Предвоенный день — суббота, 21 июня 1941 года, и первый день войны — воскресенье, 22 июня 1941 года, у И. В. Сталина были заполнены напряженной работой, практически не оставляя времени на отдых и лечение. Все его помыслы и все его дела были направлены на одно — подготовить Советскую страну к отпору гитлеровской агрессии, скорее перевооружить Красную Армию и создать требуемые мобилизационные запасы и государственные резервы, обеспечить выгодные международные условия для противоборства с фашистской Германией.
«Он, — об И. В. Сталине тех дней говорил В. М. Молотов, — думал не о себе, а обо всей стране. Это же главный интерес был наш, всего народа — еще на несколько недель оттянуть».
Теперь не секрет, что И. В. Сталин во второй половине июня 1941 года был мучительно болен. В субботу, 21 июня, когда у него температура поднялась до сорока градусов, в Волынское (Ближнюю дачу) был вызван профессор Б. С. Преображенский, много лет лечивший И. В. Сталина. Осмотрев больного, профессор поставил диагноз — тяжелейшая флегмонозная ангина и настаивал на немедленной госпитализации. Однако Сталин наотрез отказался от больницы. При этом попросил Б. С. Преображенского на всякий случай не выезжать на выходной день из Москвы. И поставил условие, чтобы профессор о своем диагнозе никому не говорил.
Имеются сведения, что И. В. Сталин в субботу, 21 июня, в Кремле разговаривал с маршалом С. К. Тимошенко о положении на западной границе, вызывал московских руководителей А. С. Щербакова и В. П. Пронина. Приказал им в субботу задержать секретарей райкомов партии и председателей райисполкомов, запретить им выезжать за город. Он предупредил: «Возможно нападение немцев».[Симонов К. М, Глазами человека моего поколения: Размышления о И. В. Сталине. М., 1988. ]
Примерно в 24 часа 21 июня командующий Киевским военным округом М. П. Кирпонос,
— пишет Г. К. Жуков в книге «Воспоминания и размышления», —
доложил, что появился еще один немецкий солдат-перебежчик и сообщил, что в 4 часа немецкие войска перейдут в наступление. Все говорило о том, что немецкие войска выдвигаются ближе к границе. Об этом мы доложили в 00.30 минут ночи И. В. Сталину. Он спросил, передана ли директива в округа. Я ответил утвердительно.
В. М. Молотов, рассказывает писатель Ф. И. Чуев, не раз вспоминал И. В. Сталина в первые дни войны.
«Жуков и Тимошенко подняли нас: на границе что-то тревожное уже началось. Может, кто-то раньше сообщил им о какой-то отдельной бомбежке, и раньше двух началось, это уже второстепенный вопрос. Мы собрались у товарища Сталина в Кремле около двух часов ночи: официальное заседание, все члены Политбюро были вызваны. До этого, 21 июня, вечером мы были на даче у Сталина часов до одиннадцати-двенадцати. ...Члены Политбюро оставались у Сталина, а я пошел к себе принимать Шуленбурга... И Жуков с Тимошенко прибыли не позже трех часов. А то, что Жуков это относит ко времени после четырех, он запаздывает сознательно, чтобы подогнать время к своим часам. События развернулись раньше» [Чуев Ф. И. Солдаты Империи: Беседы. Воспоминания. Документы. М., 1998., с. 48–491].
В данном случае важна не противоречивость воспоминаний. Это дело исследователей. Важно, как Жуков, так и Молотов свидетельствуют о напряженной работе Сталина и 21 июня и 22 июня.
До сих пор с подачи Хрущева в 1956 году мусолится версия, будто советское военно-политическое руководство располагало даже точной датой начала нападения фашистской Германии на СССР, но не предприняло по вине Сталина никаких мер для отражения агрессии. Начальник Генерального [170] штаба — заместитель наркома обороны СССР с января 1941 года генерал армии Г. К. Жуков в книге «Воспоминания и размышления» (1969 год) с присущей ему прямотой и достоверностью запечатлел:
«Позволю со всей ответственностью заявить, что это чистый вымысел. Никакими подобными данными, насколько мне известно, ни Советское правительство, ни нарком обороны, ни Генеральный штаб не располагали».
Да, в конце мая 1941 года в выступлении на расширенном заседании Политбюро ЦК ВКП(б) И. В. Сталин уверенно заявил:
«Обстановка обостряется с каждым днем. Очень похоже, что мы можем подвергнуться внезапному нападению со стороны фашистской Германии... От таких авантюристов, как гитлеровская клика, всего можно ожидать, тем более, что нам известно, что нападение фашистской Германии на Советский Союз готовится при прямой поддержке монополистов США и Англии...».
Что касается 22 июня 1941 года, то практически за четыре часа до начала войны, в 00 часов 30 минут, в военные округа была передана директива наркома обороны СССР № 1:
«О ПРИВЕДЕНИИ ВОЙСК В ПОЛНУЮ БОЕВУЮ ГОТОВНОСТЬ
Военным советам ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО.
Копия: народному комиссару Военно-морского флота.
1. В течение 22–23 июня 1941 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Нападение может начаться с провокационных действий.
2. Задача наших войск — не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов необходимо быть в полной боевой готовности, чтобы встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников.
3. ПРИКАЗЫВАЮ:
а) в течение ночи на 22 июня 1941 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе;
б) перед рассветом 22 июня 1941 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать; [171]
в) все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточенно и замаскированно;
г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов;
д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.
ТИМОШЕНКО, ЖУКОВ
21 июня 1941 г.».
В Генеральный штаб эту директиву доставил И. Ф. Ватутин. 22 июня 1941 г. в 06 часов 30 минут И. В. Сталин, санкционировал подписание директивы наркома обороны СССР № 2.
«ДИРЕКТИВА НАРКОМА ОБОРОНЫ СССР № 2
1. Войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу. Впредь до особого распоряжения наземными войсками границу не переходить.
2. Разведывательной и боевой авиации установить места сосредоточения авиации противника и группировки его наземных войск. Мощными ударами бомбардировочной и штурмовой авиации уничтожить авиацию на аэродромах противника и разбомбить основные группировки его наземных войск. Удары авиацией наносить на глубину германской территории до 100–150 км, разбомбить Кенигсберг и Мемель. На территорию Финляндии и Румынии до особых указаний налетов не делать».
Директива № 2 в военные округа была передана в 07 часов 15 минут 22 июня 1941 г. Военные действия шли уже по всему фронту.
В 9 часов 30 минут 22 июня И. В. Сталин в присутствии С. К. Тимошенко и Г. К. Жукова отредактировал и подписал указ о проведении мобилизации и введении военного положения в европейской части страны, а также об образовании Ставки Главного Командования и ряд других документов.
Утром 22 июня было принято решение, что в 12 часов с Заявлением Советского правительства к народам Советского Союза по радио обратится В. М. Молотов. И. В. Сталин, будучи серьезно больным, понятно, выступить с обращением к советскому [172] народу не мог. Он вместе с Молотовым составлял Заявление Советского правительства.
В. М. Молотов говорил:
«Почему я, а не Сталин? Он не хотел выступать первым, нужно, чтобы была более ясная картина, какой тон и какой подход. Он, как автомат, сразу не мог на все ответить, это невозможно. Человек ведь. Но не только человек — это не совсем точно. Он и человек, и политик. Как политик, он должен был и выждать, и кое-что посмотреть, ведь у него манера выступлений была очень четкая, а сразу сориентироваться, дать четкий ответ в то время было невозможно. Он сказал, что подождет несколько дней и выступит, когда прояснится положение на фронтах» [Чуев Ф. И. Солдаты Империи: Беседы. Воспоминания. Документы. М., 1998., с. 50–51].
Это же отметил и Г. К. Жуков:
«Говорят, что в первую неделю войны И. В. Сталин якобы так растерялся, что не мог даже выступить по радио с речью и поручил свое выступление В. М. Молотову. Это суждение не соответствует действительности» [Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. В 3-х т. 1–3. М., 1990. , т. 2, с. 10].
А бывший в то время в Киеве Н. С. Хрущев расписывал, что происходило с И. В. Сталиным в Кремле и на Ближней даче. Якобы, когда находившемуся в Кремле Сталину доложили о начале войны, он долго не хотел верить, а затем уехал к себе на дачу. Сталин выглядел старым, пришибленным, растерянным. Он длительное время фактически не руководил военными операциями и вообще не приступал к делам. В те дни он заявил:
— То, что создал Ленин, все это мы безвозвратно растеряли.
К Сталину, — говорил на XX партсъезде Хрущев, — пришли некоторые члены Политбюро и долго убеждали его, что еще не все потеряно, что у нас страна большая, мы можем собраться с силами и дать отпор врагу. При этом давал понять делегатам съезда, что среди уговаривавших Сталина членов Политбюро был и он, Хрущев. Им, наконец, удалось уговорить Сталина возвратиться в Москву и «принимать какие-то меры для того, чтобы поправить положение дел на фронте» (цит. по: [Известия ЦК КПСС. 1989. № 3. , с. 148–149]).
Жукову не надо было будить Сталина. Хрущеву — призывать Сталина возглавить оборону страны. Сталин и до войны обычно [Советская Россия. 1997. 11 июня.] работал по ночам, работал — находился ли в Кремле, находился ли на даче. Так было и в ночь на 22 июня. И дело не в том, кто первым сообщил ему о начале войны. Страна к отражению фашистской агрессии была готова в главном. Нарком обороны маршал Тимошенко и начальник Генштаба генерал армии Жуков заверяли Сталина, Политбюро ЦК и правительство, что Красная армия выдержит первый удар фашистов, а затем, как и планировалось, нанесет ответный удар. Как известно, Сталин отверг вариант Генштаба, предложенный в мае 1941 года и предусматривавший «ни в коем случае не давать инициативы германскому командованию, упредить противника в развертывании и атаковать германскую армию». И не мифически неожиданное нападение немецко-фашистской армии вызвало потрясение Сталина, его потрясение было вызвано тем, что заверения военных оказались не соответствующими действительности, что несмотря на героическое сопротивление, Красная армия вынуждена была отходить с занимаемых позиций.
И. В. Сталин работал, невзирая на свое заболевание, о котором не сказал даже близким соратникам. Он понимал, что это сообщение в начале войны может деморализовать армию и народ. Естественно, он не хотел и доставлять радость врагу. Вспоминая 22 июня 1941 года, Г. К. Жуков писал:
«Примерно в 13 часов мне позвонил И. В. Сталин и сказал:
— Наши командующие фронтами не имеют достаточного опыта в руководстве боевыми действиями войск и, видимо, несколько растерялись. Политбюро решило послать вас на Юго-Западный фронт в качестве представителя Ставки Главного Командования. На Западный фронт пошлем Шапошникова и Кулика. Я их вызвал к себе и дал соответствующие указания. Вам надо вылететь немедленно в Киев и оттуда вместе с Хрущевым выехать в штаб фронта в Тернополь.
Я спросил:
— А кто же будет осуществлять руководство Генеральным штабом в такой сложной обстановке?
И. В. Сталин ответил:
— Оставьте за себя Ватутина.
Потом несколько раздраженно добавил:
— Не теряйте времени, мы тут как-нибудь обойдемся. [174]
Я позвонил домой, чтобы меня не ждали, и минут через 40 был уже в воздухе. Тут только вспомнил, что со вчерашнего дня ничего не ел. Выручили летчики, угостившие меня крепким чаем с бутербродами» [Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. В 3-х т. 1–3. М., 1990. , т. 2, с. 13].
Лишь вечером 22 июня 1941 года И. В. Сталин возвратился в Волынское. Из-за нарыва в горле он ничего не ел. Тяжело больной И. В. Сталин в последующие дни приезжал работать в Кремль.
Еще одна запись Г. К. Жукова:
«26 июня на командный пункт Юго-Западного фронта в Тернополь мне позвонил И. В. Сталин и сказал:
— На Западном фронте сложилась тяжелая обстановка. Противник подошел к Минску. Непонятно, что происходит с Павловым. Маршал Кулик неизвестно где. Маршал Шапошников заболел. Можете вы немедленно вылететь в Москву?
— Сейчас переговорю с товарищами Кирпоносом и Пуркаевым о дальнейших действиях и выеду на аэродром.
Поздно вечером 26 июня я прилетел в Москву и прямо с аэродрома — к И. В. Сталину. В кабинете И. В. Сталина стояли навытяжку нарком С. К. Тимошенко и мой первый заместитель генерал-лейтенант Н. Ф. Ватутин. Оба бледные, осунувшиеся, с покрасневшими от бессонницы глазами. И. В. Сталин был не в лучшем состоянии.
Поздоровавшись кивком, И. В. Сталин сказал:
— Подумайте вместе и скажите, что можно сделать в сложившейся обстановке? — И бросил на стол карту Западного фронта.
— Нам нужно минут сорок, чтобы разобраться, — сказал я.
— Хорошо, через сорок минут доложите.
Мы вышли в соседнюю комнату и стали обсуждать положение дел и наши возможности на Западном фронте». Наши предложения, заключил Г. К. Жуков, «И. В. Сталиным были утверждены и тотчас же оформлены соответствующими распоряжениями» (там же, с. 34–35).
Будучи еще тяжело больным, И. В. Сталин 29 июня 1941 года дважды был в наркомате обороны и Генеральном штабе и отдавал соответствующие распоряжения. [Советская Россия. 1998. 15 января. ]
29 и 30 июня он находился на даче, завершая работу над важнейшим постановлением СНК и ЦК партии об организации отпора фашистскому агрессору. 1 июля вернулся в Кремль и продолжил работу — подготовку к выступлению по радио с обращением к народу.
3 июля 1941 года Сталин выступил по радио с обращением к советскому народу, к бойцам Красной армии и Военно-морского флота. Он сказал суровую правду о сложившейся в первые дни войны тяжелой обстановке на фронте. В выступлении был дан глубокий анализ происходящих событий и определены задачи армии и народа по защите социалистического Отечества. Сталин призвал советских людей понять всю серьезность опасности, угрожавшей Родине, и отрешиться от настроений мирного времени. Он предупредил, что среди советских людей не должно быть благодушия, беспечности и паникерства, но не должно быть и страха в борьбе с коварным и сильным врагом. Он определил цели войны Советского Союза против фашистской Германии, указав, что эта война является великой войной всего советского народа против немецко-фашистских войск. Дело идет, таким образом, о жизни и смерти Советского государства, о жизни и смерти народов СССР, о том — быть народам Советского Союза свободными или впасть в порабощение. Целью этой всенародной Отечественной войны, — подчеркивал И. В. Сталин, — является не только ликвидация опасности, нависшей над нашей страной, но и помощь всем народам Европы, стонущим под игом германского фашизма.
| 
