Песня Дзержинцев
Музыка: В.Мурадели Слова: Е.Долматовский

Горе и муки, печаль голодного детства
Сжата блокадой наша страна,
Но берегут революцию, но берегут революцию
Чистые руки, горячее сердце, холодная голова.
Чистые руки, горячее сердце, холодная голова.

В годы разрухи лютуют белогвардейцы,
Жизнь все равно светла и нова
И защитят революцию, и защитят революцию
Чистые руки, горячее сердце, холодная голова.
Чистые руки, горячее сердце, холодная голова

Наша наука открыта храбрым и честным
Помни дзержинец, эти слова,
Что у солдат революции, что у солдат революции
Чистые руки, горячее сердце, холодная голова,
Чистые руки, горячее сердце, холодная голова.

Заключение брестского мира и упрочение Советской власти в результате ряда ее революционно-экономических мероприятий в момент, когда война на Западе была еще в полном разгаре, – вызвали величайшую тревогу среди империалистов Запада, особенно же среди империалистов Антанты. Читать далее...

Подъем революционного движения в России в 1901–1904 годах

В конце XIX столетия в Европе разразился промышленный кризис. Кризис этот вскоре захватил и Россию. За годы кризиса – 1900-1903 – закрылось до 3 тысяч крупных и мелких предприятий. На улицу было выброшено свыше 100 тысяч рабочих. Заработная плата оставшимся на предприятиях рабочим резко сокращалась. Незначительные уступки, вырванные ранее рабочими у капиталистов в упорных экономических стачках, были теперь обратно взяты капиталистами.

Промышленный кризис, безработица не остановили и не ослабили рабочего движения. Наоборот, борьба рабочих стала принимать все более революционный характер. От экономических стачек рабочие стали переходить к политическим стачкам. Наконец, рабочие переходят к демонстрациям, выставляют политические требования о демократических свободах, выставляют лозунг: “Долой царское самодержавие”. Читать далее...

Покончив с войной, Советская страна стала переходить на рельсы мирного хозяйственного строительства. Необходимо было залечить раны, нанесенные войной. Необходимо было восстановить разрушенное народное хозяйство, привести в порядок промышленность, транспорт, сельское хозяйство.

Но переход на мирное строительство пришлось проделать в чрезвычайно трудной обстановке. Победа в гражданской войне далась нелегко. Страна была разорена четырехлетней империалистической войной и трехлетней войной с интервенцией.

Общая продукция сельского хозяйства в 1920 году составляла лишь около половины довоенной. А ведь довоенный уровень – это был уровень нищенской царской российской деревни. Вдобавок в 1920 году многие губернии были охвачены неурожаем. Крестьянское хозяйство переживало тяжелое положение.

Еще хуже было положение промышленности, находившейся в состоянии разрухи. Продукция крупной промышленности в 1920 году была почти в семь раз меньше довоенной. Большинство фабрик и заводов стояло, рудники и шахты были разрушены, затоплены. В особо тяжелом состоянии находилась металлургия. Выплавка чугуна за весь 1921 год составляла всего лишь 116,3 тысячи тонн, то есть около 3 процентов довоенного производства чугуна. Не хватало топлива. Транспорт был разрушен. Имевшиеся в стране запасы металла и мануфактуры были почти исчерпаны. В стране был острый недостаток самого необходимого: хлеба, жиров, мяса, обуви, одежды, спичек, соли, керосина, мыла. Читать далее...

Пощечина

Пьеса в двух актах, пяти картинах, с прологом

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ЩЕГЛОВ ИВАН ИВАНОВИЧ - профессор-медик.

ЩЕГЛОВА ОЛЬГА ИЛЬИНИЧНА - его жена.

АЛЕКСЕЙ - их сын, фотокорреспондент.

ЗАХАРОВА СОНЯ - аспирантка мединститута.

ЛАРИСА - студентка пединститута.

ЧЕЛЬЦОВ ЛЕОНИД СТЕПАНОВИЧ - врач.

СКУРАТОВ \

ОГУРЕНКОВА \

ЗАБРОДИНА } врачи - сослуживцы Щеглова.

БАБАЯН /

КОСТРОМИН /

МАШЕНЬКА - секретарь Щеглова.

ПЕТРИЩЕВ.

Премьера спектакля состоялась в июне 1974 года в Московском театре сатиры.

ПРОЛОГ

Читать далее...

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

Швецов сказал Влахову:

— Сергей Петрович, это не по вашей части, но я вас очень прошу, займитесь «Рош-энэ». Нужно поговорить с Лансье вплотную. Здесь что-то неладное — торопил нас, а теперь тянет.

Влахов был новичком — в Париж он приехал четыре месяца тому назад, но французским языком владел в совершенстве; когда товарищи удивлялись его произношению, смеялся: «Я ведь парижанин…» Родители его прожили много лет в Париже, здесь познакомились и поженились; в Москву они вернулись после революции, Сереже тогда было семь лет.

Нина Георгиевна не хотела, чтобы мальчик забыл французский язык, и часто с ним разговаривала по-французски. Почему-то ей казалось, что ее первенец будет поэтом. Сергей увлекался многим — и путешествиями, и машиностроением, и театрами, но стихов не писал. А была в нем стихия поэзии, работал он страстно, отличался редкой впечатлительностью, бурно дружил, бурно расходился, восторгался тем, чего другие не замечали, осуждал то, что другие находили естественным. Он не был честолюбив, никогда не жаждал выделиться и все же выделялся на любом фоне. Когда он еще был подростком, Нина Георгиевна шутя называла его «мой французик», видимо, чем-то он напоминал матери город ее молодости; но не было в Сергее того внутреннего спокойствия, которое скрывается под шумливостью и блеском французов. Он часто поступал опрометчиво, кидался из одной крайности в другую; его справедливо упрекали в легкомыслии, но переживал он свои ошибки мучительно и не знал к себе снисхождения; в двадцать восемь лет он сохранил наивность и взыскательность отрочества.

Романтическая пора его жизни совпала с годами коллективизации. Он был тогда вихрастым комсомольцем; его послали на Украину; он говорил до хрипоты, трясся на ухабах, бредил десятизначными цифрами и тихонько делил на две части четвертку хлеба.

Читать далее...

20 -22 февраля 1901 года Лев Николаевич Толстой был отлучен от русской православной церкви.

НАЧАЛО ВЕКА

Наступил 1901 год. Первый год XX века, века торжества пара и электричества, как об этом возвещала мировая пресса. Новогодние газеты предсказывали своим читателям расцвет наук, культуры и промышленности в начавшемся столетии, открывающем широкие перспективы для мечтаний о новой эре предпринимательского процветания.

Русские газеты вышли в свет с пессимистическими размышлениями о судьбах России на пороге нового века.

«На смену отжившего прошлого, – невесело отмечали «Московские ведомости», – является новое, XX столетие со всеми своими жгучими запросами настоящего и неизвестностями будущего».

Читать далее...

 Лев Толстой как зеркало русской революции
Пролетарий, 1908, 11(24) сентября, № 35

Сопоставление имени великого художника с революцией, которой он явно не понял, от которой он явно отстранился, может показаться на первый взгляд странным и искусственным. Не называть же зеркалом того, что очевидно не отражает явления правильно? Но наша революция - явление чрезвычайно сложное; среди массы ее непосредственных совершителей и участников есть много социальных элементов, которые тоже явно не понимали происходящего, тоже отстранялись от настоящих исторических задач, поставленных перед ними ходом событий. И если перед нами действительно великий художник, то некоторые хотя бы из существенных сторон революции он должен был отразить в своих произведениях.

Легальная русская пресса, переполненная статьями, письмами и заметками по поводу юбилея 80-летия Толстого, всего меньше интересуется анализом его произведений с точки зрения характера русской революции и движущих сил ее. Вся эта пресса до тошноты переполнена лицемерием, лицемерием двоякого рода: казенным и либеральным. Первое есть грубое лицемерие продажных писак, которым вчера было ведено травить Л. Толстого, а сегодня - отыскивать в нем патриотизм и постараться соблюсти приличия перед Европой. Что писакам этого рода заплачено за их писания, это всем известно, и никого обмануть они не в состоянии. Гораздо более утонченно и потому гораздо более вредно и опасно лицемерие либеральное. Послушать кадетских балалайкиных из "Речи" * - сочувствие их Толстому самое полное и самое горячее. На деле, рассчитанная декламация и напыщенные фразы о "великом богоискателе" - одна сплошная фальшь, ибо русский либерал ни в толстовского бога не верит, ни толстовской критике существующего строя не сочувствует. Он примазывается к популярному имени, чтобы приумножить свой политический капиталец, чтобы разыграть роль вождя общенациональной оппозиции, он старается громом и треском фраз заглушить потребность прямого и ясного ответа на вопрос: чем вызываются кричащие противоречия "толстовщины", какие недостатки и слабости нашей революции они выражают? Читать далее...

Империализм господствует на Земле. Иначе можно назвать его монополистический капитализм. Миром правит горстка крупнейших монополий, или вернее их капитал. Они находятся в непрерывной конкурентной борьбе, постоянно делят и переделивают, давно поделенный мир. Идет непрерывная война между ними, то одна то другая страны вспыхивают, как факелы - Афганистан, Ирак, Югославия, Ливия, сегодня горят Украина и Сирия. Но это тодько известные всем страны, а в скольких идет тихая война и гибнут мирные жители, женщины, дети, старики...

Капитализм - это война, а империализм уже жить не может без войн. Доказательство тому чудовищная гонка вооружений. Военная промышленность - единственная отрасль, где еще существует хоть какой-то научный прогресс. Читать далее...

...А произвол корпораций в области цен на продукты, устанавливаемых вне всякой зависимости от качества или от сезона! Если, положим, в Нью-Йорке, Чикаго или каком-нибудь другом большом городе лимоны стоят десять центов три штуки, то так они и будут стоить даже при самом большом урожае, хотя бы для того, чтобы удержать эту цену, пришлось гноить излишки в товар­ ных вагонах или сбрасывать в море. То же происходит и с другими фруктами и овощами. Вот сейчас, вдоль железнодорожных путей между Джерси-сити и Ньюарком гниют под открытым небом горы сельскохозяйственных продуктов; их сбрасывают там вагон за вагоном, потому что иначе нью-йоркские оптовики неминуемо сбили 104 бы цены. В стране, где миллионы безработных, где тысячные очереди выстраиваются за тарелкой бесплатного супу, открыто, на глазах у всех, уничтожаются запасы пищи, и вокруг этого еще поднимают шумиху! Вспомните, как несколько месяцев назад все газеты, захлебываясь от восторга, писали об учебном сражении в Калифорнии, где снарядами служили «излишние» яйца. Тысячи ящиков яиц были уничтожены ради того, чтобы удержать цены на высоком уровне,— а сколько детей в Америке чахнет от постоянного недоедания, и их родители, сами чуть не умирая с голоду, даже и мечтать не могут о том, чтобы купить яйцо своему ребенку. Что же, неужели мир сошел с ума? Неужели все люди либо подлецы, либо дураки?

То же и с хлебом. Десять центов за небольшой хлебец — а сотни миллионов бушелей пшеницы преют на складах и не поступают на рынок! И это еще не самое худшее. Прошлой зимой в северо-западных штатах пшеницей топили печи, по наущению капиталистов, именовавших это «стабилизацией». А вокруг миллионы бездомных и голодных, у которых нет и этих десяти центов! Шкуры рогатого окота сейчас идут за бесценок — на горе скотоводам и на радость мясопромышленникам, — но пара башмаков попрежнему стоит от восьми до четырнадцати долларов! А безработные и те, чья зарплата урезана наполовину, пусть устраиваются, как знают!

Хуже всего, что правительство не только попустительствует такому уничтожению предметов жизненной необходимости, но и само принимает в этом участие. Разве тупицы из Сельскохозяйственного управления не приказали недавно хлопководам Юга запахать одну треть хлопковых посевов для того, чтобы можно было поднять цену на хлопок? Правда, хлопок за последнее время сильно снизился в цене, и когда в этом году наметились виды на большой урожай, то продажная цена упала ниже себестоимости; но разве из этого следует, что надо уничтожать то, в чем нуждаются тысячи неимущих? А богатые землевладельцы постарались переложить всю тяжесть понесенных убытков на плечи своих издольщиков: так в Кэмп Хилле, штат Алабама, негров-издолыциков попросту перестали кормить, чтобы заставить их отказаться от своей доли урожая еще до начала уборочного сезона. А там стали и пристреливать их за малейшую провинность — за кражу кошелька или булки,— из страха, как бы эти десятки тысяч нищих и голодных людей, осмелев от отчаяния, не вырвали силой у своих алчных господ, или у так называемого правительства, тот насущный кусок, без которого они обречены на гибель. Естественно, что фермер-хлопковод не желал уничтожать свой хлопок, хоть, может быть, и находил полезным, чтобы сосед уничтожил свой. Одним словом, дикая и бессмысленная выдумка Сельскохозяйственного управления вызвала только всеобщее недовольство. Читать далее...

Загнивающий капитализм несет народам порабоще­ние.

Американские доллары — вот та почва, на которой возникает американский империализм. Куда же вывозит Америка свои доллары и как они распределены между отдельными странами? 2 000 000 000 приходятся на Канаду,  около 1000 000 000 на Мексику и Кубу,  500 000 000 на Великобританию и примерно по 100 000 000 на Францию, Венецуэлу, Перу, Боливию и Филиппины. И если не считать природных богатств, за­хваченных в США частными лицами в целях своего личного обогащения, то все эти капиталы являются про­дуктом труда американского рабочего. Это все сверх­прибыль, созданная общими усилиями служащих, рабо­чих, конторщиков, продавцов. Созданные в Америке (и так несправедливо там распределяющиеся), эти капиталы заправляют теперь железными дорогами и предприятиями общественных услуг еще и в других девяти крупных странах. В шести странах они завладе­ли всей промышленностью: они эксплоатируют нефтяные источники двадцати стран. В коммерческом отношении Америка в сущности перевернула весь мир вверх но­гами и продолжает делать это и сейчас. За какой-нибудь один год американский капитал ставит тысячи телефонных станций (не телефонов, а станций!) — в Испании, Мексике и Южной Америке. Одна из наших крупнейших компаний, «Юнайтед фрут Компа­ни», владеет банановыми плантациями в Гондурасе (стоимостью в 24 000 000 долларов), Гватемале (стоимостью в 4 000 000), Коста-Рика (8 000 000) и т. д. и в корне меняет всю экономику этих стран, в результате чего местные рабочие, правда, не становятся богаче, зато владельцы этой компании, и без того уже колоссально богатые, получают возможность еще приумножить свои миллионы. А это верный залог того, что и рабочие дру­гих стран и широт в самом недалеком будущем станут жертвами такой же эксплуатации.

Фирма «Фокс филмз» имеет филиалы в сорока де­вяти странах; Генри Форд испещрил своими агентствами всю карту мира. Нет, кажется, такого уголка на свете, где ни поблескивал бы американский доллар. Повидимому, даже Китай становится местом встречи старых знакомых, где собирается у камелька все та же амери­канская финансовая клика: тут и «Бетлехем стил», и «Стандард ойл», и Ли Хиггинсон, и Дж. Морган, не го­воря уже о вездесущих и всемогущих Гуггенхеймах, Дюпонах, Догерти и Догени,— причем все они чувствуют себя здесь как дома. Да и немудрено: ведь их спокой­ствие охраняют американские пушки, солдаты и мис­сионеры.

Итак, американские капиталы щедро вывозятся за границу. Но что это дает американским рабочим или рабочим тех стран, куда попадают эти доллары? Повышается ли жизненный уровень этих рабочих, улучшаются ли условия труда? Наивный вопрос! Когда «Стандард ойл» был полновластным хозяином в Мекси­ке, переработка нефти на месте обходилась ему в шесть раз дешевле, чем дома, — однако продавал он нефть всюду (в том числе и в Соединенных Штатах) по обыч­ным рыночным ценам. За последние три-четыре года американские компании особенно расширили экспорт ка­питалов — иногда раза в четыре против прежнего. Ди­виденды в 30 или 40 и даже в 400 и 4000 % способство­вали развитию аппетитов. Но здесь я хочу остановить ваше внимание на некоторых фактах, ибо только долж­ная их оценка поможет вам понять, какое положение Америка ныне занимает в мире и что это сулит нам в будущем. Читать далее...

Прежде всего я хотел бы обрисовать, насколько это возможно, моральный облик хотя бы некоторых из на­ших денежных магнатов, ибо личность их неразрывно связана с теми фактами, о которых рассказано в этой книге.

Начнем со старого коммодора, основателя династии Вандербильтов. Это был грубиян и деспот, который всех подчинял себе и никому не доверял. Он глубоко презирал всякие «роскошества»; даже в старости он не умел писать. Сын его, Уильям Г. Вандербильт, тоже не отличался образованностью, хотя и собрал коллекцию картин огромной ценности, — но в данном случае он только следовал моде. Сэйдж тоже был скрягой, не хуже старого Вандербильта. Он даже не давал себе труда ли­цемерить в вопросах нравственности или благотворительности. Ни совести, ни сострадания к людям у него не было ни на грош. Дж. П. Морган без колебаний со­крушал все препятствия на своем пути, одинаково попи­рая и своих соперников и законы своей страны. Он утверждал свой бесчеловечный индивидуализм со сви­репостью тигра. Вот нравственный облик наших финан­совых кумиров, которые, по крайней мере во всем, что касается денег, довели до идеала наш американский девиз: «Не жди, пока тебе дадут, — хватай сам!»

Наряду с крайним упорством в преследовании своих целей характерной чертой этих людей является то, что деятельность их почти всегда носит разрушительный, а не созидательный характер. Сэйдж и Гулд разрушали все, к чему прикасались, потом бросали обглоданную добычу и принимались грабить в другом месте. Гулд буквально разграбил железную дорогу «Эри», потом проделал то же самое с «Союзно-Тихоокеанской». В от­ношении «Эри» вообще было проявлено, выражаясь мягко, минимальное количество созидательных уси­лий, ибо большинство наших железнодорожных магна­тов ровно ничего не понимали ни в постройке железных дорог, ни в управлении ими.

Все наши американские магнаты без исключения об­манывали народ насчет истинных мотивов своих поступ­ков. Во время знаменитого скандала с «Типот Доум» («Типот Доум» — название одного из крупных месторож­дений нефти, составлявших собственность государства. В прези­дентство Гардинга эти месторождения за большую взятку были переданы в частные руки. Эта нефтяная панама была раскрыта сенатской комиссией, и многие члены конгресса и даже члены ка­бинета министров были уличены во взяточничестве.) полковник Стюарт, председатель правления компании «Стандард ойл оф Индиана» был обвинен в том, что взял в виде взятки на 759000 долларов акций от Канадской континентальной торговой компании; сперва он это отрицал, потом сознался. И Джон Рокфеллер - младший, несколько более смирный отпрыск своего не­укротимого папаши, впоследствии даже пытался удалить его из правления, как человека скомпрометированного (так он по крайней мере объяснял свои побуждения). Но суть-то дела в том, что Рокфеллеры были более за­интересованы в компании «Стандард ойл оф Нью-Джер­си», чем в компании «Стандард ойл оф Индиана». У старика Рокфеллера было больше акций первой ком­пании, чем второй; а эта вторая компания, раздуваясь как парашют, постоянно вторгалась на рынки первой и нарушала ее интересы. Это-то и не нравилось млад­шему Рокфеллеру, и он воспользовался удобным случаем для того, чтобы разделаться, наконец, со Стюартом. Но изображалось это, конечно, совсем ина­че. Вашингтонская газета «Стар» писала по этому по­воду: «Крупнейший из наших нефтепромышленников по доброй воле и со всей искренностью присоединился к сенату в его усилиях распутать скандальное дело «Типот Доум». Так что видите, каковы наши магнаты: они ничем не брезгуют — воруют, лжесвидетельствуют, дают и берут взятки, но когда кто-нибудь уличен в одном из этих преступлений и погубить его выгодно для их маг­натского кармана, они сами присоединяются к тем, кто его преследует и изобличает! Читать далее...

Американскую конституцию обычно восхваляют за то, что она якобы выдержала испытание временем. Однако что же это означает на деле? Не то ли, что конституция дала широчайший простор самовластию корпораций,— чего отнюдь не имели в виду ее авторы,— что, прикры­ваясь ею, монополистический капитал захватил господ­ство в стране, превратив всякие гарантии народных прав в мираж? Конечно, два миллиона колонистов, ко­торые не имели ни одной ежедневной газеты, которые гордились своей столицей Филадельфией с ее двадцати­пятитысячным населением и пришли в такой восторг от дилижансов открытой в 1776 году почтовой линии Нью-Йорк — Филадельфия, совершавших свой рейс за двое суток, что называли их не иначе, как «летательны­ми машинами», — конечно же, эти мирные провинциалы не могли предугадать развитие капитализма, ныне являющегося стержнем всей американской жизни. Современные правители Америки нисколько не заботятся об интересах большинства, зато они обеспечивают интересы незначительного меньшинства,— иными слова­ми, интересы корпораций, — предоставляя им право все прибирать к рукам ради собственной выгоды.

Основной опорой капитализма является та статья конституции, в которой говорится о неприкосновенности частной собственности. Формулируя эту статью, авторы конституции исходили из свойственных тому времени представлений о личной собственности и недвижимом имуществе. Да и кто же мог тогда предвидеть последующии бурный рост промышленности, в результате которого слова «частная собственность» стали означать не только бесчисленные акции и обязательства всевоз­можных держательских компаний, трестов и корпора­ций, но по существу и сами эти тресты и корпорации в целом. А ведь именно такова природа большинства со­временных крупных состояний, дающих неограниченную власть тем, кто ими владеет. Недавно умерший Джордж Ф. Бейкер, председатель правления «Ферст нэйшнл бэнк» в Нью-Йорке, оставил своим наследникам сотни миллионов долларов в виде десятков тысяч акций и обязательств железнодорожных, банковских и всяких других компаний.

Времена меняются, и наши финансисты и заправилы банков и корпораций, все -больше и больше входя во вкус власти и неограниченного влияния, не только в корне пресекали всякие попытки естественного и необ­ходимого расширения прав народа, но и ограничивали и постепенно сводили на-нет те права, которые были предусмотрены конституцией полтора века назад. Фор­мула «власть народа и для народа» отнюдь не соот­ветствовала их желаниям и интересам, и они не щади­ли усилий, чтобы лишить ее реального содержания. Читать далее...