Илья Эренбург
10 л. с.
Рождение автомобиля
1. Филипп Лебон
2. Конец века
3. Мистер Форд в молодости
Портрет Филиппа Лебона
Фили́пп Лебо́н (фр. Philippe Lebon, 29 мая 1767/1769 — 1 декабря 1804 года) — французский инженер; изобретатель газового освещения; профессор механики в Школе мостов и дорог в Париже.
В 1790-е гг. начал опыты над получением светильного газа посредством сухой перегонки древесины, в 1799 году получил на этот способ патент. В том же году создал так называемую термолампу с использованием светильного газа. Изобретение его было применено в Англии.
В 1801 году предложил двигатель внутреннего сгорания со сжатием смеси газа и воздуха.
1. Филипп Лебон
Взволнованная свеча позволяет различить причудливую тень на стене, кипу чертежей, циркуль, крохотного котенка, который дремлет среди бутылок и бумаг, наконец, худое лицо, обесцвеченное бессонными ночами.
Вот где живет этот молодой мечтатель. Соседи давно поговаривают, что у него ум зашел за разум. Впрочем, это славный малый и, конечно же, патриот. Быть непатриотом в эти годы трудно, да и опасно: на дворе стоит год VIII единой и неделимой Республики. В комнате портрет бравого корсиканца, того самого, который беспощадно истребляет всех врагов революции: и тайных шуанов, и эмигрантов, и австрийцев.
Филипп Лебон, узнав от соседей о новой победе республиканских армий, разумеется, всех их по очереди поздравляет, особенно жарко гражданина Маро, роялиста и агента Директории. Лебон строго соблюдает революционный календарь. Он ест курицу не в воскресенье, но в «декади». Голова его, однако, занята другим.
Когда революция началась, ему было двадцать лет. Быстро привык он и к братским клятвам, и к машине доктора Гильотена. Революция стала для него воздухом. Тогда он перестал замечать революцию. Удивленно усмехнулся он, узнав о 9-м термидора — снова?.. Этот день показался ему очередной склокой двух фракций. Прошло еще пять лет. Не все ли равно теперь, какие козни замышляет гражданин Сиес против гражданина Барраса? Революция победила — это ясно всем, даже Питту. И революция не удалась ~ это тоже все понимают: и якобинцы, и директоры, и генерал Бонапарт. О чем же тут спорить?.. Надо исправно выполнять свои гражданские обязанности и поменьше беседовать в кофейнях, где возле каждого столика юлят полицейские агенты. Вот и все. На бессонницу у гражданина Лебона другие резоны.
Может быть, он влюблен? Ведь республиканцы умеют любить ничуть не хуже доброй памяти верноподданных Капета. Вот, говорят, Тальен сохнет в Египте без своей Терезы. А креолка этого корсиканца!.. Филиппу Лебону тридцать лет. Как раз впору.
Стучат. Уж не она ли?.. Но в комнату входит плотный гражданин с мясистым носом и с большой национальной кокардой. Это приятель Лебона, некто Франсуа Барре, прежде якобинец, оратор десяти клубов и гроза города Шомон, а теперь премирный чиновник, который проверяет на парижских базарах новые республиканские гири.
— Все работаешь?..
— Как видишь.
— Завидую я тебе. Ты занят своим делом и ничего не замечаешь. А здесь, можно сказать, гибнет революция!..
Лебон усмехается:
— Ну, это, брат, не ново! Она уже гибла раз пятьдесят, если не все сто. Очевидно, она или бессмертна, или давным-давно погибла.
— Ты все смеешься! Но посмотри только, что делается! Фуше снова арестовал сто двадцать патриотов из клуба «Манеж». Роялисты открыто интригуют. А знаешь, чем заняты патриоты? Пивом! Честное слово! На вывесках пишут «мартовское пиво», и вот эти ослы требуют, чтобы пиво переименовали в «жерминальское»! Сиес что-то замышляет. Это старый крот, Баррас, как всегда, трусит. Теперь все зависит от генерала… Как, ты не знаешь? Но генерал Бонапарт уже высадился в Тулоне.
Лебон, который рассеянно слушал причитания Барре, приподнимает голову.
— Ага! Что же он думает делать, этот Бонапарт?
— Черт его поймет! Одни говорят, будто бы он решил разогнать Директорию и восстановить подлинную Республику, нашу, девяносто третьего… А другие, наоборот, уверяют, что он уже столковался с шуанами. Ты-то что думаешь, Филипп?
— Я? Я ничего не думаю. Я вообще не думаю об этом. Я очень занят.
— Но гражданские чувства?..
— Видишь ли, революция все равно кончена — с Бонапартом или без Бонапарта. То, что я теперь выполняю, это наши прежние мечты. Это то, о чем мы говорили десять лет тому назад. Ты мне не веришь?
— Нет. Ты занят праздными выкладками. Это — для развлечения аристократов. А мы мечтали совсем о другом, мы мечтали о всеобщем благоденствии.
— Правильно! И революция этого не осуществила. Она разорила одних, обогатила других. Карты перетасованы. Но в колоде остались и тузы, и короли, и простые двойки. Почему? Да потому, что над людьми тяготеет проклятие — труд. Здесь аббаты не врут. Не от Капетов надо освободить людей, но от труда. Ты видал на набережной Синь паровую мельницу? Верь мне, это куда важнее всех деклараций. Я долго трудился над одним: я решил создать самодвигающуюся коляску. Пусть машины возят людей. В этом подлинное благоденствие. В этом и братство народов. Как будет счастлив человек, когда, едва шевельнув пальцем, он сможет перенестись из Парижа в Рим или в Вену!
— Но ведь это только мечты…
— Да, это были только мечты. Прекрасные мечты! Вот я тебе прочту, послушай: «С помощью наук и искусств можно построить колесницу, передвигающуюся чудодейственно быстро без лошадей и без других упряжных животных…» Это написано Рожером Бэконом в тысяча шестьсот восемнадцатом году.
Читать полностью https://read-hub.com/read_332156-1
| 
