1 (13) серия — «Огнём крещённые»
Идёт 1942 год. На складе завода, где хранятся снаряды, случается пожар, при тушении которого погибает Антон Савельев. Иван Савельев и сын его брата Фёдора Семён едут на фронт с танковой бригадой. В первом же бою их экипаж подбивает пять вражеских танков. Фёдор Савельев идет к секретарю райкома Кружилину с просьбой об отправке на фронт.
2 (14) серия — «Опалённая любовь»
На передовой во время затишья Семён знакомится с Ольгой Королёвой — связной партизанского отряда, на глазах которой немцы убили мать. Кирьян Инютин, попавший в госпиталь без обеих ног, пытается покончить с собой. Фёдор попал в плен к немцам и стал служить полицаем у «старого знакомого» — бывшего следователя царской охранки Лахновского. Лахновский узнаёт о том, что где-то поблизости в армейской газете работает Пётр Полипов, которого он когда-то завербовал и сделал провокатором. Он решает найти Полипова. Прибывший на фронт Яков Алейников разговаривает с одним капитаном — Валентиком. Вдруг вмешивается Ольга, которая рассказывает, что видела этого Валентика с немцами. Путём проверки Яков убеждается: перед ним действительно провокатор. Он решает его задержать, но когда зовёт дежурного, Валентик сбегает.
3 (15) серия — «Огонь и пепел»
Яков Алейников, занимающийся на фронте разведкой и диверсиями в тылу врага, встречает своего «крестника» — Петра Зубова, которому когда-то помог избежать тюрьмы. Яков готовит рейд в тыл противника и встречает другого «крестника» — Ивана Савельева, которого Яков в своё время посадил в тюрьму. Иван рассказывает, что без вести пропал в бою его племянник Семён, который, как оказалось, был не убит, как это вначале казалось Ивану, а тяжело ранен (а до этого ещё и контужен). Потом, когда на высоте, где был бой, появились немцы, Семён не вовремя очнулся и попал в плен. Алейников же сообщает Ивану о его родном брате — отце Семёна — Фёдоре, который служит карателем у немцев. Иван решает идти с отрядом Алейникова, чтобы «взглянуть в глаза братцу». В этой же серии на фронт с редакцией газеты приезжает Полипов. Человек Лахновского (Валентик) обманом завлекает его с собой и переводит через линию фронта. Происходит встреча Полипова с Лахновским, который в своё время его сломал во время допроса. И на этот раз, когда Лахновский упоминает о том, чтобы расстрелять Полипова, последний проявляет трусость. Лахновский рассказывает Полипову о том, что в будущем сделают с Советским Союзом и с его народами, прежде всего с русскими, в конце говоря: «Большинство людей такие же, как ты», а потом приказывает Валентику отвести Полипова обратно за линию фронта.
4 (16) серия — «Противостояние»
При нападении отряда Алейникова на базу немцев Лахновский со своими людьми, в том числе и Фёдором пытаются сбежать. По пути Лахновский подворачивает ногу. Фёдор помогает ему идти, при этом Лахновский обещает: «Убережёшь меня — всё что хочешь для тебя сделаю». Но потом Лахновского убивает Валентик, мотивируя это тем, что если тот попадётся живым — хуже будет. А Фёдор встречается со своим братом Иваном. После непродолжительного разговора Иван Фёдора убивает, а затем встречает Ольгу, и она рассказывает ему, что носит под сердцем ребёнка пропавшего Семёна. А сам Семён вместе с Зубовым и Максимом Назаровым — сыном председателя колхоза «Красный партизан» Панкрата Назарова — оказался в концлагере Бухенвальд, в лагерной штрафной роте под командованием изувера-унтершарфюрера Айзеля. В это время безногий Кирьян по поездам просит «Христа ради» — он решил не сообщать жене о своем увечье, не желая быть обузой. Секретарь обкома Субботин умирает, узнав о гибели последнего — среднего — сына. До этого Субботин в разговоре с Кружилиным предупреждает последнего насчёт Полипова: «Я бы ему (Полипову) не то, что обком, колхоз бы не доверил. Да что там колхоз, даже колхозную бригаду. Нельзя ему этого доверять. Когда будет надо, припомни этот наш разговор».
Анатолий Иванов
Вечный зов
Том 2
КНИГА ВТОРАЯ
Часть четвертая
ОГОНЬ И ПЕПЕЛ
Война шла уже почти два полных года...
Четырнадцатого апреля был ледолом на Громотухе, на реке ворочались, сверкая синими боками, тяжелые, разбухшие от солнца и воды ледяные пластины, толкались, терлись друг о друга, как бараны на узкой дороге, и медленно ползли вниз.
Весь день светило по-весеннему горячее солнце, в синем, уже очень глубоком небе весело сияли неприступные утесы Звенигоры. Временами то одна, то другая каменная громада нестерпимо вспыхивала бело-голубым огнем, сыпала во все стороны искрами. Было такое впечатление, будто в недрах молчаливой Звенигоры постоянно бушует яростный огонь, горячее пламя проедает каменные стены то в одном, то в другом месте и со свистом вырывается наружу. И лишь из-за расстояния свист этот не слышен.
Поглядывая на сверкающие вершины, на залитые солнцем, мокрые еще, пустынные и унылые пашни, по дороге из Шантары в Михайловку ехал председатель райисполкома Иван Иванович Хохлов.
За год с небольшим работы в исполкоме Иван Иванович сильно похудел, всякая одежда на нем болталась, словно была с чужого плеча. Круглые щеки опали, даже когда-то полные и розовые, как у ребенка, губы сейчас одрябли, обесцветились. И лишь круглые глазки смотрели на мир все так же по-ребячьи весело и неунывающе.
Председатель райисполкома ехал в "Красный колос" для того, чтобы в последний раз уточнить колхозный план хлебосдачи на нынешний год, глубоко втайне имея мысль - нельзя ли этот план на пять-шесть сотен центнеров увеличить. Думать об этом Хохлову было тяжело, ибо он понимал - никакое увеличение хлебопоставок колхозу не под силу. В прошлом году "Красный колос" снова сдал государству хлеба больше всех в районе, вывез на шантарский пункт "Заготзерна" все, что было выращено, до последнего зернышка. И хотя злые языки в районе глухо поговаривали - не до последнего, умеет, мол, Назаров и подальше от стола сесть, и рыбку съесть, - Ивану Ивановичу было известно: на трудодень михайлов-ским колхозникам прошлой осенью было выдано всего по двести граммов ржаных отходов да немного фасоли. Хохлов своими глазами видел, что люди жили в основном на картошке, а в жалкие крохи серой, как дорожная пыль, муки из отходов подмешивали ту же картошку, семена лебеды, тыквенную мякоть. Хлеб из такой муки получался тяжелым, как кирпич, мокрым, горьким на вкус. Для этого окончательного уточнения плана хлебосдачи Иван Иванович мог вызвать Назарова, как и других председателей колхозов, в райисполком, но делать этого не стал Панкрат Григорьевич за прошедшую зиму очень сдал, кашель душил его насмерть. Несколько раз Иван Иванович и Кружилин заговаривали с ним об отправке на лечение, но Панкрат лишь усмехался невесело и говорил: - Какая меня больница теперь вылечит? Вот до лета доживу - барсучье сало буду пить. Ничего, оклемаюсь.
Читать полностью
http://royallib.ru/read/ivanov_anatoliy/vechniy_zov_tom_2.html#0
|
