Участник Великой Отечественной войны, военный разведчик, подполковник, партизан.

Член ВКП(б) с 1926 года.

Биография

Георгий Брянцев родился в станице Александрийской (Ставропольский край) в семье казака.

Окончил горный техникум и школу военно-морских лётчиков.

С 1925 по 1950 год служил в Советской Армии.

В период Великой Отечественной войны начальник оперативной группы по руководству партизанскими отрядами, дважды перебрасывался в тыл врага со специальными заданиями.

В 1942—1943 годах участвовал в партизанском движении в брянских лесах. Неоднократно выполнял в тылу врага задания командования Брянского фронта и Орловского обкома ВКП(б).

Начал печататься в 1948, член Союза писателей с 1949.

Скончался 26 декабря 1960 года. Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище (

Творчество

От нас никуда не уйдёшь (сборник партизанских рассказов) (1948)

По ту сторону фронта (1949)

Их было четверо (сборник рассказов)

Тайные тропы (1953)

Следы на снегу (1954)

Клинок эмира

Голубой пакет (1954-1955)

Это было в Праге (1955)

По тонкому льду (роман) (1960)

Конец осиного гнезда (1960)

Произведения выходили в книжных сериях: Библиотека приключений, Библиотека приключений и научной фантастики, Мир приключений, Библиотека советского детектива, Военные приключения и других.

Военно-приключенческие произведения писателя принесли ему широкую известность.

Экранизации

Следы на снегу (1955)

По тонкому льду (1966)

Награды

орден Ленина (1.06.1951)

два ордена Красного Знамени (1.09.1942; 30.04.1946)

орден Красной Звезды (3.11.1944)

орден «Знак Почёта» (6.12.1951)

медаль «За боевые заслуги» (21.02.1942; был представлен к медали «За отвагу»)

медаль «Партизану Отечественной войны» I степени (28.05.1943)

медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»

медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»

знак «Почётный чекист»

золотые и серебряные часы

именное оружие

Читать далее...

И потому велико было удивление толпы, в несметном числе наполнявшей зал в ожидании вердикта суда, когда председатель прочел приговор, которым Тапиока присуждался к шести годам тюремного заключения.

– На сколько? – переспросил Тапиока, плохо расслышавший.

– На шесть лет, – грустно повторил ему начальник карабинеров.

Тогда Тапиока со своеобразной торжественностью поднял руку по направлению к судьям и возгласил несколько приподнятым взволнованным голосом.

– Я не крал ничего… Но если за кражу трех мильонов полагается всего шесть лет отсидки, – ладно же!…

Все замерли в ожидании.

– Ладно! Тогда даю слово, что как только выйду на волю, все сделаю, чтобы и впрямь их украсть!

Среди оглушительного шума публика поднялась уже, чтобы направиться к выходу, как вдруг громкий, звучный и властный голос, заставивший вздрогнуть синьору Орнано, покрыл собою весь этот гвалт.

– Маленькое заявление, господин председатель! – крикнул этот голос.

Читать далее...

В е с н а - К р а с н а

В урочный час обычной чередою

Являюсь я на землю берендеев,

Нерадостно и холодно встречает

Весну свою угрюмая страна.

Печальный вид: под снежной пеленою

Лишенные живых, веселых красок,

Лишенные плодотворящей силы,

Лежат поля остылые. В оковах

Игривые ручьи, - в тиши полночи

Не слышно их стеклянного журчанья.

Леса стоят безмолвны, под снегами

Опущены густые лапы елей,

Как старые, нахмуренные брови.

В малинниках, под соснами стеснились

Холодные потемки, ледяными

Сосульками янтарная смола

Висит с прямых стволов. А в ясном небе

Как жар горит луна и звезды блещут

Читать далее...

  Незадолго до появления на сцене "Грозы" мы разбирали очень подробно все произведения Островского. Желая представить характеристику таланта автора, мы обратили тогда внимание на явления русской жизни, воспроизводимые в его пьесах, старались уловить их общий характер и допытаться, таков ли смысл этих явлений в действительности, каким он представляется нам в произведениях нашего драматурга. Если читатели не забыли, - мы пришли тогда к тому результату, что Островский обладает глубоким пониманием русской жизни и великим уменьем изображать резко и живо самые существенные ее стороны. "Гроза" вскоре послужила новым доказательством справедливости нашего заключения. Мы хотели тогда же говорить о ней, но почувствовали, что нам необходимо пришлось бы при этом повторить многие из прежних наших соображении, и потому решились молчать о "Грозе", предоставив читателям, которые поинтересовались нашим мнением, поверить на ней те общие замечания, какие мы высказали об Островском еще за несколько месяцев до появления этой пьесы. Наше решение утвердилось в вас еще более, когда мы увидели, что по поводу "Грозы" появляется во всех журналах и газетах целый ряд больших и маленьких рецензий, трактовавших дело с самых разнообразных точек зрения. Мы думали, что в этой массе статеек скажется наконец об Островском и о значении его пьес что-нибудь побольше того, нежели что мы видели в критиках, о которых упоминали в начале первой статьи нашей о "Темном царстве"*. В этой надежде и в сознании того, что наше собственное мнение о смысле и характере произведений Островского высказано уже довольно определенно, мы и сочли за лучшее оставить разбор "Грозы".

  Но теперь, снова встречая пьесу Островского в отдельном издании и припоминая все, что было о ней писано, мы находим, что сказать о ней несколько слов с нашей стороны будет совсем не лишнее. Она дает нам повод дополнить кое-что в наших заметках о "Темном царстве", провести далее некоторые из мыслей, высказанных нами тогда, и - кстати - объясниться в коротких словах с некоторыми из критиков, удостоивших нас прямою или косвенною бранью.

Читать далее...

Совсем другое дело — серьезная марксистская переоценка нашего культурного прошлого, — переоценка, которая заставляла Маркса вновь и вновь с любовью перечитывать Шекспира, Гомера или Бальзака и в то же время с едкой иронией относиться к многим художественным кумирам буржуазии. Мы в России должны пересмотреть наше культурное достояние под углом зрения интересов пролетариата, широко понимаемых.

Это — трудная задача. Этому помогают юбилеи, но, к сожалению, у нас нет людей, совершенно свободных от другого дела и способных в достаточной мере отдаться работе таких переоценок даже по поводу юбилеев. Наша литературная критика еще очень слаба. У нас таких критиков один-два, и обчелся. Например, тов. Воронский, с которым можно соглашаться или не соглашаться в деталях, но который производит в некоторой степени методическую работу, и, конечно, полезную, взялся за нее только в самое последнее время, только, можно сказать, с краешка подошел к ней, и притом с краешка наиболее активного, то есть разбора литературы текущей.

Интересно остановиться при переоценке и на фигуре Островского. Интересен он не столько сам по себе, — хотя и сам по себе он чрезвычайно интересен, — сколько по ряду вопросов, касающихся театра и драматургии, необычайно живых, страшно важных для роста нашей новой культуры, которые поднимаются невольно в голове и сердце по поводу его юбилея.

Островский с известным опозданием, а поэтому в иной плоскости, повторил то, что во Франции сделал Мольер, а в Италии Гольдони. Надо раз навсегда отвергнуть поверхностное представление о литературе века Людовика XIV, как о литературе по преимуществу придворной. Придворной она была единственно только по внешней форме. Она делала уступки приютившему ее двору, часто внутренне ярко ненавидя его.

В самом деле, Мольер (менее очевидно, но не менее верно это и относительно Расина) был самым подлинным буржуазным писателем, высмеивавшим дворянство, заботливо указывавшим буржуазии на ее собственные пороки, на опасности, которые окружают ее еще юный рост, и воспевавшим ее добродетели.

Читать далее...

Биография

Родилась 12 (25 мая) 1913 года в Овруче (ныне Житомирская область, Украина).

Окончила Киевский кинотехникум (режиссёрский факультет, 1937 год), курс А. П. Довженко.

В начале карьеры работала ассистентом у Б. В. Барнета.

Работала режиссёром в Киеве, на киностудии художественных фильмов. Среди её работ — воспоминания о кинематографистах А. П. Довженко, И. П. Кавалеридзе и других.

В музее киностудии имени А. П. Довженко находится архив режиссёра.

Член ВКП(б) с 1948 года.

Умерла 25 декабря 1996 года.

Похоронена в Киеве на Байковом кладбище.

Фильмография

Режиссёр

1958 — Мальчики

1962 — В мёртвой петле

1965 — Нет неизвестных солдат

1968 — Карантин

1971 — Инспектор уголовного розыска

1973 — Будни уголовного розыска

1986 — По зову сердца

 

1938 — Сорочинская ярмарка — ассистент режиссёра

1939 — Истребители — ассистент режиссёра

1948 — Третий удар — ассистент режиссёра

1955 — Костёр бессмертия — 2-й режиссёр

1957 — Дорогой ценой — 2-й режиссёр

1957 — Штепсель женит Тарапуньку — 2-й режиссёр

1974 — Дума о Ковпаке — 2-й режиссёр

Читать далее...

Отрывок.  Мастерское использование национального вопроса

 
Шесть тысяч рабочих и служащих Золотого острова были набраны со всех концов света. Первый помощник Гарина, инженер Чермак, носивший звание губернатора, разместил рабочую силу по национальностям на пятнадцати участках, отгороженных друг от друга колючей проволокой.

 На каждом участке были построены бараки и молельни по возможности в национальном вкусе. Консервы, бисквиты, мармелад, бочонки с капустой, рисом, маринованными медузами, сельдями, сосисками, и прочее, и прочее заказывались (американским заводам) также с национальными этикетками.

 Два раза в месяц выдавалась прозодежда, выдержанная в национальном духе, и раз в полгода -- праздничные национальные костюмы: славянам -- поддевки и свитки, китайцам -- сырцовые кофты, немцам -- сюртуки и цилиндры, итальянцам -- шелковое белье и лакированные ботинки, неграм -- набедренники, украшенные крокодильими зубами и бусами, и т.д.

 Чтобы оправдать в глазах населения эти колючие границы, инженер Чермак организовал штат провокаторов. Их было пятнадцать человек. Они раздували национальную вражду: в будни умеренно, по праздникам вплоть до кулачной потасовки.

Читать далее...

Необыкновенное лето

1

Исторические события сопровождаются не только всеобщим возбуждением, подъёмом или упадком человеческого духа, но непременно из ряда выходящими страданиями и лишениями, которых не может отвратить человек. Для того, кто сознаёт, что происходящие события составляют движение истории, или кто сам является одним из сознательных двигателей истории, страдания не перестают существовать, как не перестаёт ощущаться боль оттого, что известно, какой болезнью она порождена. Но такой человек переносит страдания не так, как тот, кто не задумывается об историчности событий, а знает только, что сегодня живётся легче или тяжелее, лучше или хуже, чем жилось вчера или будет житься завтра. Для первого логика истории осмысливает страдания, второму они кажутся созданными единственно затем, чтобы страдать, как жизнь кажется данной лишь затем, чтобы жить.

Поручик царской армии Василий Данилович Дибич пробирался из немецкого плена на родину – в уездный волжский городок Хвалынск. Обмен пленными между Германией и Советской Россией начался давно, но Дибича долго не включали в обменную партию, хотя он этого настойчиво добивался. За повторный побег из лагеря он был посажен в старинную саксонскую крепость Кёнигштейн, превращённую в дисциплинарную тюрьму для рецидивистов-побежчиков из пленных союзных офицеров. Много лет назад в Кёнигштейне был заточён схваченный за руководство дрезденским восстанием 1849 года Михаил Бакунин. Пленные вспоминали имя Бакунина, когда в разговорах с французами заходила речь о непокорстве русского характера, и черпали в этом воспоминании новые силы для преодоления жестокостей режима, изощрённо продуманных немцами. Только весной 1919 года Дибича назначили к отправке с эшелоном, но в это время он заболел дизентерией и пролежал в больнице целый месяц, едва не закончив счёты с жизнью. Его присоединили к партии больных, он проехал с нею в вагоне Красного Креста через Польшу, весь путь пролежав на подвесной койке, был пропущен через карантин в Барановичах и прибыл в Смоленск, все ещё с трудом передвигая ноги. Его подержали неделю в госпитале и отпустили на все стороны.

Читать далее...

Федин Константин Александрович [12(24).2.1892, Саратов, – 15.7. 1977, Москва], русский советский писатель, академик АН СССР (1958), Герой Социалистического Труда (1967). Член-корреспондент Германской академии искусств (1958).

Во время Великой Отечественной войны 1941–1945 Федин написал пьесу "Испытание чувств" (1942), рассказы-очерки, вошедшие в циклы "Несколько населённых пунктов" (1943) и "Свидание с Ленинградом" (1944). Начал работать над трилогией "Первые радости" (1945; одноименный фильм, 1956), "Необыкновенное лето" (1947–1948; одноименный фильм, 1956; за оба романа Государственная премия СССР, 1949), "Костёр" (кн. 1–2, 1961–1965). В этих романах – история становления русского революционного характера, идея закономерности революционного обновления русского общества. Роман "Первые радости", действие которого начинается в 1910, проникнут ожиданием резкой спасительной перемены; его многогранное содержание объединено мыслью о том, что только борьба за переустройство мира формирует внутренне значительную, цельную личность. События "Необыкновенного лета" развёртываются на Волге в 1919. Крупным планом даны образы большевиков, рабочего и интеллигента, как руководителей мощного исторического движения, людей, чей богатый внутренний мир находится в согласии с небывалыми общественными задачами. Показаны судьбы старой художественной интеллигенции, которая, освобождаясь от кастовой замкнутости, находит путь к новой России. В "Необыкновенном лете", как и в романе "Костёр", действие которого развёртывается в годы Великой Отечественной войны 1941–1945, широко введён историко-публицистический материал.

В книге "Писатель, искусство, время" (1957; доп. изд. 1961) Федин рисует портреты как своих современников (в т. ч. М. Горького, С. Цвейга, Р. Роллана, Л. Франка), так и писателей прошлого, размышляет о писательском труде, о мастерстве. В мемуарной книге "Горький среди нас" (1941–68) передан характер литературно-общественной жизни 20-х гг., созданы художественные портреты Горького, А. Блока, Ф. Сологуба, А. Ремизова, Вс. Иванова, Н. Тихонова, М. Зощенко и др.

Читать далее...

20 сентября 1874 года родился Николай Александрович Семашко, организатор отечественной системы здравоохранения, революционер и государственный деятель.

До учреждения советского государства, жизнь выучившегося на врача Семашко была жизнью революционера: марксистские кружки, организация забастовок, аресты (в России и за границей) и ссылки, полицейский надзор.

Но именно в годы революционной борьбы и были заложены идейные основы будущей Советской медицины. Доклад Семашко «о страховании рабочих» на 6-й Всероссийской конференции РСДРП, отредактированный Лениным, был принят партией и в будущем стал руководством для нового, социалистического государства.

В дни Великого Октября Семашко организовывал медицинскую помощь в восставшей Москве. С победой революции, Советская Россия получила в лице Николая Семашко, как и прочих революционеров, граждан, готовых уже не разрывать старый мир до основания, а строить свой, новый мир. К сожалению, их идеалистическое рвение столкнулось с реальностью, не понимавшей и не принимавшей революцию.

К октябрю 1917 года здравоохранение России представляло собой раздробленную систему без какого-либо единого управления. Основную роль играли общественные объединения врачей, в которых состояло более половины всех врачей России.

В первые месяцы Лениным были приняты декреты «рабочей страховой программы», значительно расширявшие круг граждан, подлежащих медицинскому страхованию, причем денежные взносы за него в полном объеме возлагались на предпринимателей. Они встретили поддержку со стороны граждан, которые получили доступ к качественному медицинскому обслуживанию, но натолкнулись на тотальный бойкот со стороны врачебного сообщества в целом.

В рамках этого бойкота раздавались призывы «отмежеваться от врачей, действующих в лагере насильников». Получила известность «черная доска», на которую заносились имена врачей-большевиков для предания их бойкоту и поруганию, в которую попал предшественник Семашко в деле организации Советской медицины, большевик Мицкевич.

Помимо врачей из врачебных обществ, тотально стали бойкотировать работу врачи из старых дореволюционных Земских структур, по причине непринятия власти большевиков. Царила общая атмосфера не просто враждебности к идеям и декретам большевистского правительства, но и ожидания его свержения и возвращения к прежнему порядку работы.

Читать далее...