X армия занимала центр Западного фронта. Ее штаб находился в местечке Молодечно. О том, как было встречено здесь известие о восстании в Петрограде, рассказывают в «Правде» от 4 ноября 1917 года делегаты 107-го Троицкого полка.

«Веств о перевороте, — пишут они, — пришла 26 октября. Встречена она была с восторгом, криками «ура». Состоялось собрание всего полка, который вынес резолюцию за полную поддержку новой власти... 27-го была получена другая телеграмма о взятии Петрограда Керенским с призывом не верить Военно-революционному комитету и об аресте большевиков. Этой телеграмме никто не поверил».

Несколькими днями раньше в 107-м Троицком полку была принята резолюция о передаче всей власти в руки Советов. С этой резолюцией делегаты 107-го полка объездили несколько полков своей дивизии: 105, 106 и 108-й. Всюду солдаты единогласно присоединились к резолюции 107-го полка. Даже в ударном батальоне подавляющее большинство солдат присоединилось к резолюции, и лишь небольшая кучка протестовала, требуя ареста делегатов.

Резолюция была доставлена в комитет 27-й дивизии с тем, чтобы делегат от дивизии доставил ее на II Всероссийский съезд Советов. Дивизионный комитет сначала отказывался принять эту резолюцию. Когда же делегаты пригрозили, что они сами доставят ее на съезд, комитет принял, но на съезд ее не доставил, а положил под сукно.

Так было накануне Октябрьского переворота не только в 27-й дивизии, но и в других частях X армии. Разрыв между сол­датской массой и соглашательскими войсковыми комитетами стал к этому времени совершившимся фактом.

Армейский комитет X армии, получив первые известия о восстании в Петрограде, совместно с правительственным комиссаром обратился к армии с воззванием, пророча гибель революции. 28 октября в Молодечно состоялось армейское совещание представителей полковых, дивизионных и корпусных комитетов, вернее, представителей соглашательских, по преимуществу, верхушек этих комитетов. Но и при таком положении около 50 человек высказались на совещании за большевиков. Эсеры и меньшевики насчитывали на своей стороне около 100 человек. Небольшая группа представителей заняла «нейтральную» пози­цию, воздерживаясь при всех голосованиях.

После Северного фронта крупнейшее значение для успеш­ного завершения пролетарской революции имел Западный фронт. Он лежал ближе других фронтов к Москве и — после Северного фронта — к Петрограду. В тылу Западного фронта находился центр генеральской контрреволюции — Ставка верховного главнокомандующего.

Окопы Западного фронта тянулись от Двинска до Пинска. Штаб фронта находился в Минске. Так же как и на Северном фронте, здесь стояли три армии: III, X и II.

II армия занимала крайний левый фланг Западного фронта— Пинские болота. Штаб армии находился в Слуцке, но наиболее жизненным центром ее являлся Несвиж, расположенный ближе к окопам. В Несвиже находился и армейский комитет.

26 октября фракция большевиков армейского комитета по­лучила известия о восстании в Петрограде. Большевики немедленно предъявили комитету требование о признании новой власти. Комитет, состоявший на две трети из соглашателей, отклонил это требование. Тогда большевики вышли из его состава. Многие из них разъехались по фронту поднимать на борьбу за советскую власть солдат-окопников. А большевики, оставшиеся в Несвиже вместе с товарищами, прибывшими из Минска, раз­вернули работу военно-революционного комитета.

Еще до начала октябрьских событий, в противовес казакам 2-й Уральской казачьей дивизии, стоявшим в Несвиже, большевики вызвали туда 32-й Сибирский полк. 26 октября сибирцы подошли к Несвижу. В частях II армии большевики — члены армейского комитета — боролись за немедленные перевыборы дивизионных и корпусных комитетов, за выборы делегатов на армейский съезд, который должен был собраться 1 ноября, за контроль над штабами и телеграфом и за захват корпусных газет

Полковые комитеты в большинстве полков были уже большевистскими. Исключение представляли лишь некоторые полки IX и III сибирских корпусов: в первом сильны были украинские националисты, во втором — эсеры. Захват власти в полках совершился очень быстро. Командный состав оказался настолько изолированным, что не мог оказать никакого сопротивления.

О настроении большинства частей II армии можно судить по резолюции, принятой 27 октября на объединенном заседании полкового, ротных и командных комитетов 18-го гренадерского Карсского полка.

По Северному фронту весть о революции в Петрограде распространилась, как огонь по сухой соломе.

Утром 25 октября в редакцию газеты «Латышский стрелок» зашёл солдат-телеграфист. Озираясь, он спросил редактора. Тот отозвался. Солдат отвел редактора в сторону и секретно передал ему телеграмму. Она поступила из Петрограда окольным путем через Ревель и Юрьев. Оказалось, что соглашательский армейский комитет XII армии — Искосол — установил дежурства своих членов на телеграфе и не пропускал телеграмм, идущих в адрес революционных организаций. Телеграфист снял копию с задержанной телеграммы и принес ее в редакцию большевистской газеты с предложением «довести до сведения масс».

Телеграмма гласила:

«Враги народа ночью перешли в наступление... Замыш­ляется предательский удар против Петроградского Совета. Газеты «Рабочий путь» и «Солдат» закрыты».

Дальше в телеграмме давались указания не допускать отправки в Петроград воинских частей на поддержку контрреволюции.

Вскоре затем стало известно, что Временное правительство пало и вместо него образуется новая власть.

В состав Северного фронта входили три армии: XII, I и V Из них наибольшее значение имела XII армия, расположенная в непосредственной близости к столице.

Узнав о восстании в Петрограде, возникший нелегально военно-революционный комитет XII армии тотчас же выступил открыто. Он находился в городе Вендене, в непосредственной близости к окопам.

Утром 26 октября военно-революпионный комитет оповестил части армии и население Вендена о своем образовании. В выпущенном им воззвании говорилось, что по примеру красного Петро­града в районе XII армии возник военно-революционный комитет, задачей которого было объедпнигь все революционные силы XII армии.

В состав военно-революционного комитета вошли представи­тели Центрального Комитета большевиков, революционной со­циал-демократии Латвии, военной организации большевиков XII армии. Исполнительного комитета латышских стрелков, Исполнительного комитета Совета солдатских депутатов XII армии, а также Советов солпатских, рабочих и безземельных депутатов Вендена, Вольмара и Юрьева.

«Нужно, чтобы ни один солдат XII армии не был направлен в Петроград на позорное «усмирение»,— говорилось в воззвании.

Опираясь на военную организацию большевиков и Искольстрел — Исполнительный комитет Советов депутатов латыш­ских стрелков, — военно-революционный комитет объявил себя органом власти XII армии.

В почь на 26 октября главнокомандующий Западного фронта генерал Балуев запросил Ставку, как быть с поступающими телеграммами об аресте Временного правительства:

«Я прошу дать указания Ставки — и немедленно, так как телеграммы Военно-револю­ционного комитета скрыть от войск не могу».

Наутро генерал Духонин сообщил Балуеву, какие меры при­нимает Ставка:

«Так как начинают проникать телеграммы с разными рас­поряжениями большевиков, то мы  установили в Ставке, Могилеве и на станции дежурство членов комитета для задержки телеграмм».

Ставка пыталась скрыть от солдат известие о свержении Временного правительства. Расположенная в тылу Западного фронта, в захолустном губернском городке Могилеве, Ставка верховного главнокомандующего была средоточием монархических генералов и офицеров, составлявших её многолюдный штаб. На охране этого контрреволюционного гнезда стояли наиболее «бла­гонадежные» войсковые части, как, например, 1-й Ударный полк, батальон георгиевских кавалеров и др. При Ставке находились и многочисленные центральные учреждения военизированных буржуазных организаций — Земгора (союза земств и городов) и Военно-промышленного комитета.

Ставку возглавлял начальник штаба верховного главнокомандующего генерал Н.Н.Духонин. На деле он же был главковерхом, так как формально занимавший эту должность Керенский по сути дела был подставным лицом, «политической фигурой».

Духонин еще только начинал большую карьеру. В начале войны он командовал полком, затем был генерал-квартирмейстером штаба Юго-западного фронта и лишь в сентябре 1917 года получил назначение на должность начальника штаба верховного главнокомандующего. Духонин был монархистом. Учитывая сложившуюся обстановку; он, как говорит генерал Деникин, «скрепя сердце шел по пути с революционной демократией». Духонин надеялся с помощью соглашательских комитетов вос­становить в армии палочную дисциплину и продолжать войну до «победного конца». Но расчеты его не оправдались.

Ограниченный и недалекий, Духонин всецело руководствовался советами и указаниями такой крупной фигуры в стане контррево­люции, как генерал Алексеев — бывший начальник штаба верховного главнокомандующего при Николае II, а затем при Керенском.

«Алексеев настолько давил на личность Духонина, — го­ворит генерал М.Д.Бонч-Бруевич, — что Духонин, прежде чем дать какое-либо распоряжение, всегда по прямому про­воду разговаривал с Алексеевым».

Военно-революционный комитет поручил Смидовичу и Смир­нову ведение переговоров. На свой страх и риск делегаты пошли еще на ряд уступок по сравнению с теми, что утром были предложены «комитету общественной безопасности». В договор был включен новый пункт — 5-й, который гласил:

«По подписании соглашения все пленные обеих сторон не­медленно освобождаются».

Ухудшены были формулировки второго и третьего пунктов, в пункте втором добавлено о сохранении в юнкерских училищах оружия, нужного для обучения, а пунктом третьим представители командного состава белогвардейцев вводились в комиссию по разрешению способа разоружения юнкеров. Вот договор в его окончательном виде:

«2 ноября сего года в 5 часов вечера.

1. Комитет общественной безопасности прекращает своё существование.

2. Белая гвардия возвращает оружие и расформировы­вается. Офицеры остаются при присвоенном их званию оружии. В юнкерских училищах сохраняется лишь то оружие, которое необходимо для обучения. Всё остальное оружие юнкерами возвращается. Военно-революционный коми­тет гарантирует всем свободу и неприкосновенность личности.

3. Для разрешения вопроса о способах осуществления разоружения, о коем говорится в пункте втором, организуется комиссия из представителей Военно-революционного комитета, представителей командного состава и представителей организаций, принимавших участие в посредничестве.

4. С момента подписи мирного договора обе стороны немедленно дают приказ о прекращении всякой стрельбы и всяких военных действий, с принятием решительных мер к неуклонному исполнению этого приказа на местах.

5. По подписании соглашения все пленные обеих сторон немедленно освобождаются».

Когда Смидович и Смирнов ознакомили Военно-революционный комитет с окончательным текстом договора, на заседании уже присутствовало большинство членов Партийного центра и те члены Военно-революционного комитета, которых не было на утреннем заседании. Договор вызвал резкие возражения со стороны целого ряда товарищей. Прения длились очень долго. И если договор всё же был утверждён, то только потому, что он содержал в себе главное: признание советской власти в Москве и поражение белогвардейцев.

В 9 часов вечера 2 ноября Воегно-революционный комитет издал следующий приказ.

С утра 1 ноября боевые действия во всех районах Москвы развивались блестяще. Этот день стал днём решающей победы советских войск.

Прежде всего была взята телефонная станция в Милютинском переулке. Высокое, похожее на крепость здание, с редкими окнами, хорошо было приспособлено к обороне. Белые перегородили улицу баррикадой, забили вход в станцию дровами, железными воротами. Из пулемётов и винтовок юнкера открывали такой частый огонь, что подойти к станции не было возможности. Снабжённые достаточным запасом продовольствия и патронов юнкера могли выдержать многодневную осаду. Внутри станции сотрудники продолжали работать, поддерживая связь с центром.

Усиевич, осаждавший станцию, послал в штаб за артилле­рией. На рассвете 1 ноября красногвардейцы установили бомбомёт на церковной колокольне и начали обстрел верхних этажей станции. Первая бомба упала па крышу, вторая — через окно влетела в комнату. Посыпались стекла. Обрушилась шту­катурка. Многие юнкера получили ушибы, были раненые. Юнкера вывесили белый платок. Усиевич предъявил им требование безусловной сдачи, гарантируя личную безопасность.

Через 10 минут юнкера и офицеры стали выходить и складывать оружие.

В 5 часов утра 1 ноября штаб Военно-революционного комитета отправил три отряда по 50 человек на Театральную площадь: один — в Малый театр, второй — в Большой театр и третий — в гостиницу «Централь» на Петровке.

У Большого театра было установлено трёхдюймовое орудие для обстрела городской думы.

Стоявший в Охотном ряду отряд в 5 часов утра, получив под­крепление, занял гостиницу «Континенталь». Это дало возможность установить второе орудие в проезде Большого театра. Из него начали обстрел гостиницы «Метрополь».

Красные части появились уже почти под стенами Кремля. На противоположной стороне Москва-реки отряды Замоскворечья всё время держали под огнём своих пулемётов и винтовок зубцы Кремлёвских стен.

Юнкера за толстыми степами Кремля были в безопасности.

Большую роль в штабе Замоскворечья играл П.К.Штерн­берг, крупный, европейски известный учёный, профессор астрономии Московского университета. Штернберг примкнул к большевикам в 1905 году.

Получив назначение в военно-революционпый комитет Замоскворечья, Штернберг горячо принялся за работу. Необычайно мягкий, отзывчивый, он тяжело переживал страдания раненых.

Боевые действия в 12 часов ночи на 31 октября открылись артиллерийской канонадой.

Два орудия Хамовнического района пытались, — правда, вначале неудачно, — обстреливать штаб округа на Пречистенке.

Три пушки в Пресненском районе начали обстрел Александровского военного училища, Поварской и Никитских ворот.

После сдачи Алексеевского военного училища орудия «Мастяжарта» стали действовать на других участках. Две 42-линейпые гаубицы были поставлены у Андроньевского монастыря с заданием обстрелять Кремль. Но по просьбе Рогожского района их отправили к Крутицким казармам для обстрела 6-й школы прапорщиков — георгиевских кавалеров. Стрелять им там не пришлось. Около сотни юнкеров, увидев артиллерию, сдалось в 3 часа 30 минут 31 октября.

Те же два орудия были установлены на Швивой горке.

Отсюда шел обстрел Малого Николаевского дворца и Спас­ских ворот в Кремле.

Грохот орудий и рвавшихся снарядов и прибытие подкреп­ления из провинции влили в красногвардейские и солдатские массы новую энергию.

Никитские ворота громила артиллерия со Страстной площади. Отряд, взявший градоначальство, повел наступление по Тверскому бульвару. Задача: захватить дом Гагарина в конце бульвара. Прикрытий не было. Сквозь голые деревья бульвара видно, как мечутся и разбегаются юнкера после каждого выстрела из пушки.

Красногвардейцы попросили артиллеристов прекратить стрельбу. Стало тихо. Стрекотал только юнкерский пулемет. Вдруг красный отряд поднялся и бросился вперед. Юнкера уси­лили огонь. Ряды наступавших поредели, но остальные с кри­ками «ура» мчались дальше. Казалось, штурмует не сотня, а тысячи. Юнкера не выдержали атаки. Дом был занят. Часть юнкеров попала в плен. Другие отступили и закрепились в домах на Большой Никитской. Занятый дом юнкера осыпали градом пуль. К окнам нельзя было подступить. Много красногвардейцев оказалось ранеными, а под руками нехватало перевязочных средств. Спустились вниз. Около дома лежало с десяток убитых и раненых. Сидела группа солдат. Одни курили, другие ели шоколад, захваченный у юнкеров, и слушали игру на гармошке.

Обещая помощь Москве, генерал Духонин не учёл одного: в ряде важнейших пунктов по пути следования войск власть уже перешла в руки большевиков. Так, к 28 октября в руках рабочих были: Вязьма, Коломна, Шуя; Казань, Царицын, Минск, Новгород, Торопец, Речица, Витебск, Ржев, Подольск, Брянск, Егорьевск и Рязань.

Керенский отменил распоряжение об отправке драгун из Калуги в Москву. Он приказал отправить этот полк пассажирским поездом в Петроград. То же произошло и с вызванными в Москву из Калуги броневиками.

Вместо драгун из Калуги в Москву отправились две сотни кубанских казаков. Но в тридцати верстах от Вязьмы местный Совет разобрал железнодорожный путь. Казачьи офицеры попытались продвинуться в Москву кружным путём, но в Туле были задержаны.

Направленная с Юго-западного фронта через Гомель, Оршу и Вязьму кавалерийская бригада в Орше встретила неожиданное препятствие: двинутый было в Петроград 623-й пехотный полк занял своими эшелонами станцию и заявил, что ни одной части ни в Петроград, ни в Москву не пропустит.

Попытки Духонина вызвать казаков с Дона тоже потерпели крах. Атаман Каледин ответил, что для посылки казаков в Мо­скву

«требуется наличие чрезвычайной необходимости для оправдания в глазах казаков»

Не помогли клеветнические попытки представителей «коми­тета общественной безопасности» убедить фронтовых солдат, будто «большевики организовали в Москве погром», будто «в Москве пьяные банды жгут все и режут ни в чем неповинных людей».

Бдительность революционных рабочих и солдат не допустили в Москву вызванных контрреволюцией подкреплений, и «коми­тет общественной безопасности» не получил извне вооруженной помощй. Но помощь всё же шла. К 30 октября должны были прибыть войска с Юго-западного фронта. С часу на час ожидали падения Петрограда, где началось юнкерское восстание. Нужно было выиграть хотя бы один-два дня. В этом «комитету общественной безопасности» помог Викжель.

29 октября Викжель через своё московское бюро предъявил Военно-революционному комитету и «комитету общественной безопасности» ультиматум:

«Немедленно остановить гражданскую войну и сплотиться для образования однородного революционно-социалисти­ческого правительства»

Он угрожал всеобщей железнодорожной забастовкой с 12 часов ночи на 30 октября,

«если к тому времени боевые действия Петрограда и Москвы не будут прекращены».

Московский военно-революционный комитет вновь пошел на переговоры. В 12 часов ночи 29 октября было объявлено пе­ремирие.

Расстрел безоружных солдат в Кремле вызвал глубочайшее возмущение народа.

«Не до работы теперь! 28-го дружно, как один человек, ос­тавим фабрики и заводы и по первому призыву Военно-революционного комитета сделаем всё, что он укажет».

Так гласило воззвание Военно-революционного комитета, Центрального бюро профсоюзов, Московского комитета большевиков, московской организации социал-демократии Польши и Литвы. Они горячо призывали показать

«нашим врагам, что против них подавляющее большинство московского населения».

Пролетариат дружно откликнулся на этот призыв: все московские фабрики и заводы остановились. Рабочие ночных смен прямо от станков спешили в заводской комитет.

— Оружия! — требовали массы.

Дневная смена, не заходя в цеха, отправлялась в военно-революционный комитет. Толпы рабочих осаждали районные Советы.

— К оружию! взывали массы.

Безоружные красногвардейцы строились в десятки и бегом направлялись в районные военно-революционные комитеты. Они терпеливо простаивали в строю, ожидая оружия. Шли все: мужчины и женщины, большевики и беспартийные. Большевик рабочий военно-артиллерийского завода, узнав о начале боевых действий, позвонил на завод:

— Снимите с работы всех большевиков и направьте в распоря­жение революционного комитета.

Члены большевистской ячейки, около 300 человек, построились во дворе завода и стройными рядами двинулись в указанные пункты. Уход красногвардейцев-большевиков вызвал тревогу среди 2 тысяч рабочих, занятых в ночной смене. Они потребовали созвать собрание. Им коротко рассказали о положении дел. Рабочие без долгих разговоров решили идти на баррикады. Работницы тут же записывались в санитарки. Энтузиазм был так велик, что даже меныпевики-рабочие, позабыв о «нейтралитете», вступали в Красную гвардию.

Глубокой ночью в военно-революционный комитет Городского района приехали рабочие какой-то фабрики из уезда. Суровые, с пылающими факелами в руках, некоторые с винтовками, рабочие привлекали всеобщее внимание.

— Кто? Откуда? Зачем? — засыпают их вопросами рабочие и солдаты. — Услышали, что у вас жарко, и пришли помочь... С нами и работницы!

Большинство приехавших — беспартийные.

Рябцев тщательно подготовился к наступлению. Москва и весь округ были объявлены на военном положении. Всем гарнизонам округа было приказано подготовить части и по первому требова­нию Рябцева выслать в Москву.

Всем командирам полков гарнизона Москвы Рябцев по телефону приказал немедленно сформировать отряды и направлять их в Александровское военное училище в распоряжение полков­ника Кравчука, помощника командующего войсками округа. Туда же были вызваны студенческие дружины и офицеры.

Отряд юнкеров был послан на Ходынку. Ему было дано задание напасть на 1-ю артиллерийскую бригаду и захватить пушки. Если не удастся — испортить их. Во главе отряда шли артилле­рийские офицеры; сбежавшие накануне из бригады.

Поздно ночью 27 октября юнкера, разоружив солдатскую раз­ведку, ворвались во двор 2-го дивизиона. Часть юнкеров стала сни­мать замки с орудий. Другая группа бросилась в конюшню за лошадьми. Убили дежурного, тяжело ранили дневального. Сол­даты заметили юнкеров и открыли огонь. Заслышав выстрелы, из всех казарм и бараков, одеваясь на ходу, с винтовками в руках, выскочили артиллеристы. Юнкера, отстреливаясь, бежали. Они увезли с собой два орудия без снарядов. Несколько пушек успели попортить. Налёт белых вызвал среди артиллеристов негодование. Они требовали; чтобы их отправили в город для борьбы с юнкера­ми. Военно-революционный комитет бригады приказал немедленно готовить заграждения.

К утру вокруг бригады появились наспех сделанные укрепления. Утром 28 октября 5-я батарея потянулась к Совету.

Пока юнкера пытались захватить артиллерию, другие белые отряды стали распространяться по радиусам от Кремля, стремясь захватить как можно больше пространства. Передовые отряды белых появились около Совета. Весь Арбат очутился в руках белых. На протяжении от Крымского моста до Смоленского рынка бродили их патрули. На углу Остоженки юнкера заняли огромный интендантский склад, снабжавший гарнизон продовольствием.