Завещание

Увезите в Украину,
когда смерть застанет,
и в степи похороните
меня на кургане.
Чтоб поля широко стлались,
чтобы Днепр и кручи
мог я видеть, мог я слышать
его рев тягучий.
Понесет он с Украины
в синее море
вражью кровь - тогда покину
и поля и горы
и отправлюсь прямо к Богу
и молиться стану.
А до этого мне Бога
видеть рано.
Хороните и вставайте,
цепи разорвите,
злою вражьей кровью
волю освятите.

Читать далее...

 В наружности, в манере Александра Серафимовича Серафимовича есть что-то как будто несколько тугое, что-то веское, даже увесистое, несколько медлительное и очень сильное.

Его друзья, например Леонид Андреев, с которым он дружил в лучшую пору этого писателя, называли его Лысогором. Писать он начал довольно поздно и тоже как будто несколько туго.

Если он рассказывает о себе, что ему приходилось просиживать иной раз много часов, чтобы как следует осилить десять строчек из "Капитала" Маркса, то он почти теми же словами повествует и о своих первых литературных работах - тоже по десять строчек в сутки удавалось ему написать, делая бесконечное количество поправок.

Этой туговатой, замедленной поступью прошел т. Серафимович большую часть своего жизненного и творческого пути. Он шел вперед, как танк, прокладывая себе очень прямой, очень уверенный путь. Эта неутомимым трудом, грудью проложенная дорога привела его к тому, что он вписал свое имя неизгладимыми чертами где-то очень близко от первых по времени и первых по качеству имен пролетарских писателей.

"Железный поток" - это значительное произведение Серафимовича, которое соединяет в себе художественную высоту, социальную значимость и обработку нового, послереволюционного материала. После "Железного потока" можно уже было, опираясь на факты, сказать, что пролетарская литература не только предсказывает, не только оценивает грядущие явления пролетарской революции, но и отражает ее самое. В этом отношении "Железный поток" должен был быть поставлен рядом с "Матерью" Горького.

Серафимович и до революции был очень крупным писателем. Но та позиция, которую он занял непосредственно после Октября, и те произведения, которыми он откликнулся на послеоктябрьскую жизнь, бросили новый свет на весь его прошлый художественный путь и осветили этот путь так, что весь литературный подарок, который наш писатель принес людям, предстал как часть именно пролетарской литературы.

II

Серафимович происходит из казацкой военно-чиновничьей семьи.

Читать далее...

Алты Карлиев (1909—1973) — советский туркменский актёр, режиссёр театра и кино, драматург. Народный артист СССР (1955). Лауреат двух Сталинских премий второй степени (1941, 1949). Член ВКП(б) с 1948 года.

А. Карлиев родился 6 января 1909 года в селении Бабадайхан, ныне Ахалский велаят Туркменистана.

В 1929 году окончил Туркменскую национальную студию в Ашхабаде, в 1931 году — режиссёрское отделение Бакинского театрального техникума.

Был актёром, режиссёром Туркменского драматического театра имени Молланепеса и Театра оперы и балета имени Махтумкули (в 1941—1953 и в 1960—1963 — главный режиссёр). В 1956—1960 годах директор, с 1957 года — режиссёр киностудии «Туркменфильм». В кино с 1939 года. Созданные им образы отмечены жизнерадостностью, ярким национальным колоритом.

Депутат ВС Туркменской ССР 3 и 5 созывов. Член СК СССР.

А. Карлиев умер 11 декабря 1973 года в Ашхабаде.

Режиссёрские работы

    1957 — Особое поручение (совместно с Е. А. Ивановым-Барковым)
    1959 — Айна (совместно с В. М. Ивановым)
    1965 — Решающий шаг
    1968 — Махтумкули (сценарий А. Карлиева)
    1971 — За рекой — граница (сценарий А. Карлиева)
    1973 — Тайны мукама

Читать далее...

И детям, и внукам, и правнукам враз,

Как старший в роду, я оставлю наказ:

Учитесь у мудрого Ленина жить,

Народ до последнего вздоха любить,

Умейте все мысли и чувства собрать,

Умейте все силы и волю отдать

Тому, кого Ленин, как друга, ценил,

Тому, кого Ленин, как брата, любил,

Тому, кого Сталиным мир весь зовет,

В ком солнечный ленинский гений живет!

Джамбул. Народный певец Казахстана

 

Джамбул Джабаев, чудесный акын Казахстана, всего несколько месяцев не дожил до ста лет. Он прошёл сложную школу импровизаторского искусства, с юношеских лет состязаясь в мастерстве с акынами казахских степей.

Сын пастуха, он знал и любил свой народ и отдал ему всё своё поэтическое дарование. С полным основанием он говорил о себе:

Джамбул - это имя простое моё.

Народ - настоящее имя моё.

Я - Родины сын,

плоть от плоти ее, -

С народом, в народе - моё бытиё.

Читать далее...

  Вот уже три месяца, как командир бронедивизиона полковник Александров не был дома. Вероятно, он был на фронте.
      В середине лета он прислал телеграмму, в которой предложил своим дочерям Ольге и Жене остаток каникул провести под Москвой на даче.
      Сдвинув на затылок цветную косынку и опираясь на палку щетки, насупившаяся Женя стояла перед Ольгой, а та ей говорила:
      -- Я поехала с вещами, а ты приберешь квартиру. Можешь бровями не дергать и губы не облизывать. Потом запри дверь. Книги отнеси в библиотеку. К подругам не заходи, а отправляйся прямо на вокзал. Оттуда пошли папе вот эту телеграмму. Затем садись в поезд и приезжай на дачу... Евгения, ты меня должна слушаться. Я твоя сестра...
      -- И я твоя тоже.
      -- Да... но я старше... и, в конце концов, так велел папа.
      Когда во дворе зафырчала отъезжающая машина, Женя вздохнула и оглянулась. Кругом был разор и беспорядок. Она подошла к пыльному зеркалу, в котором отражался висевший на стене портрет отца.

Читать далее...

    И из-за какой-то беды поезд два часа простоял на полустанке и пришел в Москву только в три с половиной. Это огорчило Натку Шегалову, потому что севастопольский скорый уходил ровно в пять, и у нее не оставалось времени, чтобы зайти к дяде.
      Тогда по автомату, через коммутатор штаба корпуса, она попросила кабинет начальника - Шегалова.
      - Дядя, - крикнула опечаленная Натка, - я в Москве!.. Ну да: я, Натка. Дядя, поезд уходит в пять, и мне очень, очень жаль, что я так и не смогу тебя увидеть.
      В ответ, очевидно, Натку выругали, потому что она быстро затараторила свои оправдания. Но потом сказали ей что-то такое, отчего она сразу обрадовалась и заулыбалась.
      Выбравшись из телефонной будки, комсомолка Натка поправила синюю косынку и вскинула на плечи не очень-то тугой походный мешок.
      Ждать ей пришлось недолго. Вскоре рявкнул гудок, у подъезда вокзала остановилась машина, и крепкий старик с орденом распахнул перед Наткой дверцу.
      - И что за горячка? - выбранил он Натку. - Ну, поехала бы завтра. А то "дядя", "жалко"... "поезд в пять часов"...
      - Дядя, - виновато и весело заговорила Натка, - хорошо тебе - "завтра". А я и так на трое суток опоздала. То в горкоме сказали: "завтра", то вдруг мать попросила: "завтра". А тут еще поезд на два часа... Ты уже много раз был в Крыму да на Кавказе. Ты и на бронепоезде ездил и на аэроплане летал. Я однажды твой портрет видела. Ты стоишь, да Буденный, да еще какие-то начальники. А я нигде, ни на чем, никуда и ни разу. Тебе сколько лет? Уже больше пятидесяти, а мне восемнадцать. А ты - "завтра" да "завтра"...
      - Ой, Натка! - почти испуганно ответил Шегалов, сбитый ее бестолковым, шумным натиском. - Ой, Натка, и до чего же ты на мою Маруську похожа!
      - А ты постарел, дядя, - продолжала Натка. - Я тебя еще знаешь каким помню? В черной папахе. Сбоку у тебя длинная блестящая сабля. Шпоры: грох, грох. Ты откуда к нам приезжал? У тебя рука была прострелена.

Читать далее...

Как увлекательные художественные произведения, читаются вышедшие в 1939 году под редакцией А. А. Фадеева воспоминания о встречах со Сталиным - А. Стаханова, И. Папанина, М. Громова, Б. Иофана, П. Ангелиной и других знатных людей нашей страны: рабочих, колхозников, ученых, летчиков, деятелей искусства. Из этих воспоминаний с большой яркостью вырисовывается исключительная многогранность сталинского руководства социалистическим строительством.

Б. Иофан
Академик архитектуры

☆

СТАЛИН И ДВОРЕЦ СОВЕТОВ

Шел 1931 год. Храм Христа - спасителя еще стоял посредине огромной площади у Москва-реки. Большой и грузный, сверкающий своей позолоченной головой, похожий одновременно на кулич и на самовар, он давил на окружающие его дома и на сознание людей своей казенной, сухой, бездушной архитектурой, отражая собою бездарный строй российского самодержавия и его ≪высокопоставленных≫ строителей, создавших это помещичье-купеческое капище.

Вопрос о том, где будет построен Дворец советов, был тогда еще не ясен. Существовало много различных предложений. Одни предлагали построить Дворец советов в Охотном ряду (на месте, где сейчас сооружен Дом Комитетов СНК), другие — на месте, где сейчас построена гостиница ≪Москва≫. Среди прочих предложений было предложение построить Дворец советов на площади храма Христа-спасителя. Совет строительства, возглавляемый В. М. Молотовым, совместно с группой архитекторов обсуждал этог вопрос. На заседании присутствовал товарищ Сталин.

Читать далее...

  Имя Константина Сергеевича Станиславского, великого реформатора русского театра, выдающегося режиссера и артиста по праву стоит в ряду славных имен великих деятелей мировой культуры. Вместе с Владимиром Ивановичем Немировичем-Данченко он основал в 1898 году Московский Художественный театр.

    В начале 20-х годов Станиславский переехал с семьей в дом N 6 по Леонтьевскому переулку. В этом доме прошли последние 17 лет его жизни, здесь в десятую годовщину со дня его кончины в 1948 году был открыт мемориальный Дом-музей К. С. Станиславского, который является филиалом Музея МХАТ.

   Семья Станиславского занимала в доме второй этаж, который был разделен на две половины: жилые комнаты (кабинет, столовая, спальни) и помещения, где размещалась Оперная студия, созданная великим режиссером в 1918 году при Большом театре. Впоследствии студия была отделена от Большого театра в 1924 году ей было присвоено имя Станиславского. Двумя годами позже Оперную студию преобразовали в Оперный театр.

Читать далее...

Эйзенштейн Сергей Михайлович [10(22).1.1898, Рига, — 11.2.1948, Москва], советский режиссёр, теоретик искусства, педагог, заслуженный деятель искусств РСФСР (1935), доктор искусствоведения (1939). 

Родился в семье архитектора. Учился в Петроградском институте гражданских инженеров. С 1918 работал на агитпоездах Красной Армии. В 1920 был заведующим декорационной частью Первого рабочего театра Пролеткульта (Москва). В 1921—22 учился в Государственных высших режиссёрских мастерских у В. Э. Мейерхольда, оформлял (совм. с С. И. Юткевичем) ряд постановок в театре "Мастфор" ("Мастерская Фореггера").

Первый самостоятельный спектакль Эйзенштейна — "Мудрец" (по комедии А. Н. Островского "На всякого мудреца довольно простоты", 1923). В журнале "ЛЕФ" в 1923 опубликовал программную статью "Монтаж аттракционов", где обосновал искусство направленного социального воздействия.

В 1925 вышел на экран фильм "Стачка", в котором Эйзенштейн впервые в мировом кино показал революционную массу как движущую силу истории. Идейно-эстетические принципы "Стачки" были развиты и углублены в кинофильме "Броненосец "Потемкин”" (1925), одном из высочайших достижений советского и мирового киноискусства. Фильм с классическим совершенством воплотил тему революции как борьбы за классовое равенство, свободу и человеческое достоинство. В 1958 на Всемирной выставке в Брюсселе он возглавил список 12 лучших фильмов всех времён.

В фильме "Октябрь" (1927) Эйзенштейн совместно с режиссером Г. В. Александровым и оператором Э. К. Тиссэ воплотил на экране события 1917 и впервые в игровом кино предпринял попытку создания образа В. И. Ленина. Открытия в области киномонтажа позволили Эйзенштейну выдвинуть концепцию "интеллектуального кинематографа" как синтеза искусства и науки. В 1929 завершил фильм "Старое и Новое" — первое произведение советского экрана о кооперации и коллективизации в деревне.

В 1929 — 1932 Эйзенштейн (вместе с Александровым и Тиссэ) был в командировке во Франции, США, Мексике. Условия буржуазного кинопроизводства не позволили ему осуществить свои замыслы. Незаконченной осталась картина "Да здравствует Мексика!", положившая, тем не менее, начало национального кино Мексики.

Читать далее...

Мне тогда было тридцать два года. Марусе двадцать девять, а дочери нашей Светлане шесть с половиной. Только в конце лета я получил отпуск, и на последний тёплый месяц мы сняли под Москвой дачу.

Мы со Светланой думали ловить рыбу, купаться, собирать в лесу грибы и орехи. А пришлось сразу подметать двор, подправлять ветхие заборы, протягивать верёвки, заколачивать костыли и гвозди.

Нам всё это очень скоро надоело, а Маруся одно за другим всё новые да новые дела и себе и нам придумывает.

Только на третий день к вечеру наконец-то всё было сделано. И как раз, когда собирались мы втроём идти гулять, пришёл к Марусе её товарищ — полярный лётчик.

Они долго сидели в саду, под вишнями. А мы со Светланой ушли во двор к сараю и с досады взялись мастерить деревянную вертушку.

Когда стемнело, Маруся крикнула, чтобы Светлана выпила молока и ложилась спать, а сама пошла проводить лётчика до вокзала.

Но мне без Маруси стало скучно, да и Светлана одна в пустом доме спать не захотела.

Мы достали в чулане муку. Заварили её кипятком — получился клейстер.

Оклеили гладкую вертушку цветной бумагой, хорошенько разгладили её и через пыльный чердак полезли на крышу.

Вот сидим мы верхом на крыше. И видно нам сверху, как в соседнем саду, у крыльца, дымит трубой самовар. А на крыльце сидит хромой старик с балалайкою, и возле него толпятся ребятишки.

Потом выскочила из чёрных сеней босоногая сгорбленная старуха. Ребятишек турнула, старика обругала и, схватив тряпку, стала хлопать по конфорке самовара, чтобы он закипел быстрее.

Посмеялись мы и думаем: вот подует ветер, закружится, зажужжит наша быстрая вертушка. Ото всех дворов сбегутся к нашему дому ребятишки. Будет и у нас тогда своя компания.

Читать далее...