Главная » 2024»Июль»2 » 2 июля 1990 - Открытие XXVIII съезда КПСС
12:00
2 июля 1990 - Открытие XXVIII съезда КПСС
История контрреволюции
2-13 июля в Москве в Кремлевском Дворце съездов проходила работа XXVIII съезда КПСС, открыто продемонстрировавшая всему миру отход от позиций рабочего класса. Партия давно перестала быть партией рабочего класса, она представляла интересы новых собственников - управленцев разных промышленных предприятий и объединений.
ИЗМЕНЕНИЕ СОЦИАЛЬНО-КЛАССОВОГО СОСТАВА КПСС 1985-1991
Ю.А. Пермяков
Автор исследует процессы социальной дифференциации внутри правящей в СССР партии – КПСС на последнем этапе ее существования. В центре внимания находятся вопросы: какие политические решения оказали определяющее воздействие на изменение социально-классового состава партии? Как менялось отношение руководства партии к рабочему классу? Каким образом в годы перестройки решался вопрос о социальной базе правящей партии?
В статье аргументировано делается вывод, что в годы перестройки произошел фактический отказ от традиционных для подлинно коммунистической партии определения ее социальной базы и методов регулирования своего социально-классового состава, что, в конечном итоге, явилось одной из причин крушения КПСС. (Ред.)
За период с XXIV съезда (1971 г.) до XXVII съезда (1986 г.) численность КПСС выросла более чем на 4,5 млн. чел.[1]. Хватило двух с половиной лет (с 1989 г.), чтобы партия потеряла почти такое же количество коммунистов. Все это свидетельствует об утрате внимания к количественному и качественному составу партии на определенном этапе развития советского общества.
В партийных установках и директивах вплоть до окончательного ухода КПСС с политической арены провозглашалась приоритетность рабочего класса в пополнении партийных рядов, в осуществлении политики перестройки. В реальности все оказалось по-другому.
Численность и удельный вес рабочих в партийном пополнении постоянно росли (в 1952-1955 г.г. доля рабочих среди вновь принятых составляла 28,3%, в 1956-1961 – 41,1%, в 1966 -1970 – 52%, в 1971-1975 – 57,6%, в 1976-1980 – 59%, в 1981- 1983 г.г. – 59,5%[2]. Быстро увеличивалась численность доля рабочих в КПСС в целом (на 1 января 1961 г. рабочих в партии было 3,1 млн. чел., или 33,9% численности КПСС; на 1 января 1971 г. – почти 5,8 млн., или 40,1%; на 1 января 1981 г. – 7,6 млн., или 43,4%[3].
Ситуация кардинально меняется после 27 съезда КПСС. В 1989 г. рабочие начинают активно покидать партию. Среди коммунистов, сдавших свои партийные документы в 1989 г., рабочих было почти 58%, колхозников – 2,6%, служащих – 15,6%, пенсионеров – 22,1%[4]. В 1990 г. из КПСС вышли 874 тыс. рабочих, или каждый шестой[5].
Сокращение удельного веса рабочих в новом партийном пополнении в какой-то мере компенсировалось увеличением приема в партию представителей иных социально-профессиональных групп. Несмотря на то, что почти три четверти коммунистов, занятых в народном хозяйстве, были сосредоточены в материальном производстве, в 80-х годах с опережающими темпами возрастало число коммунистов, работающих в непроизводственных отраслях: в торговле и общественном питании, жилищном, коммунальном хозяйстве и бытовом обслуживании населения, здравоохранении, народном образовании, среди работников науки, культуры и искусства[6]. В 1988 г. коммунистами стали 2628 докторов и кандидатов наук, на 22 процента больше, чем годом ранее[7]. В партии состоял каждый пятый инженер, техник, художник, каждый четвертый агроном, зоотехник, архитектор, каждый шестой врач, более половины писателей, треть композиторов и кинематографистов, две трети журналистов и лишь каждый пятнадцатый рабочий[8]. В партии практически до конце дней ее продолжали оставаться свыше 1,5 млн работающих в представительных и исполнительных органах власти, госаппарате, правоохранительных органах[9].
Сокращение удельного веса рабочих в новом партийном пополнении происходило неравномерно. Особенно резко к началу 1989 г. сократился прием в партию рабочих промышленности, что никак не вписывалось в традиционные представления о социальной базе коммунистической партии. В некоторых отраслях (авиационной, газовой, нефтеперерабатывающей и нефтехимической) он уменьшился почти наполовину[10].
Социальная неоднородность внутри партии в связи с массовым выходом и резким сокращением приема в течение 1990-1991 г.г. усилилась. Как только произошел отказ от пропорционального представительства, квотного регулирования приема, социальные диспропорции в партии усилились.
В последнюю в истории КПСС отчетно-выборную кампанию, после 28 съезда КПСС, выборные органы обновились примерно на 60%. В результате, констатировал организационный отдел ЦК КПСС, в выборных органах всех уровней стало еще меньше рабочих, крестьян, женщин и молодежи[11].
Падала активность участия во внутрипартийной жизни рабочих – членов партии. Это проявилось в снижении явки на партийные собрания, количества выступавших на них рабочих. Меньше, чем перед 27 съездом КПСС, было избрано рабочих и женщин на районные, городские, окружные, областные и краевые партийные конференции в ходе отчетно-выборной кампании 1988 г.[12]. По подсчетам Н.Н. Разуваевой, в выработке основополагающих документов 19 Всесоюзной партийной конференции из 420 привлеченных делегатов приняло участие лишь 23 рабочих, или 5%. От общего числа выбранных рабочих это составляло 1 процент[13].
Массовый отток рабочих из партии, начавшийся в 1989 г., способствовал дальнейшей изоляции рабочего класса как субъекта политической жизни страны. По данным социологических исследований, чаще всего выход из партии означал отход человека от активной политической жизни вообще: 68% не собирались состоять ни в какой партии, лишь 2% стали членами других партий и 3% собирались это сделать[14].
Многие решения руководящих органов партии, направленные на перестройку во внутрипартийной жизни, означали полный разрыв со сложившейся многолетней практикой регулирования социального состава партии.
Прежде всего происходит отказ от форсирования роста партийных рядов. В середине 1989 г., когда прием в партию уже сократился настолько, что не покрывал число выбывающих, партийное руководство не выражало серьезного беспокойства по этому поводу. «Численность партийных рядов (среди взрослого населения страны члены и кандидаты в члены КПСС составляют 9,7%) и их качественный состав, в конечном счете, позволяют партии выполнять авангардную роль в обновляющемся обществе», – говорилось в записке Комиссии ЦК КПСС по вопросам партийного строительства и кадровой политики, адресованной Политбюро 5 июля 1989 г.[15]. С учетом того, что все больше из партии выходили рабочие с немалым партийным стажем, тезис о самоочищении партии от случайных людей и карьеристов уже не выглядел убедительным. Это был кризис партии, неумолимо утрачивающей свою социальную базу.
Вслед за отказом от регламентации численности партии происходит отказ от жестких ограничений по социальному составу партийного пополнения. Во-первых, решение вопроса, кого и сколько следует принимать в партию, передавалось на откуп самим партийным организациям. Политбюро в июле 1989 г. предписало горкомам и райкомам партии прекратить практику регулирования приема в КПСС путем «разнарядки».
Во-вторых, ставилась задача по расширению социальной базы КПСС «в условиях нарастания общественно-политической активности трудящихся»[16]. Руководство КПСС открывало дорогу в партию для «новых сил», имея в виду социальные группы, рожденные социально-экономическими преобразованиями уже в годы перестройки: арендаторов, кооператоров и лиц, занимающихся индивидуальной трудовой деятельностью.
Однако отношение к этим новым силам было неоднозначным в партии и даже внутри горбачевской команды. 20 марта 1987 г. на Политбюро Горбачев убеждал коллег: «Надо включить нестандартные подходы. Где-то прорвется частник. Ну и что? Что, у нас уже ничего не осталось от ленинской мудрости, чтобы с этим справиться?..»[17]. Комиссия ЦК КПСС по вопросам партийного строительства и кадровой политики в июле 1989 г. была вынуждена констатировать: «вне поля зрения остаются поборники перестройки на решающих участках материального производства, а также активно заявляющие о себе в общественных движениях и нетрадиционных видах трудовой деятельности»[18]. При обсуждении проекта Платформы КПСС, вносимой на 28 съезд партии, отдельными коммунистами предлагалось четче прописать различия интересов социальных групп общества, пути разрешения противоречий между ними[19]. Интересен в связи с этим диалог между М.С. Горбачевым и Б.Н. Ельциным при обсуждении проекта Платформы партии на февральском (1990 г.) пленуме ЦК КПСС о том, интересы каких социальных групп выражает КПСС:
«ЕЛЬЦИН Б.Н. «Всех слоев» – понятно. А «всех трудящихся»? Тогда спрашивается – где студенты, где пенсионеры? «Всех слоев» – более ясно. А так мы большие группы исключаем вообще.
ГОРБАЧЕВ М.С. Товарищи, тут тогда надо, наверное, уже думать над термином «трудящиеся».
Я думаю, что в дискуссии правильно отмечалось, что КПСС (если мы возьмем сегодняшний срез настроений и позиций нашего общества) не может выражать интересы монархистских, анархистских, реакционных или авантюристских каких-то слоев. Она с ними не может связывать себя, свою деятельность и выражать их интересы. Так что это отсечь надо. Поэтому, когда вот так пишем – «всех слоев», то, наверное, все-таки правы товарищи, которые считают, что такое расширительное толкование с точки зрения интересов, выражаемых партией, было бы неоправданно.
Но давайте подумаем. Когда мы говорим «трудящихся», то, конечно, говорим не в плане того, трудится человек или не трудится, а в плане широкого толкования. И это охватывает и пенсионера, и студента»[20].
Предвидя возможное отторжение представителей новых социальных групп при приеме в партию, Политбюро с подачи комиссии ЦК КПСС по вопросам партийного строительства ставило задачу «повсеместно сместить акценты на то, что сегодня партии нужны деятельные сторонники перестройки, обладающие высокими политическими и деловыми качествами, и обязательно люди совестливые, порядочные, способные личным примером реально влиять на других»[21].
С учетом размывания идеологических основ партии, развернувшихся в обществе острых дискуссий о социализме подобный подход существенно облегчал проникновение в партию новых социальных сил, затушевывал их истинные интересы, а отношение к существующей общественной системе, вытекающее из их объективного материального положения в ней, подменял некими «интересами перестройки», которые сами с течением времени в результате острейшей политической борьбы трактовались неоднозначно даже самими реформаторами.
Показателем противоречивого отношения партийного руководства к появлению в партии представителей нарождающихся социальных групп служит следующий примечательный диалог М.С. Горбачева с рабочими Ижорского завода в Ленинграде:
«ГОРБАЧЕВ. …У меня есть и такая записка: «Какие меры принимаются к ликвидации советских миллионеров?» Вы полагаете, что они есть?
ГОЛОСА. Да.
ГОРБАЧЕВ. …В Москве был случай, когда один коммунист пришел платить партийные взносы с трех миллионов рублей. Я бы сказал, что это аномалия. И с этим надо вести решительную борьбу»[22].
Нужно отметить, что новое партийное руководство ни на йоту не отступало от закрепленного еще в 60-х г.г. законодательно и идеологически «общенародного» характера правящей партии и Советского государства. С этой позиции новые социальные группы должны были без всякого сомнения быть представленными на всех этажах государственной и партийной машины, а их интересы найти идеологическое обоснование в партийных установках. «Социализм должен создать такую политическую систему, которая учитывала бы реальную структуру общества, многообразие интересов и устремлений всех социальных групп и общностей людей», – писал член Политбюро ЦК КПСС В. Медведев[23].
Партия же в этих условиях, по представлениям реформаторского крыла, начавшего перестройку, должна была «по-новому выразить себя в роли интегрирующей и движущей силы, призванной обеспечить консолидацию общества»[24]. Подобная установка закреплялась в официальном обществоведении и означала отказ от традиционных представлений о нарастании социальной однородности общества по мере приближения к коммунизму и о руководящей роли рабочего класса в обществе.
Вместе с тем, отток рабочих из партии не мог не вызвать дискуссии о социальной базе партии, о том, на кого ей следует опираться в своей деятельности, интересы каких социальных групп выражать. Беспокойство по поводу утраты партией признания среди рабочих высказывалось и на высоком партийном уровне, и в низовых ее звеньях. «Правда такова, что у нас уже складывается около 12 партий, – говорил Горбачев в марте 1990 г. на Политбюро ЦК и ставил прямые вопросы: «какова социальная база партии, где место рабочего класса, каково отношение партии к возможности возрождения капитализма»[25].
В письмах с мест высказывались полярные предложения: то снять все ограничения при приеме в партию и расстановке руководящих кадров, то активнее выдвигать на выборные должности людей от станка, вплоть до Центрального Комитета партии и даже Политбюро. Вновь заговорили о т.н. «политическом завещании» В.И. Ленина и его предложении значительно увеличить представительство рабочих в высших органах партии. Уже в ходе работы 28 съезда КПСС среди делегатов было распространено обращение группы рабочих и крестьян – участников съезда. Авторы выражали «серьезную озабоченность» низким представительством рабочих и крестьян не только на съезде, но и в Советах всех уровней и предлагали увеличить представительство рабочих и крестьян в центральных выборных органах партии не менее 50% их состава, создать в структуре ЦК комиссию по деятельности партии среди рабочих и крестьян, в которую, кроме рабочих, избранных в состав ЦК, включить рабочих и крестьян – участников съезда, готовых в ней работать[26]. Вносились предложения снова закрепить на предстоявшем 28 съезде положение о классовом характере партии, включиться в процесс самоорганизации рабочего движения.
Но руководство партии до конца ее дней занимало двойственную позицию: с одной стороны, в партийных документах проводило идею представительства и защиты интересов «рабочего класса и всех трудящихся», с другой стороны, продолжало держаться за «консолидирующую роль» «общенародной» партии. 26 февраля 1991 г., за полгода до запрета партии, Секретариат ЦК КПСС запишет в своем постановлении: «важно внимательно изучать процессы, происходящие в рабочем и крестьянском движении, практическими делами реагировать на критику, касающуюся слабого представительства рабочих и крестьян в Советах, выборных органах партийных и других общественных организаций, брать на себя заботы об отстаивании их политических и экономических прав, если они ущемляются. Требуется продумать методы партийного влияния на людей, занятых в кооперативах, на фермеров»[27].
Как сообщал орготдел ЦК КПСС, на зональных совещаниях секретарей первичных партийных организаций в 1991 г. отмечалось, что «проблема взаимоотношений партийных организаций и трудовых коллективов все больше становится производной от взаимоотношений КПСС и рабочего движения, которое в ряде мест попало под влияние деструктивных сил». В который раз «подчеркивалась необходимость большей ориентации партии на политические и экономические проблемы рабочего класса» [28]. Но даже в плане-схеме новой Программы партии, так и не принятой в силу запрета КПСС, содержался раздел «Многообразие интересов общества – в программу действий партии», в котором составители собирались «интегрировать» «прогрессивные» интересы едва ли не всех социальных групп, имевшихся тогда СССР[29].
Отказ от социально-классового подхода в идеологии и политике партии был окончательно закреплен на 28 съезде КПСС в июле 1990 г. На нем, в сравнении с предыдущим съездом, в 2,5 раза упало представительство рабочих и крестьян среди делегатов. Зато был отмечен резкий рост числа и удельного веса партийных работников. Они составили половину делегатов съезда. «Какое уж тут представительство основных социальных слоев!», – напишет позднее в своих мемуарах бывший член Политбюро В.А. Медведев и признается: «Руководство ЦК не извлекло уроков из последних выборных кампаний, понадеялось на спонтанность демократического процесса»[30]. Политбюро выступит с инициативой пригласить на 28 съезд 350 рабочих и крестьян, преимущественно из числа тех, кто был выдвинут кандидатами в делегаты и баллотировался по округам или на конференциях.
Однако данные социологических опросов делегатов съезда и проходившей накануне него российской партийной конференции свидетельствовали об абсолютном неприятии определения КПСС как политической организации рабочего класса. Делегаты обоих партийных форумов в массе своей (80% по опросам) видели КПСС «партией консолидации всех слоев общества, поддерживающих идеи социализма»[31]. При этом более 80% делегатов поставили во главу угла государственной политики интересы некоего абстрактного человека, а интересы классов оказались вообще на последнем месте[32].
По сути это был разрыв с классическим марксизмом, отказ видеть и признавать различия между разными группами трудящихся, абсолютизация общедемократического движения масс без учета социальных различий и противоречивости их интересов. «Самый верный путь, – говорил М.С. Горбачев на встрече с рабочими Ижорского завода в Ленинграде, – это путь, по которому мы идем через включение народа в все общественные процессы»[33]. Между социализмом и общедемократическим по своей сути движением народных масс был поставлен знак равенства. Адресуясь ко всем своим критикам, Горбачев возмущался: «Вот, оказывается, откуда идет угроза социализму – от растущей политической и социальной активности масс! Нет, не социализму она угрожает, а чиновничеству, бюрократизму, тем, кто узурпировал то, что принадлежит народу, и кто забыл об интересах народа, забыл о том, что он поставлен для того, чтобы служить интересам народа, а не для того, чтобы удовлетворять свои личные амбиции и притязания. Вот кому угрожает растущая активность народа»[34].
На волне антибюрократических настроений произошла подмена марксистского взгляда на демократическое движение масс анархистским. Отказ видеть за «отдельными всплесками демагогии» объективные процессы социальной, политической и идеологической дифференциации общества, вера М.С. Горбачева в то, что «наш строй, наш выбор впитались в нас» настолько, что «этого мы сами даже не замечаем»[35], неминуемо вел к кризису и разложению партии, раздираемой внутренними противоречиями.
К началу 28 съезда КПСС общество подошло уже крайне поляризованым. По данным социологов, 20% респондентов вообще считали партию не нужной, столько же (почти как делегатов съезда) видели в партии организацию рабочего класса. А идея консолидации вокруг партии всех слоев общества, поддерживающих идеи социализма оказалась приемлема лишь для 36% опрошенных. Каждый четвертый вообще затруднился определить свое отношение к вопросу, какой должна быть партия[36].
Важным шагом, предпринятым партийным руководством и существенно повлиявшим на изменение численности и социальный состав партии, стал отказ на 28 съезде от института кандидатов в члены партии и обязательного представления рекомендаций при вступлении в КПСС.
Суть другой вводимой партийной нормы – предварительное обсуждение заявлений о желании вступить в члены КПСС на собраниях в трудовых коллективах, то есть совместно с беспартийными. Надо отметить, что практика приглашения беспартийных на партсобрания уже существовала, как и прием в партию на открытых партийных собраниях. Теперь же акцент смещался с партийного собрания, пусть даже и открытого, на собрание трудового коллектива, хотя и не наделяемого правом принятия в члены партии. С точки зрения теории и практики партийного строительства это был полный разрыв с ортодоксальным марксизмом, выражением анархо-синдикалистского уклона в партии. Как сочетать строгий партийный подход с повседневными, зачастую сиюминутными интересами трудовых коллективов? Не окажутся ли партийные организации в зависимости от далеких до политики советов трудовых коллективов не только в вопросах о приеме в партию? Хотя факты неумолимо свидетельствовали о правомерности постановки таких вопросов, они оставались открытыми.
Все чаще с партией порывают руководители предприятий, что еще больше подталкивает трудовые коллективы к массовому выходу из КПСС. Как только должности руководителей предприятий выпали из партийной номенклатуры по мере расширения их экономической самостоятельности и перехода на рыночные принципы хозяйствования, партия становилась им не нужной прежде всего как институт контроля за их деятельностью.
Тем самым хозяйственные руководители несмотря на формальное отсутствие частной собственности, становились реальной властью, в том числе над партийными организациями, на производстве, что, в конечном счете, усиливало тенденцию «департизации» трудовых коллективов. Чтобы способствовать сохранению влияния на корпус управленцев, а через него на социально-экономическую и политическую ситуацию в обществе, Секретариат ЦК КПСС в апреле 1991 г. рекомендует партийным комитетам включать коммунистов-руководителей предприятий, учреждений, военных частей, правоохранительных органов в состав комитетов или их бюро[37]. Такая мера еще более размывала традиционную социальную базу партии.
Таким образом, перенос всей работы по приему в партию в ее низовые звенья при всемерном расширении их самостоятельности не способствовал укреплению рядов партии, наоборот, вел к ее разрушению. «Самый главный политический противник КПСС – она сама, ее внутреннее состояние – растущая апатия коммунистов, размытость теоретических позиций и социально-экономической политики», – такой диагноз поставит партии организационный отдел ЦК незадолго до запрета партии в 1991 г.[38].
В какой-то мере сдерживало хаотический выход из партии отсутствие уставного порядка выхода из КПСС. Другим регулятором численности и средством контроля был исторически сложившийся в коммунистической партии механизм партийных «чисток». В период перестройки это слово старались не употреблять, но инициативы произвести «аттестацию» коммунистов или их перерегистрацию приходили с мест и обсуждались на партийных форумах. Однако ничего подобного сделано не было. Руководство партии отказалось от внесения в процессы очищения партии элементов организации, поддавшись на стихийный массовый отток из партии.
В это же самое время в партийной среде и обществе распространяется идея о переносе основной партийной работы из трудовых коллективов в партийные организации по месту жительства. Развернулись дискуссии о принципе строения партии. Партийное влияние в трудовых коллективах неуклонно сокращалась. В 1990 г. в промышленности число цеховых парторганизаций уменьшилось на 40 тыс., а партийных групп на 136 тыс.[39]. А 26 февраля 1991 г. Секретариат ЦК КПСС постановил «усилить поиск и практическое применение новых форм и методов работы партийных организаций по месту жительства, обеспечить существенные сдвиги в этом направлении уже в нынешнем году»[40].
Таким образом, шаг за шагом шел процесс по превращению КПСС в партию парламентского типа, деятельность которой в основном направляется на ведение избирательных кампаний, фактически к отказу от производственного принципа деятельности, а, следовательно, ко все большему отрыву от своей традиционной социальной базы.
Решающий шаг по превращению КПСС в парламентскую партию был сделан 3 июня 1991 г., когда Политбюро ЦК КПСС приняло постановление «О работе коммунистов в Советах народных депутатов». До разгрома КПСС оставалось меньше трех месяцев. Перед партийными организациями ставилась задача овладевать методами парламентской деятельности, рассматривать ее «как одну из важнейших форм реализации политической функции КПСС»[41].
Вместе с тем отказа от массового характера партии не происходит. Предполагается сочетать прежние принципы построения коммунистической партии с вновь провозглашаемыми. В постановлении объединенного пленума ЦК КПСС и ЦКК КПСС «О работе коммунистов в Советах народных депутатов» от 25 апреля 1991 г. было записано: «Парламентская деятельность должна увязываться и сочетаться организаторской и политической работой в трудовых коллективах, по месту жительства, во всех сферах жизни общества»[42]. Однако этим расчетам не было суждено сбыться из-за указа Президента РСФСР Б.Н. Ельцина «О прекращении деятельности организационных структур политических партий и массовых общественных движений в государственных органах, учреждениях и организациях РСФСР».
Чем больше общество втягивалось в дискуссию о переходе к рынку, тем более актуализировался вопрос о социальной базе партии. «Очевидно, что переход к рынку резко усилит дифференциацию населения по самым различным критериям. В такой ситуации КПСС нельзя будет рассчитывать на поддержку всех слоев общества. Надо точно определиться в вопросе о социальной базе, какого избирателя и чем сможет привлечь партия», – отмечалось в записке АОН при ЦК КПСС[43].
Провозглашая, с одной стороны, курс на рынок, отвечающий, в первую очередь, интересам предпринимательского класса, который предстояло еще создать, партия не отказывалась от защиты интересов «всех трудящихся». Такая политика называлась центристской. Эта двойственность между провозглашаемым «общенародным» характером партии и реалиями политической борьбы так и не будет разрешена, еще более разрушая единство партии, усиливая отток из нее рядовых коммунистов, прежде всего рабочих, среди которых наблюдались антирыночные настроения.
Как КПСС может при современной политической борьбе и плюрализме выражать интересы народа – вопрос, на который так и не был дан четкий ответ. Любой ответ на этот вопрос неизбежно выводил на проблему, каковы пределы демократизации общественной жизни в условиях нарастающей социальной разнородности советского общества да и в самой партии? «Опускаясь до абстрактного демократизма, партия обречет себя на бессилие, внутрипартийную и межпартийную борьбу, а общество на испытания, опускаясь до отношений диалога, дискуссии, сотрудничества, партнерства, партия превратится в дискуссионный клуб, заурядное демократическое движение, которое способно только на соучастие и соуправление, да и то при условии согласия других сил на диалог, – писал профессор Пермского госуниверситета М.Г. Суслов о проекте Платформы ЦК КПСС «К гуманному демократическому социализму» в 1990 г. [44].
Через год партия потеряет власть. И сама партия была запрещена и прекратила свое существование.
Марксизм и современность, 2008, № 1-2, С. 19-23
[1] Известия ЦК КПСС. – 1990. №1. – С. 88.
[2] Разуваева Н.Н. Социально-политическое положение рабочих СССР во второй половине 80-х – нач.90-х годав. – М., 1993. – С. 103.
[3] Коммунист. – 1987. №16. – С. 21.
[4] Известия ЦК КПСС. – 1990. №3. С. 124.
[5] РЦХСД. Ф. 89. Пер. 12. Док. 27. Л.20.
[6] Известия ЦК КПСС. 1989. №2. – С. 142.
[7] Известия ЦК КПСС. 1989.№8. – С. 10.
[8] Политическое образование.1988.№3. – С. 74. Н.Н. Разуваева. Социально-политическое положение рабочих СССР во второй половине 80-х – нач. 90-х годов. – М., 1993. – С. 99.
[9] Известия ЦК КПСС. – 1991. №6. – С. 21.
[10] Известия ЦК КПСС. – 1989. №8. – С.11.
[11] Известия ЦК КПСС.- 1991. №5. – С. 69.
[12] Там же. – С. 1, 23.
[13] Н.Н. Разуваева. Социально-политическое положение рабочих СССР во второй половине 80-х – нач. 90-х годов. М., 1993. – С. 100.
[14] Известия ЦК КПСС. -1991. №4. – С. 67.
[15] Известия ЦК КПСС. -1989. №8. – С. 12.
[16] Известия ЦК КПСС. – 1989. №8. С.8.
[17] Цит. по: А. – С. Черняев. Шесть лет с Горбачевым: По дневниковым записям. М., 1993. – С. 72.
[18] Известия ЦК КПСС. – 1989. №8. С.11.
[19] Известия ЦК КПСС. – 1990. №6. С.27.
[20] Известия ЦК КПСС. – 1990. №3. – С. 55- 56.
[21] Известия ЦК КПСС. – 1989. №8. – С. 12.
[22] Известия ЦК КПСС. – 1989. №8. – С. 68.
[23] Коммунист. – 1988. №17. – С. 13.
[24] Известия ЦК КПСС. – 1989. №8. С. 7, 8
[25] Цит. по: В.И. Воротников. А было это так... Из дневника члена Политбюро ЦК КПСС. – М., 1995. – С. 365.
[26] Известия ЦК КПСС. – 1990. №10. С.62.
[27] Известия ЦК КПСС.- 1991. №5. – С. 25.
[28] Известия ЦК КПСС. – 1991. №8. – С. 49.
[29] Известия ЦК КПСС. – 1991. №4. – С. 15-16.
[30] Медведев В.А. В команде Горбачева. Взгляд изнутри. – М., 1994. – С. 134, 135.
[31] Известия ЦК КПСС. – 1990. №7. – С. 38. Известия ЦК КПСС. – 1990.№8. – С. 135
[32] Известия ЦК КПСС.- 1990. №8. – С. 134
[33] Известия ЦК КПСС. – 1989. №8. С.71.
[34] Известия ЦК КПСС.- 1989. №2. – С. 226.
[35] Труд. – 1989.24.01.
[36] Данные соцопроса приводились социологической службой, работавшей на 28 съезде (рук. Ж. Тощенко). См.: Известия ЦК КПСС.- 1990. №8. – С. 139.
[37] Д.Г. Красильников. Власть и политические партии в переходные периоды отечественной истории (1917-1918; 1985-1993): опыт сравнительного анализа. – Пермь: Изд-во Перм. ун-та, – 1998. – С. 114.