,,,
Альберт ПРОВОЗИН
Приключения здравого рассудка
2. Богдановщина: второе пришествие
продолжение, Слово к сегодняшнему читателю
1. Зуд или необходимость? Часть 1
1. Зуд или необходимость? Часть 2
«Но вы, наверное, сами заметили, что люди всячески стараются обогатить свою память, упражняются в красноречии, но они никогда не заботятся о культуре мышления. Они стараются рассуждть логически, не заботясь о том, чтобы правильно мыслить. Они смешивают эти вещи»12.
А. Сент-Экзюпери.
«А не следуем ли мы, в конце концов, за пижонами?»13
В.Шукшин.
«Сейчас в ходу выражение: “как работаем, так и живём”. Я, как водитель, сказал бы иначе: как рулим, так и едем».
(Из выступления на январском 1990 г. Всесоюзном совещании в ЦК КПСС водителя Удачненского горнообогатительного Г. Иванова).
Впрочем, «социалистическая прибыль», платформа «обособленности» и «самостоятельности» (и даже «полной самостоятельности») «социалистических предприятий», как ничем не прикрываемая идеология анархо-синдикализма, следовательно, группового эгоизма, - всё это лишь отдельные, по сути, частные, проявления откровенно ненаучного подхода к самому главному, наиболее фундаментальному вопросу социалистической экономической культуры.
А звучит этот вопрос довольно просто: является ли экономика социалистического общества (следовательно, экономика, где господствует социалистический способ производства) в сущности нетоварной, или же, напротив, продолжает оставаться товарной?
Ответ на этот вопрос и разделяет сегодня отечественных экономистов (и не только отечественных) на два противоположных лагеря: лагерь научного социализма и лагерь социализма вульгарного (сектантского, мещанского, или, как однажды выразился Плеханов, лагерь идеологов, которые понимали в диалектике вообще, а тем самым и в социализме, «столько же, сколько дровосек в ботанике»).
Первым идеологом «товарного социализма» был, как известно, Прудон. Между прочим, это именно в его адрес прозвучала процитированная только что плехановская характеристика. Научная критика позиций Прудона вполне очерчивается уже блестящей полемически-теоретической работой Маркса «Нищета философии». Но если мы заглянем сегодня в Прудона снова, этот наш экскурс окажется в некотором роде не совсем бесполезным, как ни странно. Потому что буквально все те положения, которыми размахивают на каждом перекрёстке нынешние «наши» «товарники», рекламируя их как исключительно собственные и самоновейшие откровения «воистину творческого марксизма», «воистину творческого ленинизма» и вообще «воистину творческого социализма», - все эти их «самоновейшие» положения обнаруживают себя в роли старых-престарых… прудоновских предрассудков. Притом до предела на деле буржуазно идеологизированных. $CUT$
Кстати, об идеологизации экономической науки и подходов к практической экономике вообще. В связи с нею, то есть с подобной идеологизацией, не могу не вспомнить замечание очень шумно-самодовольного «экономиста» и «публициста» Геннадия Лисичкина. Сделано оно было в июне 1989 г. на пресс-конференции народных депутатов СССР, состоявшейся в Институте экономики АН СССР. Причины нынешнего кризиса в нашей экономике имеют, по Лисичкину, «не экономический, а идеологический характер». Сразу оговорюсь: что касается собственно политэкономических взглядов автора этой формулы, то я считаю себя решительнейшим его, мягко говоря, оппонентом. Но данное лисичкинское замечание, и как раз потому, что оно имеет принципиальное значение, приемлю полностью! Хотя, конечно, совершенно по-другому смотрю, чем Лисичкин, на сугубо идеологические основы нынешнего экономического кризиса.
Г. Лисичкин сотоварищи исповедует, конечно, товарную… ИДЕОЛОГИЮ (при всей фальшивости своих публичных деклараций о том, что он-де - «вне идеологий»). А она (ТАКАЯ идеология) официально господствует у нас, и, по сути, безраздельно, уже… три десятка лет! Как раз её представители (то есть именно лисичкинские «друзяки»!) прибрали к рукам, во-первых, Отделение экономики АН СССР; во-вторых, - практически все периодические издания, и не только специальные, научные, но и общеполитические; а в-третьих, - экономические издательства. А с выходом (в позапрошлом году) нового официального учебника для вузов заканчивают добивание (такие вот это «учёные»!) противной стороны и на ниве высшего специального образования... Причем, господство это (теперь и откровенно уже административное) утверждено отнюдь не благодаря научной победе над оппонентами, а равно и не потому, что общественная практика подтвердила его объективную правомерность: на деле всё обстоит как раз наоборот!
Недаром на той же пресс-конференции один из единомышленников Лисичкина, академик О. Богомолов, жаловался, что «до сих пор приходится доказывать [а на самом деле - бездоказательно по-прежнему, и с подвываниями, - утверждать, выдавая все эти шумовые эффекты за «доказательства»! - А. П.] важность... создания свободного рынка товаров и услуг [в наших-то условиях - хотя этого «свободного» рынка давным-давно уже нет даже на самом раскапиталистическом Западе, включая США и Японию! - А. П.]».
Но нужда на определенных участках истории человеческого общества в переходе от меновой (товарной) к социалистической, а потому и нетоварной, социальной форме продукта общественного производства и труда - не того рода нужда, что, дескать, «захотим такой переход осуществить - и осуществим, а не захотим - ну и пусть». Тем более далеки от простого «хотения» или «нехотения», «желательности» или «нежелательности» кого бы то ни было, неизбежные результаты движения, так сказать, вспять: от социалистической, нетоварной формы общественного продукта к товарной.
Специально рассмотрел этот «щекотливый вариант» однажды Энгельс. И что же он нашёл? А вот что: всякое социалистическое общество, вздумай оно пойти на подобный шаг (на реанимацию товарной формы продукта производства и труда в своём хозяйстве), обрекло бы себя с абсолютной неизбежностью на самый реакционный утопизм! Оно, во-первых, просто не смогло бы осуществить указанный проект. Более того, если всё же, вопреки первым, немедленно следующим за этими попытками, кричащим фактам, предостерегающим от дальнейшего движения в подобном направлении, это социалистическое общество продолжало бы и дальше идти по столь скользкой дорожке в пропасть, - тут неминуемо стали бы действовать ещё более жестокие и разрушительные, объективные закономерности экономической жизни, которые неминуемо привели бы подобное «социалистическое общество» к… всесторонней деградации. «Все законы и административные нормы в мире, - заканчивал это свое исследование-предсказание Энгельс, как бы предчувствуя неминуемое появление в будущем многочисленных шаек всевозможных лисичкиных и богомоловых, - так же бессильны изменить это, как не могут они изменить таблицу умножения или химический состав воды»14.
А политические последствия подобного «экономического эксперимента»? Вот ленинский ответ: неизбежность «при всяком товарном хозяйстве диктатуры буржуазии [выделено мной. - А. П.]»15. И весьма симптоматично, что «наши» сторонники товарности, во всяком случае - те их группы, которым больше всего светит господствующее положение в случае осуществления всего этого бредового замысла, ещё вчера не иначе как с сарказмом говорившие о «тоске по сильной руке» в среде своих действительных политических противников, сегодня начисто забыли о своем благородном негодовании по этому поводу и теперь сами мечтают о «сильной руке», - но уже ДЛЯ СВОИХ политических НУЖД…
Неотразимость марксистско-ленинских выводов на сей счёт можно проиллюстрировать целым Монбланом фактов, в том числе самых последних. Возьмем сейчас только малую их толику, - лишь, скажем, из числа относящихся, например, к Польше наших дней. Уже к весне нынешнего, т. е. 1990, года теперешний тамошний «демократ без берегов» Лех Валенса публично заявил о «крайней желательности» в его стране диктатуры. Правда, при этом он не уточнил: какой именно, в классовом отношении, диктатуры? Но недосказанность эту легко расшифровать, зная следующие данные. Снижение уровня жизни польского населения в целом в 1990 г., по прогнозам, не будет иметь аналогии во всей польской истории, поскольку в сравнении с 1989 г. этот уровень упадет вдвое. Перевод на рыночные (товарные) рельсы сначала продовольственного комплекса, а затем - с 1 января с. г. - и всех отраслей польской экономики, уже привел, по данным польского экономиста профессора С. Чайки, к уменьшению душевого потребления белка в среднем наполовину. Появились и количественно стали нарастать с конца прошлого года случаи голодных обмороков даже детей в школах. Под угрозу теперь поставлены здесь даже основы… биологического существования польского народа! Таковы немедленные последствия того, что Запад уготовил Польше роль «экономического вивария» для своих «социальных опытов» по превращению социализма в капитализм (опытов под давлением Международного валютного фонда). Уже на март с. г. Всепольское соглашение профсоюзов (ВСПС) спрогнозировало, что, по крайней мере, 65 процентов рабочих семей в Польше окажется за чертой бедности, т. е. будет иметь доход на человека меньше научно обоснованных норм. И стоит ли удивляться, что подобное движение вспять просто невозможно без неслыханного насилия, т. е. без диктатуры, - притом диктатуры именно буржуазной?
...Небезынтересно, что, комментируя позиции той самой, упомянутой выше, пресс-конференции народных депутатов-экономистов в Институте экономики АН СССР, где выступали и Г. Лисичкин с О. Богомоловым, репортёр газеты «Социалистическая индустрия» заметил, что общая позиция «наших» «учёных-экономистов» «явно радикальнее той программы оздоровления народного хозяйства, которая предложена Правительством Съезду, Верховному Совету СССР». И затем недоуменно констатировал:
«Обычно в других странах [то есть в странах даже классически капиталистических! - А. П.] учёные соблазняют правительства посулами экономического процветания с двух сторон: одни из них предлагают дать больше свободы рынку и, наоборот, вторые считают необходимым ограничивать рынок государственным регулированием. У нас же все экономисты собрались, по сути, в одном лагере. Не означает ли этот факт, что мы до сих пор пытаемся развиваться не в соответствии с научными теориями и экономическими законами, а вопреки им, по каким-то своим, особым законам?»16.
Действительно, что значит на самом деле выражение: «все экономисты собрались, по сути, в одном лагере» (то есть в лагере «товарников» - притом именно… «социалистических»: ведь только такие, и никакие другие, экономисты главенствовали на пресс-конференции)? Да вовсе не то, что у нас якобы нет экономистов другого, противоположного «лагеря»! Они - есть!!! Даже господа «академики» богомоловы вынуждены, как видим, это (пусть и сквозь зубы) признавать! Хотя, действительно, каждого из них - поимённо! - впору заносить в своеобразную «красную книгу» как исчезающий начисто и бесследно редкостнейший вид... Идеологическая травля их на протяжении трёх последних десятилетий подряд, а в последние годы - особенно, лишение их прессы, общественных трибун и так далее, всё-таки сделали своё... И, тем не менее, повторюсь, они - есть! Ну, а фразу газетного репортера: «У нас все экономисты собрались, по сути, в одном лагере», - надо суметь правильно прочитать: в сложившейся общественной атмосфере лагерь экономистов-«товарников» не только монопольно владеет прессой и научными учреждениями, но и заполнил собой всю квоту в Верховном Совете СССР, отведённую народным» депутатам-«экономистам»… И только этот «лагерь» может теперь устраивать пресс-конференции. Остальных же, специально нужно заметить ещё раз, и на пушечный выстрел не подпускают в подобные места и к подобным «мероприятиям» («мероприятиям» самой нынешней ВЛАСТИ) десятилетиями. Так что уже одно это достаточно ярко рисует «наших идеалистических» «товарников» как «беспредельно-самоотверженных сторонников и служителей» т. н. «плюрализма мнений» вообще и «социалистического плюрализма мнений» в особенности, а также как людей, якобы категорически и самым решительным и принципиальным образом восстающих, не жалея живота своего, против всяческих монополий повсюду, и уж тем более - против «идеологического монополизма» в науке общественной вообще, а в экономической - так даже в особенности...
...Итак, я подтверждаю, что полностью солидаризуюсь со своим идеологическим антиподом Г. Лисичкиным в том, что корень нынешнего нашего экономического кризиса - идеология! Именно идеология! А значит - экономическое мышление!
Но что представляет собой это последнее?
Экономическое мышление - это и «мышление вообще», которое, однако, прилагается людьми именно к сфере экономики с целью постижения её природы, её законов, её реального движения. Так (или примерно так) должен бы звучать, по всей вероятности, первый ответ. И лишь после него, очевидно, можно рассуждать по данному поводу дальше. О том, например, что само это в целом взятое экономическое мышление, как и всякое человеческое мышление, вообще, неоднозначно, даже порой противоречиво; что, следовательно, эта его противоречивость выражается в распадении мышления на практическое и теоретическое, а каждый из двух этих его видов, в свою очередь, тоже продолжает «дробиться». В итоге практическое мышление, например, может не противоречить теоретическому - когда идёт с ним рука об руку, «в паре»; а может, наоборот, прямо противоречить ему - когда становится банально обыденным, или, если говорить «по-научному», прагматическим (выражаясь же проще - мещанским, вульгарным, филистерским, предельно поверхностным и куцым, опускающимся вплоть до того вида «мышления») которое Маяковский как-то назвал позорным благоразумием...
Логично?
По-видимому!
Но кое-кому именно подобный взгляд и на мышление вообще, и на его экономическую разновидность, сегодня откровенно не по нутру!
...Почти в самый канун июньского (1987 г.) Пленума ЦК КПСС (а если уж совершенно точно - то 21 июня 1987 г.) первая программа Всесоюзного радио вела в наиболее массовое радиовремя (сразу же после семи вечера) очередную передачу «Клуба любознательных». Посвящалось это заседание полностью экономике. И вот ведущий, задав себе вопрос: «Что такое экономическое мышление?», тут же ответил, притом с не терпящей никаких возражений категоричностью: «Это - применение здравого смысла к экономике». Находившиеся в студии дружно солидаризировались с ним. В том числе - и известный в среде специалистов, занимающихся ценообразованием, кандидат экономических наук Ю. В. Бороздин.
По какой-то ассоциации я вдруг представил себе, что рядом с Бороздиным и ведущим, столь оригинально ответившим на собственный же вопрос, сидят... Коперник, Галилей или Бруно. Вот бы от кого услышать ответ на «опрос о роли “здравого смысла”» для судеб вообще любой науки!
Сколько было во времена того же Бруно «вполне здравомыслящих» католиков? Два, три, пятнадцать миллионов? Не знаю. Но все они, можно не сомневаться, применяли своё тогдашнее «здравомыслие», то бишь свой тогдашний «здравый рассудок», и к астрономии. Итогом такого применения был, как известно, следующий (в тот раз - касательно астрономии) вывод: центр-де мироздания - Земля; Солнце - кружится вокруг неё, потому что всякий знает, как оно восходит и заходит; небесные же сферы (а их существование столь же несомненно!) - опять же кружатся вокруг нас, грешных...
Но как раз этот самый их «здравый рассудок» и послал Джордано Бруно на инквизиторский костёр! И в него, говорят, одна замерзавшая в своей лачуге очень набожная старушка-нищенка (из самых высоких, самых бескорыстных побуждений!) подбросила последнюю имевшуюся у неё охапку хвороста! Ибо, с точки зрения господствовавшего в средневековье «астрономического мышления», основанного на средневековом же «здравом смысле», фигуры вроде Бруно принадлежали или к спятившим типам (и тогда их - в «жёлтые домики»!), или же - к еретикам (и тогда их - на инквизиторский костёр!)...
Но чем же отличается подобная «святая астрономическая простота», стоящая на столь «самоочевидной» основе, от той «методы», которая «применяет» подобный же подход к экономике? Да ничем! Несмотря на все различия между рассматриваемыми сферами реальности, которые люди пытаются здесь познавать…
Не случайно же на полное принципиальное родство т. н. «здравого рассудка» как в астрономической, так и в экономической областях знания, определённо, и не раз, указывал К. Маркс. С правильным или искажённым в человеческом восприятии отражением объективных экономических реальностей, которые лежат не на поверхности общества, а скрываются в его глубинах, писал Маркс, дело обстоит «совершенно так же, как видимое движение небесных тел делается понятным лишь для того, кто знает их действительное, но чувственно не воспринимаемое движение»17.
А нынешние «остепенённые» советские экономисты-«теоретики», тем не менее, преподносят своим радиослушателям этот самый здравый смысл как наисовершеннейшее орудие для поиска истины в последней инстанции на ниве экономики!
И добро бы одна только эта передача столь грешила «на эфтом самом месте»... Ведь в последние два-три десятилетия подобное не только превратилось в широчайшую моду, но буквально стало господствовать у нас! Особые же причины для торжества у нас этого сорта «экономического мышления» появились, пожалуй (если не считать первый период - после «косыгинского» 1965 года), в последние года три-четыре.
Взять нашумевшую летом 1987 года (явно задуманную - ПО-КИЛЛЕРОВСКИ ЗАКАЗНУЮ! - под итог печально знаменитого июньского, того же года, Пленума ЦК КПСС) статью экономиста Николая Шмелёва «Авансы и долги», помещённую в шестой книжке «Нового мира» за тот год.
Вот лишь три цитаты из этой статьи, и пусть читатель судит о них сам:
«Можно, наверное, сказать, что дорога здравому смыслу, по крайней мере, в идейно-теоретическом плане, открылась»; «Если и сегодня (который раз) не оправдается надежда людей [«людей»! это NB!!! - А. П.] на возрождение здравого смысла, апатия может стать необратимой»; «...сегодня нас больше всего тревожит именно нерешительность в движении к здравому смыслу».
Так-так! Решительнее давайте «двигаться» все, «по крайней мере, в идейно-теоретическом плане» - от Коперника к... Птолемею (не к Циолковскому же, чёрт вас побери!). Это если иметь в виду астрономию. А если иметь в виду экономику (а заодно и основанную на ней ПОЛИТИКУ!), то - тоже на то время «по крайней мере, в идейно-теоретическом плане» - решительнее давайте идти все (и тянуть ЗА СОБОЙ ВСЕХ) от Маркса к... Прудону и Лассалю. Не к Ленину же! И тогда на всех нас снизойдёт истинная, столь долго и так до сих пор напрасно ожидавшаяся, успевшая почти наглухо исчезнуть за горизонтами многолетних напрасных до сих пор надежд, благодать!
Автор «Авансов и долгов» больше всего демонстрирует неопровержимость упомянутой истины тогда, когда откровенно призывает: «Пусть мы потеряем свою идеологическую девственность»18. Для самого Н. Шмелёва этот счастливый миг, судя по всему, давно уже позади; но не может ведь человек, существо во всех случаях социальное, быть настолько уж эгоистичным, чтобы не поделиться и со всеми остальными близкими себе людьми личным опытом достижения счастья! Коллеги по его работе - в Институте США и Канады Академии наук СССР - это всё-таки немногочисленная публика. А вот если бы осчастливить весь Союз, а ещё лучше «весь социализм», то бишь - весь новый мир, то тут уж долг был бы выполнен до конца… Перед кем, спрашивается? Не получается ли при всём таком раскладе, что на деле - долг перед старым миром?..
Правда, здесь есть одна небольшая закавыка: некоторые всё же до сих пор продолжают «по-старому» думать, что потеря идейной чистоты (на шмелёвскм языке завсегдатая политических притонов - «девственности») - не такой уж и обоснованный повод для того, чтобы на виду у всех протанцевать по случаю такой потери от радости канкан или брейк. Но, во всяком случае, и до сих пор ещё осталось некоторое число людей, которые продолжают дорожить и идейной, и вообще просто нравственной чистотой, по крайней мере, элементарной, а тем более чистотой партийности - в первую голову! Факт, может быть, и печальный для некоторых, - но несомненный факт!
Причём, дорожащих этими непреходящими ценностями без малейшего ущерба для действительно рациональной стороны того же самого здравого человеческого рассудка, - для того в нём, что Маркс, к примеру, называет действительным практическим мышлением. Не эмпирическим только мышлением, перенявшим, как однажды заметил Энгельс, вместе с преимуществами и все недостатки английского эмпиризма (идущего от великого Фрэнсиса Бэкона), - а именно практическим мышлением.
На этом топком месте увязали и путались многие - не только А. В. Луначарский и А. Богданов (А. А. Малиновский), из-за которых, если иметь в виду персоналии, и появилась, собственно, на свет ленинская книга «Материализм и эмпириокритицизм». Возьмём всех почти без исключения нашего уже времени «идеологов» так называемых «экономических экспериментов»: поскреби каждого из них хорошенечко - вот тебе и новоявленный «эмпириокритик» или «эмпириомонист» налицо, вот тебе чистейшей воды «богдановщина».
Вообще история, как известно, разыгрывает свои представления трижды. В первый раз они предстают перед миром в своём естественно-первозданном виде, во второй - в трагедийных одеждах, ну, а в третий - в облачении фарса: дабы человечество весело расставалось со своим прошлым... Вот и богдановщина явилась у нас в начале ХХ века, после поражения российской революции 1905 года, в своем «естестве», а затем - как трагический вариант все того же явления - в лицедействах «экономической реформы 1965 года» и так называемого широкомасштабного экономического эксперимента первой половины 80-х годов. Но хочется надеяться, что наконец, она подошла (или вплотную уже подходит) и к клоунадной своей фазе…
Как бы там ни было, шатания здесь - между «старым английским эмпиризмом со всеми его недостатками» и действительно последовательным, то есть диалектическим, материализмом, часто свидетельствуют, пожалуй, не столько о вине, сколько о беде запутавшихся в этой болотной тине людей. Но вот что касается выполнения своего долга нашей идеологией и нашей пропагандой, а тем более нашим обществоведческим образованием и воспитанием, то они здесь воистину виновны.
...Нет, конечно, - полностью от этого самого «здравого рассудка» (или «здравого смысла») человечество, в том числе и в сфере экономики, никогда не откажется как от такового. Но при этом оно обязано будет, как и раньше, на каждой новой своей высоте соответственно модифицировать его.
Средневековому крестьянину, например, незачем было тратить время и силы на овладение научной концепцией Коперника: в самом лучшем случае (и не без действительно серьёзных для того оснований) он вправе был считать такую «чрезмерно учёную» работу заумью и блажью. Ведь к своему родственнику в соседнее село или на рынок в ближайший город (т. е. к крайним внешним границам «своего мира» - своего ПОЛЯ ЗРЕНИЯ) такой средневековый крестьянин вполне уверенно добирался и по системе пространственных ориентиров, вмещающихся в узкую птолемеевскую систему мироздании. Да и в новейшее наше время остается ещё немало сфер, где такая, по сути птолемеевская же, «философия» если и не помощник, то, по крайней мере, не роковая помеха человеку, а то и вовсе никакая не помеха. Более того, «излишняя мудрость», превращающаяся в иных условиях в лукавое умствование применительно к элементарным вещам, которые вовсе не требуют этого, ведет, по закону парадоксов, к «мелкой философии на глубоких местах» или же к «выспренней философии на мелких местах», и является совершенной излишней, что называется бесхозяйственной тратой.
Американские идеологи управления производством Т. Питерс и Р. Уотермен в своей книге «Поиски совершенства» (в русском переводе - «В поисках эффективного управления»), имевшей в США грандиозный успех (книга выдержали там за два года ряд переизданий общим тиражом почти в три миллиона экземпляров, да и у нас, будучи изданной на русском языке тиражом в 15 тысяч экземпляров, мгновенно исчезла с книжных прилавков), приводят такой, что называется анекдотический, случай. В помещении одной из лабораторий некоей исследовательской фирмы, где вспомогательная технология требовала применять мощные нагревательные приборы, температура воздуха поднималась настолько, что это начинало мешать эксплуатации другого, основного исследовательского оборудования. Руководители лаборатории срочно создали специальную - ударную - «мозговую» группу инженеров, которой поручили спроектировать, а затем изготовить и установить, специальную систему охлаждения помещения, не останавливаясь перед её сложностями и стоимостью. Целая рота лучших специалистов не уходила домой неделями, стремясь быстрее справиться с заданием. Но тут, в самый разгар этой их работы, один из рабочих-подсобников, перед этим молча несколько дней кряду наблюдавший такую горячку, просто пошёл за угол в ближайший магазин бытовой техники и купил… обычный электрический вентилятор за 7 долларов. Его вполне хватило для решения «проблемы»!19.
И всё же это ведь не значит игнорировать все высшие достижения человеческого разума «на основании» так называемого здравого человеческого рассудка по причине восприятия его как предельной точки человеческой культуры! В качестве первоначального шага мышления воспринимать «видимое» и твёрдо придерживаться его как чего-то ПОСЛЕДНЕГО, ОКОНЧАТЕЛЬНОГО - вовсе не одно и то же!!! Недаром даже в те самые средние века птолемеевская система мироздания оказалась прямой помехой - хотя и не для крестьянского хозяйства, а для мирового мореплавания. И совершенно уж абсурдным было бы по-прежнему стоять на докоперниковской почве, находясь в стенах, скажем, сегодняшнего космического конструкторского бюро!
В общем - всему своё не только время, но и место...
Расширение и углубление горизонтов человеческой практики (а в этом ведь и состоит человеческий прогресс, какую область жизни ни возьми) автоматически влечёт за собой соответствующее расширение и углубление масштабов самого человеческого понимания реальностей. Соответствующие изменения принуждён здесь претерпевать и так называемый «здравый человеческий рассудок» («здравый смысл»). Но - и об этом нельзя ни на минуту забывать! - в нём закрепляется лишь то, что «сверхзакристаллизовалось», что приобрело «прочность народного предрассудка». Поэтому в определённых, «старых» пределах, - «здравый человеческий рассудок» и дальше в целом ряде случаев способен оставаться достаточно действенным, а значит, и рациональным мыслительным инструментом. Но - только в этих старых, не более того, пределах!
А дальше их?
Энгельс говорит об этом так, заканчивая свою мысль, приведенную в качестве второго из трёх эпиграфов перед самым началом нынешних моих заметок: этот способ понимания явлений и фактов действительности «хотя и является правомерным и даже необходимым в областях, более или менее обширных, смотря по характеру предмета, - рано или поздно достигает каждый раз такого предела, за которым он становится односторонним, ограниченным, абстрактным и запутывается в неразрешимых противоречиях, потому что за отдельными вещами он не видит их взаимной связи, за их бытием - их возникновения и исчезновения, за деревьями не видит леса»20. Описанный таким образом «этот способ мышления», сиречь - «здравый человеческий рассудок», Энгельс называет здесь прямым его именем - метафизическим способом мышления, то есть неповоротливым, поверхностным. Противоположный же ему способ мышления он именует диалектическим, то есть подвижным, проникающим «во внутрь вещей и явлений» сквозь скорлупу их ВИДИМОСТЕЙ, сквозь их бронированный привычкой и привычками панцирь КАЖУЩЕГОСЯ.
И вот в конечном итоге, особенно в пионерных ситуациях, этот-то второй способ мышления и является действительно единственно могущественным инструментом реального человеческого познания. Ибо (как тут же спешит заключить Энгельс) и в природе, и в обществе «всё совершается в конечном итоге диалектически, а не метафизически», из-за чего правильному отражению реальности в человеческом сознании более всего соответствует именно диалектическое мышление.
Стоит ли после этого ещё раз специально оговаривать, что такова же и Марксова платформа, и что на ней так же незыблемо стоит и Ленин, - что и позволило ему с завидным совершенством овладеть феноменальной способностью точнейших предвидений будущего? И человеческое «мышление вообще» все трое разделяют именно на эти два типа, два сорта мышления: диалектическое и метафизическое.
Лишь потом имеет смысл учитывать и другие факторы, относящиеся к делу, - такие, например, как эрудиция. Ибо даже самая богатая эрудиция, не организованная диалектическим способом мышления, легко превращается в свою противоположность. К ней-то всегда и тянется со своим «здравым рассудком» (именно в кавычках!) всякое, учёное и неучёное, мещанство.
Следовательно, и экономическое мышление (поскольку, на поверку, оно представляет собой просто специализированный вариант человеческого мышления вообще разделяет, в конечном итоге, ту же участь распада на экономическое мышление диалектическое (последовательно научное) и метафизическое (обыденное, или поверхностно-«мудрое»: на «здравый рассудок», на «здравый смысл»).
Источник
http://proriv.ru/articles.shtml/guests?prikl_zdrav_ras
|
