Николай Гаврилович Чернышевский Что делать?

Николай Гаврилович Чернышевский

Что делать?

Телеспектакль - бледное отражение романа, тень, обрисовывающая лишь контуры замысла Чернышевского.

 

  

  

   Серия "Литературные памятники"

   Л., "Наука", 1975

  

ОТ РЕДАКТОРА

  

   Роман Н. Г. Чернышевского "Что делать?" был написан в стенах Петропавловской крепости в декабре 1862-апреле 1863 г. Вскоре же напечатанный в "Современнике", он сыграл колоссальную, ни с чем не сравнимую роль не только в художественной литературе, но и в истории русской общественно-политической борьбы. Недаром тридцать восемь лет спустя В. И. Ленин так же озаглавил свое произведение, посвященное основам новой идеологии.

   Печатавшийся в спешке, с непрестанной оглядкой на цензуру, которая могла запретить публикацию очередных глав, журнальный текст содержал ряд небрежностей, опечаток и других дефектов -- некоторые из них до настоящего времени оставались невыправленными.

   Номера "Современника" за 1863 г., содержавшие текст романа, были строго изъяты, и русский читатель в течение более чем сорока лет вынужден был пользоваться либо пятью зарубежными переизданиями (1867-1898 гг.), либо же нелегальными рукописными копиями.

   Только революция 1905 г. сняла цензурный запрет с романа, по праву получившего название "учебника жизни". До 1917 г. вышло в свет четыре издания, подготовленных сыном писателя -- М. Н. Чернышевским.

   После Великой Октябрьской социалистической революции и до 1975 г. роман был переиздан на русском языке не менее 65 раз, общим тиражом более шести миллионов экземпляров.

   В 1929 г. издательством Политкаторжан был опубликован незадолго до того обнаруженный в царских архивах черновой, наполовину зашифрованный текст романа; его прочтение -- результат героического труда Н. А. Алексеева (1873-1972). {[Некролог]. -- Правда, 1972, 18 мая, стр. 2.} Однако с точки зрения требований современной текстологии это издание ни в какой мере не может нас сегодня удовлетворить. Достаточно сказать, что в нем не воспроизведены варианты и зачеркнутые места. Немало неточностей содержится и в издании "Что делать?" в составе 16-томного "Полного собрания сочинений" Чернышевского (т. XI, 1939. Гослитиздат, подготовка Н. А. Алексеева и А. П. Скафтымова): по сравнению с ним в этой книге более ста исправлений.

   Как это ни странно, но до сих пор не было осуществлено научное издание романа. Текст его ни разу не был полностью прокомментирован: некоторые, понятные современникам, но темные для нас места оставались нераскрытыми или же неверно интерпретированными.

   Настоящее издание впервые дает научно выверенный текст романа и полностью воспроизводит черновой автограф. В дополнении печатается записка Чернышевского к А. Н. Пыпину и Н. А. Некрасову, важная для уяснения замысла романа и долго остававшаяся ошибочно понятой. В приложении даны статьи, посвященные проблемам изучения романа, и примечания, необходимые для его правильного понимания.

   Искренняя благодарность внучке великого революционера и писателя, Н. М. Чернышевской за ряд советов и неизменную дружескую помощь и М. И. Перпер за важные текстологические указания.

   Основной текст романа, заметку для А. Н. Пыпина и Н. А. Некрасова, статью "Проблемы изучения романа "Что делать?"" и примечания подготовил С. А. Рейсер; статью "Чернышевский-художник" -- Г. Е. Тамарченко; черновой текст -- Т. И. Орнатская; библиографию переводов на иностранные языки -- Б. Л. Кандель. Общую редакцию издания осуществил С. А. Рейсер.

"Что делать?"

Из рассказов о новых людях

(Посвящается моему другу О.С.Ч.) {1}

 

  

I

ДУРАК

  

   Поутру 11 июля 1856 года прислуга одной из больших петербургских гостиниц у станции московской железной дороги была в недоумении, отчасти даже в тревоге. Накануне, в 9-м часу вечера, приехал господин с чемоданом, занял нумер, отдал для прописки свой паспорт, спросил себе чаю и котлетку, сказал, чтоб его не тревожили вечером, потому что он устал и хочет спать, но чтобы завтра непременно раз6удили в 8 часов, потому что у него есть спешные дела, запер дверь нумера и, пошумев ножом и вилкою, пошумев чайным прибором, скоро притих, -- видно, заснул. Пришло утро; в 8 часов слуга постучался к вчерашнему приезжему -- приезжий не подает голоса; слуга постучался сильнее, очень сильно -- приезжий все не откликается. Видно, крепко устал. Слуга подождал четверть часа, опять стал будить, опять не добудился. Стал советоваться с другими слугами, с буфетчиком. "Уж не случилось ли с ним чего?" -- "Надо выломать двери". -- "Нет, так не годится: дверь ломать надо с полициею". Решили попытаться будить еще раз, посильнее; если и тут не проснется, послать за полициею. Сделали последнюю пробу; не добудились; послали за полициею и теперь ждут, что увидят с нею.

   Часам к 10 утра пришел полицейский чиновник, постучался сам, велел слугам постучаться, -- успех тот же, как и прежде. "Нечего делать, ломай дверь, ребята".

   Дверь выломали. Комната пуста. "Загляните-ка под кровать" -- и под кроватью нет проезжего. Полицейский чиновник подошел к столу, -- на столе лежал лист бумаги, а на нем крупными буквами было написано:

   "Ухожу в 11 часов вечера и не возвращусь. Меня услышат на Литейном мосту {2}, между 2 и 3 часами ночи. Подозрений ни на кого не иметь".

   -- Так вот оно, штука-то теперь и понятна, а то никак не могли сообразить, -- сказал полицейский чиновник.

   -- Что же такое, Иван Афанасьевич? -- спросил буфетчик.

   -- Давайте чаю, расскажу.

   Рассказ полицейского чиновника долго служил предметом одушевленных пересказов и рассуждений в гостинице. История была вот какого рода.

   В половине 3-го часа ночи -- а ночь была облачная, темная -- на середине Литейного моста сверкнул огонь, и послышался пистолетный выстрел. Бросились на выстрел караульные служители, сбежались малочисленные прохожие, -- никого и ничего не было на том месте, где раздался выстрел. Значит, не застрелил, а застрелился. Нашлись охотники нырять, притащили через несколько времени багры, притащили даже какую-то рыбацкую сеть, ныряли, нащупывали, ловили, поймали полсотни больших щеп, но тела не нашли и не поймали. Да и как найти? -- ночь темная. Оно в эти два часа уж на взморье, -- поди, ищи там. Поэтому возникли прогрессисты, отвергнувшие прежнее предположение: "А может быть, и не было никакого тела? может быть, пьяный, или просто озорник, подурачился, -- выстрелил, да и убежал, -- а то, пожалуй, тут же стоит в хлопочущей толпе да подсмеивается над тревогою, какую наделал".

   Но большинство, как всегда, когда рассуждает благоразумно, оказалось консервативно и защищало старое: "какое подурачился -- пустил себе пулю в лоб, да и все тут". Прогрессисты были побеждены. Но победившая партия, как всегда, разделилась тотчас после по6еды. Застрелился, так; но отчего? "Пьяный", -- было мнение одних консерваторов; "промотался", -- утверждали другие консерваторы. -- "Просто дурак", -- сказал кто-то. На этом "просто дурак" сошлись все, даже и те, которые отвергали, что он застрелился. Действительно, пьяный ли, промотавшийся ли застрелился, или озорник, вовсе не застрелился, а только выкинул штуку, -- все равно, глупая, дурацкая штука.

   На этом остановилось дело на мосту ночью. Поутру, в гостинице у московской железной дороги, обнаружилось, что дурак не подурачился, а застрелился. Но остался в результате истории элемент, с которым были согласны и побежденные, именно, что если и не пошалил, а застрелился, то все-таки дурак. Этот удовлетворительный для всех результат особенно прочен был именно потому, что восторжествовали консерваторы: в самом деле, если бы только пошалил выстрелом на мосту, то ведь, в сущности, было 6ы еще сомнительно, дурак ли, или только озорник. Но застрелился на мосту, -- кто же стреляется на мосту? как же это на мосту? зачем на мосту? глупо на мосту! -- и потому, несомненно, дурак.

   Опять явилось у некоторых сомнение: застрелился на мосту; на мосту не стреляются, -- следовательно, не застрелился. -- Но к вечеру прислуга гостиницы была позвана в часть смотреть вытащенную из воды простреленную фуражку, -- все признали, что фуражка та самая, которая была на проезжем. Итак, несомненно застрелился, и дух отрицания и прогресса побежден окончательно.

   Все были согласны, что "дурак", -- и вдруг все заговорили: на мосту -- ловкая штука! это, чтобы, значит, не мучиться долго, коли не удастся хорошо выстрелить, -- умно рассудил! от всякой раны свалится в воду и захлебнется, прежде чем опомнится, -- да, на мосту... умно!

   Теперь уж ровно ничего нельзя было разобрать, -- и дурак, и умно.

  

II

ПЕРВОЕ СЛЕДСТВИЕ ДУРАЦКОГО ДЕЛА

Читать далее

Н. Г. Чернышевский. - Собрание художественных произведений [1848-1879]