Из многих важных открытий, которыми Маркс вписал свое имя в историю науки, мы можем остановиться здесь только на двух.

Первым из них является совершенный им переворот во всем понимании всемирной истории. В основе всех прежних воззрений на историю лежало представление, что причину всех исторических перемен следует искать в конечном счете в изменяющихся идеях людей и что из всех исторических перемен важнейшими, определяющими всю историю, являются политические. Но откуда появляются у людей идеи и каковы движущие причины политических перемен - об этом не задумывались. Лишь в новейшей школе французских, а отчасти и английских историков возникло убеждение, что движущей силой европейской истории, по крайней мере со времени средних веков, была борьба развивающейся буржуазии против феодального дворянства за общественное и политическое господство. Маркс же доказал, что вся предшествующая история человечества есть история борьбы классов, что во всей разнообразной и сложной политической борьбе речь шла всегда именно об общественном и политическом господстве тех или иных классов общества, о сохранении господства со стороны старых классов, о достижении господства со стороны поднимающихся новых. Но вследствие чего возникают и существуют эти классы? Вследствие имеющихся всякий раз налицо материальных, чисто физически ощущаемых условий, при которых общество в каждую данную эпоху производит и обменивает необходимые средства существования. Феодальное господство в средние века опиралось на хозяйство мелких самодовлеющих крестьянских общин, которые сами производили почти все необходимые предметы своего потребления, почти не знали обмена и которым воинственное дворянство давало защиту от внешних врагов и национальную или, по крайней мере, политическую связь; когда же возникли города, а вместе с ними обособленная ремесленная промышленность и торговый оборот, сначала внутри страны, а затем и международный, тогда развилась городская буржуазия, которая еще в средние века завоевала себе в борьбе с дворянством место в феодальной системе в качестве также привилегированного сословия.

Читать далее...

В последнее время социал-демократический филистер опять начинает испытывать спасительный страх при словах: диктатура пролетариата. Хотите ли знать, милостивые государи, как эта диктатура выглядит? Посмотрите на Парижскую Коммуну. Это была диктатура пролетариата.

Предложение переиздать воззвание Генерального Совета Интернационала «Гражданская война во Франции» и снабдить его введением было для меня неожиданным. Поэтому я могу здесь лишь вкратце затронуть важнейшие пункты.

Вышеупомянутой, большей по размерам, работе я предпосылаю оба более кратких воззвания Генерального Совета о франко-прусской войне. Во-первых, потому, что в «Гражданской войне» есть ссылки на второе воззвание, которое само по себе, без первого, не везде понятно. А также и потому, что оба эти воззвания, тоже написанные Марксом, являются не менее, чем «Гражданская война», выдающимися образцами удивительного, впервые проявившегося в «Восемнадцатом брюмера Луи Бонапарта» ² дара автора верно схватывать характер, значение и необходимые последствия крупных исторических событий в то время, когда эти события ещё только разыгрываются перед нашими глазами или только что свершились. И, наконец, потому, что нам в Германии ещё и поныне приходится страдать от предсказанных Марксом последствий этих событий.

Разве не оправдалось предсказание первого воззвания, что если оборонительная война Германии против Луи Бонапарта выродится в завоевательную войну против французского народа, то все те несчастья, которые постигли Германию после так называемой освободительной войны 3, обрушатся на неё снова с ещё большей силой? Разве не пережили мы после этого целых двадцать лет бисмарковского господства, а вместо преследований демагогов ⁴ — исключительный закон и травлю социалистов с тем же полицейским произволом и буквально с тем же возмутительнейшим толкованием закона.

Читать далее...

Даже в ребяческие годы он никогда не мечтал о профессии летчика, моряка или артиллериста. Копируя взрослых, он собирал на пустыре детвору и, взобравшись на холм ржавого заводского хлама, кричал, захлебываясь:

- Митинг открыт! Пролетарские дети всех стран, объединяйтесь!

В школе он был вожаком пионеров, в горпромуче - вожаком комсомольцев, на шахте - партийным вожаком; друзья в шутку называли его "профессиональным революционером". Никогда его не влекло ни к какой другой профессии, кроме этой единственной: вести за собой людей.

В комитете говорили ему:

- Алексей, надо поднять народ!

И он, весело тряхнув головой, отвечал:

- Подыму!

Он подымал комсомольцев на лыжную вылазку, колхозников - на уборку, домохозяек - на древонасаждение, шахтеров - на стахановский штурм. Он и сам не знал, отчего люди идут за ним - в стужу, в ночь, в непогоду. У него не было ни огненного красноречия, ни пламенных слов, - горячее сердце, вот и все, что он имел. Но он знал своих ребят и ключи к ним - молодые или бородатые, все они были его ребята, его народ - и он знал свою власть над ними. И эта власть, в которой не было для него личных выгод, а только одно беспокойство, и вечное горение, и простуженное горло, и небритые щеки, и ночи без сна, - эта власть над душой человека сама по себе была ему наградой.

Война застала его секретарем горкома партии и превратила в комиссара батальона. Он был хорошим комиссаром, его любили. И он любил свой батальон. Эти окопные парни, эти пропахшие порохом воины были ему давно знакомы. Ни шинель, видавшая виды, ни подсумки, ни снаряжение не могли скрыть в них его старых ребят: это был тот же его народ - раньше он поднимал его в труд, теперь поведет на драку.

Но вот на днях шел бой за курган "Семь братьев", и батальон его полка не поднялся в атаку. Батальон лежал под огнем у кургана, и никакая сила не могла оторвать бойцов от влажной, сырой земли, к которой они жадно приникли, в которую впились ногтями, вдавились коленями, прижались лицом.

- Ну, комиссар, надо подымать народ! - сказал Алексею раненый командир батальона.

И Алексей, тряхнув головой, ответил:

- Подыму!

Читать далее...

Читать далее...

Товарищ!

Где ты дерешься сейчас?

Я искал тебя в боях под Вапняркой, под Уманью, под Кривым Рогом. Я знал, что найти тебя можно только в жарком бою.

Помнишь морозные финляндские ночи, дымящиеся развалины Кирка-Муолы, ледяную Вуокси-Вирта и черные камни на ней? Помнишь, обнявшись, чтобы согреться, мы лежали в землянке на острове Ваасик-Саари, говорили о войне и Родине? Над нами было маленькое небо из бревен в два наката. Чужой ветер дул в трубе. Чужой снег падал на крышу. Мы дрались тогда на чужой земле, но защищали безопасность нашей Родины. Каждый метр отвоеванного нами льда и снега становился родным: мы полили его своей кровью. Мы не отдали бы его ценою жизни - он принадлежал Родине.

Родина! Большое слово. В нем двадцать один миллион квадратных километров и двести миллионов земляков. Но для каждого человека Родина начинается в том селении и в той хате, где он родился. Для нас с тобой - за Днепром, на руднике, в Донбассе. Там наши хаты под седым очеретом - и твоя и моя. Там прошумела наша веселая юность - и моя и твоя. Там степь бескрайна, и небо сурово, и нет на земле парней лучше, чем донбасские парни, и заката красивей, чем закат над копром, и запаха роднее, чем горький, до сладости горький запах угля и дыма. Там мы родились под дымным небом, под глеевой горой; там до сих пор звенит серебряной листвой тополь, под которым ты целовал свою первую девушку; там мы плескались с тобой, товарищ, в мелком рудничном ставке, и никто меня не уверит, что в море купаться лучше. Но и спорить об этом не буду ни с одесситом, ни с севастопольцем. Каждому - свое.

Для нас с тобой, товарищ, Родина началась здесь. Здесь начало, а конца ей нет. Она безбрежна. Чем больше мы росли с тобой, тем шире раздвигались ее границы. Больше дорог - больше сердечных зарубок.

Помнишь городок на далекой границе - Ахалцых? Тут мы начали свою красноармейскую службу. Помнишь первую ночь? Мы стояли с тобой на крепостном валу и глядели вниз, на серо-зеленые камни зданий, на плоские крыши, на яблоневые сады, на весь этот непонятный и чужой нам мир, слушали непонятный, чужой говор, скрип арб, рев буйволов и говорили друг другу:

- Ну и забрались мы с тобой! Далеко!

Отчего же, когда через два года уходили мы отсюда "в долгосрочный", горько заныло сердце? Весь город шел провожать нас до Большого Прощального камня на шоссе у сахарной высотки, и полкового барабана не было слышно из-за гула напутственных криков.

- Швидобит! - кричали нам друзья-грузины, и мы уже знали: это значит до свиданья.

- Будь счастлив в большой жизни, елдаш кзыласкер!* - кричали нам наши друзья-тюрки. Родные наши!

Читать далее...

РСДРПартия давно раскололась со своими оппортунистами. Русские оппортунисты теперь стали еще и шовинистами. Это только укрепляет нас во мнении, что раскол с ними в интересах социализма необходим. Мы убеждены, что у социал-демократов нынешние расхождения с социал-шовинистами нисколько не меньше, чем они были у социалистов с анархистами, когда с.-д. раскалывались с этими последними. Оппортунист Monitor в «Preußische Jahrbucher» правильно сказал, что для оппортунистов и буржуазии выгодно нынешнее единство, ибо оно заставляет левых подчиняться шовинистам и мешает рабочим разобраться в спорах и создать свою действительно рабочую, действительно социалистическую партию. Мы глубочайше убеждены, что при нынешнем положении дел раскол с оппортунистами и шовинистами является первым долгом революционера - так же как раскол с желтыми, с антисемитами, с либеральными рабочими союзами и т. д. необходим был именно в интересах скорейшего просвещения отсталых рабочих и привлечения их в ряды с.-д. партии.

Третий Интернационал, по нашему мнению, должен был бы создаться именно на такой революционной базе. Для нашей партии не существует вопроса о целесообразности разрыва с социал-шовинистами. Он для нее решен бесповоротно. Для нее существует только вопрос осуществимости этого в ближайшее время в интернациональном масштабе.

Совершенно понятно, что для осуществления международной марксистской организации надо, чтобы существовала готовность создания самостоятельных марксистских партий в разных странах. Германия, как страна наиболее старого и сильного рабочего движения, имеет решающее значение. Ближайшее будущее покажет, назрели ли уже условия для создания нового марксистского Интернационала. Если да, наша партия с радостью вступит в такой, очищенный от оппортунизма и шовинизма, III Интернационал. Если нет, это покажет, что для этой очистки требуется еще более или менее длинная эволюция. И тогда наша партия будет крайней оппозицией внутри прежнего Интернационала - пока в различных странах не создастся база для международного товарищества рабочих, стоящего на почве революционного марксизма.

Мы не знаем и не можем знать, как пойдет развитие в ближайшие годы на международной арене. Но что мы знаем наверное, в чем мы убеждены непоколебимо, это - в том, что наша партия в нашей стране среди нашего пролетариата будет неутомимо работать в указанном направлении и всей своей повседневной деятельностью будет создавать российскую секцию марксистского Интернационала.

Читать далее...

МЕТОД СОЦИАЛ-ШОВИНИСТОВ И «ЦЕНТРА»

О, социал-шовинисты всех стран - большие «интернационалисты»! Они с самого начала войны обременены заботой об Интернационале. С одной стороны, они уверяют, что толки о крахе Интернационала «преувеличены». На самом деле ничего особенного не случилось.

Послушайте Каутского: просто Интернационал есть «орудие мирного времени», естественно, что на время войны этот инструмент оказался несколько не на высоте. С другой стороны, социал-шовинисты всех стран нашли одно очень простое - и главное: интернациональное - средство, чтобы выйти из создавшегося положения. Средство несложное: надо только подождать конца войны, до окончания войны социалисты каждой страны должны защищать свое «отечество» и поддерживать «свои» правительства, а по окончании войны - друг друга «амнистировать», признать, что все были правы, что во время мира мы живем, как братья, а во время войны мы - на точном основании таких-то резолюций - зовем немецких рабочих истреблять своих французских братьев и наоборот.

На этом одинаково сходятся и Каутский, и Плеханов, и Виктор Адлер, и Гейне. Виктор Адлер пишет, что, «когда мы переживем это тяжелое время, нашей первой обязанностью будет не ставить друг другу каждое лыко в строку» ²²⁷. Каутский утверждает, что «ни с какой стороны до сих пор не раздалось голосов серьезных социалистов, которые заставили бы опасаться» за судьбу Интернационала. Плеханов говорит, что «неприятно пожимать руки (германских с.-д.), пахнущие кровью невинно убитых». Но тут же предлагает «амнистию»: «тут вполне уместно будет, - пишет он, - подчинение сердца рассудку. Ради своего великого дела Интернационал должен будет принять во внимание даже и запоздалые сожаления». Гейне называет в «Sozialistische Monatshefte» поведение Вандервельде «мужественным и гордым» и ставит его в пример немецким левым ²²⁸.

Словом, когда кончится война, назначьте комиссию из Каутского и Плеханова, Вандервельде и Адлера, и мигом будет составлена «единогласная» резолюция в духе взаимной амнистии. Спор будет благополучно затушеван. Вместо того, чтобы помочь рабочим разобраться в происшедшем, их обманут показным бумажным «единством». Объединение социал-шовинистов и лицемеров всех стран названо будет восстановлением Интернационала.

Нечего скрывать от себя: опасность такого «восстановления» очень велика. Социал-шовинисты всех стран одинаково в нем заинтересованы. Все они одинаково не хотят, чтобы сами рабочие массы их страны разобрались в вопросе: социализм или национализм. Все они одинаково заинтересованы в том, чтобы прикрыть грехи друг друга. Все они ничего другого не могут предложить, кроме того, что предлагает виртуоз «интернационального» лицемерия Каутский.

Читать далее...

БУРЖУАЗИЯ И ВОЙНА

В одном отношении русское правительство не отстало от своих европейских собратьев: так же, как и они, оно сумело осуществить обман «своего» народа в грандиозном масштабе. Громадный, чудовищный аппарат лжи и хитросплетений был пущен в ход и в России, чтобы заразить массы шовинизмом, чтобы вызвать представление, будто царское правительство ведет «справедливую» войну, бескорыстно защищает «братьев-славян» и т. д.

Класс помещиков и верхи торгово-промышленной буржуазии горячо поддержали воинствующую политику царского правительства. Они справедливо ждут для себя громадных материальных выгод и привилегий от раздела турецкого и австрийского наследства. Целый ряд их съездов уже предвкушает те барыши, которые потекли бы в их карманы при победе царской армии. К тому же реакционеры очень хорошо понимают, что если что еще может отсрочить падение монархии Романовых и задержать новую революцию в России, так это только победоносная для царя внешняя война.

Широкие слои городской «средней» буржуазии, буржуазной интеллигенции, лиц свободных профессий и т. д. - по крайней мере, в начале войны - тоже заражены были шовинизмом. Партия российской либеральной буржуазии - кадеты - целиком и безоговорочно поддержала царское правительство. В области иностранной политики кадеты уже давно являются правительственной партией. Панславизм, при посредстве которого царская дипломатия не раз уже совершала свои грандиозные политические надувательства, стал официальной идеологией кадетов. Русский либерализм выродился в национал-либерализм. Он состязается в «патриотизме» с черной сотней, всегда с охотой вотирует за милитаризм, маринизм и т. п. В лагере русского либерализма наблюдается приблизительно то же явление, что в 70-х годах в Германии, когда «свободомыслящий» либерализм разложился и выделил из себя национал-либеральную партию. Русская либеральная буржуазия окончательно стала на путь контрреволюции. Точка зрения РСДРП в этом вопросе целиком подтвердилась. Разбит жизнью тот взгляд наших оппортунистов, будто русский либерализм является еще движущей силой революции в России.

Среди крестьянства правящей клике при помощи буржуазной печати, духовенства и т. д. тоже удалось вызвать шовинистское настроение. Но, по мере возвращения солдат с поля бойни, настроение в деревне, несомненно, будет меняться не в пользу царской монархии. Буржуазно-демократические партии, соприкасающиеся с крестьянством, не устояли против шовинистской волны. Партия трудовиков отказалась в Государственной думе вотировать военные кредиты. Но устами своего вождя Керенского она огласила «патриотическую» декларацию, пришедшуюся чрезвычайно на руку монархии. Вся легальная печать «народников» в общем потянулась за либералами. Даже левое крыло буржуазной демократии - так называемая партия социалистов-революционеров, аффильированная к Международному социалистическому бюро - поплыла по этому же течению. Представитель этой партии в МСБ г-н Рубанович выступает открытым социал-шовинистом. Половина делегатов этой партии на Лондонской конференции социалистов «согласия» голосовала за шовинистскую резолюцию (при воздержании другой половины). В нелегальной печати социалистов-революционеров (газета «Новости» ²²⁵ и проч.) преобладают шовинисты. Революционеры «из буржуазной среды», т. е. буржуазные революционеры, не связанные с рабочим классом, потерпели жесточайший крах в этой войне. Печальная судьба Кропоткина, Бурцева, Рубановича чрезвычайно знаменательна.

 

РАБОЧИЙ КЛАСС И ВОЙНА

Единственным классом в России, которому не удалось привить заразы шовинизма, является пролетариат. Отдельные эксцессы в начале войны коснулись лишь самых темных слоев рабочих. Участие рабочих в московских безобразиях против немцев сильно преувеличено.

Читать далее...

Самым распространенным обманом народа буржуазией в данной войне является прикрытие ее грабительских целей «национально-освободительной» идеологией. Англичане сулят свободу Бельгии, немцы - Польше и т. д. На деле, как мы видели, это есть война угнетателей большинства наций мира за укрепление и расширение такого угнетения.

Социалисты не могут достигнуть своей великой цели, не борясь против всякого угнетения наций. Поэтому они безусловно должны требовать, чтобы с.-д. партии угнетающих стран (так называемых «великих» держав особенно) признавали и отстаивали право угнетенных наций на самоопределение, и именно в политическом смысле слова, т. е. право на политическое отделение. Социалист великодержавной или владеющей колониями нации, не отстаивающий этого права, есть шовинист.

Читать далее...

§33. ПРЕДСТАВЛЕНИЯ И ИХ ХАРАКТЕРНЫЕ ОСОБЕННОСТИ

Одним из основных проявлений памяти является воспроизведение образов.

Представлениями называются образы предметов или явлений, которых мы в данный момент не воспринимаем.

В отличие от восприятия, вызываемого непосредственным действием предмета на анализаторы, представления возникают благодаря оживлению ранее образованных временных связей; они могут вызываться по механизму ассоциации. Например, при звуках мелодии в сознании может возникнуть образ (представление) человека, с которым мы вместе слушали эту мелодию.

С помощью сигналов второй сигнальной системы (словесные обозначения, описания) мы можем вызывать самые различные образы.

Сами же представления и первоисточник их — ощущения — относятся к первой сигнальной системе.

Представления разделяются на виды, соответствующие видам ощущений. Наряду со зрительными представлениями, играющими главную роль в психической жизни большинства людей, бывают слуховые (попробуйте представить себе какой-нибудь знакомый мотив, звук скрипки, голос какого-нибудь человека, лай собаки), обонятельные (попробуйте представить себе запах сена, керосина, дыма), осязательные (представьте себе прикосновение к мрамору, к бархату; представьте, что вы держите в руке трепещущую птицу) и т. д.

Представления характеризуются прежде всего наглядностью, т. е. прямым сходством с соответствующими предметами. Иметь зрительное представление предмета — это значит внутренне, или мысленно, «видеть» его; иметь слуховое представление какого-либо звука — значит мысленно «слышать» его. Недаром в музыкальной практике способность представлять звучание музыки называется «внутренним слухом».

Наглядностью представление отличается от других форм знания о предмете. Я могу, например, знать, что такой-то дом двухэтажный, каменный, отделён от улицы решёткой и т. д., и всё же не иметь представления этого дома, т. е. мысленно не «видеть» образа его. Я могу помнить, что у такого-то человека голос низкий и хриплый, и всё же не представлять себе этого голоса, т. е. внутренне его не «слышать». Это не значит, однако, что представления ничем не отличаются от восприятий.

Психологический анализ показывает следующие важнейшие отличия представлений от восприятий:

• 1. Представления обычно бывают значительно бледнее восприятий.

Попробуйте представить себе лицо кого-либо из хорошо знакомых людей, и вы согласитесь, что этот мысленный образ по яркости и живости не может сравниться с тем образом, который вы имеете в восприятии, т. е. когда вы действительно смотрите на этого человека.

Читать далее...

§28. ОБЩЕЕ ПОНЯТИЕ О ПАМЯТИ

Образовавшиеся в коре головного мозга временные (условные) связи могут сохраняться многими годами и десятилетиями.

В тех случаях, когда возникшие связи время от времени подкрепляются, возобновляются, они могут быть действительными на протяжении всей жизни.

Возможность сохранения и последующего оживления временных связей представляет собой необходимую основу психической деятельности. Память проявляется в узнавании и воспроизведении.

Узнавание — это то проявление памяти, которое обычно связано с восприятием. Воспроизведение же может происходить и вне процесса восприятия.

Я закрываю глаза и воспроизвожу вид своей комнаты, улицы, на которой я живу, или какого-нибудь знакомого лица. Я могу сказать наизусть стихотворение. Пианист может сыграть наизусть знакомую ему пьесу. Я могу кратко рассказать содержание предшествующей главы этого учебника. Всё это разные случаи воспроизведения, т. е. восстановления, обнаружения ранее образованных временных связей.

Необходимым условием узнавания и воспроизведения является запоминание и последующее сохранение того, что я воспринял, думал, чувствовал или делал.

Запоминание, сохранение, воспроизведение и узнавание — это основные процессы памяти. Запоминание является условием или предпосылкой сохранения в памяти, а воспроизведение и узнавание — результатом или обнаружением того, что данный объект сохранился в памяти.

Итак, памятью называется отражение прошлого опыта, заключающееся в запоминании, сохранении и последующем воспроизведении или узнавании того, что мы раньше воспринимали, переживали или делали.

Читать далее...

§21. ОБЩЕЕ ПОНЯТИЕ О ВНИМАНИИ

Вниманием называется направленность сознания на определённый объект.

Объектом внимания может быть любой предмет или явление внешнего мира, наши собственные действия, наши представления и мысли.

Я читаю книгу и целиком занят содержанием рассказа; я слышу разговоры, происходящие в комнате, но не обращаю на них внимания. Но вот кто-то из присутствующих начал рассказывать что-то интересное, и я замечаю, что мои глаза машинально бегают по строчкам книги, а внимание моё перешло к разговору.

И сначала и потом я одновременно и слышал разговор и читал книгу. Но организация моей психической деятельности была в обоих случаях совершенно различной. Сначала моё сознание было направлено на понимание читаемого; содержание книги находилось в центре, а содержание разговора на периферии, на краю сознания. Потом сознание направилось на слушание разговора; разговор стал в центре сознания, а чтение книги оказалось на краю его. Моё внимание, говорим мы, переместилось с чтения книги на слушание разговора.

В результате направленности сознания на определённый предмет он сознаётся ясно и отчётливо, тогда как все другие раздражители, действующие в то же время, переживаются более или менее смутно и неотчётливо. В то время, когда моё внимание было занято книгой, я с полной ясностью воспринимал её содержание, разговор же слышал смутно, как говорят, «краем уха». Если бы меня внезапно спросили, о чём идёт разговор, я, вероятно, сумел бы воспроизвести только мало связанные друг с другом обрывки фраз. Но дело тотчас же изменилось, как только моё внимание перешло с книги на разговор. Теперь содержание разговора я воспринимаю с полной ясностью, а из книги до меня доходят только смутные клочки мыслей, хотя глаза и продолжают читать.

В явлениях внимания обнаруживается избирательный характер сознания: если человек обращает внимание на одни объекты, то он тем самым отвлекается от других.

Внимание нельзя назвать особым психическим процессом в том же смысле, как мы называем особыми процессами восприятие, мышление, воспоминание и т. д.

Читать далее...