Евгений Маркович Татарский (10 сентября 1938 года — 23 февраля 2015 года) — советский кинорежиссёр, сценарист.

Биография

Евгений Татарский родился 10 сентября 1938 года в Ленинграде. Учился в школе № 107 Выборгского района.

После школы поступил в Ленинградский гидрометеорологический институт, проучившись год, бросил институт и попытался поступить на актёрский факультет Театрального института, но не набрал нужных баллов. Отслужив три года в армии, поступал на режиссёрский факультет Театрального института, сдал экзамены, но не прошёл собеседование.

Пришёл работать на Ленинградскую киностудию научно-популярных фильмов; год работал разнорабочим, грузил доски и киноплёнку, после чего стал помощником режиссёра. Проработал в этом качестве с 1961 по начало 1964 года, объездил со съёмочными группами весь Советский Союз, от Северного Ледовитого океана до границы с Ираном.

Работая на «Леннаучфильме», Евгений Татарский начал учиться на заочном отделении в институте культуры на факультете культурно-просветительской работы на отделении «режиссёр самодеятельных театров» (мастерская Л. Г. Теплякова), окончил обучение в 1969 году.

В 1964 году стал работать на киностудии «Ленфильм», сначала был ассистентом режиссёра (на картинах «Авария», «Рабочий посёлок», «В городе С.»), затем вторым режиссёром на съёмках фильмов «Салют, Мария!», «Плохой хороший человек», «Под каменным небом», на советско-американской ленте «Синяя птица».

Уже работая вторым режиссёром, был зачислен на третий курс отделения режиссуры телевидения ЛГИТМиКа. В качестве дипломной работы снял короткометражный фильм «Пожар во флигеле» по рассказу Виктора Драгунского, получивший Гран-при фестиваля телевизионных фильмов в Мюнхене.

ШИЛЛЕР (Schiller), Иоганн Кристоф Фридрих (10.XI.1759, Марбах на Некаре, -- 9.V.1805, Веймар) -- немецкий поэт, драматург, теоретик искусства, историк. Наряду с Г. Э. Лессингом и И. В. Гёте -- основоположник немецкой классической литературы.

Сын фельдшера, офицера на службе вюртембергского герцога. Воспитывался в религиозно-пиетистич. атмосфере, сказавшейся в его ранних стихах. Окончив латинскую школу в Людвигсбурге (1772), по приказу герцога был зачислен в военную школу (преобразованную позже в академию на правах университета), где занимался сначала на юридическом, потом на медицинском отделении. Благодаря Я. Ф. Абелю и другим молодым преподавателям Шиллер познакомился с моралистич. философией Фергюсона и Шефтсбери, с идеями английских и французских просветителей -- Локка, Монтескьё, Вольтера, Руссо. В круг его интересов входят американское освободительное движение, творчество Шекспира, Лессинга, произведения немецких штюрмеров И. Г. Гердера, Гёте, Ф. М. Клингера, И. А. Лейзевица, К. Ф. Д. Шубарта, антифеодальные традиции швабской литературы и публицистики. Глубокое противоречие между свободолюбивыми просветительскими идеями и тиранией в Вюртемберге и в большинстве карликовых немецких феодальных государств 18 века породило в мировоззрении молодого Шиллера трагический разлад, сохранившийся на протяжении всего его творческого развития, отмеченного беспрестанными поисками идеального общественного устройства.

   Вместе с несколькими друзьями Шиллер образовал в академии тайный "поэтический оппозиционный клуб", в котором обсуждались его первые произведения, в т. ч. драма "Разбойники" ("Die Rauber", изд. 1781, пост. 1782, Мангейм).

   "Разбойники" -- трагедия о дисгармонии в современном мире, о вражде и ненависти в человеческих взаимоотношениях. Следуя идейным и художественным принципам "Бури и натиска", Шиллер придал протесту главного героя чрезвычайно обобщенные, едва ли не космические очертания. Обнаружив чудовищные преступления своего брата Франца, Карл Моор воспринял их как проявление порочности всей природы, как пробуждение древней распри в человеческом роде и возомнил себя божественным мстителем; однако избранная им форма социального возмездия -- разбой -- не могла не придти в противоречие с его возвышенными намерениями. В герое Шиллера, еще декларативном, намечен трагический характер, готовый нести полную меру ответственности за все совершенное. В первой драме Шиллера угадываются различные стилевые тенденции: шекспировская трагедийность, метафоричность барокко, руссоистская риторика, штюрмерская громогласность. При всем том, "Разбойники" открыли новый тип драмы -- лирической страстной, политически устремленной, эмоционально действенной.

Луначарский А. В.

Лекция 8

Вольтер был во многом предшественником правого течения буржуазии эпохи революции, но в то же предреволюционное время были и такие писатели, из которых вышел центр, жирондисты, просвещенная буржуазия, буржуазная интеллигенция, дошедшая до идеи республики, дошедшая до великолепного плана народного образования, который развернул Кондорсе, до всего республиканского радикализма, в котором много прекрасного при всей его ограниченности.

Той группой буржуазии, наиболее интеллигентной частью революционной буржуазии, которая создала ее идеологическую базу, были так называемые энциклопедисты.

Так как их «Энциклопедия» есть чисто философская вещь, то мне приходится на ней остановиться лишь мимоходом. Напомню вам, что те остроумные, чрезвычайно честные мыслители, которых Плеханов причисляет к прямым предшественникам Маркса,⁹ относились именно к этой группе. Здесь мы найдем Гельвеция и Гольбаха, основателей буржуазного материализма, основателей безбожной и аморальной этики. Их сочинения можно и сейчас еще читать с громадной пользой. Им не столь важна была охрана собственников, сколько стремление развернуть во всю ширь свою мысль, направленную против старого порядка. Они не только чувствовали ненависть к старому порядку, но вполне ясно сознавали, что надо приступить к его разрушению и к созданию порядка нового.

Вся «Энциклопедия» представляет собою словарь, в котором за каждым словом вы видите борьбу против предрассудков, против старого, борьбу за просвещенную демократию, за научно устроенную жизнь. Энциклопедисты, конечно, не могли быть коммунистами. В отдельных случаях, правда, они подходили к коммунизму — например, аббат Морелли написал совершенно социалистическую книжку,¹⁰ хотя он не был политическим борцом, каким был Бабёф. Но из энциклопедистов никто не был политическим борцом — они были подготовителями революции. Их идеалом была просвещенная демократия, устраивающая свою жизнь по последнему слову науки.

Мы теперь знаем, что подлинно просвещенная демократия, то есть действительная власть народа, действительно устраивающего свою жизнь по последнему слову науки, это и есть коммунизм. Для того времени это еще не было ясно. Последнее слово науки как будто бы упиралось тогда в буржуазную демократию, а, как мы знаем, буржуазная демократия основывается вся на неравенстве и на несправедливости. В этом была трагедия.

Луначарский А. В.

Лекция 8

Французская революция обыкновенно характеризуется как революция буржуазная. Но было бы в высшей степени примитивно рассматривать здесь буржуазию как целостный класс, и, конечно, совершенно неверно считать буржуазию единственным классом, совершавшим революцию 1789 года.

Буржуазия была одной из главных групп, действовавших в революции. Но буржуазия, в свою очередь, была расслоена на несколько групп, враждовавших между собою смертельно.

Буржуазия богатая — откупщики, генеральные фермеры, всякого рода банкиры, богатейшие купцы, владельцы разных мануфактур — не желала ничего, кроме введения — может быть, даже ослабленной — конституции английского образца, и стояла за сохранение королевской власти.

Средняя буржуазия, к которой относились главным образом верхушка интеллигенции, отчасти зажиточные торговцы и наиболее зажиточный, наиболее культурный слой ремесленников, была настроена республикански, полагая, что никакой королевской власти не нужно, но стремилась к демократии ограниченной, цензовой, которая отнюдь не давала бы прав простонародью, в особенности неимущему простонародью, то есть мелким ремесленникам, подмастерьям, рабочим мануфактуры и бездомным людям. Франция была страшно разорена, и там была масса люмпен–пролетариата, бродячего люда. Буржуазия не хотела, чтобы это отребье общества имело влияние на республику.

Интересы этой среднебуржуазной формации выразила жиронда, партия буржуазии, более или менее смыкавшаяся с левой частью дворянства, желавшей сохранить во Франции монархию. Уже здесь вы видите самую резкую вражду. Жирондисты и конституционалисты считали друг друга извергами и, несмотря на то, что ни та, ни другая партия отнюдь не вводила в систему террор, как делала это крайняя левая партия, тем не менее они охотно пользовались в борьбе друг против друга самыми решительными мерами. В глазах умеренного конституционалиста, богатого буржуа, даже жирондист был, в сущности говоря, разбойником или, по крайней мере, беспочвенным мечтателем, который опасен для Франции, так как хочет вести ее по путям ему самому неизвестным.

А рядом с этими партиями выдвигалась Гора. Во главе Горы, якобинцев и кордельеров, стояли типичные представители мелкой буржуазии. Частью это были врачи без практики, как, например, Марат, неудавшиеся журналисты, мелкие адвокаты, каким был Робеспьер, то есть бедная, неимущая интеллигенция. Частью это были не особенно зажиточные мелкие предприниматели, пивовары, «мастера–хозяева», владельцы разных мастерских, парикмахерских и т. д. — словом, мелкий люд. Из этого слоя набирался штаб. Мы не находим в нем почти ни одной фигуры, которая представляла бы собою парижский пролетариат, зародыш которого тогда уже возник. Но то обстоятельство, что возглавляли Гору большею частью представители интеллигенции, не определяет ее сущности.

А. В. Луначарский

«БРОНЕПОЕЗД» В МХАТе

Сам по себе Октябрьский юбилей далеко не всякий юбилей. Он может вдохновить на крупное художественное произведение в гораздо большей мере, чем какой угодно другой, во–вторых, театры наши совсем не заурядные и совсем не то, что о них обыкновенно думают; стоит только вспомнить, что даже на последнем театральном совещании, созванном партией, говорилось еще кое–кем об отсталости наших театров и о нежелании их решительно вступить на путь общественности, о недоверии к ним, по крайней мере к старым театрам, и т. д.  Или припомните, например, опасение некоторых ведомств и учреждений, что театры хотя и обещают почтить Октябрь, но, в сущности, просаботируют его. И стоит вспомнить все это и сравнить с тем изумительным букетом спектаклей и в Москве и в Ленинграде, который, при тяжелых условиях и спешной работе, подарен театрами Октябрю, чтобы почувствовать, насколько были правы те, кто утверждали наличие огромной талантливости нашего театра, большого сдвига театров под влиянием революции и ускоряющийся темп их движения в этом направлении. Понятны и причины некоторого скептицизма. Конечно, говорили многие, Октябрь великая годовщина, но ведь в данном случае в театрах чествовать Октябрь будут не рабочие, а актеры, то есть часть интеллигенции, да еще довольно отсталая.

    Видеть явное, совершать обычное -- что может быть проще? Жизнь современного человека тяготеет к застывшим формам, а развитие цивилизации усиливает это тяготение, и потому в жизни нашей преобладает обыденное, а неожиданное случается редко. Но вот неожиданное происходит. Иной раз оно переворачивает вверх дном всю жизнь, и тогда неприспособленные погибают. Они не видят того, что не явно, не умеют принимать внезапных решений и теряют голову, попадая в новую, непривычную колею. Словом, когда старая, накатанная колея их жизни обрывается, они гибнут.
      Но есть люди, которым удается выжить. Отдельные, лучше приспособленные личности могут избежать гибели, когда сила обстоятельств вырывает их из круга явного и привычного, принуждая ступить на новый, неизведанный путь.
      Так было с Эдит Уитлси. Она родилась в Англии, в сельской местности, где жизнь течет по исстари заведенному порядку, а все неожиданное так неожиданно и необычайно, что почитается безнравственным. Она рано пошла в услужение и, все по тому же исстари заведенному порядку, еще совсем молоденькой девушкой попала в горничные к одной важной даме.
      Развитие цивилизации приводит к тому, что наша жизнь, подчиняясь установленным законам, в своем однообразии уподобляется работе машины. Все нежелательное изгоняется, все неизбежное заранее предусмотрено. Мы даже не мокнем под дождем, не мерзнем в мороз, и смерть -- чудовищная, нежданная гостья -- уже не подстерегает нас за каждым углом: она превращена теперь в пышный, хорошо слаженный спектакль, который заканчивается в фамильном склепе, где даже дверные петли заботливо смазаны маслом во избежание ржавчины, а воздух регулярно проветривается, дабы на мрамор не оседала пыль.

1910 год. Мексиканские патриоты готовят восстание против диктатуры Диаса. К революционной хунте присоединяется юный Филипе Ривера, отец и мать которого были расстреляны диктаторами. Час восстания близок, но героям не хватает оружия. Чтобы добыть необходимую сумму денег, Ривера решается выступить на ринге против Уорда, сильнейшего боксера Америки...

  I

    Никто не знал его прошлого, а люди из Хунты и подавно. Он был их "маленькой загадкой", их "великим патриотом" и по-своему работал для грядущей мексиканской революции не менее рьяно, чем они. Признано это было не сразу, ибо в Хунте его не любили. В день, когда он впервые появился в их людном помещении, все заподозрили в нем шпиона - одного из платных агентов Диаса. Ведь сколько товарищей было рассеяно по гражданским и военным тюрьмам Соединенных Штатов! Некоторые из них были закованы в кандалы, но и закованными их переправляли через границу, выстраивали у стены и расстреливали.

    На первый взгляд мальчик производил неблагоприятное впечатление. Это был действительно мальчик, лет восемнадцати, не больше, и не слишком рослый для своего возраста. Он объявил, что его зовут Фелипе Ривера и что он хочет работать для революции. Вот и все - ни слова больше, никаких дальнейших разъяснений. Он стоял и ждал. На губах его не было улыбки, в глазах - привета. Рослый, стремительный Паулино Вэра внутренне содрогнулся. Этот мальчик показался ему замкнутым, мрачным. Что-то ядовитое, змеиное таилось в его черных глазах. В них горел холодный огонь, громадная, сосредоточенная злоба. Мальчик перевел взор с революционеров на пишущую машинку, на которой деловито отстукивала маленькая миссис Сэтби.

      Сначала он был Кристофер Беллью. В колледже он превратился в Криса Беллью. Позже, в кругах сан-францисской богемы, его прозвали Кит Беллью. А в конце концов он стал Смок Беллью, и иначе его уже не называли. История превращений его имени была историей его собственных превращений. Не будь у него любящей матери и железного дяди и не получи он письма от Джиллета Беллами - ничего бы не получилось.
      "Я только что просмотрел номер "Волны", - писал Джиллет из Парижа. - Не сомневаюсь, что дело у О'Хара пойдет. Однако он еще не знает всех тонкостей ремесла. (Следовали советы, как улучшить молодой великосветский еженедельник.) Сходи в редакцию и поговори с О'Хара. Пусть он думает, что это твои собственные соображения, не поминай меня. А то он сделает меня своим парижским корреспондентом; мне же это очень невыгодно, потому что я сотрудничаю в больших журналах, где по крайней мере деньги платят. Прежде всего внуши ему, чтобы он выгнал болвана, который дает ему критические заметки о живописи и о музыке. Кроме того, в Сан-Франциско всегда была своя литература, а теперь нет никакой. Скажи О'Хара, пусть постарается найти осла, который согласится поставлять для "Волны" серию рассказов - романтических, ярких, полных настоящего сан-францисского колорита".

«Время-не-ждёт» (англ. Burning Daylight, дословно Пылающий рассвет) — роман американского писателя Джека Лондона об авантюристе Эламе Харнише по прозвищу Время-не-ждёт. Книга вышла в 1910 году. Прототипом главного героя частично послужил предприниматель из Сан-Франциско Фрэнк Смит

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Скучно было в тот вечер в салуне Тиволи. У длинной стойки, тянувшейся вдоль бревенчатой стены просторного помещения, сидело всего пять-шесть посетителей; двое из них спорили о том, какое средство вернее предохраняет от цинги: настой хвои или лимонный сок. Спорили они нехотя, лениво цедя слова. Остальные едва слушали их. У противоположной стены выстроился ряд столов для азартных игр. Никто не бросал кости. За карточным столом одинокий игрок сам с собой играл в «фараон». Колесо рулетки даже не вертелось, а хозяин ее стоял возле громко гудящей, докрасна раскаленной печки и разговаривал с черноглазой миловидной женщиной, известной от Джуно до Форт-Юкона под прозвищем Мадонна. За одним из столиков шла вялая партия в покер — играли втроем, по маленькой, и никто не толпился вокруг и не следил за игрой. В соседней комнате, отведенной для танцев, под рояль и скрипку уныло вальсировали три пары.

"Итак, повсюду грабеж и обман, обман и грабеж, я смотрю вперед. Я сохраняю веру в благородство и величие человека. Я верю, что чистота и бескорыстие духа победят господствующую ныне алчность". Дж. Лондон

Действие происходит в Вашингтоне, США, в 1910 году на протяжении двадцати часов.
1.  Дом сенатора Чалмерса.
2.  Комнаты Говарда Нокса в гостинице Уолтэм.
3.  Дом Энтони Старкуэтера.
4.  Там же, где и в первом действии.

ОПИСАНИЕ ХАРАКТЕРОВ ДЕЙСТВУЮЩИХ ЛИЦ