<ГЛАВА I>. АПОГЕЙ И ПЕРИГЕЙ. (1858-1862)      

I

     ...Часов в десять утра я слышу снизу густой и недовольный голос:

     - Me дит комса колонель рюс ее вуар.

     - Monsieur ne recoit jamais Ie matin et...

     - Же пар демен.

     - Et vorte nom, monsieur...

     - Mais ву дире колонель рюс 1, - и полковник прибавил голосу.

     Жюль был в великом затруднении. Я спросил сверху, подошедши к лестнице:

     - Quest ce quil у а?

     - Се ву? - спросил полковник.

     - Oui, cest moi 2.

     - Велите, батюшка, пустить. Ваш слуга не пускает.

     - Сделайте одолжение, взойдите. Несколько рассерженный  вид  полковника прояснился, и он, вступая вместе со мной в кабинет, вдруг как-то приосанился и сказал: (273)

Читать далее...

     ГЛАВА I. ЛОНДОНСКИЕ ТУМАНЫ

     Когда на рассвете 25 августа  1852  я  переходил  по  мокрой  доске  на английский берег и смотрел на его замарано-белые выступы, я был очень  далек от мысли, что пройдут годы, прежде чем я покину меловые утесы его.

     Весь под влиянием мыслей,  с  которыми  я  оставил  Италию,  болезненно ошеломленный, сбитый с толку рядом ударов, так скоро и так грубо следовавших друг за другом, я не мог ясно взглянуть на то, что делал. Мне будто  надобно было еще и еще дотронуться своими руками до знакомых истин  для  того,  чтоб снова поверить тому, что я давно знал или должен был знать.

     Я изменил своей логике и забыл, как розен современный человек в мнениях и делах, как громко начинает он и как скромно выполняет свои программы,  как добры его желания и как слабы мышцы.

     Месяца два продолжались ненужные встречи, бесплодное искание, разговоры тяжелые и совершенно бесполезные, и я все чего-то ожидал... чего-то  ожидал. Но моя реальная натура не могла остаться долго в  этом  призрачном  мире,  я стал мало-помалу разглядывать, что  здание,  которое  я  выводил,  не  имеет грунта, что оно непременно рухнет.

     Я был унижен, мое самолюбие было оскорблено, я сердился на самого себя. Совесть угрызала за святотатственную  порчу  горести,  за  год  суеты,  и  я чувствовал страшную, невыразимую усталь... Как  мне  была  нужна  (3)  тогда грудь друга, которая приняла бы без суда и осуждения мою исповедь,  была  бы несчастна - моим несчастием- но кругом стлалась  больше  и  больше  пустыня, никого близкого... ни одного человека... А может, это было и к лучшему.

Читать далее...

          Начиная печатать еще часть "Былого и думы", я опять  остановился  перед отрывочностью  рассказов,  картин  и,  так  сказать,   подстрочных   к   ним рассуждений. Внешнего единства в них меньше, чем в первых частях. Спаять  их в одно - я никак не мог. Выполняя промежутки, очень легко дать всему  другой фон и другое освещение -  тогдашняя  истина  пропадет.  "Былое  и  думы"  не историческая монография, а отражение истории в человеке, случайно попавшемся на ее дороге. Вот почему я решился оставить отрывочные главы, как они  были, нанизавши их, как нанизывают картинки из мозаики в итальянских  браслетах  - все изображения относят к одному предмету, но держатся вместе только оправой и колечками.

     Для пополнения этой части необходимы, особенно относительно 1848  года, - мои "Письма из Франции и Италии"; я хотел взять из них несколько отрывков, но пришлось бы столько перепечатывать, что я не решился.

     Многое, не взошедшее в "Полярную звезду", взошло в  это  издание  -  но всего я не могу еще передать читателям, по разным общим и  личным  причинам. Не за горами и то время, когда напечатаются не только выпущенные страницы  и главы, но и целый том, самый дорогой для меня:

     Женева, 29 июля 1866. (246)

     ПЕРЕД РЕВОЛЮЦИЕЙ И ПОСЛЕ НЕЕ

 

ГЛАВА XXXIV.

Путь      

      Потерянный пасс. - Кенигсберг. - Собственноручный нос. - Приехали! -  И уезжаем.

     ...В Лауцагене прусские жандармы просили  меня  взойти  в  кордегардию. Старый сержант взял пассы, надел очки и с  чрезвычайной  отчетливостью  стал вслух читать все, что не нужно: "Auf Befehl s. k. M. Nicolai  des  Ersten... alien und jeden, deren daran gelegen etc., etc...  Unterzeichner  Peroffski, Minister  der  Innern,  Kam-merherr,  Senator  und  Ritter  des  Ordens  St. Wladimir...  Inhaber  eines  goldenen   Degens   mit   der   Inschrift   fur Tapferkeit"1...

Читать далее...

Читать далее...

Часть 3. ВЛАДИМИР-НА-КЛЯЗЬМЕ (1838-1839)

Не  ждите  от  меня  длинных  повествований  о  внутренней  жизни  того времени... Страшные события, всякое горе все же легче  кладутся  на  бумагу, чем  воспоминания  совершенно   светлые   и   безоблачные...   Будто   можно рассказывать счастье?

Дополните сами, чего недостает, догадайтесь сердцем - а я буду говорить о наружной стороне, об обстановке, редко, редко касаясь намеком  или  словом заповедных тайн своих.

("Былое и думы")

ГЛАВА XIX

Княгиня и княжна.

     Когда мне было  лет  пять-шесть  и  я  очень  шалил,  Вера  Артамоновна говаривала: "Хорошо, хорошо, дайте срок, погодите, я все  расскажу  княгине, как только она приедет". Я тотчас усмирялся после этой угрозы и умолял ее не жаловаться.

Княгиня Марья Алексеевна Хованская,  родная  сестра  моего  отца,  была строгая, угрюмая старуха, толстая, важная, с пятном на щеке,  с  поддельными пуклями под чепцом; она говорила прищуривая глаза и до конца жизни, то  есть до восьмидесяти лет, употребляла немного румян и немного белил. Всякий  раз, когда я ей попадался (306) на глаза, она  притесняла  меня;  ее  проповедям, ворчанью не было конца, она меня журила за все, за  измятый  воротничок,  за пятно на курточке, за то, что я не так подошел к  руке,  заставляла  подойти другой раз.

Читать далее...

Минуло сто лет со дня рождения Герцена. Чествует его вся либеральная Россия, заботливо обходя серьезные вопросы социализма, тщательно скрывая, чем отличался революционер Герцен от либерала. Поминает Герцена и правая печать, облыжно уверяя, что Герцен отрекся под конец жизни от революции. А в заграничных, либеральных и народнических, речах о Герцене царит фраза и фраза.
Рабочая партия должна помянуть Герцена не ради обывательского славословия, а для уяснения своих задач, для уяснения настоящего исторического места писателя, сыгравшего великую роль в подготовке русской революции.

Герцен принадлежал к поколению дворянских, помещичьих революционеров первой половины прошлого века. Дворяне дали России Биронов и Аракчеевых, бесчисленное количество "пьяных офицеров, забияк, картежных игроков, героев ярмарок, псарей, драчунов, секунов, серальников”, да прекраснодушных Маниловых. "И между ними, - писал Герцен, - развились люди 14 декабря, фаланга героев, выкормленных, как Ромул и Рем, молоком дикого зверя... Это какие-то богатыри, кованные из чистой стали с головы до ног, воины-сподвижники, вышедшие сознательно на явную гибель, чтобы разбудить к новой жизни молодое поколение и очистить детей, рожденных в среде палачества и раболепия”.

К числу таких детей принадлежал Герцен. Восстание декабристов разбудило и "очистило” его. В крепостной России 40-х годов XIX века он сумел подняться на такую высоту, что встал в уровень с величайшими мыслителями своего времени. Он усвоил диалектику Гегеля, Он понял, что она представляет из себя "алгебру революции”. Он пошел дальше Гегеля, к материализму, вслед за Фейербахом. Первое из "Писем об изучении природы” - "Эмпирия и идеализм”, - написанное в 1844 году, показывает нам мыслителя, который, даже теперь, головой выше бездны современных естествоиспытателей-эмпириков и тьмы тем нынешних философов, идеалистов и полуидеалистов. Герцен вплотную подошел к диалектическому материализму и остановился перед историческим материализмом.

Эта "остановка” и вызвала духовный крах Герцена после поражения революции 1848 года. Герцен покинул уже Россию и наблюдал эту революцию непосредственно. Он был тогда демократом, революционером, социалистом. Но его "социализм” принадлежал к числу тех бесчисленных в эпоху 48-го года форм и разновидностей буржуазного и мелкобуржуазного социализма, которые были окончательно убиты июньскими днями. В сущности, это был вовсе не социализм, а прекраснодушная фраза, доброе мечтание, в которое облекала свою тогдашнюю революционность буржуазная демократия, а равно невысвободившийся из-под ее влияния пролетариат.

Духовный крах Герцена, его глубокий скептицизм и пессимизм после 1848 года был крахом буржуазных иллюзий в социализме. Духовная драма Герцена была порождением и отражением той всемирно-исторической эпохи, когда революционность буржуазной демократии уже умирала (в Европе), а революционность социалистического пролетариата еще не созрела.

Читать далее...

Пусть вечно горит и освещает нам путь наш великий революционный пророк России, Александр Иванович Герцен.

И.В. Луначарский

«Памяти А. И. Герцена»

Пролетариат не отказывается от культуры прошлого. Нет такой черты в этой культуре, к которой пролетариат был бы, смел бы быть равнодушным. Пролетариат должен овладеть прошлым, вникнуть в прошлое, но, конечно, в этом прошлом есть разноценные материалы: есть отталкивающие плоды, выросшие из корней эксплуататорства, есть безразличные обветшавшие вещи, характерные только для своей эпохи, есть непреходящие сокровища, которые словно ждали в пластах прошлого, чтобы их отрыли настоящие люди.

Как в эпоху Возрождения люди, в коих вновь проснулось понимание красоты, жажда живой жизни и земного счастья, с восторгом отрывали старых Венер и Аполлонов, которых деды их толкли на цемент для конюшен, — так и пролетариат в прошлом отыщет целую массу книг, произведений искусства, чувств и мышлений, которые спали, как спящая царевна, ожидая прихода своего царевича.

Буржуазные ученые приходили тоже, выкапывали, классифицировали и изучали, снабжали комментариями — и честь, им за это, но красавицы прошлого оставались мумиями. Они воскресают только от прикосновения героя утреннего, героя весеннего — свободного человека.

Так и Герцен спал, как великое забытое озеро, посещаемое от времени до времени туристами. А теперь вокруг него закипит жизнь, он будет втянут в эту жизнь как органическая ее часть. Наши дети с десяти — двенадцати лет уже будут читать избранные страницы Герцена. Душа каждого из нас будет некоторыми гранями своими шлифоваться об алмазно-многогранную душу Александра Ивановича Герцена.

Передадим вкратце биографию Герцена, впрочем, в настоящее время почти общеизвестную.

Герцен родился в Москве 25 марта 1812 года. Конечно, характерным является, что Герцен был незаконнорожденным сыном большого барина. С барством Герцен до известной степени навсегда остался связан, аристократические черты запали в него глубоко; кое в чем они были ему вредны и сыграли не последнюю роль в некотором разладе между ним и той волной вполне демократической разночинской интеллигенции, которая пришла ему на смену, кое в чем, наоборот, они были для него чрезвычайно полезны. Они помогли ему чутко понимать весь ужас буржуазного мещанства и внушили ему ко всей капиталистической полосе непобедимую брезгливость.

Но еще больше помогло ему то обстоятельство, что он был сыном незаконнорожденным.

Читать далее...

Александр Иванович Герцен

СОРОКА-ВОРОВКА

 

Повесть

(ПОСВЯЩЕНО МИХАИЛУ СЕМЕНОВИЧУ ЩЕПКИНУ)

 

Твой дом, украшенный богато,

Гостям-согражданам открыт;

Там Терпсихора и Эрато

С водругой Талией гостит;

Хозяин, ласковый душою,

Склоняет к ним приветный взор.

"Украинский вестник на 1816 гoд"

- Заметили ли вы, - сказал молодой человек, остриженный под гребенку, продолжая начатый разговор о театре, - заметили ли вы, что у нас хотя и редки хорошие актеры, ко бывают, а хороших актрис почти вовсе нет и только в предании сохранилось имя Семеновой; не без причины же это.

- Причину искать недалеко; вы ее не понимаете только потому, - возразил другой, остриженный в кружок, - что вы на все смотрите сквозь западные очки. Славянская женщина никогда не привыкнет выходить на помост сцены и отдаваться глазам толпы, возбуждать в ней те чувства, которые она приносит в исключительный дар своему главе; ее место дома, а не на позорище. Незамужняя - она дочь, дочь покорная, безгласная; замужем - она покорная жена. Это естественное положение женщины в семье если лишает нас хороших актрис, зато прекрасно хранит чистоту нравов.

- Отчего же у немцев, - заметил третий, вовсе не стриженный, - семейная жизнь сохранилась, я полагаю, не хуже, нежели у нас, и это нисколько не мешает появлению хороших актрис? Да потом я и в главном не согласен с вами: не знаю, что делается около очага у западных славян, а мы, русские, право, перестаем быть такими патриархами, какими вы нас представляете.

Читать далее...

ГЕРЦЕН Алексапдр Иванович (1812—1870) —великий русский революционный демократ, выдающийся философ-материалист,блестящий публицист и литератор. 

Общественно-политические и философские взгляды Герцена формировались в процессе роста русского революционного движения как отражение назревающих перемен в социально-экономическом устройстве страны. На мировоззрение его оказала огромное влияние русская передовая, революционная и материалистическая мысль. 

В статье «Памяти Герцена» В. И. Ленин дал замечательно глубокую характеристику Герцена. Ленинская статья является ключом к правильному, марксистскому пониманию мировоззрения А. И. Герцена, его роли в русском освободительном движении и основных этапов его деятельности. 

Герцен принадлежал к поколению дворянских революционеров первой половины XIX в. 

«Восстание декабристов разбудило и «очистило» его» (Ленин). 

Герцен был ярым врагом крепостничества и самодержавия. Весь смысл своей жизни он видел в борьбе за уничтожение крепостнического рабства, за освобождение русского народа от гнета и произвола самодержавия.

Преследуемый правительством (аресты, ссылки, полицейский надзор), Герцен вынужден был уехать в 1847 г. за границу, но и там вся деятельность его была посвящена интересам родины. Философские проблемы Герцен выводил из социально-политических задач, которые всегда ставил во главу угла. Его философское учение является прямым продолжением и развитием взглядов русских передовых мыслителей — Ломоносова, Радищева, декабристов. 

Герцен — яркий и крупнейший представитель материализма; «в крепостной России 40-х годов XIX века он сумел подняться на такую высоту, что встал в уровень с величайшими мыслителями своего времени» (Ленин). 

Герцен понял рациональный смысл гегелевской диалектики, которую он стремился переработать в соответствии с революционно-демократическими задачами того времени. Тогда как сам Гегель всячески затушевывал революционную сторону своей диалектики, Герцен видел в диалектике «алгебру революции». 

Диалектика, писал Герцен, «необыкновенно освобождает человека и не оставляет камня на камне от мира христианского, от мира преданий, переживших себя». 

В своем главном философском труде «Письма об изучении природы»  Герцен дал глубокую критику идеалистической философии и выступил против метафизического материализма, который «со стороны сознания, методы стоит несравненно ниже» диалектического идеализма и не понимает, игнорирует роль сознания, активности человека. Герцен требовал сочетания материализма с идеей развития, с признанием активной роли человеческого сознания, сочетания естествознания с философией, теории — с практикой: 

«Философия без естествоведения так же невозможна, как естествоведение без философии», — писал он. 

Выступая против крайностей эмпиризма и рационализма, он видел истину в соединении опыта и теории. 

Читать далее...

Стихи Владимира Маяковского о старой Гаване - "Блэк энд уайт”

Стихотворение написано 5 июля 1925 года, когда французкий пароход "Espagne" остановился на один день в порту Гаваны по пути в Мексику.
 

БЛЭК ЭНД УАЙТ

Если

    Гавану

          окинуть мигом - 

рай-страна,

           страна что надо.

Под пальмой

           на ножке

                   стоят фламинго.

Цветет

      коларио

             по всей Ведадо.

 

В Гаване

        все

           разграничено четко:

у белых доллары,

                у черных - нет.

 

Поэтому

       Вилли

            стоит со щеткой

у "Энри Клей энд Бок, лимитед".

Читать далее...

Читать далее...

Шел как-то, лет сорок назад, по Замоскворечью очень высокий и широкоплечий человек. И мальчишки, приметив великана, закричали ему вслед, как обычно дразнят высоких людей: «Дяденька! Достань воробушка!»

Огромный человек разом остановился, оглянулся, посмотрел сверху на ребят через широкое свое плечо и вежливо, вполне серьезно спросил: «А орла не хотите?»

Опешили мальчишки... Никак не ожидали они такого ответа от грозного на вид великана. И конечно, не знали ребята, что дерзко окликнули они на своей улице знаменитого поэта Владимира Владимировича Маяковского, стихи которого тогда знали по всей советской земле и во многих других странах. Конечно, Маяковский пошутил с ребятами, предложив им достать орла. Но в этой шутке сказался его характер: он всегда готов был откликнуться на просьбу и даже, как говорится, перевыполнить ее. Он всегда стремился сделать близкими для людей чувства высокого, орлиного полета. Да! Если уж доставать с неба — то не воробушков, а орлов!

Владимир Владимирович Маяковский родился в небольшом грузинском селении Багдади (ныне Маяковский), близ города Кутаиси, 7 (19) июля 1893 г. в семье лесничего. Жители Багдади и окрестных селений уважали и любили его отца — справедливого русского лесничего Владимира Константиновича Маяковского. Володя Маяковский рос среди грузинских ребят, учился в Кутаисской гимназии. Навсегда сохранились в его памяти грозные события 1905г. Революция, потрясшая всю Россию, бурей прокатилась и по Закавказью. Старшая сестра Людмила, учившаяся тогда в Москве, тайком привозила домой запретные, революционные стихи. Их читали шепотом. И впоследствии Маяковский, вспоминая о тех днях детства, писал: «Стихи и революция как-то объединились в голове». Это было сказано не ради красного словца. Для Маяковского поэзия не существовала отдельно от революции. Он не признавал литературы, оторванной от жизни, от народа и его борьбы за свои права.

После внезапной смерти отца в 1906 г. осиротевшая семья переехала в Москву. Здесь подросток Володя Маяковский выполнял поручения большевистской партии, участвовал в тайных рабочих сходках, распространял революционные листовки и трижды за это сидел в тюрьме.

Только несовершеннолетие спасло его при последнем аресте от далекой ссылки.

Читать далее...