Получив согласие Предпарламента на расправу с большевиками, Керенский бросился в Зимний дворец отдавать распоряжения. Он торопил отправку подкреплений с фронта, по всем проводам запрашивал о застрявших эшелонах. Царскосельскому гарнизону было приказано выделить части для отправки в Петроград. Запрашивали коменданта стрелкового полка увечных воинов — когда прибудет полк, нельзя ли выслать хотя бы часть его.
В штаб Петроградского округа днём стали поступать сведения, что к Смольному стягиваются отряды Красной гвардии. Сообщили, что красногвардейцам раздают оружие. Главный начальник округа немедленно разослал по всем частям распоряжение:
«1. Приказываю всем частям и командам оставаться в занимаемых казармах впредь до получения приказов из штаба округа. Всякие самостоятельные выступления запрещаю. Все выступающие вопреки приказу с оружием на улицу будут преданы суду за вооруженный мятеж.
2. В случае каких-либо самовольных вооруженных выступлений или выходов отдельных частей или групп солдат на улицу помимо приказов, отданных штабом округа, приказываю офицерам оставаться в казармах. Все офицеры, выступившие помимо приказов своих начальников, будут преданы суду за вооруженный мятеж.
3. Категорически запрещаю исполнение войсками каких-либо «приказов», исходящих от различных организаций.
Главный начальник округа Генерального штаба полковник Полковников»1.
Не доверяя солдатам гарнизона, Полковников обращался к офицерам. Но в штабе знали, как мало офицеры являлись хозяевами в частях. Полковников понимал, что комиссары Военно-революционного комитета изолируют или прямо устраняют офицеров.
Вторым приказом Полковников требовал удалить из полков комиссаров Военно-революционного комитета, списки их сообщить в штаб и произвести расследование о всех незаконных действиях для предания виновных суду.
Военный комиссар Петроградского военного округа Малевский, назначенный эсеро-меньшевистским Центральным исполнительным комитетом, в свою очередь призвал полки гарнизона к подчинению штабу. Узнав о концентрации сил в Смольном, эсеро-меньшевистский комиссар вновь обратился с истерическим приказом ко всем комитетам:
«Вторично подтверждаю: во имя спасения страны и революции, для предотвращения резни в Петрограде, для предотвращения голода в Петрограде и на фронте, неизбежно последующего за гражданской войной, категорически требую исполнения всеми частями Петрограда и окрестностей приказов и распоряжений только от штаба Петроградского военного округа».
Угроза голода и гражданской войны — это были доводы, которыми эсеро-меньшевики запугивали и раньше рабочих и солдат.
Этих угроз оказалось недостаточно, и организаторы контрреволюции прибегли к средству, уже испытанному в период июльских дней 1917 года. Помощник главнокомандующего войск Петроградского военного округа капитан А.Козьмин, официальный представитель эсеров в штабе, разослал следующий приказ войскам гарнизона:
«ВО ВСЕ ВОИНСКИЕ ЧАСТИ ПЕТРОГРАДСКОГО ГАРНИЗОНА.
1. Отказ полков петроградского гарнизона исполнять приказания штаба округа осуждён демократией в лице её исполнительных органов — Центрального исполнительного комитета Совета рабочих и солдатских депутатов и Исполнительного комитета Совета крестьянских депутатов.
2. Решение исполнять только приказания Военно-революционного комитета Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, создав анархию, приведёт к гибели родины и революции. Это ставит Центральный исполнительный комитет, комиссара и штаб Петроградского военного округа в необходимость обратиться к фронту.
3. Офицеры и солдаты должны знать, что все тяжкие последствия прихода в Петроград новых войск и столкновений падут на головы тех, кто принудил власть и высший орган революционной демократии прибегнуть к этой мере.
24 октября 1917 года»1.
На самом деле к фронту обратились несколько дней тому назад, но сделали это тайно. Сейчас эсеро-меньшевики открыто одобрили планы контрреволюции, разрешив вызвать с фронта войска.
Чтобы изолировать штаб восстания, находившийся в центре города, от рабочих районов, готовых на героическую борьбу за власть Советов, Полковников приказал развести мосты — Николаевский, Троицкий и Литейный, кроме Дворцового: там решили поставить охрану.
Заблаговременно в трамвайные парки было сообщено о прекращении с 7 часов трамвайного сообщения с заречными частями города.
Приказ был отдан после 2 часов дня 24 октября. В управлении милиции он был получен в 2 часа 40 минут2. Юнкера и ударники поспешили к мостам, но опоздали: революционные части, посланные Военно-революционным комитетом, с утра уже заняли мосты. В других районах, куда Военно-революционный комитет не успел прислать отряды, меры были приняты самими полками или Красной гвардией. По опыту июльских дней рабочие знали, что правительство прежде всего постарается отделить центр от рабочих районов. Товарищ Еремеев, посланный Военно-революционным комитетом помешать разведению мостов, застал у Литейного моста команду сапёрного батальона. Другой конец моста заняли красногвардейцы и отряд Московского полка. У Троицкого моста на одной стороне стояла застава павловцев, а на другой — красногвардейцы, прогнавшие юнкеров.
Гренадерский и Сампсониевский мосты, связывавшие Петроградскую и Выборгскую стороны, были сведены революционными патрулями заводов «Русский Рено» и «Парвиайнен». Красногвардейцы завода Бенца вышли на захват моста с броневиком, отремонтированным у себя на заводе. Огромные ключи для разводки мостов забрали из сторожки и свалили в комнате комиссара гвардейского Гренадерского полка.
На Николаевском мосту юнкера застали небольшой отряд красногвардейцев. Юнкера вызвали из штаба отряд ударников и оттеснили красный отряд. Это была единственная победа юнкеров — притом недолговременная. Все остальные переправы через Неву находились в руках у восставших.
Боевая бдительность красногвардейцев и солдат гарнизона сорвала план штаба округа. Смольный сохранил полную связь с районами.
Одновременно с приказом о разведении мостов Полковников приказал усилить дежурные посты милиции. На улицах появились отряды юнкеров и ударников. Усиленная охрана была поставлена у арки Главного штаба, ведущей на Дворцовую площадь к Зимнему дворцу.
В городе нарастала тревога. Прекратили занятия низшие служащие в министерствах и банках. На Невском и на прилегающих к центру улицах закрылись многие магазины, на витрины опустили щиты.
Правительственные патрули на Невском стали останавливать автомобили, опрашивая сидевших в них пассажиров.
Впервые после июльских дней по центральным улицам — Невскому, Морской — стали разъезжать казачьи отряды. Городские милиционеры были также посажены на коней. К Зимнему дворцу стягивались последние верные Временному правительству части. Пришел женский батальон. Прискакали артиллеристы Михайловского артиллерийского училища с лёгкими орудиями.
Юнкера, занявшие телефонную станцию, выключили телефоны сети Смольного.
Часов около шести вечера 24 октября в штабе Петроградского округа узнали, что центральный орган большевиков—«Рабочий путь» — продолжает выходить и раздаётся солдатам. Новость вызвала крайнее раздражение в штабе: всего недавно — около 5 часов вечера — в штаб округа сообщили, что начальник милиции приказал затопить печи в комиссариате Рождественского района и сжечь конфискованные номера «Рабочего пути». Взбешенный Полковников послал вторично отряд юнкеров во главе с подполковником Г.В.Германовичем закрыть газету и арестовать редактора Сталина. Начальник штаба округа генерал Багратуни рекомендовал захватить броневик и человек 30 самокатчиков. Отряд уехал на 4 машинах. Германович взял с собой 1 самокатчика и 13 юнкеров.
У типографии, где печатался «Рабочий путь», юнкера застали вооружённых красногвардейцев и солдат. Подполковник заехал в рабочий клуб «Свободный разум» на Финляндском проспекте. Вызвав заведующего клубом, Германович потребовал выдачи редактора «Рабочего пути», который, по его сведениям, должен был находиться в клубе. О появлении отряда юнкеров сообщили в районный Совет. Член Совета потребовал у подполковника документы на право посещения клуба и ордер на арест редактора газеты «Рабочий путь». Подполковник отказался предъявить документы. Подоспели красногвардейцы и вместе с рабочими, посетителями клуба, окружили юнкеров и разоружили. Подполковника доставили в штаб Красной гвардии, а оттуда вместе с юнкерами отправили в Петропавловскую крепость1.
В типографию газеты «Рабочий и солдат» в 6 часов 30 минут явился инспектор милиции с 7 милиционерами. Инспектор наложил арест на газету и 3 печатавшихся воззвания Военно-революционного комитета. Милиционеры начали разбивать стереотипы. Но удалось им разбить только один. Рабочие вместе с появившимися двумя матросами прогнали представителей Временного правительства и отбили у них автомобиль, нагруженный конфискованными газетами. Часть милиционеров присоединилась к рабочим. Инспектор милиции поспешно удрал. Вскоре Военно-революционный комитет прислал охрану — два взвода солдат - преображенцев.
Вторичная попытка штаба округа закрыть большевистские газеты провалилась. За этой неудачей вскоре последовала и другая. В 9 часов вечера комиссар Военно-революционного комитета с отрядом матросов занял Петроградское телеграфное агентство. Директор агентства заявил, что подчиняется только Временному правительству. Комиссар спокойно отстранил директора и уселся за его письменный стол, потребовав на просмотр все телеграфные сообщения. Среди вороха разных телеграмм комиссару принесли и резолюцию Предпарламента, только что присланную из Мариинского дворца.
В Мариинском дворце в течение 4 часов после речи и отъезда Керенского шли заседания фракций. Депутаты ежеминутно звонили по телефону в Зимний и Смольный. Бегали из одной фракция в другую. Эсеры проваливали уже пятую резолюцию. Постепенно стало известно, что в президиум Предпарламента представлено несколько резолюций: одна — кооператоров и кадетов, вторая — эсеро-меньшевиков; казачья группа тоже собиралась предложить свой проект. Большинство Предпарламента как будто склонялось в пользу первой. Но вот стали поступать сведения о движении революционных отрядов. Настроение в Предпарламенте стало склоняться в сторону второй резолюции.
Керенского по телефону ставили в известность о ходе прений во фракциях. Сомневаясь, сумеют ли его товарищи по партии добиться нужной резолюции, он около 3 часов дня позвонил сенатору С.В.Иванову и предложил всем сенаторам — членам Совета республики — поехать на заседание Совета.
Только в 6 часов кончились долгие прения, и председательствующий А.В.Пешехонов открыл заседание Предпарламента. Он сообщил, что внесены две формулы перехода к очередным делам. Первая — от имени меньшевиков, меньшевиков-интернационалистов, «левых» эсеров и эсеров — гласила:
«Подготовляющееся в последние дни революционное выступление, имеющее целью захват власти, грозит вызвать гражданскую войну, создаёт благоприятные условия для погромного движения и мобилизации черносотенных контрреволюционных сил и неминуемо влечёт за собой срыв Учредительного собрания, новую военную катастрофу и гибель революции в обстановке паралича хозяйственной жизни и полного развала страны. Почва для успеха указанной агитации создана помимо объективных условий войны и разрухи промедлением проведения неотложных мер, и потому прежде всего необходимы немедленный декрет о передаче земель в ведение земельных комитетов и решительное выступление во внешней политике с предложением союзникам провозгласить условия мира и начать мирные переговоры. Для борьбы с активными проявлениями анархии и погромного движения необходимы немедленное принятие мер к их ликвидации и создание для этой цели в Петрограде комитета общественного спасения из представителей городского самоуправления и органов революционной демократии, действующего в контакте с Временным правительством»1.
Вторая формула, внесенная кооператорами и кадетами, гласила:
«Временный Совет Российской республики, выслушав сообщение министра-председателя, заявляет, что в борьбе с предательством родины и дела революции, прибегнувшим перед лицом врага накануне Учредительного собрания к организации открытого восстания в столице, Временный Совет окажет правительству полную поддержку и требует принять самые решительные меры для подавления мятежа и переходит к очередным делам»1.
К формуле кадетов и кооператоров присоединились казаки. П.Б.Струве от имени представителей московского «совещания общественных деятелей» поддержал ту же резолюцию. К этой же формуле примкнуло несколько правых эсеров и меньшевиков.
При голосовании первая формула получила 123 против 102, воздержалось 26. Среди воздержавшихся — народные социалисты и часть эсеров, в том числе Я.В.Чайковский и др.
Захватив доставшийся с таким трудом документ, председатель Предпарламента Авксентьев, лидер меньшевиков Дан и лидер эсеров Гоц кинулись в Зимний, где Керенский с правительством вырабатывали свои последние меры против большевизма. Беседа между вызванным с заседания Керенским и запыхавшимися лидерами продолжалась долго. Авксентьев официально сообщил Керенскому резолюцию Предпарламента. На Керенского резолюция произвела сильное впечатление. Он назвал резолюцию вызовом Временному правительству и в раздражении предложил сложить свои полномочия, а Предпарламенту заняться сформированием новой власти.
Ошеломлённый такой бурной реакцией, Авксентьев разъяснил, что резолюция отнюдь не является выражением недоверия Временному правительству.
— Наоборот, — объяснил Авксентьев, — лидеры всех фракций, голосовавших за эту резолюцию, подчёркивают, что остаются на прежней своей позиции, и выражают полную готовность поддерживать правительство. Включением в формулу вопросов о земле и мире фракции хотели лишь вырвать у большевиков тот козырь, которым они пользуются в борьбе с Временным правительством, утверждая, что Временному правительству чужды наиболее жизненные интересы народа.
— Почему же в таком случае в формуле нет обычного парламентского выражения о доверии правительству? — раздражённо спросил Керенский.
— Это объясняется неудачной редакцией формулы вследствие поспешности её составления, но это не есть умышленное умолчание, — заверил его Авксентьев2.
Такие же заявления сделали Керенскому Гоц — от имени эсеров и Дан — от меньшевиков.
«Мы приехали с вполне определённым и конкретным предложением Временному правительству, — писал об этом посещении Дан, — немедленно принять весьма существенные решения по вопросу о войне, земле и Учредительном собрании и немедленно оповестить об этих решениях население рассылкой телеграмм и расклейкой афиш. Мы настаивали, что это непременно должно быть сделано той же ночью, так, Чтобы утром уже каждый солдат и каждый рабочий знали о решениях Временного правительства... Принятие и выполнение правительством нашего предложения вызовет в настроении масс перелом, и в этом случае можно будет надеяться на быстрое падение влияния большевистской пропаганды»1.
Всё дело, таким образом, сводилось к прямому обману: пообещать решительные мероприятия и тем оторвать массы от революции.
Один из участников «либердановского блока» В.Б.Станкевич, бывший комиссар при верховном командовании, в своих воспоминаниях открыто признался, что «революционной» резолюцией спешили ещё раз обмануть много раз обманутые массы. Рассказывая об угрозе Керенского покинуть пост в случае, если резолюция не будет изменена, Станкевич сообщает:
«Решение Керенского их (соглашателей. — Ред.) страшно изумило, так как они считали резолюцию чисто теоретической и случайной и не думали, что она может повлечь практические шаги»3.
Депутаты Предпарламента покинули Зимний дворец около 11 часов вечера. После их ухода Керенский доложил Временному правительству о своём разговоре. Члены правительства признали, что об уходе с поста не может быть и речи, — сейчас необходимо самыми решительными мерами подавить мятеж.
По свидетельству Пальчинского, на заседании разгорелся «теоретический спор». Темой его был вопрос: кто губит революцию? Вдруг сообщили о захвате Петроградского телеграфного агентства и Главного телеграфа. Правительственный комиссар Роговский доложил о занятии Николаевского моста и о продвижении красногвардейских отрядов к Дворцовому. Восставшие настойчиво, неумолимо приближались к дворцу. На Петроградское телеграфное агентство, Главный телеграф и на Балтийский вокзал правительство приказало послать броневики и юнкеров.
Керенский, Пальчинский и несколько офицеров около полуночи бросились в штаб округа. Командующий войсками Полковников, все последние дни державшийся крайне заносчиво, внезапно обнаружил полную растерянность. Его приказания отменялись комиссарами Военно-революционного комитета. Полки один за другим переходили на сторону революции. Красная гвардия, которую серьезно не принимали в расчет, вдруг выросла на глазах у всех в огромную силу.
Полковников озирался на Зимний, ожидая директив от Керенского. Но Пальчинский разъяснил ему, что ожидания бесполезны.
«Кавардак», — записал Пальчинский, подводя итог своим впечатлениям о положении во дворце1.
Настроение штаба округа круто изменило намерения Керенского. О наступлении нечего было и думать.
«Нужно было, — писал об этом моменте Керенский, — сейчас же брать в свои руки командование, но только уже не для наступательных действий против восставших, а для защиты самого правительства до прихода свежих войск с фронта и до новой организации правительственных сил в самой столице»2.
Из Зимнего снова запросили генерала Духонина — начальника штаба верховного главнокомандующего. Обещанные Керенскому на 24 октября фронтовые части не подходили. Требовали ускорить присылку. Ставка успокаивала, обещая поторопиться.
Поздно ночью потребовали в Зимний юнкерские училища и школы прапорщиков, которые оставались пока в казармах. Керенский приказал вызвать все казачьи войска на Дворцовую площадь.
Однако скоро выяснилось, что, несмотря на приказ, многие военные училища не выступили. Так, например, Павловское военное училище заявило, что оно не может выступить, опасаясь действий Гренадерского полка. Керенский решил вызвать эсеровские военные организации, но их не оказалось.
В 12 часов ночи того же 24 октября растерянный Полковников сообщил в Ставку и главнокомандующему Северного фронта:
«Доношу, что положение в Петрограде угрожающее. Уличных выступлений, беспорядков нет, но идёт планомерный захват учреждений, вокзалов, аресты. Никакие приказы не выполняются. Юнкера сдают караул без сопротивления, казаки, несмотря на ряд приказаний, до сих пор из своих казарм не выступили. Сознавая всю ответственность перед страной, доношу, что Временное правительство подвергается опасности потерять полностью власть, причём нет никаких гарантий, что не будет сделано попытки к захвату Временного правительства»3.
В то самое время, когда по «блестяще» разработанному плану Полковникова предполагалось «победоносной атакой» захватить Смольный, тот же Полковников признавался, что Зимний дворец вот-вот сам попадёт в руки восставших.
Заседание Временного правительства окончилось в 2 часа ночи на 25 октября.
Перед окончанием заседания правительства позвонили из городской думы. Там шло экстренное заседание. Городской голова Г.И.Шрейдер, только что прибывший из Предпарламента, доложил о выступлении большевиков. Он заявил, что в особое присутствие по делам продовольствия (так назывался продовольственный отдел городской думы. — Ред.) явился комиссар Военно-революционного комитета. Такие же комиссары явились и в другие городские учреждения. Чтобы запугать гласных, Шрейдер от себя добавил, что назавтра готовятся обыски по всем квартирам.
В думе начались бурные прения. Особенно неистовствовали эсеры. Эсер Я.Т.Дедусенко при одобрении всего зала кричал, что надо выгнать вон всех комиссаров, если они появятся в городских учреждениях. Кадет В.Д.Набоков приветствовал речь Дедусенко. Поддержал эсеров и лидер кадетов П.Н.Милюков.
Все выступавшие в прениях всячески подчёркивали, что городская дума избрана на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования и является «единственной законной представительницей»1 власти. Эсеро-меньшевики решили сделать думу центром собирания сил против революции. В резолюции, принятой большинством 53 голосов против 16, населению Петрограда предлагалось сплотиться вокруг думы. В качестве исполнительного органа было решено, как это рекомендовалось эсеро-меньшевистской резолюцией Предпарламента, учредить «комитет общественной безопасности», куда войдут 20 представителей городской думы, 21 представитель общественных организаций, 17 от районных дум, по одному представителю от штаба округа и от прокуратуры. Такое же решение о создании «комитета общественной безопасности» было принято перед этим на заседании эсеро-меньшевистского Центрального исполнительного комитета.
Продолжение следует
ИСТОРИЯ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ в СССР. ТОМ ВТОРОЙ
| 
