Союзные империалисты зорко следили за каждым шагом Ленина. 3 апреля, в день, когда он прибыл в Петроград, английское посольство передало в русское Министерство иностранных дел записку с характеристикой Ленина.

«Ленин — хороший организатор и крайне опасный человек, — говорилось в этой записке, — и, весьма вероятно, он будет иметь многочисленных последователей в Петрограде»{213}.

В тот же день в Министерство иностранных дел поступила записка и от французского посла, в которой также говорилось о проезде Ленина через Германию.

Товарищ министра иностранных дел А. Нератов пометил на этих документах: . .

«Все сведения из третьих источников нужно поместить в газетах завтра же, не указывая источников, и подчеркнуть благожелательность германского правительства к Ленину и пр.»{214}

Так начал закручиваться клубок лжи и клеветы вокруг приезда Ленина в Россию. Боязнь, что «этот хороший организатор [154] найдет многочисленных последователей в Петрограде», заставила союзных империалистов поднять травлю против Ленина. Его обвиняли чуть ли не в государственной измене в пользу Германии.

Февральская революция застала Ленина в Швейцарии. При первых же известиях о перевороте вождь партии решил немедленно ехать туда, где, __ наконец, вспыхнуло пламя, которое он неутомимо раздувал всю свою жизнь. Лучше чем кто-либо другой Ленин предвидел, какие перспективы открываются перед русской революцией и какие опасности стоят на ее пути. По опыту многолетней борьбы он знал, что опаснейшими врагами революции будут ее мнимые друзья, болтуны мелкобуржуазного болота — меньшевики и эсеры, уже не раз предававшие интересы рабочего класса.

    «Ни тени доверия и поддержки новому правительству (ни тени доверия Керенскому, Гвоздеву, Чхенкели, Чхеидзе и К°) и вооруженное выжидание, вооруженная подготовка более широкой базы для более высокого этапа»{208},

писал [149] Ленин из Швейцарии спустя несколько дней после начала Февральской революции в ответ на запрос петроградских большевиков.

В этих немногих словах была намечена целая программа действий. Однако директив «из далека» было недостаточно. Следовало самому быть там, где разгорался огонь революции, гасить который на помощь русским меньшевикам спешили пожарные команды лжесоциалистов со всех концов земли.

Но как попасть в революционную Россию? Англия и Франция, в руках которых находились все пути сообщения, не пропускали в Петроград большевиков, а тем более Ленина. Они хорошо знали отношение Ленина к грабительской войне. Капиталисты прекрасно понимали, какие «убытки» могут причинить им большевики разоблачением империалистской грабительской бойни.

Было ясно, что большевистская партия и русский пролетариат займут правильную позицию и найдут нужные лозунги. Но приезд Ленина ускорил бы этот путь. Буржуазия, и русская и иностранная, поступила в этом случае так же, как ее предшественница в эпоху Парижской коммуны. На требование парижских коммунаров обменять известного революционера Бланки на кучу попов и архиепископов, застрявших в Париже, версальские палачи Коммуны ответили: «Отдать Бланки коммунарам значит послать им целую армию».

Ленина в Россию не пустили.

Пока шло заседание Центрального Комитета большевиков, 10 октября в Смольном начали собираться делегаты съезда Советов Северной области. Свердлов предупредил организаторов и руководителей съезда, что открытие необходимо перенести на 11 октября. Вечером 10 октября состоялось лишь предварительное совещание делегатов съезда. Выбрали мандатную комиссию, утвердили порядок дня.

На съезд прибыли представители Петрограда, Москвы, Новгорода, Старой Руссы, Боровичей, Ревеля, Юрьева, Архангельска, Вольмара, Кронштадта, Гатчины, Царского Села, Чудова, Ссстрорецка, Шлиссельбурга, Выборга, Гельсингфорса, Нарвы, Або и Котка. Не послали своих делегатов Петрозаводск, Тихвин, Павловск, Венден, Псков.

Всего съехалось 94 делегата. Из них 51 большевик, 24 «левых» эсера, 4 эсера-максималиста, 1 меньшевик-интернационалист, 10 правых эсеров и 4 меньшевика-оборонца.

Особенно важное значение придавал съезду Ленин. Он обратился ещё 8 октября со специальным письмом «к товарищам-большевикам, участвующим на областном съезде Советов Северной области». В письме этом Владимир Ильич прямо говорил, что съезд Советов Северной области должен быть готов взять власть в свои руки, начать восстание:  

Обстановка к началу октября 1917 года снова изменилась. Революция сделала ещё шаг вперёд и подвела страну вплотную к восстанию.

В Финляндии власть фактически находилась в руках Совета. Под нажимом революционных матросов, солдат и рабочих областной комитет Советов, где ещё сильны были оборонцы, вынужден был созвать областной съезд Финляндии.

Третий областной съезд открылся в Гельсингфорсе 9 сентября. С первых же минут стало ясно, что подавляющее большинство делегатов стоит на революционных позициях. Первые два съезда Финляндии были оборонческими, теперь оборонцев почти не было видно. Всюду — решительные, смелые лица готовых к борьбе матросов, солдат, рабочих. На съезде с самого начала образовалось прочное большинство из большевиков и отколовшихся от своей партии «левых» эсеров. Они голосовали за большевистские резолюции. Лишь по вопросу о власти «левые» эсеры внесли самостоятельную резолюцию. Однако большинством 74 голоса против 16 была принята резолюция большевиков. В новый областной комитет прошли 37 большевиков, 26 «левых» эсеров и 2 меньшевика-интернационалиста.

После съезда началась быстрая большевизация Советов Финляндии. В наиболее важных центрах — Выборге, Гельсингфорсе — большевики заняли в Советах преобладающее положение. Одновременно активизировались Советы и других окружающих Петроград городов, где стояли крупные гарнизоны. Они также выносили резолюции с требованиями созыва II съезда Советов. Советы Кронштадта, Юрьева, Ревеля выдвинули своим боевым лозунгом: «Вся власть Советам!»

Ближайший тыл Петрограда оказался в руках большевиков. Северный фронт так же, как и Финляндия, готов был поддержать большевистскую партию. В Петрограде пролетариат требовал перехода власти к Советам. В Москве на недавних выборах в районные думы большевики собрали более половиы всех голосов. Выборы в Москве явились едва ли не наиболее верным признаком глубокого поворота в массах. Москва по сравнению с Петроградом была более мелкобуржуазна. Московский рабочий был теснее связан с деревней, ближе к деревенским настроениям. Голосование в Москве, где большевики среди солдат собрали 14 тысяч голосов из 17 тысяч, говорило не только о готовности пролетариата к борьбе, но и о резком повороте деревенских масс.

В столицах, в промышленных центрах, окружающих Москву и Петроград, на ближайших фронтах в армии партия Ленина имела за собой большинство. С Урала и Донбасса, с Поволжья и Украины также шли бодрые вести о полной готовности к новой, пролетарской революции.

Изменилась и международная обстановка. Отдельные случаи мятежей превратились в начало военных восстаний. В Германии, где царил военно-каторжный режим, в сентябре 1917 года восстали матросы пяти крупнейших судов. Матросы выбросили за борт капитана крейсера «Вестфален» и высадились на берег.

Письма Ленина обсуждались в Центральном Комитете большевиков 15 сентября. На этом заседании Каменев, впоследствии расстрелянный как враг народа, резко выступил против Ленина. Он доказывал, что Ленин оторвался от жизни. Каменев требовал сжечь письма, называл их «бредом сумасшедшего». Боевой призыв вождя партии испугал тех, кто давно уже вел борьбу против партии, против Ленина.

Центральный Комитет дал решительный отпор перепуганному предателю. Сталин предложил обсудить письма и разослать их наиболее крупным организациям большевистской партии.

Тогда Каменев зачитал резолюцию, в которой пытался противопоставить Ленина и Центральный Комитет:

«Центральный Комитет, обсудив письма Ленина, отвергает заключающиеся в них практические предложения, призывает все организации следовать только указаниям Центрального Комитета и вновь подтверждает, что Центральный Комитет находит в текущий момент совершенно недопустимым какие-либо выступления на улицу»¹.

Каменев пытался создать впечатление, что Ленин не отражает мнения Центрального Комитета большевиков.

Но подлый маневр не удался. Центральный Комитет отверг предложение Каменева.

Письма Ленина были разосланы по крупнейшим организациям большевистской партии.

Работа Центрального Комитета с момента получения этих писем пошла в духе указаний Ленина.

«Уже с конца сентября, — писал в первую годовщину Великой пролетарской революции Сталин, —- Центральный комитет партии большевиков решил мобилизовать все силы партии для организации успешного восстания»².

Был выделен ряд членов Центрального Комитета, которые занялись проверкой сил Красной гвардии, её вооружением, выявлением складов оружия, учётом воинских частей и настроения их. Была активизирована военная организация большевиков, которая усилила связи с военными частями, создавала там свои ячейки, вела большую пропагандистскую и агитационную работу среди солдат и матросов.

Вся работа по подготовке восстания проходила в самых конспиративных условиях. Дело решалось не на обычных заседаниях с резолюциями и протоколами. Условия работы партии, самые задачи подготовки восстания определяли и своеобразный характер этой работы. Исходя из указаний Владимира Ильича, члены Центрального Комитета устанавливали связи с местными работниками, инструктировали наиболее испытанных из них. Иногда важнейшие решения и организационные меры принимались на ходу, передавались через доверенных людей лично и устно. Всячески избегали писаных инструкции и письменной информации.

В доме Сергиевского братства на Фурштадтской улице —  под флагом издательства «Прибой» — помещалась нелегальная штаб-квартира большевиков. Она была расположена в непосредственном соседстве с церковью, почему её в шутку называли «под крестами». Сюда ежедневно со всех концов России являлись представители местных большевистских организаций за помощью и указаниями.

Стояла поздняя осень 1917 года. В окопах — грязно и сыро. Миллионы солдат на фронте, проклиная Временное правительство, с тоской думали: неужели и четвёртую зиму придётся провести в окопах? В деревне по ночам небо озарялось огнём пожарищ. Тревожно гудел набат. Трудящиеся крестьяне, потеряв надежду получить землю из рук буржуазного Временного правительства, жгли дворянские имения, захватывали помещичьи земли, делили инвентарь. В городах рабочие забастовки следовали одна за другой, нарастая, как волны во время прибоя. Приближалась новая революция, которую предсказывал, ждал и готовил Ленин.

После расстрела июльской демонстрации 1917 года Ленин, преследуемый контрреволюцией по пятам, ушёл  в подполье. Первые дни он скрывался в Петрограде у старого большевика С. Я. Аллилуева в скромной квартире по 10-й Рождественской улице в доме № 17а. Вождь партии большевиков занимал маленькую, в одно окно, комнату в пятом этаже. Временное правительство объявило награду за поимку Ленина. Шпионы следили за всеми видными работниками, державшими связь с Лениным, и легко могли напасть на след. 11 июля Владимир Ильич перебрался за город, в дачную местность близ Сестрорецка. Проводили его на вокзал в Петрограде товарищи Сталин и Аллилуев.

Корниловщина открыла глаза и широким слоям крестьянства. Для крестьян выступление Корнилова явно означало возврат помещиков в старые «дворянские гнезда», означало полную гибель надежд на получение земли из рук Временного правительства. О земле и без того было слышно мало утешительного, а тут — снова старый классовый враг, от которого крестьянству — по крылатому выражению того времени — «корнилится и керится» уже с полгода. В ответ на попытку помещиков покрепче прибрать к своим рукам землю крестьянство поднялось во всех районах.

В архивах милиции Керенского сохранились подробные сводки о бурном росте крестьянского движения. В сводки попадали главным образом выдающиеся факты и притом зарегистрированные [401] в районах, ближе расположенных к центру. Но и эти факты дают яркое представление о характере движения:

{572}

На первый взгляд может показаться, что крестьянское движение после июльских дней пошло на убыль. Именно такой вывод и делали из этих цифр бухгалтеры от соглашательства — эсеро-меньшевистские лидеры. Они старались доказать, что крестьянство успокаивается и согласно отложить «разговор о земле» до «приезда барина», т. е. до созыва Учредительного собрания.

Не говоря уже о том, что милиция Керенского недобросовестно подбирала цифры, она явно жульнически подавала их в своих сводках. Наиболее решительную форму борьбы — разгромы и поджоги экономии, захват земли и инвентаря — буржуазные статистики выделили из группы земельных нарушений и перенесли в группу «погромно-захватные правонарушения», где свалили в одну кучу захват имений и убийства с грабежами. Но и этот жульнический прием не может скрыть истинную суть крестьянского движения. Если общая цифра крестьянских выступлений падает, то неуклонно и быстро растут разгром и захват помещичьих имений:

{573}

Коренным образом изменилась форма крестьянской борьбы. Вместо потрав, покосов, экономических конфликтов на первый план выдвигается «выкуривание» помещика из насиженных гнезд: начинаются разгромы и поджоги имений, захват земли и раздел экономии. На заседании Временного правительства то и дело докладывают о новых мятежах в деревне. 27 сентября заместитель министра-председателя Коновалов сообщает о сильном погромном движении против помещиков в Саратовской губернии; 3 октября докладывается о разгроме имений в Волынской губернии; 4 октября получено сообщение о захвате и разделе имений в Курской, Пензенской и Рязанской губерниях; 6 октября — о растущем движении во Владикавказе, Минской, Харьковской и Волынской губерниях. Крестьянское движение распространялось, как огонь по бурелому, перебрасываясь из края в край и все ближе приближаясь к фронту, где миллионы солдат жадно ловили слухи о захвате помещичьих земель.

Революционный подъем, предсказанный Сталиным на VI съезде большевистской партии и подготовленный решительной, настойчивой работой большевиков, стал фактом после ликвидации корниловского заговора. На примере корниловщины широкие народные массы, так сказать, «на глаз и наощупь» убедились, что буржуазия и помещики пойдут на все преступления, только бы восстановить и сохранить полностью в своих руках власть над трудовым народом, а эсеры и меньшевики пойдут на любую форму предательства, лишь бы сохранить коалицию, сотрудничество с буржуазией.

Гражданская война, начатая капиталистами в дни корниловского мятежа, вызвала резкий отклик в среде широких народных масс. В движение пришел прежде всего рабочий класс.

В ответ на выступление буржуазии поднялась мощная волна стачек, нарастая со дня на день, втягивая все новые массы трудящихся и докатываясь в самые глухие места, куда не достигал даже самый высокий вал забастовочной волны революции 1905 года.

Ставка принимала лихорадочные меры, чтобы приостановить победное шествие революции на фронте. В Ставку стекались руководители разбитых в Петрограде соглашательских партий.

4 ноября в Могилев прибыли бывший военный министр Временного правительства Верховский и члены Центрального комитета партии эсеров Чернов, Фейт, Шохерман. Несколько позднее сюда же явились Гоц, Скобелев и др. К этому времени «Ставка кишмя кишела разного рода бывшими, будущими и жаждущими быть...» государственными деятелями. Непрерывно являлись то члены общеармейского комитета, то представители организаций, то всякие прочие «люди с планом»¹.

Там же находились и представители иностранных миссий. Союзные дипломаты диктовали свои условия Ставке. Отказавшись признать советское правительство, они начали сноситься непосредственно с Духониным, подчеркивая этим, что Ставка является для них единственным органом власти.

Общеармейский комитет и приехавшие в Ставку эсеро-меньшевистские главари в единении с контрреволюционным генералитетом решили противопоставить Совету народных комиссаров новое правительство, организованное в Ставке.

В ночь на 8 ноября из Ставки от имени общеармейского комитета армейским организациям фронта была разослана телеграмма с предложением «действующей армии в лице ее фронтовых и армейских комитетов взять на себя инициативу создания власти»². Комитет предлагал наметить кандидата на пост министра-председателя.

«Со своей стороны, — говорилось в телеграмме, — общеармейский комитет выдвигает на этот пост кандидатуру вождя партии социалистов-революционеров Виктора Михайловича Чернова»³.

Вечером 8 ноября Чернов уже выступал в здании Могилевского Совета как кандидат на пост премьера. Могилев готовился стать вторым Версалем.

На Юго-западном, Румынском и Кавказском фронтах Великая пролетарская революция развивалась в более сложной обстановке, чем на Северном и Западном.

Развернувшаяся здесь борьба за советскую власть велась не только против генералитета и контрреволюционных организаций, но и с враждебными советской власти националистическими объединениями, по территории которых проходили фронты. Это были: Украинская центральная рада, буржуазные организации Закавказья и румынские власти.

Фронтовой комитет Юго-западного фронта, получив известия о событиях в Петрограде, решил оказать сопротивление выступлению большевиков.

Однако настроение комитета далеко не отражало настроения солдатских масс фронта и тыла. Известия о восстании в Петрограде дошли до солдат Юго-западного фронта позднее, чем на других фронтах. Но как только солдатская масса и на этом фронте узнавала о великих событиях в Петрограде, она спешила выразить свою солидарность с петроградскими рабочими и солдатами. 31 октября начальник штаба VII армии генерал Гришинский доносил в штаб Юго-западного фронта:

«В XXII корпусе усиленная большевистская агитация ведется солдатами 6-го полка, где вынесена резолюция о поддержке большевиков... В I гвардейском корпусе на соединенном заседании полковых, дивизионных и корпусного комитетов после бурных прений вынесена следующая резолюция: соединенное заседание заявляет о полной солидарности с петроградским гарнизоном и Всероссийским съездом Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов в их борьбе за создание твердой революционной власти...»¹.

2 ноября командующий XI армией генерал Промотов телеграфировал в штаб фронта:

«В V армейском корпусе настроение крайне нервное, симпатии к большевизму растут особенно в пехоте, сильно ухудшилось отношение к офицерскому составу в 7-й пехотной дивизии. В XXXII армейском корпусе 403-й Польский полк за исключением пулеметной и других мелких команд вынес большевистскую резолюцию с протестом против снятия войск с фронта. 48-й тяжелый артиллерийский дивизион вынес подобную большевистской резолюцию... Большевистское настроение в частях корпуса растет»².