью-Джерси объединиться и ввести непомерно высокие железнодорожные тарифы. Я считаю, что чело­век с подобными устремлениями едва ли способен войти в положение рабочего, гнущего спину по двенадцать—пятнадцать часов в сутки за каких-нибудь полтора-два доллара. Люди типа Брэдли всегда были и будут слепы и глухи к нуждам трудового люда.

Уэйт (1816—1880) до своего назначения председа­телем верховного суда долго состоял поверенным Южно-Мичиганской железной дороги. Вот один из об­разчиков характерного для него крючкотворства. На железной дороге, интересы которой он защищал, прои­зошел следующий случай. Поезд, шедший через Толедо со скоростью более двадцати пяти миль в час и не дав­ший у переезда обычного свистка — двойное нарушение правил! — задавил некую Веронику Муль. В первой судебной инстанции ее ребенку было присуждено едино­временное пособие в пять тысяч долларов. Как же по­вел это дело Уэйт при апелляции в высшую инстанцию? Он потребовал доказательств того, что ребенок рожден потерпевшей в законном браке! Полагаю, что коммента­риев не требуется. Читать далее...

Тяжелую руку трестов и держательских компаний чувствует на себе каждый американец. Эта рука давит так сильно, что рядовой американский обыватель — любитель бейэбола и кино, мелкий предприниматель или труженик — временами осознает, под каким экономиче­ским, политическим и юридическим гнетом ему прихо­дится жить. Он начинает корчиться и извиваться, стре­мясь высвободиться, даже иногда пробует поднять голос протеста, но в результате лишь убеждается, насколько сильна и несокрушима власть банков и корпораций и какими хитроумными методами она осуществляется. Впрочем, всей полноты этой власти он до сих пор не в состоянии понять. А если даже и поймет в какой-то мере, то побоится протестовать, чтобы не навлечь на себя еще худшие бедствия, — так уж, видно, повелось в нашей стране!

Двадцать лет назад трудящиеся мечтали о золотом веке техники, когда рабочий день не будет превышать шести-семи часов. Сейчас техника уже на грани совершенства — и что же? Они — нищие, живут подачками, а 40 ООО миллионеров являются фактическими хозяевами страны. Даже до экономической катастрофы, разразив­шейся ныне, в лето от р. х. тысяча девятьсот тридцать первое, американским рабочим уже было ясно, что все­сильные банки и корпорации покупают закон, а долж­ностных лиц подбирают по своему усмотрению. Таким образом, на страже капиталистических интересов стоят люди, которые обладают и временем, и возможностями, и соответственным «лоском» для того, чтобы общаться с сенаторами и судьями, вступать с ними в споры и убеждать их. А средний американец, некогда мнивший себя столь свободным и независимым, теперь, по су­ществу говоря, лишь каторжник в кандальной роте, по­корно гнущий спину на потребу той или иной кор­порации.

Но если есть люди, которые это понимают, то гораз­до больше таких, которые не понимают ничего. Надо сказать, что американцы, весьма способные и сообрази­тельные там, где дело касается техники или спорта, в экономических вопросах являются поистине непревзой­денными тупицами. Они не понимают самых элементар­ных вещей и, пока их не возьмут за горло, — как, на­пример, сейчас, — не желают понимать. («А, пойдем-ка лучше на футбол!») Сейчас, однако, положение тако­во, — особенно в некоторых областях хозяйственной жизни, — что, пожалуй, на футбол уже не пойдешь, и те же самые обыватели начинают смутно, а подчас и довольно ясно сознавать, что их законное правительство целиком находится в руках вышеназванных банков и трестов. Мало того, они начинают бороться против этих банков и трестов. Правда, из дальнейшего будет видно, что борьбу эту никак нельзя назвать успешной, но все же во время выборов в таких штатах, как Орегон, Ва­шингтон, Массачузетс, Пенсильвания и Нью-Йорк, насе­ление широко поддержало проект передачи в государ­ственную собственность предприятий общественных услуг. Конечно, это довольно мягкая форма протеста, но я надеюсь, что в глубине души у каждого протест го­раздо сильнее. Однако, как будет видно из дальнейшего, народное самоуправление в Америке в большинстве слу­чаев уже стало фикцией. Народ привык к тому, что его
погоняют, и боится протестовать вслух. И сомневаюсь, можно ли будет вернуть все утраченные свободы без многих и бурных столкновений.

Наши корпорации разрослись до гигантских разме­ров — 130 из них в общей сложности контролируют ка­питал в 55 ООО ООО ООО долларов! Это цифра не только неслыханная в истории бизнеса, но вообще с трудом под­дающаяся человеческому восприятию. А банки, которые представляют, а во многих случаях и контролируют эти корпорации, получают такие небывалые прибыли и тем самым достигли такого могущества, что смешно и ду­мать о возможности регулировать их деятельность правительственными мерами. О каком правительственном регулировании может быть речь, когда в сущности сами банки и корпорации и есть наше правительство Читать далее...