Апрельская (седьмая) конференция состоялась в Петрограде 24 — 29 апреля 1917 года. На ней присутствовали 133 делегата [163] с решающим голосом и 18 с совещательным, представлявших около 80 тысяч членов партии.
До Февральской революции 1917 года партия большевиков работала в подполье. Она была запрещенной партией, за одну принадлежность к которой арестовывали и ссылали на каторгу. Все совещания и съезды партии происходили тайно, большей частью за границей. Апрельская конференция была первой легальной конференцией в истории большевистской партии.
Со всей страны прибыли боевые соратники Ленина. Возвратились товарищи из далекой ссылки и каторжных тюрем, приехали делегаты от промышленных центров и национальных окраин. Пришли с заводов и фабрик столицы руководители и организаторы недавних баррикадных боев. На конференцию прибыли: Ленин, Сталин, Молотов, Косиор Ст., Крупская, Стасова Е. От Москвы и области присутствовали: Пятницкий, Дзержинский, Землячка, Ногин, Оппоков-Ломов, Бубнов, Рыков, Скворцов-Степанов, Смидович. От Донбасса приехал Ворошилов, от Самары — Куйбышев, с Урала — Свердлов и много других видных большевиков. И то обстоятельство, что представители организаций, отрезанных от руководящих центров, нашли единый язык и дружно поддержали Ленина, еще раз подчеркнуло, что царизм не сломил воли партии, не порвал ее связей с массами, что партия сохранилась и выросла организационно и идейно.
По своему значению Всероссийская апрельская конференция большевиков занимает место, равное съезду партии в наиболее ответственный исторический момент. Как подчеркивал Ленин на открытии конференции, она
«собирается... в условиях не только российской, но и нарастающей международной революции»{225}.
Делегаты с мест рассказали, как быстро выросла большевистская партия и какую гигантскую работу проделала она за два месяца революции.
В Петрограде в самом городе во время войны было около 2 тысяч членов партии, плативших взносы, а перед Апрельской конференцией — 16 тысяч. В Кронштадте была небольшая подпольная организация, а теперь — 3 тысячи большевиков, в Гельсингфорсе — тоже 3 тысячи, в Выборге — 560. В Москве — 7 тысяч большевиков, а вместе с областью — 13 тысяч, .причем в одном Иваново-Вознесенске 3% тысячи. В Саратове — более 1% тысяч, в Самаре — 2 700, в Казани — 400; на Урале нелегальная работа велась в девяти местах, а перед Апрельской конференцией существовало 43 организации с 16 тысячами большевиков; в Луганске [169] до Февральской революции — 100 большевиков, а сейчас — тысячи.
Вышло уже несколько большевистских газет кроме «Правды». В Москве издавался «Социал-демократ» с тиражом в 60 тысяч, на Урале — «Уральская правда» и «Вперед» (в Уфе), в Гельсингфорсе — «Волна», в Кронштадте — «Голос правды», в Екатеринославе — «Звезда», в Харькове — «Пролетарий», на Кавказе — «Кавказский рабочий», в Поволжье по газете — в Саратове, Самаре и Казани.
Быстро росло влияние большевиков. На Урале они вели за собой почти все советы. Всюду установили восьмичасовой рабочий день и организовали контроль над промышленностью.
«В Донбассе, — рассказывал делегат, — сейчас фактически Луганск в руках рабочих. Если будут еще работники, то власть, несомненно, будет в руках большевиков... Шахтеры всюду: в комиссариатах и милиции, в советах рабочих и солдатских депутатов, они занимают даже должности судей. Все организации в руках шахтеров, так что шахтеры — полноправные хозяева рудников»{226}.
Большевики вели работу среди военнопленных — немцев, австрийцев, чехословаков. В Луганске еще до революции 1917 года среди военнопленных существовала большевистская организация в количестве 40 человек, после революции в ней стало более ста. На Урале несмотря на приказ военного министра Гучкова о воспрещении военнопленным участвовать в демонстрациях большевики привлекли германцев и австрийцев на празднование 1 мая. Сотни прекрасных организаторов, тысячи преданных революции борцов вышли из военнопленных в результате работы большевиков.
В ряде мест большевики организовали деревенские ячейки. В Пензе крестьянский съезд пошел за большевиками, крестьяне постановили конфисковать помещичьи земли, а весь инвентарь передать в общественное пользование. В Подмосковной области, в Поволжье, на Украине большевикам удалось взять в свои руки руководство некоторыми крестьянскими советами.
Там, где сильно было влияние большевиков, революция ушла дальше, чем в центре. Делегат от Подмосковного района рассказывал:
«Вся власть в Орехово-Зуеве в руках рабочих. Носить оружие без разрешения совета нельзя. Крестьяне идут рука об руку с рабочими... Характерна история с торфом. Мы заявили капиталистам, что если они не дадут топлива, не создадут возможности работать, мы фабрику отчуждаем... [170] Тов. Ленин говорит — захват власти в руки совета рабочих и солдатских депутатов, — а нам уже нечего делать»{227}.
Ленин на Апрельской конференции подробно остановился на том, что места обгоняют центр:
«Материалы, представленные товарищами о деятельности советов, получились хотя и не полные, но замечательно интересные. Может быть, это самый важный материал из сведений, которые дала конференция, материал, который дает возможность проверить наши лозунги действительным ходом жизни. Картина полученного располагает нас к оптимистическим выводам. Движение началось в центрах, там первое время вся энергия пролетариата была направлена на борьбу. Масса энергии убита на борьбу с царизмом. Этой борьбой в Петрограде устранена центральная государственная власть. Сделано гигантское дело...
Из центра революция переходит на места. Это то, что было во Франции, — революция становится муниципальной. На местах движение показывает, что там большинство за крестьян, за рабочих, там меньше всего получилось руководства из буржуазии, там массы не растерялись. Чем больше мы собираем данных, тем более это нам показывает, что чем больше пролетарского состава населения, чем меньше промежуточных элементов, тем лучше революция идет на местах»{228}.
Доклады с мест показали, как далеко продвинулась революция вперед там, где большевики руководили рабочими и трудящимися массами. В ряде промышленных областей советы рабочих, и солдатских депутатов стали хозяевами положения. Правительственные органы были безвластны. Они не могли отдавать распоряжения без утверждения совета. Советы организовывали продовольственное дело. Они взяли под свой контроль промышленность, следили за продолжением работ на фабриках и заводах.
Доклады с мест еще раз подтвердили, что всей своей практическо-политической работой большевики были подготовлены к «апрельским тезисам» Ленина.
В 10 часов утра 24 апреля в одной из аудиторий Стебутовских женских курсов открылась Апрельская всероссийская конференция большевиков. Ленин произнес небольшую вступительную речь. Он говорил, что предвидение великих основателей коммунизма оправдалось: всемирная война неизбежно привела к революции. Великая честь начать революцию выпала на долю российского пролетариата, но он не должен забывать, что русская революция — только часть международной революции. [171]
«Только под этим углом зрения мы и можем определять наши задачи»{229}, закончил Ленин свою речь.
Конференция постановила приветствовать первых интернационалистов Ленина и Карла Либкнехта, которого германские империалисты посадили в тюрьму. Конференция предложила президиуму найти способ передать приветствие большевиков Либкнехту в тюрьму.
После вступительного слова Ленина конференция утвердила порядок дня:
1. Текущий момент (война и Временное правительство и пр.).
2. Мирная конференция.
3. Отношение к советам рабочих и солдатских депутатов.
4. Пересмотр партийной программы.
5. Положение в Интернационале и наши задачи.
6. Объединение социал-демократических интернационалистских организаций.
7. Аграрный вопрос.
8. Национальный вопрос.
9. Учредительное собрание.
10. Организационный вопрос.
11. Доклады по областям.
12. Выборы Центрального комитета.
Центральным пунктом работ конференции были доклады Ленина по текущему моменту и аграрному вопросу, развившие «апрельские тезисы».
Анализ и выводы докладов Ленина в главном сводились к следующему.
Основной признак, по которому марксисты определяют характер революции, — переход власти из рук одного класса в руки другого. В феврале власть перешла из рук крепостников-помещиков в руки буржуазии и капиталистических помещиков, т. е. помещиков, хозяйничающих по-буржуазному. К власти пришел новый класс — буржуазия, и с этой точки зрения Февральская революция была буржуазной.
Но пришедшая к власти буржуазия должна была разрешить три задачи: кончить войну, дать землю крестьянам и вывести страну из хозяйственного кризиса.
Могла ли буржуазия кончить войну? Война — неизбежное следствие капиталистического развития. Пока остается капитализм, неизбежно будут продолжаться и войны. Современная война со стороны обеих групп воюющих держав есть война империалистская, т. е. война, которую ведут капиталисты из-за господства над миром, из-за выгодных рынков, из-за удушения слабых [172] народностей. Переход власти из рук царя Николая Романова в руки правительства помещиков и капиталистов не изменил характера войны со стороны России. Новое правительство продолжает захватную, грабительскую войну. Оно подтвердило все прежние царские договоры, обещающие русским капиталистам ограбление Китая, Турции, Персии и т. д. Новое правительство, отстаивающее интересы капитала, не может отказаться от аннексий, т. е. от завоевания чужих стран, или от насильственного удержания в пределах России каких-либо народностей. В лучшем случае, под давлением масс, буржуазия могла бы кончить данную войну миром. Но это был бы империалистский мир за счет слабых и угнетенных народов. Такой мир неизбежно повел бы к новой войне.
Могла ли буржуазия дать землю крестьянам? Помещичья земля была заложена и перезаложена в буржуазных банках. Отобрать у помещиков землю значило ударить по карману буржуазию. В лучшем случае, если бы низы оказали сильное давление, буржуазия могла бы пожертвовать частью ради спасения целого и отдала бы часть земли крестьянам за выкуп. Но это не решило бы аграрного вопроса. Кроме того война настолько разорила крестьянское хозяйство, что по-старому вести его было нельзя. Требовались орудия, скот, а добыть все это можно только революционным путем, отобрав у буржуазии ее капиталы.
На Петроградской конференции большевиков, которая состоялась накануне Апрельской конференции, Ленин говорил:
«С национализацией земли буржуазия может помириться, если крестьяне возьмут землю. Мы, как пролетарская партия, должны сказать, что одна земля еще не накормит. Для обработки ее нужно будет, следовательно, устроить коммуну... Кадеты уже действуют, как чиновники. Говорят крестьянству: «Жди Учредительного собрания». Только наша партия дает лозунги, действительно двигающие революцию вперед»{230}.
Буржуазия, разумеется, могла бы попытаться «поправить» хозяйство, но только за счет крестьянской бедноты и рабочих, переложив на их плечи все издержки.
Буржуазия, захватившая власть, не в состоянии была решить ни одной задачи революции. Да она и власть брала для борьбы с революцией. Разрешить же задачи революции мог только новый класс, в руки которого и следует передать власть, т. е. класс рабочих.
«Своеобразие текущего момента в России, — говорил Ленин, — состоит в переходе от первого этапа революции, давшего власть буржуазии в силу недостаточной сознательности [173] и организованности пролетариата, ко второму ее этапу, который должен дать власть в руки пролетариата и беднейших слоев крестьянства»{231}.
Своеобразие момента, таким образом, заключалось в переходе от буржуазно-демократической революции к социалистической, или, как говорил Ленин, в перерастании буржуазной революции в социалистическую.
Такой переход власти в руки пролетариата отнюдь не требовал немедленного восстания против Временного правительства. Его нужно было свергнуть, но не в данный момент, не прямым штурмом. Страна пользовалась почти полной политической свободой. Правительство не применяло еще против революции насилия, ибо оружие фактически находилось в руках масс. Рабочие и крестьяне в войне заинтересованы не были. Оборонческие настроения у них были только наносным явлением, результатом «добросовестного заблуждения», как выражался Ленин, ввиду чего и нужно было помочь рабочим и «терпеливо» разъяснять им их заблуждение, как рекомендовал Ленин.
«Очень широкие массы «революционных оборонцев», — читал Ленин проект резолюции на конференции, — необходимо признать добросовестными, т. е. действительно не желающими аннексий, захватов, насилия над слабыми народами, действительно стремящимися к демократическому, не насильническому миру между всеми воюющими странами. Это необходимо признать потому, что классовое положение пролетариев и полупролетариев города и деревни (т. е. людей, живущих целиком или отчасти продажей своей рабочей силы капиталистам) делает эти классы незаинтересованными в прибыли капиталистов»{232}.
Это место резолюции Ленин так пояснял на конференции:
«Нет никакого сомнения, что пролетариат и полупролетариат не заинтересованы в войне как класс. Они идут под влиянием традиций и обмана. У них нет еще политического опыта. Отсюда наша задача — длительное разъяснение. Мы не делаем ни малейших принципиальных уступок, но к ним мы не можем подходить, как к социал-шовинистам. Эти элементы населения никогда социалистическими не были, никакого понятия о социализме не имеют, они только просыпаются к политической жизни. Но их сознание растет и ширится с необыкновенной быстротой. К ним надо уметь подойти с разъяснением, и это является самой трудной задачей, в особенности для партии, которая вчера еще находилась в подполье»{233}. [174]
Советы объединяли большинство рабочих и трудящихся крестьян. Но руководство советами попало в руки эсеров и меньшевиков, передавших власть Временному правительству. Последнее опиралось на советы, и свергнуть его можно было, только завоевав в советах большинство.
Эти условия создавали крайне редкое явление в революции: власть из рук Временного правительства могла быть мирным путем передана советам. Нужно было только изолировать мелкобуржуазные партии эсеров и меньшевиков, вырвав из-под их влияния широкие массы.
«Вся власть советам» — таков был лозунг партии на этом этапе революции.
Под властью советов Ленин вовсе не понимал, что из Временного правительства изгоняются капиталисты, а на их место сажают представителей советов.
Троцкий, совершенно извратив большевистскую линию, в своей статье «Уроки Октября» считал, что его предложение передачи власти 10 Пешехоновым (мелкобуржуазный социалист. - Ред. ) вместо 10 министров-капиталистов совпадает с лозунгом Ленина «Вся власть советам». Дело не в замене министров-капиталистов министрами-социалистами. Лозунг Ленина означал слом буржуазного государственного аппарата и замену его новым советским государственным аппаратом.
В советах большинство принадлежало меньшевикам и эсерам, партия большевиков находилась в меньшинстве. Но такие советы, взявшие власть, находились бы под непрерывным давлением масс, члены их свободно избирались бы и переизбирались. В такой обстановке меньшевики и эсеры либо двигались бы вперед, пытаясь разрешать задачи революции, либо, что вероятнее, топтались бы на месте и тем разоблачили бы самих себя. Рабочие и крестьяне пошли бы за большевиками, на деле борющимися за интересы трудящихся, большевики оказались бы в советах в большинстве. Подлинно революционная большевистская партия, получив большинство, приступила бы к выполнению своей программы: заключению демократического мира, конфискации помещичьих земель и наделению трудящихся землей и орудиями ее обработки и к немедленному восстановлению хозяйства за счет капиталистов путем национализации банков и крупнейших предприятий. Эти меры не знаменовали бы собой немедленного перехода к социализму, но в сумме составили бы первые шаги к социалистическому преобразованию России.
«Каковы же задачи революционного пролетариата? — спрашивал Ленин на Апрельской конференции большевиков [175] и отвечал: — Главный недостаток и главная ошибка всех рассуждений социалистов в том, что вопрос ставится слишком обще — переход к социализму. Между тем надо говорить о конкретных шагах и мерах. Одни из них назрели, другие еще нет. Сейчас мы переживаем переходный момент. Мы явно выдвинули формы, которые не походят на формы буржуазных государств: советы рабочих и солдатских депутатов — такая форма государства, которой ни в одном государстве нет и не было. Это такая форма, которая представляет первые шаги к социализму и неизбежна в начале социалистического общества. Это факт решающий...
Для чего мы хотим, чтобы власть перешла в руки советов рабочих и солдатских депутатов?
Первой мерой, которую они должны осуществить, является национализация земли... Надо отменить частную собственность на землю. Это та задача, которая перед нами стоит, потому что большинство народа за это стоит. Для этого нам нужны советы. Эту меру провести со старым государственным чиновничеством невозможно.
Вторая мера. Мы не можем стоять за то, чтобы социализм «вводить» — это было бы величайшей нелепостью. Мы должны социализм проповедывать. Большинство населения в России — крестьяне, мелкие хозяева, которые о социализме не могут и думать. Но что они могут сказать против того, чтобы в каждой деревне был банк, который дал бы им возможность улучшить хозяйство. Против этого они ничего сказать не могут. Мы должны эти практические меры крестьянам пропагандировать и укреплять в них сознание необходимости их.
Другое дело — синдикат сахарозаводчиков, это есть факт. Здесь наше предложение должно быть непосредственно практическим: вот эти уже созревшие синдикаты должны быть переданы в собственность государству. Бели советы хотят брать власть, то только для таких целей. Больше ее не для чего им брать. Вопрос стоит так: либо дальнейшее развитие этих советов, либо они умрут бесславной смертью, как было в Парижскую коммуну. Если нужна буржуазная республика, то это могут сделать и кадеты»{234}.
Выдвинув лозунг «Вся власть советам» для переходного периода, Ленин указал, какова должна быть конкретная программа советов, получивших всю власть.
Лозунг «Вся власть советам» означал, как говорит Сталин,
«разрыв блока меньшевиков и эсеров с кадетами, образование советского правительства из меньшевиков и эсеров (ибо [176] советы были тогда эсеро-меньшевистскими), право свободной агитации для оппозиции (т. е. для большевиков) и свободную борьбу партий внутри советов в расчете, что путем такой борьбы удастся большевикам завоевать советы и изменить состав советского правительства в порядке мирного развития революции. Этот план не означал, конечно, диктатуры пролетариата. Но он, несомненно, облегчал подготовку условий, необходимых для обеспечения диктатуры, ибо он, ставя у власти меньшевиков и эсеров и вынуждая их провести на деле свою антиреволюционную платформу, ускорял разоблачение подлинной природы этих партий, ускорял их изоляцию, их отрыв от масс»{235}.
Исходя из оценки текущего момента, Ленин предлагали соответствующую тактику: разъяснять массам на каждом шагу, что Временное правительство контрреволюционно и не способно дать ни мира, ни земли; доказывать, что меньшевики и эсеры — лишь прислужники буржуазии, что власть у капиталистов можно отнять, только вскрыв предательскую сущность соглашательских меньшевистско-эсеровских партий. В период подготовки пролетарской революции наибольшую опасность для нее представляют мелкобуржуазные соглашательские партии. Отвлекая массы от борьбы с врагами своей проповедью соглашения с буржуазией, они размагничивают волю к борьбе, демобилизуют рабочих и других трудящихся. Нельзя готовить массы к решительной схватке с буржуазией без разоблачения и изоляции соглашательских партий. Нужно было сплотить вокруг партии все подлинно революционные элементы, способные идти до конца, и изолировать оборонцев, сторонников «войны до победы».
Эту тактику большевиков, рассчитанную на мирный переход всей власти к советам, Ленин так объяснял на Апрельской конференции:
«У некоторых является мысль, не отреклись ли мы от себя: ведь мы пропагандировали превращение империалистской войны в гражданскую, а теперь мы говорим против нас самих. Но в России первая гражданская война кончилась, мы теперь переходим ко второй войне — между империализмом и вооруженным народом, и в этот переходный период, пока вооруженная сила у солдат, пока Милюков и Гучков еще не применили насилия, эта гражданская война превращается для нас в мирную, длительную и терпеливую классовую пропаганду. Если мы говорим о гражданской войне прежде, чем люди поняли ее необходимость, тогда мы, несомненно, впадаем в бланкизм. Мы за гражданскую войну, [177] но только тогда, когда она ведется сознательным классом. Можно свергать того, кто известен народу, как насильник. Теперь же насильников никаких нет, пушки и ружья у солдат, а не у капиталистов, капиталисты не насилием берут сейчас, а обманом, и кричать сейчас о насилии нельзя — это бессмыслица»{236}.
Курс на пролетарскую социалистическую революцию предполагал и новую расстановку классовых сил. Выступать против буржуазии в городе и в деревне мог лишь пролетариат в тесном союзе с крестьянской беднотой, нейтрализуя неустойчивые элементы в крестьянстве — середняка. Но «нейтрализовать» отнюдь не означало сделать его нейтральным, оставить его в стороне от борьбы, выжидающим ее исхода. В гражданской войне, когда народ резко делится на два враждебных класса, вообще не может быть нейтральных, не участвующих в борьбе. Нейтрализовать середняка значило заставить его не мешать революции, а если можно, то и вызвать помощь с его стороны. Как раз основная масса крестьян-середняков, переодетых в солдатские шинели, была подвержена наибольшим колебаниям вплоть до кануна пролетарской революции и только с сентября 1917 года могла выступить нашим временным помощником, поскольку аграрный вопрос и вопрос о мире могли быть решены лишь пролетариатом. Но именно потому, что середняк был колеблющимся союзником, Ленин настаивал на союзе пролетариата с крестьянской беднотой. Предложения Ленина были встречены в штыки не только мелкобуржуазными партиями, не только Троцким, но и небольшой группой внутри партии. Л. Б. Каменев, поддержанный А. И. Рыковым, Ногиным и другими, возражая Ленину, утверждал, что, пока не ликвидировано помещичье землевладение, нельзя говорить о том, что буржуазная революция закончилась и что стоит задача перехода власти в руки советов. Революционному призыву Ленина — рвать с Временным правительством и передать всю власть советам — Каменев противопоставил лозунг: контроль советов над Временным правительством. Каменев фактически занял меньшевистскую позицию защиты буржуазного правительства, которое не могло и не хотело делать ни шагу вперед, будучи контрреволюционным по своему классовому существу. Звать к контролю над таким правительством, не имея реальной власти, значило сеять в массах ложную надежду, что буржуазия способна решать задачи революции.
Критикуя взгляды Каменева, Ленин говорил:
«Я понимаю, что неразвитая масса рабочих и солдат может наивно и бессознательно верить в контроль, но достаточно [178] подумать об основных моментах контроля, чтобы понять, что эта вера — отступление от основных принципов классовой борьбы»{237}.
«Контролировать без власти нельзя, — отвечал Ленин Каменеву на Петроградской конференции большевиков, состоявшейся за несколько дней до Всероссийской конференции большевиков, — контролировать резолюциями и прочим — чистейшая ерунда»{238}.
Суть разногласий между Лениным и группой правых большевиков особенно определенно была выражена Рыковым в его выступлении на конференции.
«Откуда взойдет солнце социалистического переворота? — говорил он. — Я думаю, что по всем условиям, обывательскому уровню инициатива социалистического переворота принадлежит не нам. У нас нет сил, объективных условий для этого. А на Западе этот вопрос ставится приблизительно так же, как у нас вопрос о свержении царизма»{239}.
Рыков подобно Каменеву дальше буржуазной революции для России не шел. Именно против этой меньшевистской установки резко выступал Ленин:
«Товарищ Рыков говорит, что социализм должен придти из других стран с более развитой промышленностью. Но это не так. Нельзя сказать, кто начнет и кто кончит. Это не марксизм, а пародия на марксизм»{240}.
Конференция пошла за Лениным, только 7 — 8 человек воздержались при голосовании ленинских предложений. В этом еще раз сказалась идейная сплоченность партии.
По основному вопросу порядка дня — о текущем моменте — Апрельская конференция приняла резолюцию, центральный пункт которой гласит:
«Пролетариат России, действующий в одной из самых отсталых стран в Европе, среди массы мелкокрестьянского населения, не может задаваться целью немедленного осуществления социалистического преобразования.
Но было бы величайшей ошибкой, а на практике даже полным переходом на сторону буржуазии выводить отсюда необходимость поддержки буржуазии со стороны рабочего класса, или необходимость ограничивать свою деятельность рамками приемлемого для мелкой буржуазии, или отказ от руководящей роли пролетариата в деле разъяснения народу неотложности ряда практически назревших шагов к социализму. Такими шагами является, во-первых, национализация земли. Такая мера, непосредственно не выходящая из рамок [179] буржуазного строя, была бы в то же время сильным ударом частной собственности на средства производства и постольку усилила бы влияние социалистического пролетариата на полупролетариев деревни.
Такими мерами является, далее, установление государственного контроля за всеми банками, с объединением их в единый центральный банк, а равно за страховыми учреждениями и крупнейшими синдикатами капиталистов (например, синдикатом сахарозаводчиков, Продуглем, Продаметом и т. п.), с постепенным переходом к более справедливому, прогрессивному обложению доходов и имуществ. Такие меры экономически вполне назрели, технически безусловно осуществимы немедленно, политически могут встретить поддержку подавляющего большинства крестьян, выигрывающего от этих преобразований во всех отношениях»{241}.
Докладывая на конференции эту часть резолюции, Ленин добавил:
«Революция — буржуазная, а потому не надо говорить о социализме» — говорят противники. А мы скажем, наоборот: «Так как буржуазия не может выйти из создавшегося положения, то революция и идет дальше». Нам нужно не ограничиваться демократическими фразами, а разъяснять положение массам и указывать им на ряд практических мер: взять в свои руки синдикаты — контролировать их через советы рабочих и солдатских депутатов и т. д, И вот все эти меры осуществленные и сделают то, что Россия станет одной ногой в социализм»{242}.
По вопросу о войне конференция приняла особую резолюцию. В ней Ленин дал характеристику войне с точки зрения ее классового значения, объяснил, что такое революционное оборончество масс, и остановился главным образом на том, как кончить войну. Об этом последнем в резолюции Апрельской конференции большевиков сказано:
«Что касается до самого важного вопроса о том, как кончить возможно скорее — и притом не насильническим, а истинно демократическим миром — эту войну капиталистов, то конференция признает и постановляет:
Нельзя окончить эту войну отказом солдат только одной стороны от продолжения войны, простым прекращением военных действий одной из воюющих сторон.
Конференция протестует еще и еще раз против низкой клеветы, распространяемой капиталистами против нашей партии, именно: будто мы сочувствуем сепаратному (отдельному) [180] миру c Германией. Мы считаем германских капиталистов такими же разбойниками, как и капиталистов русских, английских, французских и пр., а императора Вильгельма — таким же коронованным разбойником, как Николая II и монархов английского, итальянского, румынского и всех прочих.
Наша партия будет терпеливо, но настойчиво разъяснять народу ту истину, что войны ведутся правительствами, что войны всегда бывают связаны неразрывно с политикой определенных классов, что эту войну можно окончить демократическим миром только посредством перехода всей государственной власти по крайней мере нескольких воюющих стран в руки класса пролетариев и полупролетариев, который действительно способен положить конец гнету капитала»{243}.
В свете этой резолюции о войне очень важно отметить, как большевики оценили предложение о созыве мирной конференции. В Петроград приехал датский «социалист» Воргбьерг. Он принадлежал к оппортунистическому большинству датской социал-демократической партии, перешедшему на сторону своей буржуазии. От имени трех скандинавских партий — датской, норвежской и шведской, тоже стоявших за оборону буржуазного отечества, — Боргбьерг предложил Петроградскому совету созвать мирную конференцию социалистов. Боргбьерг признал, что он действует от имени немецких оборонцев типа Шейдемана и других, согласных вести переговоры о мире на основе отказа Германии от ее завоеваний. Выло ясно, что германский империализм, побуждаемый голодом, разрухой и растущей в тылу революцией, через нейтрального «оборонца» — Дания не принимала участия в войне — пытался мирно договориться со своими противниками о разделе добычи, Германия отказывалась от своих захватов в современной войне, но она ничего не говорила о своих прежних завоеваниях. Английские и французские оборонцы отказались идти на мирную конференцию, тем самым они показали, что их. хозяева — английские и французские империалисты — не хотят и слушать о мире, стоят за продолжение войны до победного конца. Конференция большевиков вскрыла империалистский характер этой мирной комедии.
«Социалисты не могут, не изменяя пролетарскому делу, ни прямо, ни косвенно участвовать в этой грязной и корыстной торгашеской сделке между капиталистами разных стран из-за дележа награбленной ими добычи»{244}, говорилось в резолюции. [181] Вместе с тем конференция особо остановилась на роли английских и французских оборонцев:
«Конференция устанавливает далее тот факт, что английские и французские социалисты, перешедшие на сторону своих капиталистических правительств, отказались идти на конференцию, устраиваемую Воргбьергом. Этот факт показывает ясно, что англо-французская империалистская буржуазия, агентами которой эти якобы социалисты являются, хотят продолжать дальше, хотят затягивать эту империалистскую войну, не желая даже обсуждать вопросов о тех уступках, которые принуждена обещать через посредство Боргбьерга немецкая империалистская буржуазия под влиянием растущего истощения, голода, разрухи и, главное, надвигающейся рабочей революции в Германии»{245}.
Конференция постановила предать эти факты самой широкой огласке и заявила, что большевики пойдут на совещание и вступят в братский союз только с такими рабочими партиями других стран, которые борются и в своей стране за переход власти в руки пролетариата.
В борьбе за переход власти в руки нового класса огромную роль играли угнетенные национальности. Исход революции зависел от того, удастся ли пролетариату повести за собой трудящиеся массы угнетенных народностей. Буржуазное правительство продолжало старую царскую политику удушения и угнетения национальностей. По-прежнему подавлялось национальное движение. Организации вроде Финляндского сейма разгонялись. Лозунг «Единая неделимая Россия» оставался руководящим для буржуазных и мелкобуржуазных партий. Только большевики выступили против этого крепостнического лозунга, открыто заявив, что трудящиеся угнетенных наций имеют право сами устраивать свою судьбу.
Сталин, вместе с Лениным разработавший основы национальной политики большевиков, в докладе на конференции вскрыл грабительский характер политики правительства и беспощадно разоблачил мелкобуржуазных соглашателей, плетущихся за буржуазией. Тем, кто пытался увековечить национальный гнет, Сталин противопоставил революционную программу большевистской партии:
«Наша точка зрения на национальный вопрос сводится к следующим положениям: а) признание за народами права на отделение, б) для народов, остающихся в пределах данного государства, — областная автономия, в) для национальных меньшинств — особые законы, гарантирующие им свободное [182] развитие, г) для пролетариев всех национальностей данного государства — единый, нераздельный пролетарский коллектив, единая партия»{246}.
С особым содокладом по национальному вопросу выступил Г. Л. Пятаков, поддержанный некоторыми членами конференции. Он утверждал, что в эпоху мирового хозяйства, установившего неразрывную связь между всеми странами, национальное государство является уже пройденным историей этапом:
«Требование независимости взято из другой исторической эпохи, оно реакционно, ибо хочет повернуть историю вспять. Исходя из анализа новой эпохи империализма, мы говорим, что иной борьбы за социализм, как борьбы под лозунгом «Прочь границы», борьбы за уничтожение всяких границ, мы и представить себе в данный момент не можем»{247}.
Ленин выступил с резкой критикой речи Пятакова.
«Метод социалистической революции под лозунгом «Прочь границы» есть полная путаница, — заявил он. — Что это значит — «метод» социалистической революции под лозунгом «Долой границы»? Мы стоим за необходимость государства, а государство предполагает границы... Надо сойти с ума, чтобы продолжать политику царя Николая»{248}, подчеркивал Ленин.
Л. Б. Каменева и Г. Л. Пятакова объединяло непонимание задач революции. Первый, отрицая социалистический характер революции, тянул партию в меньшевистское болото. Второй, не выступая в этом вопросе открыто против ленинских установок, на практике обрекал революцию на изоляцию и поражение. Партия боролась на два фронта — против правооппортунистической и против «левой» оппозиций.
Докладами Ленина и Сталина исчерпывались основные вопросы конференции. Другие выступления только развивали главные идеи Ленина и Сталина.
По вопросу «об отношении к советам рабочих и солдатских депутатов» конференция подчеркнула, что на местах революция идет вперед, подводя движение к переходу всей власти к советам, в столицах же и некоторых больших городах, где сконцентрированы наибольшие силы буржуазии, где резче наблюдается политика соглашательства с буржуазией, переход власти к советам представляет особо большие трудности.
«Задачей пролетарской партии является поэтому, — говорит резолюция, — с одной стороны, всесторонняя поддержка указанного развития революции на местах, с другой стороны, систематическая борьба внутри советов (путем пропаганды и перевыборов их) за торжество пролетарской линии; направление всех усилий и всего внимания на рабочую и солдатскую массу, на отделение пролетарской линии от мелкобуржуазной, интернационалистской от оборонческой, революционной от оппортунистической, на организацию и вооружение рабочих, на подготовку их сил к следующему этапу революции»{249}.
Обсудив вопрос «об объединении интернационалистов против мелкобуржуазного оборонческого блока», конференция высказалась против какого бы то ни было блока с партиями, не порвавшими с оборончеством. Конференция отвергла соглашения с социал-шовинистами других стран, выставив лозунг создания III Интернационала.
Апрельская конференция большевиков имела огромное значение для развития партии и революции. Апрельская конференция нацелила партию большевиков на борьбу за перерастание буржуазно-демократической революции в социалистическую. Конференция разработала конкретную революционную программу для этого этапа перерастания революции. Конференция показала, какие классы двигают революцию вперед. Она приняла решение по всем коренным вопросам революции — войне, земле, борьбе с голодом. Она показала единственный выход из положения — переход всей государственной власти в руки советов рабочих, солдатских, крестьянских и других депутатов по всей России.
«Пролетариат найдет в наших резолюциях руководящий материал к движению ко второму этапу нашей революции»{250} — так говорил Ленин в заключительной речи, закрывая Апрельскую конференцию.
Сладким речам эсеров и меньшевиков, звавшим массы к тихой покорности, к спокойному ожиданию благ от Временного правительства, большевики противопоставили смелый призыв к борьбе, к дальнейшему разворачиванию революции.
Партия, проделавшая героический путь, приведший к победе над царизмом, разработала на своей Всероссийской конференции генеральную линию для победы над буржуазией и ее мелкобуржуазными союзниками. И то единодушие, с которым конференция приняла решения по докладам Ленина и Сталина, служило залогом успеха на новом этапе.
История гражданской войны в СССР
|
