Многое изменилось в моей жизни за два года, прошедших с тех пор, как я подарил миру свои "Приятные и неприятные пьесы". Тогда я только что вступил в четвертую годовщину своей деятельности критика лондонских театров. Театры едва не прикончили меня. Я выдержал семь лет борьбы с лондонской музыкой, четыре или пять - с лондонской живописью и примерно столько же с современной литературой, вкладывая в критическую битву с ними все свои силы и умение. Переход к деятельности театрального критика принес мне с точки зрения физических усилий огромное облегчение. Различие между праздностью персидской кошки и лямкой извозчичьей клячи не больше, чем различие между обязательным, раз или два в неделю, хождением театрального критика на спектакли и утомительной ежедневной беготней музыкального критика с трех часов пополудни, когда начинаются концерты, и до двенадцати ночи, когда заканчивается опера. С живописью было почти так же скверно. Как-то раз некий альпинист, взглянув на толстые подошвы моих башмаков, спросил меня, не занимаюсь ли я восхождением на горы. Нет, ответил я, эти башмаки предназначены для твердых полов лондонских выставочных залов. Все же было время, когда в часы, остающиеся свободными от моей деятельности новичка-революционера, я совмещал музыку с живописью, писал пьесы, книги и прочие трудоемкие вещи.
      Но театр сбил меня с ног, как последнего заморыша. Я изнемог под его тяжестью, словно рахитичный младенец. Даже кости мои стали разрушаться, и прославленным хирургам пришлось долбить их и скоблить. Я упал с высоты и переломал себе конечности. Доктора сказали: "Этот человек двадцать лет не ел мяса. Ему либо придется есть его, либо он умрет". Я сказал: "Этот человек три года ходит в лондонские театры, душа его опустошена и наперекор природе пожирает тело". И я был прав. Я не стал есть мясо, но отправился в горы, где не было театров, и там я начал оживать. Слишком слабый, чтобы работать, я писал книги и пьесы. Тогда-то и появились вторая и третья пьесы этого сборника. И теперь я гораздо здоровее, чем был когда-либо, с тех пор как впервые в качестве театрального критика переступил роковой порог лондонского балагана.
      Почему же так получилось? Что произошло с театром, если здорового человека он может довести до смерти?

В лице Бернарда Шоу мы можем приветствовать одного из самых блестящих паладинов смеха в истории человеческого искусства. Когда вы читаете Шоу, вам становится весело, вы почти беспрестанно улыбаетесь или смеетесь. Но вместе с тем вам делается жутко. Жутко может быть и такому читателю, против которого направлены стрелы смеха Шоу, жутко может быть и сочувствующему читателю, когда Шоу вскрывает перед ним мрачную сущность капиталистической действительности.

У Бернарда Шоу был замечательный предшественник, выразительный и мрачный гений, у которого смех достигал столь же виртуозных и еще более мрачных эффектов. Это паладин смеха такой же, как Бернард Шоу, по обстоятельствам исторического момента, в который он жил, более сумрачный, — это соотечественник Бернарда Шоу — великий сатирик Джонатан Свифт.

Этот человек умел смеяться веселым грациозным серебристым смехом. Его «Гулливер» сделался любимой книжкой детей — буржуазных и пролетарских, и вместе с тем Дж. Свифт с пугающим юмором внес предложение о том, как следует английской буржуазии заготавливать мясо младенцев, излишне рождающихся в бедных английских семьях, как их солить, готовить впрок, делать вкусные блюда, для того чтобы обращать такое несчастье, как сверхнаселение, в источник питания

Пресс-концерн становится монополистом в своей стране. Свобода слова, — его привилегия. Для остальных ее не существует. Все «инакомыслящие» и самостоятельные люди, связанные с печатной продукцией, собраны под крылом отдела № 31. Отдела, призванного отделить их от остального мира...

    Пер Вале.

Гибель 31-ого отдела

                                         Посвящается МАЙ

    I

     Тревога началась в тринадцать часов ноль две минуты. Начальник  полиции лично позвонил в шестнадцатый участок. А спустя  одну минуту тридцать секунд в дежурке и других комнатах нижнего этажа раздались звонки

Моя мать

 У подруги была бабка важная нрава крутого,

Весёлый пёс и своя кровать.

У меня – ничего такого.

У меня была мать.

Из простых и нищих мать была эта.

Работа, работа – день и ночь напролёт.

Её сердце в мученьях не видело света,

Ведь не в их с сыном честь утром солнце встаёт...

И было подруге что одеть, где играть.

А мне?

У меня была мать.

 

И носила дитя от стены до стены,

Сострадания были два глаза полны.

Согревая, качая, мать грубой рукой

Разровнять мне вихры порывалась порой.

Старший брат мой за мной из угла наблюдал.

Как во время молитвы, стоял и молчал.

И был этой любовью подвал освещён,

И сиял, как дворец, он без люстр и окон.

Целый мир был, такой, что ни в сказке сказать...

У меня была мать.

Фильм о Войне. О войне с капитализмом, с системой, ломающей людей. Одни становятся товаром - рабочая сила, другие превращаются в свиней - потребителей. Остаться человеком невозможно.

Именно капитализм в фашистской обертке разгромили наши отцы и деды.

Ромм Михаил Ильич [11(24).1.1901, Иркутск, — 1.11.1971, Москва], советский кинорежиссёр и сценарист, народный артист СССР (1950). Член КПСС с 1939. В 1918—21 в Красной Армии. В 1925 окончил Высший государственный художественно-технический институт (факультет скульптуры). Был сценаристом, ассистентом режиссёра. В своём первом (немом) фильме "Пышка" (1934) вывел групповой сатирический портрет буржуа. В 1937 поставил картину "Тринадцать" о борьбе пограничников с басмачами....

Габрилович Евгений Иосифович [р. 17 (29).9.1899, Воронеж — 5 декабря 1993, Москва], русский советский писатель и кинодраматург. В 1921 выступил как новеллист. Дебютировал в кино сценарием фильма "Последняя ночь" (1937)...

Владимир Федорович Тендряков (5 декабря 1923, деревня Макаровская, ныне Верховажского района Вологодской области — 3 августа 1984, Москва), советский писатель.

Член КПСС с 1948.

Окончил Литературный институт им. М. Горького (1951). Печатается с 1947.

Острые социально-экономические и нравственные проблемы жизни советской деревни поставлены в очерках, повестях и рассказах Тендрякова: «Падение Ивана Чупрова» (1953), «Ненастье» (1954), «Не ко двору» (1954; фильм «Чужая родня», 1956), «Ухабы» (1956), «Тугой узел» (1956; фильм «Саша вступает в жизнь», 1957), «Подёнка — век короткий» (1965), «Кончина» (1968), «Три мешка сорной пшеницы» (1973; инсценировка Ленинградского Большого драматического театра, 1975) и др.

Тендряков сформировался преимущественно как мастер короткой повести, построенной на чрезвычайном происшествии или трагическом осложнении в жизни героев: «Тройка, семёрка, туз» (1960), «Суд» (1961; одноименный фильм, 1962), «Короткое замыкание» (1962), «Находка» (1965) и др.

Роман «За бегущим днём» (1959), повести «Чудотворная» (1958; одноименный фильм, 1960; инсценировка Московского театра «Современник» под назв. «Без креста», 1963), «Весенние перевертыши» (1973), «Ночь после выпуска» (1974) ставят сложные вопросы воспитания.

Тендряков — автор романа «Свидание с Нефертити» (1964) о нравственно-эстетических исканиях молодого художника, вчерашнего фронтовика, в послевоенные годы, научно-фантастической повести «Путешествие длиной в век» (1964), пьес «Белый флаг» (1962, совместно с К. Икрамовым), «Совет да любовь» (1973).

Произведения Тендрякова. неоднократно вызывали дискуссии в критике и педагогических кругах.

Переведены на языки народов СССР и иностранные языки.

Тендряков награжден 2 орденами.

Соч.: Избранные произведения. т. 1—2, М.. 1963; Поденка — век короткий. Чудотворная. Чрезвычайное. Короткое замыкание. Онега. М.. 1969; Свидание с Нефертити. Находка. Костры на снегу, М.. 1970.

Лит.: Клюсов Б.. На передней линии. Очерк творчества Владимира Тендрякова, Минск, 1963; Нинов А.. Современный рассказ. Из наблюдений над русской прозой (1956—66), Л.. 1969; Русские советские писатели-прозаики. Биобиблиографический указатель, т. 5, М.. 1968.

А. А. Нинов.

Эту повесть я расскажу вам в том виде, в каком я слышал ее от одного человека, слышавшего ее от своего отца, который слышал ее от своего отца, а тот от своего и так дальше. Триста лет, а быть может и долее, отцы передавали ее сыновьям, и таким образом она была сохранена для потомства. Возможно, что это исторический факт, но возможно — предание, легенда. Пожалуй, все это было, а пожалуй, этого и не было, но все же могло бы быть. Возможно, что в старое время в нее верили мудрецы и ученые, но возможно и то, что только простые неученые люди верили в нее и любили ее.

 

ГЛАВА I

РОЖДЕНИЕ ПРИНЦА И РОЖДЕНИЕ НИЩЕГО

Это было в конце второй четверти шестнадцатого столетия.

В один осенний день в древнем городе Лондоне в бедной семье Кенти родился мальчик, который был ей совсем не нужен. В тот же день в богатой семье Тюдоров родился другой английский ребенок, который был нужен не только ей, но и всей Англии.

Фильмография

1956 — В погоне за славой

1959 — Человек меняет кожу (оригинальный текст — Бруно Ясенский)

1962 — Путешествие в апрель

1965 — Сквозь ледяную мглу

1969 — Журавушка (оригинальный текст — М. А. Алексеев «Хлеб — имя существительное»)

1970 — Сердце России

Сохранившие огонь

1971 — Порыв

1972 — Схватка

1973 — Двое в пути

Огненный берег

1974 — Великое противостояние

Вылет задерживается (оригинальный текст — Вера Панова)

1975 — Факт биографии

1977 — Это было в Коканде

1979 — Плавание для всех

1980 — Незваный друг

1980-81 — Долгая дорога в дюнах

1982 — День рождения

1985 — Долгое эхо в горах

Софья Ковалевская

1992 — Тайны семьи де Граншан

Пролог
В зале и на сцене гаснут вce огни.

ГОЛОС ПОЭТА

Рассказ этот долгий - о пламенном сердце чилийца,
о парне простом и отважном. А память о нем - боевая секира.
Пора наступила могилу открыть, где покоится светлый убийца,
в гробницу забвенья пробраться, где прах его спрятан от мира.
Быть может, в нем спал полководец, и я сожалею,
что нам говорить не случилось, а то б — за бутылкой хмельною —
я часа дождался, когда б он в Историю вторгся с несметною ратью своею.
Быть может, обманутый ветром, он просто ошибся тропою...
Пролитая кровь, как тавро огневое, ладони ожгла лиходею,
сто лет пролетело, и нам его жизни не сделать иною,
поэтому мы и начнем — без него и бутылки — в минуты спокойные эти
рассказ о моем земляке, о разбойнике славном:
о Хоакине Мурьете.