Шел как-то, лет сорок назад, по Замоскворечью очень высокий и широкоплечий человек. И мальчишки, приметив великана, закричали ему вслед, как обычно дразнят высоких людей: «Дяденька! Достань воробушка!»

Огромный человек разом остановился, оглянулся, посмотрел сверху на ребят через широкое свое плечо и вежливо, вполне серьезно спросил: «А орла не хотите?»

Опешили мальчишки... Никак не ожидали они такого ответа от грозного на вид великана. И конечно, не знали ребята, что дерзко окликнули они на своей улице знаменитого поэта Владимира Владимировича Маяковского, стихи которого тогда знали по всей советской земле и во многих других странах. Конечно, Маяковский пошутил с ребятами, предложив им достать орла. Но в этой шутке сказался его характер: он всегда готов был откликнуться на просьбу и даже, как говорится, перевыполнить ее. Он всегда стремился сделать близкими для людей чувства высокого, орлиного полета. Да! Если уж доставать с неба — то не воробушков, а орлов!

Владимир Владимирович Маяковский родился в небольшом грузинском селении Багдади (ныне Маяковский), близ города Кутаиси, 7 (19) июля 1893 г. в семье лесничего. Жители Багдади и окрестных селений уважали и любили его отца — справедливого русского лесничего Владимира Константиновича Маяковского. Володя Маяковский рос среди грузинских ребят, учился в Кутаисской гимназии. Навсегда сохранились в его памяти грозные события 1905г. Революция, потрясшая всю Россию, бурей прокатилась и по Закавказью. Старшая сестра Людмила, учившаяся тогда в Москве, тайком привозила домой запретные, революционные стихи. Их читали шепотом. И впоследствии Маяковский, вспоминая о тех днях детства, писал: «Стихи и революция как-то объединились в голове». Это было сказано не ради красного словца. Для Маяковского поэзия не существовала отдельно от революции. Он не признавал литературы, оторванной от жизни, от народа и его борьбы за свои права.

После внезапной смерти отца в 1906 г. осиротевшая семья переехала в Москву. Здесь подросток Володя Маяковский выполнял поручения большевистской партии, участвовал в тайных рабочих сходках, распространял революционные листовки и трижды за это сидел в тюрьме.

Только несовершеннолетие спасло его при последнем аресте от далекой ссылки.

Всем, кто за мир любой ценой! О классовой ненависти.

    Я часто прикасаюсь к ней сухими от злобы губами.
    В ней след дыхания нежного и еще невинного,  может быть, след лопнувших давно мыльных пузырей. Но эта игрушка маленького Поля Ру, убитого прекраснейшей  из женщин, Габриелью де Бонивэ, прекраснейшего из городов, Парижа, - говорит мне о великой ненависти.
    Припадая к ней, я молюсь об одном - увидев белый флаг, не опустить ружья, как это сделал бедный Луи Ру, и ради всей радости жизни не предать форта Святого Винценсия, на котором еще держатся три блузника и пускающий мыльные пузыри младенец.

 
Недавно отмечали годовщину расстрела царской семьи Николая Кровавого. Всем, кто тает от жалости к четырнадцатилетнему врагу, так он был воспитан, и сыну врага, у которого руки по локоть в крови рабочих и детей рабочих, кто никогда не видел в народе - людей, не уважал их чувств, посвящается этот рассказ.

Но и тем, кто думает, что классовый мир возможен, что буржуа пожалеют детей рабочих, помогут их женщинам или старикам. Мы все для капиталистов - рабы, рабочая сила, быдло, которое необходимо терпеть, чтобы мы обслуживали их.

Статья не устарела!

   Ольга Лопес

   Вот уже месяц, как латиноамериканские СМИ вновь обсуждают обстоятельства смерти великого чилийского поэта, лауреата Нобелевской премии по литературе Пабло Неруды. Это случилось 23 сентября 1973 года, вскоре после военного переворота. До сих пор официальной причиной смерти считали рак, которым болел поэт. Якобы трагические события в Чили обострили заболевание и ускорили смертельную развязку. Но оказалось, что на этот счёт существует иное мнение.

Точно так же сомнительными кажутся официальные версии смерти таких известных в Чили и за её пределами лиц, как президент-социалист Сальвадор Альенде, экс-президент Эдуардо Фрей Монтальва, член демохристианской партии, министр правительства Альенде Хосе Тоа (Tohá).

Поэт-коммунист Пабло Неруда в Чили не забыт. Три его дома – в посёлке Исла-Негра, в Вальпараисо и Сантьяго – стали популярными музеями. По современным российским меркам – это весьма скромные домики, с тесными комнатами и узкими коридорами. Но поэт сумел создать такой своеобразный интерьер своих жилищ, наполнить их такими интересными вещами, что от туристов нет отбоя. Например, столешницей письменного стола в его кабинете в Исла-Негра стала корабельная дверь, которую прибой выбросил на берег у его дома. Или маленький сарайчик, место его уединения, куда поэт сбегал от гостей и домочадцев в минуты творческого вдохновения... За всеми этими «жилищными» подробностями как-то отступает на второй план творчество поэта, его жизненная позиция, его драматическая судьба.

Существующее положение вещей, казалось, устраивает всех. Но вот в мае с.г. в ряде латиноамериканских газет появилось интервью, которое дал корреспонденту AFP Мануэль Арайя Осорио, бывший водитель, помощник и охранник Неруды.

6 июля 1918 г. в Москве вспыхнул левоэсеровский мятеж. Он был предпринят по решению ЦК левых эсеров с целью сорвать Брестский мир и развязать войну с Германией. Убийство немецкого посла графа фон В.Мирбаха, арест председателя ВЧК Дзержинского и других большевиков, захват Центрального телеграфа – таковы основные факты июльского выступления левых эсеров.

Левые эсеры оформились в самостоятельную партию в конце ноября 1917 г. Отрицавшие диктатуру пролетариата, они тем не менее признавали Советскую власть и были единственной партией, вступившей в правящую коалицию с большевиками: на II съезде Советов вошли в состав ВЦИК, а позднее - и в состав советского правительства. В январе 1918 г. они поддержали разгон Учредительного собрания.

Первым серьезным поводом к конфликту левых эсеров с большевиками стал вопрос о заключении Брестского мира с Германией, расцененный ими как предательство интересов мировой революции. Разногласия усилились весной и особенно летом 1918 г. после введенной большевиками продовольственной диктатуры и создания комитетов бедноты. Разрешить их левые эсеры решили традиционным для них способом – террором.

Что же собственно произошло?

Заключив мир и получив передышку, Советская власть приступила к развертыванию социалистического строительства. Период с ноября 1917 года по февраль 1918 года Ленин назвал периодом "красногвардейской атаки на капитал". Советской власти удалось в течение первой половины 1918 года сломить хозяйственную мощь буржуазии, сосредоточить в своих руках командные высоты народного хозяйства (фабрики, заводы, банки, железные дороги, внешнюю торговлю, торговый флот и т.п.), сломать буржуазный аппарат государственной власти и победоносно ликвидировать первые попытки контрреволюции свергнуть Советскую власть. Читать далее...

Правящие круги Англии, Франции и США искали выход из нового экономического кризиса и связанного с ним обострения противоречий в капиталистическом лагере в ускоренном развязывании фашистской агрессии против Советского Союза. По мере роста военно-промышленного потенциала гитлеровской Германии и угрозы с ее стороны позициям западных держав стремление правящих кругов США, Англии и Франции направить немецко-фашистскую агрессию против СССР все более усиливалось. Это определялось не только их враждебностью к стране социализма и демократическому движению народов Европы, но и нараставшим желанием ослабить своего опасного противника путем организации войны между Германией и СССР. В 1937—1938 годах правительства этих стран переходят от политики поощрения гитлеровцев к прямым попыткам сговора с фашистской Германией. Расчет состоял в том, чтобы отдать Гитлеру Австрию, Чехословакию, Балканы, обеспечить ему необходимые стратегические позиции и экономические ресурсы для нападения на Советский Союз. Взамен они рассчитывали получить от Германии гарантии безопасности западноевропейских стран и неприкосновенности их колониальных владений. В процессе выработки и конкретном осуществлении такой политики западных держав все более выдвигаются на первый план круги, которые были готовы ради достижения соглашения с гитлеровцами пойти им на далеко идущие уступки.

В Англии возглавивший правительство Невиль Чемберлен отбросил фразы своих предшественников о коллективной безопасности и стал открыто проводить политику антисоветского сговора с гитлеровской Германией. В марте 1938 года Риббентроп не без оснований докладывал Гитлеру, что «при данном положении вещей в наших интересах, чтобы Чемберлен оставался теперь у власти»¹. Линию Чемберлена активно поддерживали министр иностранных дел Иден и сменивший его на этом посту Галифакс. Что касается Гендерсона, назначенного в 1937 году английским послом в Берлин, то даже английская буржуазная печать называла его не иначе как «нашим нацистским британским послом в Берлине». Перед отъездом Гендерсон, по собственному признанию, дважды проштудировал гитлеровскую «Майн кампф»; он видел свою задачу в том, чтобы «сделать все возможное для установления сотрудничества с Гитлером и нацистской партией»².

В.И.Ленин: "Броненосец "Потёмкин" остался непобежденной территорией революции"

«Клятва Шмидта»: «Клянёмся в том, что мы никогда не уступим никому ни одной пяди завоёванных нами человеческих прав»

14(27) ноября возглавил восстание на крейсере «Очаков» и других судах Черноморского флота. На корабле был поднят красный флаг. Шмидт объявил себя командующим Черноморским флотом, дав сигнал: «Командую флотом. Шмидт». В тот же день он отправил телеграмму Николаю II: «Славный Черноморский флот, свято храня верность своему народу, требует от Вас  немедленного созыва Учредительного собрания и не повинуется более Вашим министрам. Командующий флотом П. Шмидт».

Борющиеся за свободу матросы и солдаты устраняют начальство. Порядок поддерживается полный. Правительству не удается повторить кронштадтской гнусной проделки, не удается вызвать никаких погромов. Эскадра отказалась уйти в море и грозит городу, если попробуют усмирять восставших. Командование «Очаковым» принял лейтенант в отставке Шмидт, отставленный за «дерзкую» речь о защите с оружием в руках свобод, обещанных в манифесте 17 октября. Сегодня, 15, должен был окончиться, по сообщению «Руси» , срок, назначенный для сдачи матросам.

Мы стоим, следовательно, накануне решительного момента. Ближайшие дни - может быть, часы - покажут, победят ли вполне восставшие, будут ли они разбиты или будет заключена какая-нибудь сделка. Во всяком случае, севастопольские события знаменуют полный крах старого, рабского порядка в войсках, того порядка, который превращал солдат в вооруженные машины, делал их орудиями подавления малейших стремлений к свободе.

Мы, марксисты, знаем, что всякий писатель является политиком. Мы знаем, что искусство есть могущественная форма идеологии, которая отражает бытие отдельных классов и в то же время служит им орудием самоорганизации, организации других подчиненных классов или таких, которых они хотят подчинить, и дезорганизации враждебных. Мы, марксисты, знаем, что даже те писатели, в произведениях которых на первый взгляд и в лупу не найдешь политики, на самом деле являются политиками. Иногда они это прекрасно и сами сознают. Сознают они, что надо развлекать публику пустяками, разноцветным хламом, смешной забавой как раз для того, чтобы отвлечь их от серьезной политики, от постановки серьезных проблем, на которые толкает сама жизнь.

Искусство развлекающее, искусство отвлекающее всегда было крупным политическим оружием для карнавального утешения толпы, которой, быть может, очень и очень не хватает хлеба. Или возьмите другую разновидность писателей-политиков, отрицающих всякую политику. Возьмем романтиков. Романтики искреннейшим образом уверены, что они презирают действительность и презирают борьбу за изменение этой действительности. В глубине этого явления лежит описанное в известной басне суждение о винограде, что он-де кисел, вызванное только тем, что его все равно не достанешь. Романтик, как об этом еще писал Плеханов, знает, что быть активным ему не дано. Тогда он провозглашает пассивность самой высшей мудростью и благороднейшей чертой духовной аристократии. Он призывает к отказу от борьбы и строительства, он зовет уйти в мечту и насладиться вместе с ним безграничностью сил человеческого воображения.

Но разве это не политика? И разве эта политика, в большинстве случаев проводимая слабохарактерными представителями мелкой буржуазии, может не найти себе снисходительного одобрения со стороны господствующих классов, которые крепко держатся за действительность?

Да, одни ведут политику, отрицая ее на словах, потому что так оно хитрее, так легче добиться своих целей. Другие ведут политику, не подозревая этого, искреннейшим образом считая себя далекими от всякой политики.

Всякий класс защищает свои интересы, но не всякому классу выгодно в этом сознаться. Классы, интересы которых явно противоречат интересам огромного большинства, стараются защищаться, пользуясь всяким прикрытием, и искусство является для них хорошим политическим оружием именно постольку, поскольку им можно прикрыть свои хищные намерения.

Семьдесят пять лет назад перестало биться сердце великого пролетарского писателя, революционера Алексея Максимовича Горького.

История непростых отношений Горького с большевистской партией – тема отдельного разговора. Сегодня нам придется сосредоточить внимание на происшедшей три четверти века назад трагедии. Для этого есть серьезные причины, но начнем не с них, а, так сказать, с информационного повода.

И вот на первой полосе – статья: «Бацилла для Буревестника». Подзаголовок: «Как ни удивительно, историкам литературы удалось доказать, что убийца Горького – «фармацевт» Ягода». И в самом деле, удивительно – при нынешней-то демократии и гласности. А еще удивительнее читать об этом не в «Трудовой России», а в «Литературке».

Напомним: Генрих Ягода в 1936 г. возглавлял советскую службу безопасности – ОГПУ. 15 марта 1938 г. расстрелян по приговору суда, после одного из широко известных «московских процессов». Приговор был вынесен по ряду обвинений, в том числе в убийстве А.М. Горького. После XX съезда КПСС, и особенно в ходе и после «перестройки», процессы 30-х гг. были превращены в жупел беззакония, произвола и фальсификаций. Но даже комиссией по реабилитации 90-х гг. Г. Ягода реабилитирован не был.

Автор статьи – доктор филологических наук, профессор Лидия Спиридонова – напоминает три версии кончины писателя: «1. В убийстве Горького на процессе 1938 года были обвинены Н. Бухарин, А. Рыков, Г. Ягода, П. Крючков, лечащие врачи… 2. «Умерщвление» по приказу Сталина, хитроумно осуществленное Г. Ягодой и его подчиненными…3. Естественная смерть в результате двустороннего воспаления легких». Дается отсылка к труду «Вокруг смерти Горького (Документы, факты, версии)» – ни года издания, ни прочих выходных данных. Большая часть статьи – так теперь принято с «легкой» руки западной прессы – отнесена на четвертую страницу.

После окончания последней мировой войны прошел двадцать один год; этому событию, финалом которого стал разгром Японии, посвящается сейчас огромное количество публикаций на всех языках. Многие регионы разделенного на два лагеря мира демонстрируют оптимизм[1].

Двадцать один год без новой мировой войны в ситуации острой конфронтации, конфликтов с использованием силы и внезапных перемен представляются всем очень долгим сроком. Однако даже не анализируя специально, к каким результатам на практике привел этот мир (нищета, деградация, эксплуатация все возрастающего числа регионов Земли), – мир, о своей борьбе за поддержание которого мы все постоянно говорим, – хорошо бы понять, является ли он реальностью.

Цель данных заметок – не описание локальных войн, случившихся со времени капитуляции Японии, и тем более не составление длинного и все увеличивающегося реестра гражданских конфликтов, случившихся за период так называемого мира. Но чтобы понять всю необоснованность демонстрируемого оптимизма, достаточно вспомнить о войнах в Корее и Вьетнаме.

В Корее после нескольких месяцев ожесточенных боев северная часть страны подверглась самому чудовищному опустошению, какое можно найти в анналах современных войн: сплошь перепаханная бомбами, она осталась без фабрик, без школ, без больниц, без какого-либо следа жилья, где могли бы укрыться десять миллионов ее жителей. Читать далее...