14 октября 1964 - Отставка Хрущева на Пленуме

Как мы здесь можем слышать, Хрущев не посмел с самого начала съезда оболгать И.В.Сталина, напротив, делегатам съезда предложили в начале съезда почтить память в связи с кончиной, за период после 19 съезда КПСС, виднейших коммунистических деятелей товарища И.В.Сталина, К. Готвальда и К. Токуда. Также Хрущев отметил, что все прошедшие годы партия высоко держала ленинское знамя, источник успехов партии - верность ленинизму.

Несостоятельность апологии ревизионизма (ответ на "Апологию Хрущева" А.А. Пригарина)
  Олег Сулейманов


В статье «Апология Хрущева» руководитель РКП-КПСС тов. Пригарин старался защитить Хрущева от «сталинистских нападок». Результат у него оказался, скорее, противоположный – он продемонстрировал всю теоретическую слабость идейных наследников позднесоветского ревизионизма.

Разбирать написанное им о репрессиях и жилищном строительстве (а заодно о «раскрепощении крестьян») тут не место – важны принципиальные вопросы: о товарно-денежных отношениях и о диктатуре пролетариата.

I. На обвинения Хрущева в «объявлении неверным вывода Сталина о необходимости постепенного отхода от товарно-денежных отношений» Пригарин отвечает:

Экономический блок «обвинительного заключения» базируется на штампованных «антихрущевских» утверждениях, которые, как и в случае с кукурузой, ни разу (кто бы их не использовал) не были всерьез обоснованы. К сожалению, именно поэтому, здесь требуются более подробные объяснения.О товарно-денежных отношениях. Да разве Сталин предлагал начать немедленный переход к продуктообмену? Давно ли товарищи заглядывали  в «Экономические проблемы социализма в СССР»? Цитирую: «Говорят, что товарное производство все же при всех условиях должно привести и обязательно приведет к капитализму. Это неверно. Не всегда и не при всех условиях!... Товарное производство приводит к капитализму лишь в том случае, если существует частная собственность на средства производства...». И далее: «Конечно, когда вместо двух основных производственных секторов, государственного и колхозного, появится один всеобъемлющий производственный сектор с правом распоряжаться всей потребительской продукцией страны, товарное обращение с его «денежным хозяйством» исчезнет, как ненужный элемент народного хозяйства. Но пока этого нет, пока остаются два основных производственных сектора, товарное производство и товарное обращение должны остаться в силе, как необходимый и весьма полезный элемент в системе нашего народного хозяйства».

Для начала, не является доказательством правильности позиции Хрущева переход к обсуждению Сталина – правота или неправота Сталина Хрущева не оправдывает. Во-вторых: Сталин совершенно справедливо связал сохранение товарно-денежных отношений в СССР с тем, что не все средства производства находились в общенародной собственности, что «в промышленности мы имеем общенародную собственность на средства производства и продукцию производства, тогда как в сельском хозяйстве имеем не общенародную, а групповую, колхозную собственность (…) Это обстоятельство ведет к сохранению товарного обращения, только с исчезновением этого различия может исчезнуть товарное производство со всеми вытекающими отсюда последствиями» (И.В. Сталин, Избранные сочинения, Киров, «Семеко», 2004 – т.3., стр. 396) .

И действительно: если собственность на средства производства не всецело является общенародной, если существует групповая, а тем более частная собственность на средства производства – товарное обращение не может не быть «важным элементом в системе народного хозяйства» - ничего антимарксистского Сталин этим не сказал. Другое дело, что он действительно совершал ошибку правого толка, заявив о построении социализма, тогда как в сельском хозяйстве еще сохранялось товарное производство, не являющееся социалистическим – но при этом в той же работе он ясно указал на то, что «товарное обращение несовместимо с переходом от социализма к коммунизму» (там же, стр. 450).

Что же сделали Хрущев и его окружение? Признали ошибку Сталина в том, что социализм построен не до конца, поскольку сохраняется товарное обращение? Нет, они совершили прямо противоположное – пошли вправо намного дальше, заявив (в процитированном Че Геварой учебнике), что «товарное производство, закон стоимости и деньги прекратят свое существование только при достижении высшей фазы коммунизма. Но для создания условий, обеспечивающих прекращение товарного производства и товарооборота на высшей стадии коммунизма, необходимо развивать и использовать закон стоимости и товарно-денежные отношения в период строительства коммунистического общества». Даже в отношении сельского хозяйства это явный шаг назад по сравнению со Сталиным – он-то считал, что, напротив «система [продуктообмена], сокращая сферу действия товарного обращения, облегчит переход к коммунистическому обществу» (там же, стр. 352). Но в промышленности «развитие товарных отношений» и «укрепление самостоятельности предприятий» – это подрыв общенародной собственности на средства производства – между подразделениями одного большого предприятия, какими должны являться отдельные заводы и фабрики при социализме, товарно-денежных отношений быть не может.

«Развитие товарно-денежных отношений» в том и заключалось, что отдельные предприятия – вместо государства – стали фактическими (юридически всё оставалось по старому) собственниками своей продукции, и получаемая предприятиями прибыль стала оставаться в их распоряжении. «Материальное стимулирование» же означало, что фиксированная часть прибыли становилась частью зарплаты работников предприятия (в лучшем случае – всех, в худшем - руководства), что экономически равносильно превращению их в акционеров предприятия.

О роли Хрущева в откате к капиталистическим методам хозяйствования надо сказать особо.

Большая идеологическая кампания сторонников «экономических» методов хозяйствования началась в напечатанной в «Правде» от 9 сентября 1962 года статье харьковского профессора Евсея Либермана «План, прибыль, премия», в которой он предлагал:

 
Установить, что планы предприятий после согласования и утверждения объемно-номенклатурной программы полностью составляются самими предприятиями.
Чтобы гарантировать (…) добросовестность и заинтересованность предприятий в максимальной эффективности производства, установить единый фонд для всех видов материального поощрения в зависимости от рентабельности (от прибыли в процентах к производственным фондам)

(…)

5. Разработать порядок использования единых фондов поощрения из прибыли предприятий в расходовании фондов на нужды коллективного и личного пользования.

Весьма характерна мотивация этого предложения:

Важно связать воедино коллективную и индивидуальную материальную заинтересованность. Пусть предприятие имеет побольше свободы в использовании «своей» части прибыли.

Нетрудно видеть, что логика Либермана ведет прямиком к фритредерству. Если для «индивидуальной заинтересованности» предприятие должно «как можно свободнее» распоряжаться прибылью, то наиболее «свободно» частное предприятие.

Сам Либерман от подобных обвинений пытался отделаться в той же статье (в весьма характерном и для других «рыночников» того времени тоне):

Наша прибыль не имеет ничего общего с капиталистической. Сущность таких категорий, как прибыль, цена, деньги, у нас совсем иная, и они с успехом служат делу социалистического строительства. Наша прибыль, при плановых ценах на продукты труда и при использовании чистого дохода на благо всего (как же «всего» - он «забыл» как раз ту часть, которая идет на «материальное стимулирование» - О.С.) общества есть результат и в то же время измеритель (в денежной форме) действительной эффективности затрат труда.

Итак, мы видим еще одну попытку в духе Дюринга изобрести «социалистические деньги» и «социалистические цены», соответственно, и стоимость (вместо того, чтобы честно признать, что деньги и стоимость – это временно сохраняемые пережитки капитализма). Два года спустя (в статье «Еще раз о плане, прибыли и премии», «Правда» за 20 сентября 1964 г.) Либерману пришлось оправдываться от обвинений (по его словам, «некоторых обозревателей США и ФРГ», хотя очевидно, что ответ не в меньшей степени критикам слева) в возвращении к капиталистическому хозяйству таким образом:

Прибыль может лучше измерить эффективность производства, чем при капитализме (утверждение вполне в духе попыток изобрести «истинную стоимость» - О.С.). У нас ведь нельзя увеличить прибыль путем спекуляции (и это при том, что спекуляция стала массовым явлением в СССР! – О.С.), намеренного повышения цен (именно премировании в зависимости от рентабельности и толкали предприятия на завышение цен – сам Либерман признавал это, заявив, что за тем, чтобы цены не были завышены, будут следить предприятия-покупатели продукции – О.С.), неэквивалентного обмена с отсталыми и колониальными странами (с отсталыми странами СССР того времени торговал именно по ценам мирового рынка, за что и подвергался критике слева со стороны КПК, АПТ и Че Гевары – О.С.), давлением на рынок рабочей силы (в предыдущей статье Либерман обещал, что при реализации его предложений предприятия «перестанут требовать и принимать излишнюю рабочую силу» - О.С.) (…) Мы можем, основываясь на рентабельности, поощрить за действительную эффективность производства. Но при этом поощрение не есть обогащение. Прибыль у нас не может превратиться в капитал, так как никто в частном порядке (…) не может приобрести на свою премию средства производства.

Итак – «поощрение не есть обогащение», потому что приобрести средства производства на премию нельзя. Вполне в духе Дюринга:

 

Хотя г-н Дюринг и даёт каждому право на «количественно равное потребление», но он никого не может принудить к этому. Наоборот, он гордится тем, что в созданном им мире каждый может делать со своими деньгами всё, что ему угодно. Он не может, следовательно, помешать тому, чтобы одни откладывали себе деньжонки, между тем как другие не в состоянии будут свести концы с концами на свой заработок. Он делает такой исход даже неизбежным, открыто признавая в праве наследования общую собственность семьи, откуда вытекает далее обязанность родителей содержать детей. Но этим в количественно равном потреблении пробивается огромная брешь. Холостяк великолепно и весело живёт на свой ежедневный заработок в восемь или двенадцать марок, тогда как вдовец с восемью несовершеннолетними детьми может лишь скудно прожить на такой заработок. С другой стороны, коммуна, принимая без оговорок в уплату всякие деньги, тем самым допускает возможность, что эти деньги были приобретены не собственным трудом, а каким-либо иным путём. Non olet. Она не знает их происхождения. Но в таком случае имеются все условия для того, чтобы металлические деньги, игравшие до сих пор только роль трудовой марки, начали действительно выполнять функцию денег. Налицо оказывается возможность и мотив, с одной стороны, для образования сокровищ, с другой — для возникновения задолженности. Нуждающийся занимает у того, кто копит деньги. Полученные взаймы деньги, принимаемые коммуной в уплату за жизненные средства, становятся опять тем, чем они являются в современном обществе, — общественным воплощением человеческого труда, действительной мерой труда, всеобщим средством обращения. Все «законы и административные нормы» в мире так же бессильны изменить это, как не могут они изменить таблицу умножения или химический состав воды.

 

Еще более ясно классовая мотивация «рыночников» видна в статье П. Кулагина и Ф. Сабитова – и.о. главного инженера и начальника планово-экономического отдела Металлического завода им. XXIIсъезда КПСС в Ленинграде – «Рентабельность – основной критерий», помещенной в «Правде» 9 октября 1962 года. Эти граждане (в основном согласившись с Либерманом) почти прямым текстом признали, что «материально заинтересовать» они хотят директорат и административный персонал предприятий:


Руководителям предприятий следовало бы бы предоставить право регулировать размер индивидуальной зарплаты путем премирования и вознаграждения работников в пределах фонда поощрения. Само собой разумеется, что для этого должны быть резко расширены права директоров предприятий. Надо (…) освободить заводы от регистрации так называемого административно-управленческого персонала в местных финорганах, дать право самостоятельно утверждать штатные расписания и устанавливать оклады в пределах утвержденных должностных схем.

 

Всё предельно ясно: создать из доли прибыли фонд премирования, а премирование поручить директорам, да еще и снизить контроль над численностью служащих. Что это, как не превращение директората в распоряжающуюся частью прибыли буржуазию? Последующая практика показала, что благие пожелания Либермана и других «рыночников» не смогли помешать превращению «поощрения» в «обогащение».

И что же заявил Хрущев по поводу целой серии статей в «Правде» и других центральных печатных органах, последовавших за статьей Либермана и посвященных «материальному стимулированию» (справедливости ради, среди них была и критика Либермана – например, доцент МИНХ им. Плеханова Б. Смехов указал, что предложения Либермана приведут к завышению цен предприятиями – но всё же сторонники прибыли как главного критерия планирования преобладали)? Сказал ли он хоть что-то хотя бы против самых одиозных антисоциалистических предложений? Нет – в докладе на Пленуме ЦК КПСС 19 ноября 1962 года (цитируется по «Правде» 20 ноября 1962 года) он выступил на стороне рыночников:

Надо (…) выработать такие показатели учета выпуска продукции и оценки производственной деятельности, которые наиболее правильно характеризовали бы работу предприятия.

 В связи с этим возникает вопрос о прибыли, как о показателе качества работы предприятия. Некоторые экономисты не учитывают, что прибыль применительно к социалистической системе хозяйства имеет две стороны. Если взять всю нашу социалистическую хозяйства в целом, то прибыль для нее не имеет того социального смысла, который характеризует ее в условиях капиталистического общества. В капиталистическом производстве прибыль – цель производства, основной стимул его развития. В социалистической системе хозяйства главную цель составляет удовлетворение потребностей общества. Наша промышленность выпускает продукцию не ради прибыли, а потому, что она необходима всему обществу.

 Но другое дело – отдельное предприятие. В данном случае вопрос о прибыли имеет важное значение, как экономический показатель эффективности его деятельности.

Итак, отдельные предприятия должны планировать производство так, чтобы максимизировать прибыль (в чем они материально заинтересованы), но «промышленность в целом» работает не для прибыли, а для удовлетворения потребностей населения! Очевидно, что второе из утверждений не может не быть пустой декларацией.

Новая серия статей «рыночников» в «Правде» последовала летом-осенью 1964 года:

10 июля. Член корреспондент АН СССР Л. Леонтьев – «Социалистическое хозяйствование и фальшивые ноты антикоммунизма»;

17 августа. Академик В.А. Трапезников – «За гибкое экономическое управление предприятиями» (под «гибким управлением» понималось всё то же расширение прав директората , а также взыскание с предприятий процентов за предоставленные фонды – что не могло не означать усиление роли банков, еще одного пережитка капитализма);

23 августа. Начальник бюро технико-экономических расчетов ЗИЛ О. Волков – «Назревшие вопросы»;

7 сентября. Снова Леонтьев – «Экономические методы руководства»

19 сентября. Директор московского завода «Каучук» И. Манвелов – «Не администрирование, а экономический расчет».

20 сентября – уже упоминавшаяся статья Либермана «Еще раз о плане, прибыли и премии».

Своей цели рыночники добились уже после отставки Хрущева, но показательна аргументация первой из статей – Леонтьев ссылается как раз на Хрущева, утверждавшего, что прибыль при социализме – не «основной стимул производства», но при этом «показатель эффективности отдельного предприятия, (…) показывает, какой вклад оно вносит в общенародный фонд». В неправильном же отношении к прибыли Леонтьев прямо обвиняет Сталина и КПК, отвергая положение Сталина об общей, высшей рентабельности социалистического производства (по словам Леонтьева, дотационность вновь создаваемых предприятий была уместна «на первых порах социалистической индустриализации», но является «временным и преходящим явлением»). КПК же просто удостаивается от него злобной ругани по адресу «пекинских лидеров, ожесточенно нападающих на принцип материальной заинтересованности», совпадающий у него с «заботой о росте благосостояния народа».

Таким образом, и выступление самого Хрущева, и целая серия статей в центральном органе возглавляемой им партии (или товарищ Пригарин хочет сказать, что они были помещены в противовес воле Хрущева? Но тогда грош ему цена, как руководителю), носят явно антисоциалистический характер, их сползание вправо по сравнению с позицией Сталина, ограничивавшего сферу действия ТДО взаимоотношениями между находящейся в общенародной собственности промышленными и находящимися в групповой собственности сельскохозяйственными предприятиями, очевидно.

II. Несостоятельность другого довода Пригарина в защиту Хрущева – о якобы «ненужности» диктатуры пролетариата – непосредственно следует из несостоятельности первого:

 

Главное, буквально «расстрельное» политическое обвинение: отказ от принципа диктатуры пролетариата в Программе КПСС, принятой на XXII cъезде. Но спрашивается, о каком пролетариате можно вообще говорить в 1961 году?


Друзья сталинисты! Вам же, еще за двадцаь пять лет до Никиты Сергеевича вполне понятно разъяснил Иосиф Виссарионович. В ноябре 1936 года, на Чрезвычайном 8-м Всесоюзном съезде Советов он сказал: «Взять, например, рабочий класс СССР. Его часто называют, по старой памяти, пролетариатом. Но что такое пролетариат? Пролетариат есть класс, лишенный орудий и средств производства при системе хозяйства, когда орудия и средства производства принадлежат капиталистам, и когда класс капиталистов эксплуатирует пролетариат. Пролетариат - это класс, эксплуатируемый капиталистами. Но у нас класс капиталистов, как известно, уже ликвидирован, орудия и средства производства отобраны у капиталистов и переданы государству, руководящей силой которого является рабочий класс... Стало быть, наш рабочий класс не только не лишен орудий и средств производства, а наоборот, он ими владеет совместно со всем народом... Можно ли после этого назвать наш рабочий класс пролетариатом? Ясно, что нельзя".


И, соответственно, первая статья новой, Сталинской Конституции стала гласить: «1.Союз Советских Социалистических Республик есть социалистическое государство рабочих и крестьян». Так к какой формуле это утверждение ближе, к «диктатуре пролетариата» или же к «общенародному государству»? И уж заодно напомню, что задача построения коммунизма была выдвинута вовсе не Хрущевым, а непосредственно Сталиным в 1939 году, на XVIII съезде, тогда еще ВКП(б).


Но, может быть, вы хотели бы сохранить вместо диктатуры пролетариата, «диктатуру рабочего класса»? Тогда, против кого или над кем? Над интеллигенцией, над крестьянством? Бессмыслица, если речь идет не о диктатуре отдельных групп или личной диктатуре (это другая тема), а именно о диктатуре классовой. Использование же «крутых» мер против тех или иных групп или индивидуумов (шпионов, уголовников и т. п.) действия которых наносят ущерб обществу - не есть диктатура. При коммунизме, говорит Ленин: «...некого подавлять, - «некого» в смысле класса, в смысле систематической борьбы с определенной частью населения». При этом, «мы не отрицаем возможности и неизбежности эксцессов отдельных лиц, а равно необходимости подавлять такие эксцессы».

 
В том, что рабочий класс социалистической страны – уже не вполне пролетариат, Пригарин прав, но нельзя не ответить ему, что буржуазия в СССР была (в двух основных формах, часто соединявшихся – «теневая» торговая буржуазия, и обуржуазившееся руководство предприятий) и свои классовые интересы громко выражала даже на страницах центрального органа КПСС, как Кулагин и Сабитов. А соответственно, направленное против нее рабочее (а не «общенародное») государство было необходимо, и в этом вопросе апология Хрущева тоже несостоятельна.
 

КОММУНИСТ.РУ