Глава девятая.
Корниловщина
2. Буржуазия начинает гражданскую войну
Корнилов уехал в Ставку, которая с этого времени превратилась в центр всяких контрреволюционных замыслов и планов. Туда стекались со всех сторон представители старого режима, обещая генералам деньги и поддержку. К Корнилову потянулись антантовские представители, которые уже убедились, что своим участием в февральском дворцовом заговоре они не спасли русской армии. Теперь они надеялись участием в заговоре Корнилова сохранить русскую армию на фронте для продолжения войны.
Заговор Корнилова зрел и подготовлялся открыто. Чтобы отвлечь от него внимание, пустили слух о готовящемся восстании большевиков. Буржуазные и мелкобуржуазные газеты были полны намеков и «сведений» о большевистском заговоре. Кадетская «Речь» прямо называла день выступления — 27 августа — полугодовщину революции. Временное правительство во главе с Керенским, потворствуя корниловщине, всю тяжесть своих ударов направило на большевиков. Был разработан план провокации. Предполагалось, что в день полугодовщины революции произойдут демонстрации. Если их не будет, то атаман Дутов со своими казаками «продемонстрирует» восстание большевиков. Правительство прикажет ликвидировать это «большевистское» восстание. В Петроград войдут заранее подготовленные Корниловым войска, разгромят в первую голову партию большевиков, попутно — советы и все вообще революционно-демократические организации.
Корнилов имел наготове состав своего правительства. [334] Вот что рассказывал он впоследствии на допросе об окончательном составе предполагаемого правительства:
«26 августа по окончании съезда комиссаров фронта у меня в кабинете собрались Филоненко, В. С. Завойко и А. Ф. Аладьин... Был набросан проект «совета народной обороны» с участием верховного главнокомандующего в качестве председателя, А. Ф. Керенского — министра-заместителя, Б. Савинкова, генерала Алексеева, адмирала Колчака и М. Филоненко. Этот совет обороны должен был осуществить коллективную диктатуру, так как установление единоличной диктатуры было признано нежелательным. На посты других министров намечались: С. Г. Тахтамышев, Третьяков, Покровский, граф Игнатьев, Аладьин, Плеханов, Г. Е, Львов и Завойко»{446}.
Чтобы усыпить внимание рабочих и крестьян, заговорщики разработали два демагогических приказа. Один — о повышении заработной платы железнодорожникам и почтовикам, чтобы хотя временно добиться их нейтралитета, другой — о земле: землю обещали нарезать активным участникам войны с Германией. [335]
Готовясь к решительному шагу, корниловцы делали все, чтобы насытить Петроград своими людьми, главным образом офицерством. Было решено послать на Петроград специальный отряд войск для занятия его в нужный момент. Еще 13 августа в Могилев прибыл командир III конного корпуса генерал Крымов, тот самый, который принимал участие в «дворцовом заговоре» накануне Февральской революции. Корнилов поручил Крымову руководство экспедицией против революционной столицы. Крымову предлагалось по получении первых сведений о выступлении «большевиков» немедленно занять Петроград, ввести осадное положение, разоружить части гарнизона, разогнать советы, арестовать их членов, разоружить Кронштадт и т. д.
Девятнадцатого августа угроза, о которой говорил Корнилов на Государственном совещании, была осуществлена. Рига была сдана немцам, и подступы к Петрограду были открыты. Корниловская Ставка винила, конечно, во всем солдат. Но город сдали генералы. Это неоспоримо подтверждается телеграммой румынского посла Диаманди главе своего правительства Братиану. Сообщая о разговоре с Корниловым, посол телеграфировал:
«Генерал прибавил, что войска оставили Ригу по его приказанию и отступили потому, что он предпочитал потерю территории потере армии. Генерал Корнилов рассчитывает также на впечатление, которое взятие Риги произведет в общественном мнении в целях немедленного восстановления дисциплины в русской армии»{447}.
И, действительно, падение Риги дало Корнилову возможность снова решительно поставить перед Временным правительством вопрос о выполнении давно намеченной программы. В частности, генерал потребовал подчинить ему в оперативном отношении Петроградский округ. Временное правительство пошло навстречу этим требованиям с тем лишь ограничением, что Петроград и его окрестности будут выделены из ведения Ставки и подчинены непосредственно военному министру, — на этом особенно настаивал Керенский. 24 августа в Ставку приехал Савинков и сообщил Корнилову, что Временное правительство приняло «записку» генерала. Савинков подтвердил необходимость переброски III конного корпуса к Петрограду в связи с «возможными» осложнениями. III конный корпус, куда входила и «дикая дивизия», двинулся к столице.
События надвигались, принимая грозный для революции характер.
25 августа из Ставки была дана телеграмма в Новочеркасск атаману Каледину о переброске через Москву в Финляндию конной [336] казачьей дивизии, а I Кавказскому конному корпусу, находившемуся в Финляндии, было приказано двигаться на Петроград.
С фронта спешно вызвали в Ставку около трех тысяч офицеров под предлогом ознакомления с новыми образцами минометов и бомбометов. Просили прислать надежных, по возможности кадровых офицеров. Прибывшим объявили, что дело не в обучении — в Петрограде ожидается выступление большевиков, Корнилов с согласия Керенского направил в столицу казачьи части и, возможно, Корнилову придется временно провозгласить себя диктатором. Всем офицерам пообещали прикомандировать к ним по б — 10 юнкеров, выдали суточные деньги и отправили в Петроград «для водворения порядка». 27 августа частям III корпуса генерала Крымова было отдано распоряжение в случае порчи железнодорожных путей двигаться на Петроград походным порядком.
Революционная столица была зажата в кольцо. Все, казалось, было предусмотрено. В Ставке надеялись на быстрый успех. Полагали, что никто не выступит на защиту Временного правительства.
«Никто Керенского защищать не будет. Это только прогулка, все подготовлено»{448},
писал впоследствии генерал Краснов о настроениях Ставки в дни корниловщины.
Временное правительство было в курсе всех приготовлений верховного главнокомандующего. Керенский быстро удовлетворял все требования Корнилова, облегчая ему подготовку. Свидетель событий генерал Алексеев подтверждал это обстоятельство в письме к Милюкову:
«Выступление Корнилова не было тайной от членов правительства. Вопрос этот обсуждался Савинковым, Филоненко и через них — с Керенским»{449}.
Но размах движения испугал корниловского соучастника. Керенский понял, что выступление Корнилова взорвет массы, что армия и крестьянство поднимутся против контрреволюции. Керенский и эсеро-меньшевики почувствовали, что революционная волна смоет заодно с Корниловым и всех соглашателей. Вот почему, получив известие о выступлении Корнилова, Керенский круто изменил фронт и решил принять меры против «мятежника». Политический расчет предателей эсеро-меньшевиков был ясен; показать, что Корнилов идет на Петроград против их воли, уверить рабочих, что меньшевики и эсеры «защищают» революцию, выдать себя за революционеров и тем поправить свою репутацию. [387]
Были у Керенского и чисто личные мотивы. Он знал, что «страна ищет имя», и считал свое собственное «имя» вполне подходящим. Он давно уже с подозрением смотрел на выдвижение Корнилова, пытался даже сместить его, но буржуазные организации воспротивились этому. Английский посол хорошо изобразил соперничество обоих кандидатов в диктаторы, записав 21 августа в своем дневнике:
«Керенский же, у которого за последнее время несколько вскружилась голова и которого в насмешку прозвали «маленьким Наполеоном», старался изо всех сил усвоить себе свою новую роль, принимая некоторые позы, излюбленные Наполеоном, заставив стоять возле себя в течение всего совещания двух своих адъютантов. Керенский и Корнилов, мне кажется, не очень любят друг друга, но наша главная гарантия заключается в том, что ни один из них по крайней мере в настоящее время не может обойтись без другого. Керенский не может - рассчитывать на восстановление военной мощи без Корнилова, который представляет собой единственного человека, способного взять в свои руки армию. В то же время Корнилов не может обойтись без Керенского, который несмотря на свою убывающую популярность представляет собой человека, который с наилучшим успехом может говорить с массами и заставить их согласиться с энергичными мерами, которые должны быть проведены в тылу, если армии придется проделать четвертую зимнюю кампанию»{450}.
Сам Корнилов был того же мнения, что на время придется считаться с Керенским. Недаром генерал включил Керенского в состав нового правительства. Политические советники Корнилова — Завойко, Савинков, Филоненко — уверяли Корнилова в возможности совместного выступления с Керенским.
Керенский слышал о подготовке заговора в Ставке, но деталей знать не мог. 22 августа к нему явился бывший член правительства В. Н. Львов и рассказал, что «некоторые общественные группы» рекомендуют реорганизовать кабинет министров. На вопрос Керенского, кого Львов имеет в виду, тот намекнул на Ставку.
Керенский понял, что с помощью Львова он сумеет узнать подробности заговора, и решил воспользоваться этим посредничеством. 24 августа Львов явился к Корнилову, дал ему понять, что он прибыл по предложению министра-председателя и что Керенский желает знать мнение генерала о положении страны. Корнилов просил зайти посредника 25 августа. Утром следующего [338] дня главнокомандующий передал Львову следующие требования:
1) объявление на военном положении Петрограда;
2) отставка всех министров, не исключая и министра-председателя, и передача временного управления министерствами товарищам министров впредь до образования кабинета верховным главнокомандующим.
В 7 часов вечера 26 августа Львов был принят в Зимнем дворце Керенским. Тот не поверил рассказу Львова и заставил его изложить требования Корнилова письменно. Затем Керенский вызвал к прямому проводу в 8 часов 30 минут вечера Корнилова, пригласив и Львова присутствовать при разговоре. Львов опоздал, и Керенский решил говорить с Корниловым не только за себя, но и за отсутствующего Львова.
«Керенский. Здравствуйте, генерал. У аппарата Владимир Николаевич Львов и Керенский. Просим подтвердить, что Керенский может действовать согласно сведениям, переданным Владимиром Николаевичем.
Корнилов. Здравствуйте, Александр Федорович. Здравствуйте, Владимир Николаевич. Вновь подтверждая тот очерк положения, в котором мне представляются страна и армия, очерк, сделанный мною Владимиру Николаевичу, вновь заявляю, что события последних дней и вновь намечающиеся повелительно требуют вполне определенного решения в самый короткий срок.
Керенский (за Львова), Я, Владимир Николаевич, вас спрашиваю: то определенное решение нужно исполнить, о котором вы просили меня известить Александра Федоровича только совершенно лично; без этого подтверждения лично от вас Александр Федорович колеблется вполне доверить.
Корнилов. Да, подтверждаю, что я просил вас передать Александру Федоровичу мою настоятельную просьбу приехать в Могилев.
Керенский. Я, Александр Федорович, понимаю ваш ответ как подтверждение слов, переданных мне Владимиром Николаевичем. Сегодня это сделать и выехать нельзя, надеюсь выехать завтра. Нужен ли Савинков?
Корнилов. Настоятельно прошу, чтобы Борис Викторович приехал вместе с вами. Сказанное мною Владимиру Николаевичу в одинаковой степени относится и к Борису Викторовичу. Очень прошу не откладывать вашего выезда позже завтрашнего дня. Прошу верить, что только сознание ответственности [339] момента заставляет меня так настойчиво просить вас.
Керенский. Приезжать ли только в случае выступлений, о которых идут слухи, или во всяком случае?
Корнилов. Во всяком случае.
Керенский. До свидания, скоро увидимся.
Корнилов. До свидания»{451}.
По окончании переговоров Керенский встретил на лестнице Львова и пригласил его к себе. В соседнем кабинете был спрятан помощник главного начальника милиции Балавинский. Керенский заставил Львова повторить свой доклад в присутствии невидимого свидетеля. Получив таким провокационным способом подтверждение предложений Корнилова, Керенский неожиданно объявил Львова арестованным, а сам побежал на заседание Временного правительства. Министр-председатель сообщил о поведении Львова, показал все ленты переговоров и потребовал для себя чрезвычайных полномочий в борьбе с корниловским мятежом. Выступление Керенского для министров-кадетов оказалось громом с ясного неба. Все знали о заговоре. Все ждали и готовили выступление, вдруг глава правительства выходит из игры. [340]
Кадеты бросились улаживать конфликт «без огласки и соблазна». Милюков доказывал Керенскому, что реальная сила на стороне Корнилова, который действует патриотично и должен быть поддержан всеми «живыми силами страны». Милюков и генерал Алексеев в беседах с министром-председателем прилагали все усилия, чтобы устранить «недоразумения» и добиться соглашения между Керенским и Корниловым. Министры-кадеты Кокошкин, Юренев, Ольденбург и Карташев снова подали в отставку, облегчая тем самым Корнилову выполнение его плана.
В передовице от 29 августа кадетская «Речь», пытаясь объяснить все простым недоразумением, явно становилась на сторону Корнилова. 30 августа «Речь» вышла с белой полосой. Заготовленную передовицу, в которой кадеты откровенно солидаризировались с Корниловым, пришлось в последнюю минуту, когда выяснилась безнадежность корниловского выступления, выкинуть. Однако текст передовицы сохранился в архиве. Кадеты в этой статье спрашивали: [341]
«Что ответить на обвинение, квалифицирующее происходящие события как заговор против революции, цель которого — избавление от засилия демократии? Генерал Корнилов — не реакционер, его цели не имеют ничего общего с целями контрреволюции, это явствует из его определенного заявления, простотой своей как нельзя лучше характеризующего бесхитростный ум и сердце солдата. Генерал Корнилов ищет путей довести Россию до победы над врагом и к выражению народной воли в будущем устройстве Учредительного собрания. Нам тем легче присоединиться к этой формулировке национальных целей, что мы говорили в тех же самых выражениях задолго до генерала Корнилова... Мы не боимся сказать, что генерал Корнилов преследовал те же цели, какие мы считаем необходимыми для спасения родины»{452}.
Передовая «Речи» полностью оправдывает характеристику кадетов, данную им Лениным: «корниловцы».
Помирить обоих кандидатов в диктаторы пытались также и союзные дипломаты: английский посол Бьюкенен был в курсе заговора и поддерживал Корнилова. С ведома Бьюкенена английские броневики шли на Петроград вместе с III корпусом. «Все мои симпатии были на стороне Корнилова»{453}, признавался англичанин в своих мемуарах. Английская пресса тщательно старалась скрыть участие в корниловщине отечественных броневиков. Официальная газета «Тайме» 3 октября 1917 года возмущенно писала, что история с броневиками — выдумки и злонамеренная клевета. По настоянию английского посла Временное правительство даже привлекло к судебной ответственности «за клевету» рздактора московской большевистской газеты «Социал-демократ». Сейчас в наших руках имеется документ, полностью подтверждающий связь англичан и корниловцев. Это срочная телеграмма виднейшего корниловца генерала Романовского от 28 августа:
«Генерал-квартирмейстеру 7. Прикажите немедленно командиру броневого дивизиона британского отправить все боевые машины, включая фиаты, со всеми офицерами и экипажем в Бровары комлейту Соамсу. Туда же направьте машины, находящиеся фольварке Дубровка. 6429»{454}.
Впоследствии империалисты вынуждены были открыто признать свое участие в корниловщине. Американские офицеры в спорах с англичанами выболтали то, что последние хотели всячески скрыть. Недаром говорят, что когда два вора дерутся, истина выплывает наружу. Американский полковник Робинс [342] опубликовал свой разговор с английским генералом Ноксом. Этот разговор состоялся в Петрограде вскоре после провала корниловского выступления. Робинc сообщает:
«Он (генерал Нокс. - Ред.) продолжал: «Вам бы следовало быть с Корниловым» — и покраснел, вспомнив, что мне известно, что английские офицеры, одетые в русскую военную форму, в английских танках следовали за наступавшим Корниловым и едва не открыли огонь по корниловским частям, когда те отказались наступать дальше Пскова»{455}.
В дни корниловского выступления генерал Нокс как представитель английского штаба при Временном правительстве делал все, что мог, для успеха военного переворота. И если корниловщина потерпела крушение, то в этом меньше всего виноват английский генерал.
Керенский, поддержанный Всероссийским центральным исполнительным комитетом советов, пытался организовать оборону Петрограда. Однако единственные люди, которые могли дать настоящий отпор выступлению Корнилова, — это были большевики.
Продолжение следует
Читать полностью
История гражданской войны в СССР
http://militera.lib.ru/h/hcw/09.html
|