1. «Играем на повышение»

      — «Ситроен» — 1841…

      Это Акрополь и собор святого Петра. Здесь почитают единого бога, имя его неизреченно, а поклоняются здесь трем тысячам святителей. Их имена, звонкие и загадочные, заполняют высокие своды; они выливаются на площадь, растекаются по узким улицам Парижа; они затопляют банкирские конторы, где рябь бухгалтерии, горе клерка и окурок сигары на стеклянном прилавке; они просачиваются повсюду: в редакции газет, в кабинеты министров, в спальни содержанок, просыпая там на ковер пудру или жемчуг; легко взлетают они на Эйфелеву башню, чтобы стать волнами божественного эфира, который обволакивает и нормандскую ферму, и палубу трансатлантического парохода, и автомобиль Ситроена среди песков Сахары. Великие имена, пот, пряный и тяжелый, как мускус, вязкость крови, духота снов, память, благотворное отчаяние: «Роял-Детч», «Рио-Тинто», «Томсон-Устон», «Канадиан Пасифик», «Малопольска», «Санта-Фе». Нет, это не медь, не нефть, не грубая плоть вселенной, это имена святителей, колебания цифр и волн, богомольный трепет человечества. Читать далее...

   1. Белая кровь, красная кровь

      В лесах Бразилии много деревьев. Их имена известны только ботаникам. Одно дерево называется «гевея». Это рослое ветвистое дерево с корой светло-серой и пятнистой, обыкновенное дерево. Оно могло бы остаться в лесах Бразилии среди других деревьев. Ведь в Бразилии люди живут, как лес, — медленно, мудро и тупо. Но на севере, в Нью-Йорке, люди торопятся жить. Они, наверное, боятся умереть слишком поздно. В Париже, Лондоне, Берлине — повсюду люди спешат. Там нет ветвистых деревьев. Зато там много автомобилей. С каждым днем их все больше и больше. Читать далее...

1. Огнепоклонники

      Шоссе. Длинная вереница автомобилей. В автомобилях, разумеется, люди. Этот едет, потому что он врач. Этот потому, что он ухаживает за девушкой. Этот продает электрические лампочки. А этот решил убить ювелира. Все они едут потому, что у них автомобили. Едут не они, едут автомобили, а автомобили едут потому, что они автомобили.

      Вдруг машина останавливается среди пригородного уныния, среди щебня, паршивых котят и назойливой детворы, под жестким белесым солнцем. Вокруг — столбы с насосами. Автомобиль хочет жрать. На столбах различные знаки: буквы, языки пламени, зигзаги молнии. Мелом проставлена цена: 12.70 или 12,80. Автомобилист, тот, что с револьвером в кармане, или тот, что с образцами электрических лампочек, рассеянно смотрит на молнию и на пламя. Ему попросту нужен бензин. Он не думает, что перед ним война, братские могилы, трофеи победителей. Он платит 12.70 или 12.80. Он думает о лампочках или о ювелире. Он нажимает педаль. Ухмыляясь, машина мчится дальше. Она знает, куда и зачем. Читать далее...

      Пьер Шарден работает в сборочной. Он прикрепляет задние рессоры. В его руке железная серьга. Шасси движутся. У Пьера Шардена 1 минута 12 секунд. Он нацепляет серьгу. Он работает исправно: у него ведь трое детей. Он получает 4 франка 75 сантимов в час. Он хочет получать больше. Он хочет купить новую кровать. Он мечтает даже о светлой квартире: его окна выходят на глухой двор, и его младшая дочка, которой уже четыре года, еще не начала ходить. Он о многом мечтает. Он старается нацеплять серьги скорее, он хочет выиграть десять или двадцать секунд.

      Чтобы нацепить серьгу, достаточно 55 секунд. Это учтено. Теперь в час мимо Пьера проходит 70 шасси. Он получает все те же 4 франка 75. Он не купил кровати. Его дочка так и не начала ходить. Он приходит домой унылый и молчаливый. Он, кажется, разучился говорить. Он знает одно: нацепить серьгу. В 55 секунд. Он умрет на пять лет раньше. Зато каждый автомобиль теперь обходится на 6 сантимов дешевле.

      Жан Лебак работает в Сюренн. Он изготовляет шарниры. У него старуха мать и двое ребят. Как и Пьер, он о многом мечтает. За 100 шарниров ему платят 4 франка. Он забывает о жизни. Он входит в раж. Это больше не Жан Лебак, который играл в кости или подтрунивал над товарищами, — нет, это американская машина. Вместо 120 шарниров в час он изготовляет 220. Вот-то порадует он своих!.. Но нет — автомобиль должен стоить дешево. Если Жан Лебак делает шарниры быстрее, надо переменить расценку. Вместо 4 франков он теперь получает за 400 штук всего 2 франка 80. Он пробует работать еще скорее, 230. Но нет, он все-таки не американская машина. Он валится без сил. Врач говорит, что это грипп. Он знает, что это — отчаяние. Как бы он ни работал, больше положенного ему не выработать. Надеяться не на что. Он должен просто спешить, спешить ради спешки.

      Торопятся рабочие. Торопятся инженеры. Торопится и г-н Ситроен.

      В просторной конторе стучат машинистки. Люси Невиль. Номер 318. Скорее! Вложить листы — 44 секунды. Письмо — 3 минуты 49 секунд. Перечесть — 50 секунд. Положить копию в ящик — 4 секунды.

      Хронометрщик носится от станка к станку. У него часы и доска. Он ведет счет секундам. Он смотрит на руку и на стрелку. Он записывает. Это не смертные приговоры, это только удешевленные автомобили.

      Торопятся инженеры. Они выдумывают новый тип машины. Повысить скорость. Увеличить удобства. Уменьшить стоимость. Мотор должен поглощать как можно меньше горючего. «Форду» на 400 километров нужно 11 литров. Что же, у американцев и нефть и доллары. «Ситроен» должен довольствоваться малым. 7 литров. Покупатель сноб, он требует 6 цилиндров. Покупатель нервен, он требует бесшумный мотор. Покупатель бережлив, он не хочет платить дорого. Нужно все продумать: фильтр для масла и форму для приставных стульев. Вот он, этот неведомый покупатель, он стоит у витрины магазина. Он смотрит на машины различных марок. Инженер едет домой в вагоне метро. У него нет автомобиля. Но неведомый покупатель уже остановился у витрины. Инженер торопится: новая модель должна быть выпущена к очередному «Салону». Через несколько месяцев эта модель станет устаревшей. Инженеры тогда будут выдумывать новую. Живыми они отсюда не уйдут. Это ведь лента, — та, что движется.

      Господин Андре Ситроен хмурится. У него немало забот. Пежо расширяет производство. Пежо выпускает машину на кордонной передаче. Старик Форд снова открыл заводы. У Форда тоже инженеры. Они тоже сидят и думают. Надо найти новые рынки! Надо усилить рекламу!

      Господин Ситроен работает с утра до ночи. Помнит ли он о жизни?.. Перед ним автомобили Форда, Фиата, Пежо, Рено. Миллионы. Орды. А земля так мала! Так легко ее объехать!.. Читать далее...

Фили́пп Лебо́н (фр. Philippe Lebon, 29 мая 1767/1769 — 1 декабря 1804 года) — французский инженер; изобретатель газового освещения; профессор механики в Школе мостов и дорог в Париже.

В 1790-е гг. начал опыты над получением светильного газа посредством сухой перегонки древесины, в 1799 году получил на этот способ патент. В том же году создал так называемую термолампу с использованием светильного газа. Изобретение его было применено в Англии.

В 1801 году предложил двигатель внутреннего сгорания со сжатием смеси газа и воздуха.

---

1. Филипп Лебон

      Взволнованная свеча позволяет различить причудливую тень на стене, кипу чертежей, циркуль, крохотного котенка, который дремлет среди бутылок и бумаг, наконец, худое лицо, обесцвеченное бессонными ночами.

      Вот где живет этот молодой мечтатель. Соседи давно поговаривают, что у него ум зашел за разум. Впрочем, это славный малый и, конечно же, патриот. Быть непатриотом в эти годы трудно, да и опасно: на дворе стоит год VIII единой и неделимой Республики. В комнате портрет бравого корсиканца, того самого, который беспощадно истребляет всех врагов революции: и тайных шуанов, и эмигрантов, и австрийцев.

      Филипп Лебон, узнав от соседей о новой победе республиканских армий, разумеется, всех их по очереди поздравляет, особенно жарко гражданина Маро, роялиста и агента Директории. Лебон строго соблюдает революционный календарь. Он ест курицу не в воскресенье, но в «декади». Голова его, однако, занята другим. Читать далее...

Литературное обозрение. 1936. № 6. С. 14-17.

Лет восемь тому назад И. Эренбург выпустил книгу очерков под названием "Белый уголь и слезы Вертера". Белый уголь, это - электричество, современная индустрия, красота машин и превращение самого человека в машину. Вертер - герой известной повести Гете, старомодный юноша с грустными глазами. Слезы Вертера - это символ старой, немного сентиментальной культуры европейского гуманизма. Белый уголь делает слезы Вертера смешным пережитком. "Шопот, робкое дыханье, трели соловья" - все эти "мерихлюндии" (как говаривал Маяковский) выглядят довольно забавно на фоне борьбы .нефтяных синдикатов, промышленной системы Форда и стандартной психологии обывателя больших городов. Романтика возвышенных идеалов опускается до уровня коммерческой банальности.

Tак говорил Эренбург во всех своих произведениях, написанных им в прошлом десятилетии. Он без устали издевался над теми людьми, которые еще сохранили старомодные представления о жизни. Он возвещал близкое наступление новой эры, когда перед ослепительной белизной уличного писсуара потускнеет красота Венеры Милосской. Но даже это превосходное будущее не внушало Эренбургу особого энтузиазма. Автоматы мистера Куля вместо любви между мужчиной и женщиной, человеческая жизнь, превращенная в бездушный конвейер - какая возвышенная перспектива! Прошлое лишено своего обаяния, будущее безрадостно. Остается ничто. "Чем хуже, тем лучше" - такова скептическая философия героя известного романа Эренбурга "Хулио Хуренито". Читать далее...

Арбузов Алексей Николаевич [р. 13(26).5.1908, Москва - 20 апреля 1986 года, Москва], русский советский драматург. Окончил театральную школу в Ленинграде. Печатается с 1930.

Пьесы

• «Класс» (1930)
• «Шестеро любимых» (1935, перераб. 1958)
• «Дальняя дорога» (1935)
• «Счастливый дозор» (1935)
• «Таня» (1938, перераб. 1947) До 1956 эта пьеса была поставлена 1000 раз. Прибегая к большим временным интервалам между сценами, Арбузов наглядно показывает превращение влюблённой студентки во взрослую сознательную женщину-врача. В первом варианте пьесы именно этот образ взрослой Тани обладал недостаточной убедительностью, поэтому в 1947 году Арбузов переработал пьесу.
• «Город на заре» (1940, перераб. 1957)
• «Неожиданная осень» (1942, под загл. «Бессмертный», в соавторстве с А. Гладковым; перераб. 1965)
• «Домик на окраине» (1943, под загл. «Домик в Черкизове»; перераб. 1954)
• «Встреча с юностью» (1948)
• «Годы странствий» (1950, под загл. Ведерников, перераб. 1954 и 1980)
• «Европейская хроника» (1952)
• «Накануне» (1955, по роману И. С. Тургенева)
• «Двенадцатый час» (1959, перераб. 1980)
• «Иркутская история» (1959)
• «Потерянный сын» (1960)
• «Нас где-то ждут…» (1962)
• «И вновь — встреча с юностью» (1964)
• «Мой бедный Марат» (или «Не бойся быть счастливым», 1965, перераб. 1980): действие происходит во время блокады Ленинграда, автор использует типичное для него растяжение действия на многие годы (с 1965-1969 — 3 253 постановки)
• «Ночная исповедь» (1967)
• «Счастливые дни несчастливого человека» (1968)
• «Сказки старого Арбата» (1970) — в 1970—1973 была сыграна 1 827 раз. Арбузов вывел на сцену своего ровесника — шестидесятилетнего художника, создающего куклы. Любовь этого героя к двадцатилетней девушке и его отношения с сыном и другом автор в несколько абстрактном плане использует для изложения философии старения и жизни.

Читать далее...

Истоки. Сценарий написан Григорием Колтуновым по книге Григория Коновалова

История семьи (1917-1941 годы) потомственного рабочего-сталевара, начавшего свой трудовой путь до революции - на заводе немецкого промышленника Хейтеля. Первая серия - "Братья", вторая - "Сыновья".

Григорий Колтунов (6 сентября 1907 - 24 июня 1999) советский сценарист, драматург, режиссер.
Режисcерские работы:
  1. Черная чайка - 1962 (Драма)
  2. Искушение Дон-Жуана - 1985 (Драма)

Написал сценарии:
  1. Золотая тропа - 1945 (Приключения)
  2. Голубые дороги - 1947 (Драма)
  3. Огни Баку - 1950 (Киноповесть)
  4. Максимка - 1952 (Приключения)
  5. Командир корабля - 1954 (Социальная драма)
  6. Дети партизана - 1954 (Приключения)
  7. Андриеш - 1954 (Сказка)
  8. Сорок первый - 1956 (Драма)
  9. ЧП. Чрезвычайное происшествие - 1958 (Драма)
  10. Неотправленное письмо - 1959 (Драма)
  11. Зеленый фургон - 1959 (Приключения)
  12. Месть - 1960 (Драматическая история)
  13. Черная чайка - 1962 (Драма)
  14. Гадюка - 1965 (Драма)
  15. Сказание о Рустаме - 1971 (Киноповесть)
  16. Истоки - 1974 (Киноповесть)
  17. Искушение Дон-Жуана - 1985 (Драма) Читать далее...

<p><strong>Гоголева Елена Николаевна [р. 25.3(7.4).1900, Москва], русская советская актриса, народная артистка СССР (1949). Член КПСС с 1948. В 1918 со 2-го курса драматического отделения Музыкально-драматического училища Московского филармонического общества была принята в труппу Малого театра. Г. —актриса героического плана, создаёт образы сильных, волевых, энергичных женщин. Ей особенно близки драматические и трагедийные характеры. Среди ролей: Софья («Горе от ума» Грибоедова), принцесса Эболи, леди Мильфорд («Дон Карлос», «Коварство и любовь» Шиллера), Юдифь («Уриэль Акоста» Гуцкова), Надежда Монахова («Варвары» Горького), леди Макбет («Макбет» Шекспира). Обличительная сатира отличала созданные Г. образы Пановой («Любовь Яровая» Тренева), герцогини Мальборо («Стакан воды» Скриба), миссис Краули («Ярмарка тщеславия» по Теккерею). Большое место в творчестве актрисы занимает советская драматургия; основные роли — Горелова («За тех, кто в море!» Лавренева), Полозова («Московский характер» Софронова), игуменья Меланья («Достигаев и другие» Горького). Снимается в кино («Гобсек», «Об этом забывать нельзя» и др.). Председатель Центральной военно-шефской комиссии. Государственная премия СССР (1947,1948,1949). Награждена орденом Ленина, 2 др. орденами, а также медалями.</strong></p> Читать далее...

Энгельсу пришлось высказаться об этом в связи с вопросом о научной неправильности названия «социал-демократ».

В предисловии к изданию своих статей 1870-х годов на разные темы, преимущественно «интернационального» содержания («Internationales aus dem «Volksstaat»»*), - предисловии, помеченном 3 января 1894 года, т. е. написанном за полтора года до смерти Энгельса, он писал, что во всех статьях употребляется слово «коммунист», а не «социал-демократ», ибо тогда социал-демократами называли себя прудонисты во Франции, лассальянцы в Германии⁸³.

    «... Для Маркса и для меня, - продолжает Энгельс, - было поэтому чистейшей невозможностью употреблять для обозначения специально нашей точки зрения выражение столь растяжимое. В настоящее время дело обстоит иначе, и это слово («социал-демократ») может, пожалуй, сойти (mag passieren), хотя оно и остается неточным (unpassend, неподходящим) для такой партии, экономическая программа которой не является просто социалистической вообще, а прямо коммунистической, - для партии, политическая конечная цель которой есть преодоление всего государства, а, следовательно, также и демократии. Названия действительных (курсив Энгельса) политических партий, однако, никогда вполне не соответствуют им; партия развивается, название остается» ⁸⁴.

 Диалектик Энгельс на закате дней остается верен диалектике. У нас с Марксом, говорит он, было прекрасное, научно-точное, название партии, но не было действительной, т. е. массовой пролетарской партии. Теперь (конец XIX века) есть действительная партия, но ее название научно неверно. Ничего, «сойдет», лишь бы партия развивалась, лишь бы научная неточность ее названия не была от нее скрыта и не мешала ей развиваться в верном направлении!

Читать далее...

В предисловии к 3-му изданию «Гражданской войны во Франции» - это предисловие помечено 18 марта 1891 года и первоначально было напечатано в журнале «Neue Zeit» - Энгельс, рядом с интересными мимоходными замечаниями по вопросам, связанным с отношением к государству, дает замечательно рельефную сводку уроков Коммуны⁷⁴. Эта сводка, углубленная всем опытом двадцатилетнего периода, отделявшего автора от Коммуны, и специально направленная против распространенной в Германии «суеверной веры в государство», может быть по справедливости названа последним словом марксизма по рассматриваемому вопросу.

    Во Франции, отмечает Энгельс, после каждой революции рабочие бывали вооружены; «поэтому для буржуа, находившихся у государственного кормила, первой заповедью было разоружение рабочих. Отсюда - после каждой завоеванной рабочими революции новая борьба, которая оканчивается поражением рабочих...»⁷⁵

Итог опыта буржуазных революций столь же краткий, сколь выразительный. Суть дела - между прочим, и по вопросу о государстве (есть ли оружие у угнетенного класса?) - схвачена здесь замечательно. Именно эту суть чаще всего и обходят как профессора, находящиеся под влиянием буржуазной идеологии, так и мелкобуржуазные демократы. В русской революции 1917 года «меньшевику», «тоже-марксисту» Церетели выпала честь (кавеньяковская честь) выболтать эту тайну буржуазных революций. В своей «исторической» речи 11-го июня Церетели проговорился о решимости буржуазии разоружить питерских рабочих, выдавая, конечно, это решение и за свое, и за «государственную» необходимость вообще!⁷⁶

 Историческая речь Церетели от 11-го июня будет, конечно, для всякого историка революции 1917 года одной из нагляднейших иллюстраций того, как предводимый господином Церетели блок эсеров и меньшевиков перешел на сторону буржуазии против революционного пролетариата.

Другое мимоходное замечание Энгельса, тоже связанное с вопросом о государстве, относится к религии. Известно, что германская социал-демократия, по мере того, как она загнивала, становясь все более оппортунистической, чаще и чаще скатывалась к филистерскому кривотолкованию знаменитой формулы: «объявление религии частным делом». Именно: эта формула истолковывалась так, будто и для партии революционного пролетариата вопрос о религии есть частное дело!!

Читать далее...

Критика проекта Эрфуртской программы⁶⁴, посланная Энгельсом Каутскому 29 июня 1891 года и опубликованная только десять лет спустя в «Neue Zeit», не может быть обойдена при разборе учения марксизма о государстве, потому что она посвящена, главным образом, именно критике оппортунистических воззрений социал-демократии в вопросах государственного устройства.

Мимоходом отметим, что по вопросам экономики Энгельс дает также одно замечательно ценное указание, которое показывает, как внимательно и вдумчиво следил он именно за видоизменениями новейшего капитализма и как сумел он поэтому предвосхитить в известной степени задачи нашей, империалистской, эпохи. Вот это указание: по поводу слова «отсутствие планомерности» (Planlosigkeit), употребленного в проекте программы для характеристики капитализма, Энгельс пишет:

    «... Если мы от акционерных обществ переходим к трестам, которые подчиняют себе и монополизируют целые отрасли промышленности, то тут прекращается не только частное производство, но и отсутствие планомерности» («Neue Zeit», год 20, т. 1, 1901-1902, стр. 8)⁶⁵.

Здесь взято самое основное в теоретической оценке новейшего капитализма, т. е. империализма, именно, что капитализм превращается в монополистический капитализм. Последнее приходится подчеркнуть, ибо самой распространенной ошибкой является буржуазно-реформистское утверждение, будто монополистический или государственно-монополистический капитализм уже не есть капитализм, уже может быть назван «государственным социализмом» и тому подобное. Полной планомерности, конечно, тресты не давали, не дают до сих пор и не могут дать. Но поскольку они дают планомерность, поскольку магнаты капитала наперед учитывают размеры производства в национальном или даже интернациональном масштабе, поскольку они его планомерно регулируют, мы остаемся все же при капитализме, хотя и в новой его стадии, но несомненно при капитализме. «Близость» такого капитализма к социализму должна быть для действительных представителей пролетариата доводом за близость, легкость, осуществимость, неотложность социалистической революции, а вовсе не доводом за то, чтобы терпимо относиться к отрицанию этой революции и к подкрашиванью капитализма, чем занимаются все реформисты.

Читать далее...