Отрывок.  Мастерское использование национального вопроса

 
Шесть тысяч рабочих и служащих Золотого острова были набраны со всех концов света. Первый помощник Гарина, инженер Чермак, носивший звание губернатора, разместил рабочую силу по национальностям на пятнадцати участках, отгороженных друг от друга колючей проволокой.

 На каждом участке были построены бараки и молельни по возможности в национальном вкусе. Консервы, бисквиты, мармелад, бочонки с капустой, рисом, маринованными медузами, сельдями, сосисками, и прочее, и прочее заказывались (американским заводам) также с национальными этикетками.

 Два раза в месяц выдавалась прозодежда, выдержанная в национальном духе, и раз в полгода -- праздничные национальные костюмы: славянам -- поддевки и свитки, китайцам -- сырцовые кофты, немцам -- сюртуки и цилиндры, итальянцам -- шелковое белье и лакированные ботинки, неграм -- набедренники, украшенные крокодильими зубами и бусами, и т.д.

 Чтобы оправдать в глазах населения эти колючие границы, инженер Чермак организовал штат провокаторов. Их было пятнадцать человек. Они раздували национальную вражду: в будни умеренно, по праздникам вплоть до кулачной потасовки.

«Гадюка» — повесть А. Н. Толстого, впервые напечатанная в журнале «Красная новь» в 1928 году с подзаголовком «Повесть об одной девушке». Авторская дата — 15 июля 1928 года. В основе сюжета «Гадюки» — судьба знакомой Толстого — Т. Сикорской; выйдя из богатой семьи, она стала активным борцом за дело народа.

Алексей Толстой начал писать повесть после окончания второй части романа «Хождение по мукам» — «Восемнадцатый год». По идейному замыслу «Гадюка» перекликается с повестью Толстого «Голубые города» (1925). В одном из писем 1928 года автор сообщал:

    Я начал писать рассказ, очень трудный, и работа идёт медленно и трудно. Не знаю — должно быть, сказывается усталость после романа. Всё же надеюсь в десять дней его закончить.

В 1934 году повесть была опубликована в отдельном издании «Библиотека начинающего читателя» (издательство «Художественная литература») с существенными изменениями. В кратком предисловии к книге сказано:

    «Гадюка», или, как сказано в подзаголовке, «Повесть об одной девушке», для настоящего издания заново просмотрена и отредактирована автором. В результате этого повесть, не изменившись по существу, стала более сжатой и для начинающего читателя более доступной по языку.

В частности, для этого издания к повести была дописана концовка: «Через две недели в народном суде слушалось дело Ольги Вячеславовны Зотовой… Суд… Нет, пусть лучше сами читатели судят и вынесут приговор…»

Алексей Николаевич Толстой.

Хождение по мукам

(книга 1)

 СЕСТРЫ

 О, Русская земля!..
 ("Слово о полку Игореве")

 1

Сторонний наблюдатель из какого-нибудь заросшего липами захолустного переулка, попадая в Петербург, испытывал в минуты внимания сложное чувство умственного возбуждения и душевной придавленности.

 Бродя по прямым и туманным улицам, мимо мрачных домов с темными окнами, с дремлющими дворниками у ворот, глядя подолгу на многоводный и хмурый простор Невы, на голубоватые линии мостов с зажженными еще до темноты фонарями, с колоннадами неуютных и нерадостных дворцов, с нерусской, пронзительной высотой Петропавловского собора, с бедными лодочками, ныряющими в темной воде, с бесчисленными барками сырых дров вдоль гранитных набережных, заглядывая в лица прохожих - озабоченные и бледные, с глазами, как городская муть, - видя и внимая всему этому, сторонний наблюдатель - благонамеренный - прятал голову поглубже в воротник, а неблагонамеренный начинал думать, что хорошо бы ударить со всей силой, разбить вдребезги это застывшее очарование.

Теперь о том, почему какуизм — это человеконенавистническое учение.

Штука вся вот в чём. Во-первых, чтобы наморгать себе нужную информацию — нужно по меньшей мере знать, что эта информация существует. Невозможно наморгать "нужные сведения" об Иерониме Босхе, чистотеле, силе воли и силе тока, если не знаешь, что эти понятия вообще существуют.

Ты не можешь судить, нужны ли тебе сведения, о которых ты не знаешь.

Последователи какуизма эту простую истину замалчивают. Они делают вид, что иметь теоретическую возможность доступа к фактам — то же самое или даже лучше, чем знать эти самые факты и понимать их значение.

И в этом гнездится самое гнусное, что несёт в себе какуизм и его адепты по всей Земле.

Совершенно невозможно допустить, что эти умные люди всерьёз думают, будто без каркаса системного знания о мире можно "думать, аргументировать и принимать верные решения".

Значит, когда они говорят про "думать и принимать решения" — они просто имеют в виду нечто совсем другое.

...Перевожу со льстивого вранья на русский: какуизм намерен свести сознание "обычного человека" к девайсу, обслуживающему девайсы. Причём последние по умолчанию рассматриваются как данные свыше.

Человек-девайс должен в первую очередь уметь меняться. То есть прилаживаться к тому техническому формату, который прописан ему в данный момент. И к актуальным девайсам. И желательно, пусть делает это с энтузиазмом и готовностью. С "интуицией и творческим подходом".

Вот выпустят специалисты айфон номер тридцать — и человек должен будет с ним уметь творчески и интуитивно обращаться.

Специалисты повысят налоги и понизят пенсии — и человек должен будет быстро и интуитивно научиться экономить (я не шучу, есть масса таких мануалов и на западе, и уже у нас).

Памяти советского поэта Сергея Есенина

Ленин (отрывок из поэмы "Гуляй-поле")

...

Монархия! Зловещий смрад!
 Веками шли пиры за пиром,
 И продал власть аристократ
 Промышленникам и банкирам.
 Народ стонал, и в эту жуть
 Страна ждала кого-нибудь...
 И он пришел.
 . . . . . . . . . . . . . . . .
 
 Он мощным словом
 Повел нас всех к истокам новым.
 Он нам сказал: "Чтоб кончить муки,
 Берите все в рабочьи руки.
 Для вас спасенья больше нет -
 Как ваша власть и ваш Совет".
 . . . . . . . . . . . . . . . . .
 
 И мы пошли под визг метели,
 Куда глаза его глядели:
 Пошли туда, где видел он
 Освобожденье всех племен...
 . . . . . . . . . . . . . . . . .
 
 И вот он умер...
 Плач досаден.
 Не славят музы голос бед.
 Из меднолающих громадин
 Салют последний даден, даден.
 Того, кто спас нас, больше нет.
 Его уж нет, а те, кто вживе,
 А те, кого оставил он,
 Страну в бушующем разливе
 Должны заковывать в бетон.
 
 Для них не скажешь:
 "Л е н и н умер!"
 Их смерть к тоске не привела.

Жила девочка Женя. Однажды послала её мама в магазин за баранками. Купила Женя семь баранок: две баранки с тмином для папы, две баранки с маком для мамы, две баранки с сахаром для себя и одну маленькую розовую баранку для братика Павлика. Взяла Женя связку баранок и отправилась домой. Идёт, по сторонам зевает, вывески читает, ворон считает. А тем временем сзади пристала незнакомая собака да все баранки одну за другой и съела: съела папины с тмином, потом мамины с маком, потом Женины с сахаром. Почувствовала Женя, что баранки стали что-то чересчур лёгкие. Обернулась, да уж поздно. Мочалка болтается пустая, а собака последнюю, розовую Павликову бараночку доедает, облизывается.

— Ах, вредная собака! — закричала Женя и бросилась её догонять.

Бежала, бежала, собаку не догнала, только сама заблудилась. Видит — место совсем незнакомое, больших домов нет, а стоят маленькие домики. Испугалась Женя и заплакала. Вдруг откуда ни возьмись — старушка.

— Девочка, девочка, почему ты плачешь?

Женя старушке всё и рассказала.

Пожалела старушка Женю, привела её в свой садик и говорит:

— Ничего, не плачь, я тебе помогу. Правда, баранок у меня нет и денег тоже нет, но зато растёт у меня в садике один цветок, называется — цветик-семицветик, он всё может. Ты, я знаю, девочка хорошая, хоть и любишь зевать по сторонам. Я тебе подарю цветик-семицветик, он всё устроит.

С этими словами старушка сорвала с грядки и подала девочке Жене очень красивый цветок вроде ромашки. У него было семь прозрачных лепестков, каждый другого цвета: жёлтый, красный, зелёный, синий, оранжевый, фиолетовый и голубой.

— Этот цветик, — сказала старушка, — не простой. Он может исполнить всё, что ты захочешь. Для этого надо только оторвать один из лепестков, бросить его и сказать:

Монархия! Зловещий смрад!
 Веками шли пиры за пиром,
 И продал власть аристократ
 Промышленникам и банкирам.
 Народ стонал, и в эту жуть
 Страна ждала кого-нибудь...
 И он пришел.
 . . . . . . . . . . . . . . . .
 
 Он мощным словом
 Повел нас всех к истокам новым.
 Он нам сказал: "Чтоб кончить муки,
 Берите все в рабочьи руки.
 Для вас спасенья больше нет -
 Как ваша власть и ваш Совет".

О ПУШКИНЕ

..И Пушкин падает в

голубоватый

Колючий снег. Он знает - здесь конец...

Недаром в кровь его влетел крылатый,

Безжалостный и жалящий свинец.

ПРЕДИСЛОВИЕ [К книге А. Франса Остров пингвинов, 1925]

Впервые, под заглавием «Анатоль Франс», напечатано в газете «Правда», 1924, № 234, 14 октября.

Написано в связи со смертью А. Франса, последовавшей 12 октября 1924 года. С небольшими авторскими поправками статья была предназначена для предисловия в книге: А. Франс, Остров пингвинов, изд. «Межрабиом», М. 1925 (издание не состоялось). 

Статья публикуется по правленным автором гранкам, хранящимся в ЦПА Института марксизма–ленинизма при ЦК КПСС (ф. 142, оп. 1, ед. хр. 303).

Анатоль Франс столь своеобразная фигура в современной европейской культуре, что оценка его является делом сложным и будет, конечно, даваться под самыми различными углами зрения. Я постараюсь здесь набросать краткий очерк его развития и дать некоторые штрихи его общественно–культурного роста.

Анатоль Франс родился в 1844 году, и его жизнь можно разделить на три периода:

Впервые напечатано в книге: Анатоль Франс, Полн. собр. соч., т. XIII. Боги жаждут, перевод с французского Б. Лившица, Гослитиздат, М. — Л. 1931.

Печатается по тексту первой публикации.

Роман «Боги жаждут» занимает в блистательной серии произведений Анатоля Франса, несомненно, одно из первых мест. Это наиболее трагический роман, вышедший из–под его пера. Анатолю Франсу трагизм был в значительной степени чужд. Это не значит, что он стремился обойти явления тяжелые, вопросы серьезные и даже жестокие, — в миросозерцании Анатоля Франса очень большое место занимает довольно густая тень пессимизма.

В общем, мир и жизнь казались Анатолю Франсу украшенными бесчисленным количеством красот, которыми приятно наслаиваться.