После провала «молниеносной войны» вся гитлеровская стратегия сосредоточилась на том, чтобы затянуть войну, сорвать укрепление союза и дружбы между СССР, Великобританией и США. Но жизненные интересы всех свободолюбивых народов сделали необходимым быстрый и полный разгром вооружённых сил фашистской Германии и её вассалов.

В октябре 1943 г. была созвана в Москве конференция министров иностранных дел Советского Союза, Великобритании и США. Московская конференция разработала необходимые мероприятия для сокращения сроков войны против Германии и её союзников. Конференция наметила основные принципы послевоенного международного сотрудничества и безопасности. Конференция высказалась за восстановление свободной и независимой Австрии и за необходимость создания демократического правительства в Италии. За подписью Сталина, Рузвельта и Черчилля была опубликована принятая конференцией декларация об ответственности гитлеровцев за совершённые ими зверства.

Через месяц после Московской конференции, в ноябре 1943 г., в Тегеране открылась конференция руководителей трёх держав — Председателя Совета Народных Комиссаров СССР И. В. Сталина, президента США Рузвельта и премьер-министра Великобритании Черчилля. Тегеранская конференция приняла «Декларацию трёх держав», в которой было высказано единогласное решение сокрушить гитлеровскую Германию и обеспечить народам мир и безопасность в будущем. Подписавшие декларацию руководители трёх держав заявили: «Мы выражаем нашу решимость в том, что наши страны будут работать совместно как во время войны, так и в последующее мирное время». По вопросу о военных планах союзников декларация подчеркнула твёрдую решимость нанести окончательный удар гитлеровской Германии и разгромить её вооружённые силы на суше, на воде и в воздухе. На Тегеранской конференции руководители союзных держав полностью договорились относительно масштабов и сроков операций против гитлеровской Германии.
 
Однако Черчилль в дальнейшем, во имя своекорыстных интересов британского империализма, прибегал ко всяческим ухищрениям, чтобы затормозить открытие второго фронта, нанести как можно больше ущерба Советскому государству. Такую же позицию срыва второго фронта и всемерного истощения СССР занимали и реакционные круги США.

Антонина Григорьевна Голубева.

Мальчик из Уржума

 Перед тем как написать эту книгу, я побывала в маленьком городке Кировского края - Уржуме.
      Слово "Уржум" по-марийски значит: "увидел белку". Жители Уржума рассказывают, что когда-то, много лет тому назад, здесь, в дремучих лесах, водилось много белок.
      Из Ленинграда в Уржум ехать нужно долго: сначала на поезде до города Кирова, а потом 165 километров на лошадях. Это зимой. Летом можно ехать на пароходе от города Кирова до самого Уржума.
      Я отправилась в Уржум зимой. Реки замерзли, и оставалось одно: нанять лошадей. Ямщик мне попался старый и неразговорчивый. Лошаденка у него была рыжая, маленькая и мохнатая. В низкие широкие розвальни он наложил много сена.
      Зимы в этих местах суровые. Закутанная в теплый платок, в огромном тулупе и валенках выше колен, влезла я в розвальни, и мы тронулись в путь.
      - Эй, дедушка, когда в Уржуме будем? - крикнула я своему ямщику.
      - В Уржуме? Больно прыткая! Сесть еще не успела, - пробурчал старик.

ЗАКРЫТОЕ ПИСЬМО ЦК ВКП(б)
Уроки событий, связанных с злодейским убийством тов. Кирова
Ко всем организациям партии

Теперь, когда очаг злодеяния - зиновьевская антисоветская группа - разгромлена до конца, а виновники злодеяния уже понесли должное наказание, ЦК. считает, что настало время подвести итог событиям, связанным с убийством тов. Кирова, дать им политическую оценку и извлечь уроки, вытекающие из анализа этих событий.

Настоящее письмо ЦК ВКП(б) имеет своей целью облегчить партийным кадрам выполнение этой именно итоговой задачи.

I
ФАКТЫ.

Необходимо прежде всего отметить установленные следствием и судом следующие неоспоримые факты:

1) Злодейское убийство совершено ленинградской группой зиновьевцев, именовавшей себя "Ленинградским центром",

2) идейным и политическим руководителем "Ленинградского центра" был "Московский центр" зиновьевцев, который не знал, по-видимому, о подготовлявшемся убийстве т. Кирова, но наверное знал о террористических настроениях "Ленинградского центра" и разжигал эти настроения,

3) отличаясь друг от друга настолько же, насколько могут отличаться вдохновители злодеяния от исполнителей злодеяния, оба эти "центра" составляли одно целое, ибо их объединяла одна общая истрепанная, разбитая жизнью троцкистско-зиновьевская платформа и одна общая беспринципная, чисто карьеристская цель - дорваться до руководящего положения в партии и правительстве и получить во чтобы то ни стало высокие посты,

4) потеряв доверие рабочего класса благодаря своей реакционной платформе и лишив себя возможности рассчитывать на какую бы то ни было поддержку партийных масс, зиновьевцы ради достижения своих преступных целей скатились в болото контрреволюционного авантюризма, в болото антисоветского индивидуального террора, наконец - в болото завязывания связей с латвийским консулом в Ленинграде, агентом немецко-фашистских интервенционистов;

5) чтобы скрыть от партии свои преступные дела и сохранить вместе с тем свои партийные билеты, дающие доступ во все учреждения и ко всем руководителям партии, зиновьевцы стали на путь двурушничества как главного метода своих отношений с партией, маскируя свои злодейские дела клятвами и заявлениями о верности партии и преданности Советской власти,

  Исключительную роль сыграл С.М. Киров в годы гражданской войны в организации сил Красной Армии на Северном Кавказе и в защите города Астрахани. Здесь проявился огромный талант Сергея Мироновича как военного стратега, прекрасного организатора, пламенного трибуна, бесстрашного борца великой партии Ленина-Сталина.
        В конце августа 1918 года со всех сторон белогвардейские генералы угрожали Советской республике (на севере - английские империалисты и белогвардейцы, на юге - деникинские и другие банды). Исключительно тяжелая обстановка в это время сложилась на Северном Кавказе.
        Деникинские войска постепенно накапливали силы с целью нанесения решительного удара частям 11-й красной армии.
        Ставленник врага народа Троцкого - Шляпников и др. развалили 11-ю армию, в результате чего ее части потеряли всякую боеспособность и вынуждены были отходить к Астрахани. Не было патронов, пулеметов, снарядов. Политико-моральное состояние было низкое, дисциплина сильно упала, со снабжением армии также дело обстояло плохо. В армии свирепствовали тиф, дизентерия и другие болезни.
        Насколько тяжела была обстановка в это время в 11-й армии, видно из телеграммы Серго Орджоникидзе В.И. Ленину:
        "XI армии нет. Она окончательно разложилась. Противник занимает города и станицы почти без сопротивления. ...Нет снарядов и патронов. Нет денег... шесть месяцев ведем войну, покупая патроны по пять рублей.
        Владимир Ильич, сообщая Вам об этом, будьте уверены, что мы все погибнем в неравном бою, но честь своей партии не опозорим бегством... Среди рабочих Грозного и Владикавказа непоколебимое решение сражаться, но не уходить. Симпатии горских народов на нашей стороне" (Г.К. Орджоникидзе. Избр. статьи и речи. Воениздат, 1939г., стр. 49).

Успехи социализма в нашей стране радовали не только партию, не только рабочих и колхозников. Они радовали также всю нашу советскую интеллигенцию, всех честных граждан СССР. 

Они не радовали и все больше озлобляли остатки разбитых эксплуататорских классов.

Они приводили в бешенство подголоски разбитых классов – жалкие остатки бухаринцев и троцкистов.

Эти господа расценивали достижения рабочих и колхозников не с точки зрения интересов народа, который приветствовал каждое такое достижение, а с точки зрения интересов своей жалкой, оторванной от жизни и насквозь прогнившей фракционной группы. Так как успехи социализма в нашей стране означали победу политики партии и окончательный провал политики этих господ, то они, вместо того, чтобы признать очевидные факты и включиться в общее дело, стали мстить партии и народу за свои неудачи, за свой провал, стали пакостить и вредить делу рабочих и колхозников, взрывать шахты, поджигать заводы, вредить в колхозах и совхозах, – чтобы сорвать достижения рабочих и колхозников и вызвать в народе недовольство Советской властью. А чтобы уберечь при этом свою жалкую группу от разоблачения и разгрома, они накинули на себя маску преданных партии людей, стали все больше и больше лебезить перед партией, славословить партию, пресмыкаться перед нею, продолжая на деле свою скрытую от глаз подрывную деятельность против рабочих и крестьян.

      Пламенный трибун революции, непримиримый борец за чистоту и крепость рядов ленинско-сталинской партии, ближайший соратник великого Сталина, Сергей Миронович Киров на XVII съезде ВКП(б) говорил:
        "Успехи действительно у нас громадны. Черт его знает, если по-человечески сказать, так хочется жить и жить".
        Но озверелая банда троцкистско-бухаринских шпионов и убийц отняла жизнь у С.М. Кирова. 1 декабря 1934 года перестало биться его горячее сердце.

Годы не смогут унести с собой обаятельный, светлый образ С.М. Кирова. Для тех, кому дорог социализм, кто понимает великие идеи коммунистической партии, образ Кирова всегда будет близким и родным. Он будет всегда являть собой "...образец большевика, не знавшего страха и трудностей в достижении великой цели, поставленной партией" (Обращение ЦК ВКП(б) от 2 декабря 1934 года).
        Киров был не только любимым вождем ленинградских рабочих. Он был выдающимся руководителем страны, полным неиссякаемой энергии и мужества, бесстрашным в борьбе с врагами деятелем нашей партии.
        Всю свою замечательную жизнь он отдал революционной борьбе за дело освобождения рабочего класса, за построение для него светлой и радостной жизни.

        Еще юношей Сергей Миронович примкнул к революционному движению, развернувшемуся в России в начале XX века. Будучи студентом, он формировался как революционер.
        В 1904 году С.М. Киров - уже член РСДРП. По поручению Томского комитета РСДРП (большевиков) Сергей Миронович организовал мощную демонстрацию. Через несколько дней после демонстрации Киров был схвачен царской полицией. Его судили. На суде Киров показал образец большевистской выдержки и дисциплины. Он отказался от каких бы то ни было показаний и тем самым лишил полицию нужных ей сведений для разгрома Томского комитета РСДРП.
        Как профессиональный революционер Киров не раз подвергался арестам, но почти всегда ему удавалось обвести царских ищеек. В 1906 году Сергей Миронович блестяще выполнил ответственнейшее поручение Томского комитета партии по созданию большой нелегальной типографии.
        В неимоверно трудных условиях царского подполья Киров изучал произведения классиков марксизма, овладевал революционной теорией, которая вооружала его для практической работы революционера-борца.

Никто ближе не «подошел к определенным, конкретным общественным отношениям», чем сделал это Маркс в «Капитале». Двадцать пять лет употребил он на то, чтобы всесторонне исследовать их, и результаты его критики повсюду содержат также и зародыши так называемых решений, поскольку последние вообще возможны в настоящее время. Но любезному Мюльбергеру этого мало. Все это абстрактный социализм, мертвые абстрактные формулы. Вместо того чтобы изучать «определенные конкретные общественные отношения», любезный Мюльбергер довольствуется чтением нескольких томов Прудона, которые ровно ничего не говорят ему об определенных конкретных общественных отношениях, но зато дают ему очень определенные конкретные чудодейственные рецепты от всех общественных зол; и этот готовый план социального спасения, эту прудоновскую систему он преподносит немецким рабочим под тем предлогом, что он хочет «распрощаться с системами», между тем как я, дескать, «избираю противоположный путь»! Чтобы уразуметь это, я должен предположить, что я слеп, а Мюльбергер глух, так что мы никак не можем объясниться друг с другом.

Довольно. Если полемика эта не сослужит никакой другой службы, то она во всяком случае полезна уж тем, что показала, как обстоит дело с практикой этих называющих себя «практическими» социалистов. Эти практические предложения для устранения всех социальных зол, эти социальные панацеи всегда и повсюду изготовлялись основателями сект, выступавших в те времена, когда пролетарское движение было еще в младенческом возрасте. К их числу относится и Прудон. Развитие пролетариата отбрасывает в сторону эти детские пеленки и воспитывает в самом рабочем классе понимание того, что нет ничего менее практичного, чем эти заранее вымышленные, пригодные к любому случаю «практические решения», и что, напротив, практический социализм заключается в правильном понимании различных сторон капиталистического способа производства. Для рабочего класса, обладающего таким пониманием, никогда не представит трудности в каждом данном случае решить, против каких социальных учреждений и каким образом следует направить свои главные удары.

Дом, сданный внаем, приносит своему застройщику в виде наемной платы земельную ренту, средства на ремонт и процент на вложенный при строительстве капитал, включая и прибыль с него; уплачиваемая наемная плата, смотря по обстоятельствам, может постепенно составить сумму, в два, три, пять, десять раз превышающую первоначальные издержки на постройку дома. Это, милейший Мюльбергер, есть «простое, трезвое констатирование» «факта», который имеет экономический характер; и если мы хотим знать, как же это «так получается», что факт этот существует, то мы должны производить исследование в экономической области. Рассмотрим же этот факт поближе, так, чтобы он стал понятен каждому ребенку. Продажа товара состоит, как известно, в том, что владелец отдает его потребительную стоимость и получает его меновую стоимость. Потребительные стоимости товаров различаются друг от друга, между прочим, и тем, что их потребление осуществляется в различные сроки. Каравай хлеба съедается в один день, пара брюк изнашивается в один год, дом, скажем, — в сто лет. По отношению к товарам с длительным периодом изнашивания представляется, стало быть, возможность продавать их потребительную стоимость по частям, каждый раз на определенный срок, то есть отдавать ее внаем. Продажа по частям реализует, следовательно, меновую стоимость лишь постепенно, за этот отказ от немедленного получения обратно авансированного капитала и полагающейся с него прибыли продавец вознаграждается надбавкой к цене, начислением процентов, ставка которых определяется отнюдь не произвольно, а законами политической экономии. По истечении ста лет дом потреблен, изношен, негоден для жилья. Если мы после этого вычтем из всей уплаченной суммы наемной платы: 1) земельную ренту вместе с некоторым повышением, которое она претерпела за это время, 2) расходы на текущий ремонт, — то мы найдем, что остаток в среднем составляется: 1) из первоначального капитала, вложенного в строительство дома, 2) из прибыли с него и 3) из процентов на постепенно погашаемый капитал и на прибыль. Правда, по истечении этого времени у съемщика нет дома, но нет его и у владельца. У последнего есть лишь участок земли (если он принадлежит именно ему) и находящиеся на нем строительные материалы, которые, однако, уже перестали быть домом. И если для дома тем временем «первоначальные издержки покрываются 5 или 10 раз», то мы увидим, что это произошло просто вследствие роста земельной ренты; это ни для кого не секрет в таких местах, как Лондон, где землевладелец и домовладелец — большей частью два разных лица. Такой колоссальный рост наемной платы происходит в быстро растущих городах*, но не где-нибудь в деревне, где земельная рента со строительных участков остается почти неизменной. Общеизвестно, что за вычетом повышений земельной ренты квартирная плата в среднем приносит домовладельцу ежегодно не свыше 7% вложенного капитала (включая прибыль), причем из этой суммы нужно еще покрывать издержки на ремонт и тому подобное. Словом, договор о найме — это самая обыкновенная товарная сделка, теоретически представляющая для рабочего не больший и не меньший интерес, чем всякая другая товарная сделка, за исключением той, где дело идет о купле-продаже рабочей силы; практически же этот договор о найме выступает перед ним как одна из тысячи форм буржуазного надувательства,

Святая простота и еще более святое невежество! Только в «новейшее время» английские фабриканты в сельской местности построили рабочие жилища! Нет, любезный г-н Закс, английские капиталисты действительно крупные промышленники, не только по карману, но и по уму. Задолго до того, как в Германии появилась действительно крупная промышленность, они поняли, что при фабричном производстве в сельской местности затраты на рабочие жилища представляют собой необходимую, прямо и косвенно очень доходную часть всего основного капитала. Задолго до того, как борьба между Бисмарком и немецкими буржуа даровала немецким рабочим свободу коалиций, английские фабриканты, владельцы рудников и горнозаводчики практически убедились, какое давление могут они оказывать на бастующих рабочих, если они одновременно являются домохозяевами этих рабочих. «Цветущие колонии» какого-нибудь Грега, Аштона, Ашуэрта так мало относятся к «новейшему времени», что уже 40 лет тому назад они восхвалялись буржуазией как образец, и я сам уже 28 лет назад описал это (см. «Положение рабочего класса в Англии», стр. 228— 230, примечание²⁴¹). Примерно к этому же времени относятся и колонии, основанные Маршаллом и Акройдом (Akroyd — так пишется его фамилия), и еще старше колония Стретта, начало которой восходит к прошлому столетию. А так как в Англии средняя продолжительность существования рабочего жилища определяется в 40 лет, то г-ну Заксу не трудно будет самому по пальцам подсчитать, в каком жалком состоянии находятся теперь эти «цветущие колонии». К тому же большинство этих колоний находится теперь уже не в сельской местности; вследствие колоссального роста промышленности большинство этих колоний оказалось настолько окруженным фабриками и домами, что эти колонии лежат теперь по-среди грязных и дымных городов в 20—30 и более тысяч жителей, — что не мешает пред-ставленной в лице г-на Закса немецкой буржуазной науке еще и ныне повторять с благоговением старые английские хвалебные песни 1840 г., которые теперь уже совсем не соответствуют действительности.

В особенности же старый Акройд*. Этот бравый человек был, несомненно, филантропом чистейшей воды. Он так сильно любил своих рабочих, а особенно своих работниц, что его менее человеколюбивые конкуренты в Йоркшире говаривали: у него на фабрике работают исключительно его собственные дети!

Откуда же происходит жилищная нужда? Как она возникла? Г-ну Заксу как доброму буржуа не полагается знать, что она представляет собой необходимый продукт буржуазной формы общества; что без жилищной нужды не может существовать такое общество, где огромная масса трудящихся должна жить исключительно на заработную плату, то есть на необходимое для сохранения их жизни и продолжения их рода количество жизненных средств; где новые усовершенствования в машинной технике и т. д. непрерывно лишают работы массы рабочих; где бурные, регулярно повторяющиеся колебания промышленности обусловливают, с одной стороны, наличие многочисленной резервной армии незанятых рабочих, а с другой стороны, выбрасывают время от времени на улицу большую массу рабочих, ставших безработными; где рабочие скопляются массами в больших городах и притом быстрее, чем при существующих условиях создаются для них жилища; где, стало быть, самые мерзкие свиные хлева всегда найдут себе съемщиков; где, наконец, домовладелец, в качестве капиталиста, не только имеет право, но, в силу конкуренции, в известной мере даже обязан беспощадно выколачивать из своего домовладения наиболее высокую по размеру наемную плату.

В подобном обществе жилищная нужда вовсе не случайность, она — необходимый институт; она может быть устранена — вместе со всеми своими последствиями для санитарного состояния и т. п. — лишь тогда, когда весь общественный строй, который ее порождает, будет преобразован до основания. Но об этом буржуазному социализму знать не полагается.

Он не смеет объяснять жилищную нужду существующими условиями. Ему, следовательно, не остается ничего иного, как в нравоучительных фразах объяснять ее человеческой испорченностью, так сказать, первородным грехом.

«И здесь нельзя не признать, — а следовательно, нельзя отрицать» (какое смелое заключение!), — «что вина... отчасти ложится на самих рабочих, предъявляющих спрос на жилища, а отчасти, и в гораздо большей степени, на тех, кто берет на себя удовлетворение этой потребности, ...

Как разрешить жилищный вопрос? В современном обществе он решается совершенно так же, как всякий другой общественный вопрос: постепенным экономическим выравниванием спроса и предложения, а это такое решение, которое постоянно само порождает вопрос заново, то есть не дает никакого решения. Как решит этот вопрос социальная революция, это зависит не только от обстоятельств времени и места, это связано также с вопросами, идущими гораздо дальше, среди которых один из важнейших — вопрос об уничтожении противоположности между городом и деревней. Так как мы не занимаемся сочинением утопических систем устройства будущего общества, то было бы более чем праздным делом останавливаться на этом. Несомненно одно, — именно, что уже теперь в больших городах достаточно жилых зданий, чтобы тотчас помочь действительной «нужде в жилищах» при разумном использовании этих зданий. Это осуществимо, разумеется, лишь посредством экспроприации теперешних владельцев и посредством поселения в этих домах бездомных рабочих или рабочих, живущих теперь в слишком перенаселенных квартирах. И как только пролетариат завоюет политическую власть, подобная мера, предписываемая интересами общественной пользы, будет столь же легко выполнима, как и прочие экспроприации и занятие квартир современным государством.

Но наш прудонист еще не удовлетворен своими достижениями в жилищном вопросе. Он должен вознести этот вопрос с грешной земли в область высшего социализма для того, чтобы и там этот вопрос утвердил себя существенной «частью социального вопроса».

«Предположим, что производительность капитала, — как это рано или поздно должно случиться, — действительно взята за рога, например, посредством переходного закона, твердо устанавливающего размер процента со всех капиталов в один процент, притом с тенденцией постепенно приблизить и этот размер процента к нулю, так что, в конце концов, ничто больше не будет оплачиваться, кроме труда, необходимого для оборота капитала. Разумеется, и дом, и квартира, подобно всем другим продуктам, подлежат действию этого закона... Сам владелец первый постарается продать свой дом, так как иначе он остался бы незанятым, а вложенный в него капитал стал бы просто бесполезным».

Поскольку же в этом прудоновском разрешении жилищного вопроса имеется рациональное, практически осуществимое содержание, постольку оно уже теперь проводится в жизнь и возникло это не «в лоне революционной идеи», а... в среде самих крупных буржуа. Послушаем, что пишет об этом 16 марта 1872 г. превосходная испанская газета «Emancipacion» в Мадриде:

«Есть и другой способ разрешения жилищного вопроса, предложенный Прудоном, на первый взгляд блестящий, но при ближайшем рассмотрении обнаруживающий свое полное бессилие. Прудон предложил превратить съемщиков в покупателей в рассрочку, с тем, чтобы ежегодно уплачиваемая плата за наем помещения засчитывалась как частичное погашение стоимости жилища, а съемщик по истечении известного времени становился собственником этого жилища. Этот способ, казавшийся Прудону весьма революционным, применяется теперь во всех странах спекулятивными компаниями, которые, таким образом, путем повышения наемной платы заставляют выплачивать себе двойную и тройную стоимость домов. Г-н Дольфус и другие крупные фабриканты Северо-Восточной Франции осуществили эту систему не только для того, чтобы выколачивать деньги, но кроме того еще с политической задней мыслью.

Наиболее искушенные лидеры господствующих классов всегда направляли свои усилия на увеличение числа мелких собственников, чтобы создать себе армию против пролетариата. Буржуазные революции прошлого столетия раздробили крупное землевладение дворянства и церкви на мелкую парцеллярную собственность, — что хотят теперь сделать и испанские республиканцы с еще существующим крупным землевладением, — и создали таким образом класс мелких земельных собственников, ставший с тех пор самым реакционным элементом общества и постоянным препятствием для революционного движения городского пролетариата. Наполеон III намеревался путем выпуска мелких купюр государственных займов создать подобный же класс в городах, а г-н Дольфус и его коллеги, продавая своим рабочим под условием ежегодных платежей маленькие жилища, стремятся подавить у рабочих всякое проявление революционного духа и в то же время приковать их этой земельной собственностью к фабрике, на которой они работают. Таким образом, план Прудона не только не дал рабочему классу никакого облегчения, но обернулся даже прямо против него»*